Шляпа Годрика Гриффиндора

Сложив руки в замок, Гермиона задумчиво разглядывала склонившиеся над пергаментом макушки учеников. Они писали самостоятельную работу по истории магглов в средние века, ерзали, пытались подглядеть текст у соседа, часто косились на небо сквозь высокие окна, и вообще, всячески выражали тоску и уныние. Приходилось признать: Гермиона не обладала мягким обаянием профессора Люпина или отработанным профессионализмом профессора МакГонаггал. Не было у неё и вдохновленной влюбленности в свой предмет, как у профессора Снейпа, к примеру. И сейчас, спустя много лет, Гермиона отчетливо помнила вступительную речь Северуса на их с Гарри и Роном первом уроке по зельеварению: “Я не думаю, что вы в состоянии оценить красоту медленно кипящего котла, источающего тончайшие запахи, или мягкую силу жидкостей, которые пробираются по венам человека, околдовывая его разум, порабощая его чувства… могу научить вас, как разлить по флаконам известность, как сварить триумф, как заткнуть пробкой смерть...” В те времена, когда ненависть к Гарри Поттеру и его друзьям не затмевала Снейпу разум, он был отличным педагогом. Порою, глядя на то, как Снейп кружит между своими драгоценными котлами, в которых что-то булькало, скворчало или шипело, вспоминая пресловутый учебник Принца-полукровки, исписанный не только новыми рецептами, но и заклинаниями, Гермиона понимала, что она – всего лишь заучка Грейнджер, не более. Превзойти Северуса или хотя бы стать равной ему было невозможно. Он еще в школьные годы оказался способен созидать, сочинять рецепты и заклятия, а не просто повторять уже существующие. Пытливый ум одинокого бедного мальчика в залатанной мантии легко преодолевал каноны, отметая лишние ингредиенты и добавляя новые. Он не ограничивался прописными правилами, он сам создавал себе правила – тихо, незаметно, упрямо. Оставалось признать – у желчного, саркастического, злобного Снейпа фантазии было куда больше, чем у Гермионы. Это было обидно. Гермиона же на своих уроках все время боролась с собственным синдромом всезнайки. Она столько всего знала о предмете разговора, и так много хотела поведать своим ученикам, что едва не тянула руку вперед, чтобы успеть ответить на собственные вопросы. Иногда она начинала отчаянно тараторить, чтобы успеть до звонка рассказать как можно больше, и останавливалась, заметив, что глаза учеников стекленеют. Не терпела она и чужих глупых ошибок, и каждый раз, когда недалекий хафлплаффовец путал монахов и монархов, впадала в раздражение и едва сдерживала себя, чтобы не сказать что-нибудь язвительное из репертуара Северуса Снейпа. Преподавание трансфигурации получалось у Гермионы куда лучше, но МакГонагал доверяла ей немного часов и только на первых курсах, а в том, чтобы наблюдать за тем, как одиннадцатилетки отчаянно пытаются превратить спички в иголки, было мало радости. Вот и получалось, что Гермионе куда больше нравилось получать знания, чем передавать их детям. А из Гарри Поттера наверняка получился бы отличный преподаватель: с его-то задором, и ответственностью за всех и каждого, и пониманием того, как это непросто, когда не получается, и искренней верой в то, что надо пробовать и пробовать, пока не получится. Но из него уже получился отличный аврор. Гермиона ходила по классу и заглядывала в пергаменты второкурсников, поправляла учебники на их столах, убирала волшебной палочкой пятна чернил с детских пальцев, и снова спрашивала себя о том, что она делает в Хогвартсе. В коридоре её нагнал смущенный Невилл. – Мы хотели вчера тебя навестить, но Снейп перед отправкой в Лондон так глазами сверкнул... Ну ты понимаешь. Гермиона остановилась. – Невилл Лонгботтом, тебе этим летом исполнилось 20 лет! Ты взрослый мужчина, ты победил Нагайну, ты преподаватель Хогвартса. До каких пор ты будешь так бояться Северуса Снейпа, собственного коллегу? При её словах глаза Невилла округлились, он заметно заволновался. – В конце концов, – заключила Гермиона, – вспомни, как он выглядел в шляпке бабушки с грифом на тулье! – Что же вы не