***
Леви экспедиции никогда не радовали. Но если раньше он относился к ним как к неизбежным неприятным обязанностям, то в этот раз настроение было невероятно паршивым. Ситуация с Элли крутилась в его голове как безумный волчок. Она не давала ему покоя, заставляла думать о себе вновь и вновь. Но что бы он себе не надумывал, все разбивалось о жестокую реальность. Он — солдат. Она — гражданская, чей покой он охраняет. Даже если бы он захотел, их пути изначально не имели точек соприкосновения. Мягкая и гибкая Элли сломалась бы под гнетом