перечислили красную сумочку и зеленое платье миссис Лонгботтом, – прошипел знакомый голос у Гермионы за спиной. От неожиданности она подскочила на месте. Сконфуженный Невилл трусливо смылся, оставив подругу лицом к лицу с разъяренным слизеринцем. – Проявляете пресловутое гриффиндорское благородство, мисс Грейнджер? – спросил Снейп, бледнея от ярости. Гермиона готова была прикусить собственный язык. И в самом деле, желая приободрить приятеля, она походя прошлась по незаживающим язвам обостренного самолюбия Снейпа. Болезненная мнительность, паническая боязнь публичного унижения, злопамятность и самоедство – все эти расчудесные качества профессора она всколыхнула на поверхность одним неловко брошенным предложением. Если уж он двадцать лет не мог простить мародерам выставленные на всеобщее обозрение подштанники, то боггарта Невилла в нарядах его бабки, над которым потешался весь Гриффиндор, а вслед за ним и весь Хогвартс, Снейп явно помнил слишком хорошо. Пока она пыталась что-то сказать, Снейп развернулся на каблуках и унесся прочь. Гермиона вздохнула ему вслед: она опять не узнала, чем закончилось слушание по делу о нарушении пункта 16. А теперь, видимо, ей удастся узнать это не скоро. – Смерть – полнейшая чушь, которую выдумали магглы, полнейшая чушь, – похороны Филча почему-то очень рассердили Ксенофилиуса Лавгуда, и он никак не мог успокоиться. Проводить замкового смотрителя приехало неожиданно много волшебников. Фред и Джордж Уизли, проведшие немало часов в борьбе с Филчем, были расстроены совершенно искренне. Рон почему-то слушал отца Луны очень внимательно, едва ли не открыв рот, и, наверное, это было оттого, что он до сих пор любил сказки. Они возвращались в школу, следуя мимо Черного озера. Джинни и Гарри планировали помолвку и по такому случаю разругались в пух и прах, и теперь не разговаривали друг с другом, чем ставили окружающих в неловкое положение. – Но ведь волшебники тоже умирают, – сказал Рон. – Мрут, как мухи, – подтвердил мистер Лавгуд невозмутимо, – но только так-себе волшебники. Настоящие маги просто идут дальше. Вот что вы думаете, Дамблдор взял да и помер, как дурак? Ставлю свою последнюю роговицу черепахи-скорохода, что он сейчас разрабатывает какой-нибудь очередной план. Но только не здесь, не здесь. – А где же? – спросила Гермиона, невольно увлекшись беседой. Гарри сделал большие глаза, что означало «ну вот, теперь Лавгуд еще час рассуждать будет». – А где угодно, – развел руками Ксенофилиус, – моя дорогая жена ждет меня в одном месте, родители Гарри ушли в другое, Дамблдор дискутирует с Гриндевальдом в третьем. Возможно, он исполнит свою мечту детства – встретится с Годриком. Представить себе маленького Дамблдора, который делился мечтами с Ксенофилиусом о том, как умрет и повидается с Гриффиндором, Гермиона себе не смогла. – Это неправда, – звонко крикнул Гарри, – иногда и сильные волшебники умирают насовсем! – Ох, мой мальчик, – вздохнула Молли Уизли, перехватывая малыша Тедди Люпина за лямки его штанишек, пока он не забрался в озеро. – Некоторые волшебники, – сказал Лавгуд, – просто не хотят никуда идти. – И что же, каждый выбирает свой путь по себе? – спросила Гермиона, стараясь не смотреть на злое лицо Гарри. Кажется, он все еще сердился на Сириуса за то, что тот не остался с ним в качестве домашнего привидения. – Я уже сказал вам, что думаю, – впал в раздражение Лавгуд: – смерть – это маггловские выдумки! Ему уже наскучил этот разговор: Флер Уизли подбрасывала крошку Мари-Виктуар в воздух, и чудаковатый волшебник засмотрелся на них. Залюбовавшись дамами Уизли, Ксенофилиус споткнулся о толстый корень дерева и едва не упал. Луна, не отвлекаясь от тихой беседы с Джинни, привычно подхватила отца за руку. – Хогвартс стал уже не тем, – еще больше рассердился Лавгуд. – Скажи мне, детка, у этого мальчишки Прайса нос целиком? Не покусанный? Рон и Гарри вытаращились на отца Луны с удивлением. – Нос как нос, – ответил Гарри, сдерживая неуместный смех. – Надо же! А я был готов поспорить на свою последнюю роговицу черепахи-скорохода, что Кодекс Четырех Магов прикусил сопляка за нос! – Кодекс Четырех Магов? – спросила Гермиона. Рон захихикал: – Неужели в этом мире есть такая книга, которую Гермиона Грейнджер не только не выучила наизусть, но о которой знать ничего не знает? – Кодекс Непреложных Правил для директоров Хогвартса, – сказал Лавгуд. – Его составили еще основатели школы. Прощаясь, Молли Уизли грустно обняла Гермиону. – Не знаю, не знаю, – пробормотала она, бросив неодобрительный взгляд на Луну, которая трепала за холку фестрала, запряженного в карету. Гости покидали школу. Миссис Уизли ничего не знала о том, что целый год их семья оплакивала Фреда, и выбор Джорджа до сих пор ставил её в некоторый тупик. – Я хочу сказать, что она, конечно, добрая девочка, но её отец... – и Молли снова покачала головой. Гермиона понимала, что она все еще печалится из-за того, что Рон встречается с Лавандой Браун, и по–прежнему относится к ней, Гермионе, с нежностью: все-таки та выросла на её глазах. Гермиона только вздохнула и задержалась в уютных объятиях Молли чуть дольше, чем нужно. Конечно, она не тосковала в детстве по семейному теплу так, как Гарри, но её всегда восхищала сплоченность этих рыжеволосых Уизли, и ей нравилось ощущать себя частью этого. После того, как кареты уехали, Гарри и Гермиона переглянулись и, не сговариваясь, пошли от школы прочь, в сторону Запретного Леса. – Помнишь, как мы боялись этого места, когда были маленькими, – заметил Гарри со смешком. – И правильно делали. Здесь можно встретить... – Да ладно тебе. Возле хижины Хагрида на грядках росли огромные тыквы, напоминая о том, что скоро Хэллоуин. Судя по всему, лесника-второкурсника дома не было, и Гарри с Гермионой миновали его домик. Совсем скоро листва над их головами сомкнулась, а небо вдруг потемнело, невероятно быстро набухая темными тучами. – Гарри, – сказала Гермиона, но он её не слушал. – Фордик! – воскликнул он восторженно, и она тоже увидела старый автомобиль “Форд-Англия”, изрядно одичавший за годы скитаний по лесу. Машина выехала из-за кустов и остановилась перед друзьями, залихватски подмигнула выбитой фарой и приветливо распахнула свои двери. Ни секунды не колеблясь, Гарри забрался на заднее сиденье и оглянулся на Гермиону. – Прокатимся? Гермиона тряхнула волосами, отгоняя собственное занудство, и тоже села на старенькое сиденье. Форд захлопнул двери и неторопливо двинулся куда-то в чащу леса. Сразу и сильно хлынул мощный осенний ливень, заработали дворники, дождь гулко стучал по облупившейся крыше машины, и стало вдруг так уютно, как у очага Гриффиндорской гостиной. – Рассказывай, – коротко велел Гарри аврорским голосом. Гермиона послушалась, стараясь лишний раз не упоминать зельевара, но это было сложно сделать, потому что все происходящее в Хогвартсе очень остро его касалось. Она рассказала о том, как он сбежал в конце учебного года, о том, как Винсент Прайс объявил Шляпу новым учителем по защите от темных искусств, о том, как преподаватели превращались в ледяные статуи, а магия эльфов исчезала. Упомянула о нападениях на Снейпа, о том, что скоро Прайсу надоело сопровождать Шляпу на занятия, и это начал делать Филч, о Дике Тобиасе и таинственной фее, которая подарила мальчику драконье яйцо. – Ну не отправлять же мне в Азкабан Шляпу, – с досадой сказал Гарри, выслушав её. – Даже дементоры засмеют меня. – И не напоминай, – ответила Гермиона, поморщившись. – Зачем Министерство магии приняло их на работу снова, после того как они дважды предали нас? Не успеешь оглянуться, как пожиратели снова будут разгуливать на свободе. – Без дементоров их в Азкабане не удержишь, – покачал головой Гарри. – И еще этот Кодекс Четырех магов! Дамблдор не мог умереть, не оставив его Винсенту! Хорошо, Снейп принимал пост в военном режиме, но Винсент! Дамблдор пророчил его на смену Северусу, он сделал все необходимые распоряжения, даже министру магии озвучил свой наказ с того света! Он просто не мог забыть про Кодекс. И, значит, тут два варианта: либо Прайс не понял намеков и не нашел Кодекс, либо Дамблдор намеренно не передал ему книгу. Но зачем? И связано ли это со Шляпой? – Скорее всего, первый вариант, – быстро сказал верный Гарри. Гермиона задумчиво посмотрела на друга, но решила не озвучивать свои сомнения и сменила тему разговора. – Почему вы поругались с Джинни? – Она... она не хочет, чтобы мы жили на площади Гриммо, 12. Говорит, что ей от Блэковского наследия дурно становится, – запальчиво воскликнул Гарри. Очень осторожно, памятуя о взрывном характере Поттера, Гермиона произнесла: – Возможно... Нет, Гарри, не сердись, но возможно она права? – Но Сириус!.. – Сириус терпеть не мог этот дом. Это была его тюрьма, Гарри. Тюрьма, из которой он сбежал в юности, и в которую против своей воли вынужден был вернуться после Азкабана. – Все равно, – упрямо сказал Гарри, – это мой единственный дом. Гермиона нашла его руку, и он сжал её. – Послушай, – спросила она, вдруг заволновавшись, – ты знаешь, как прошло слушанье по пункту 16? – Снейп разнес их к чертовой матери, – ответил Гарри и широко улыбнулся. – Как? – спросила Гермиона, и её сердце пропустило сразу несколько ударов. – Шипел и брызгал ядом, как водится. Нашел чету волшебников, которые умерли четыреста лет назад. Муж из Гриффиндора, жена из Слизерина. Они жили в глухой маггловской деревеньке, не поддерживая связь с волшебниками – тоже опасались пункта 16. Не оставили после себя ни потомства, ни каких-либо записей в семейных архивах волшебников. Зато оставили кое-что другое… А именно: пять законов элементарной трансфигурации Гампа, которыми ты нам с Роном все уши прожужжала. Труд всей жизни. Спорим, ты не знала, что Фредерик Гамп был женат на слизеринке? Страшный секрет! Поэтому его биография и окутана всеми этими тайнами… Понятия не имею, как Снейп смог про это узнать. Он обвинил Совет попечителей в косности и необразованности, а также заявил им, что лучше бы приглядывали за новым директором, чем совали свои длинные носы куда не следует. Напоследок припечатал их несколькими научными работами, доказывающими, что нет такого понятия, как “магическое равновесие мира” и посоветовал заняться самообразованием. Видела бы ты их лица! – Боже, – прошептала Гермиона. – А тут Мэри Тобиас возьми и ляпни, что вы со Снейпом сами необразованные, поскольку слыхом не слыхали про пункт 16, пока в него носом не уперлись. Мол, это все из-за того, что ты из маггловской семьи, а Снейп полукровка. Вот волшебники из чистокровных семей никогда бы такого не допустили... – Ужас, – выдохнула Гермиона, начиная жалеть эту бесстрашную женщину, напомнившую Снейпу о его происхождении. И тут её осенило: – Мэри Тобиас? – Новая глава Совета попечителей. Малфой–то уже тю-тю! – беззаботно ответил Гарри. – Ага, – сказала Гермиона ехидно, – а в это время мальчик по имени Дик Тобиас гоняет по школе дракона-невидимку, превращая преподавателей в памятники самим себе. – Ну да, – засмеялся Гарри. – Это ей Снейп и ввернул – мол, мы-то, ладно, нам с семьями с детства не повезло, а ваш чистокровный отпрыск день и ночь сокрушается о безвременной гибели Волдеморта! У, что тут началось! Гермиона тоже засмеялась, ощущая невыразимое облегчение от того, что одной проблемой стало меньше. Интересно, Снейп все еще дуется на неё за напоминание о боггарте Невилла? В это время “Форд-Англия”, которому, судя по всему, надоело катать их туда-сюда, подкатил почти прямо к крыльцу школы и с намеком распахнул свои двери. Все еще смеясь и держась друг за друга, чтобы не поскользнуться на мокрых плитах, Гарри и Гермиона выскочили под дождь и побежали к школе. На ступенях с мрачным видом стоял Снейп, руки его были скрещены на груди, а глаза метали молнии. Не говоря ни слова, он повернулся и влетел в школу, захлопнув дверь перед самым носом гриффиндорцев. – Гарри, – сказала Гермиона непривычно высоким голосом. – Скажешь, когда пора будет засветить ему в лоб заклинанием Слагулус Эрукто, – ответил Гарри необычайно серьезно. Гермиона вспомнила, как Рона выворачивало слизнями, и поспешила вслед за Снейпом, пока Гарри, действительно, не решился на что-то такое.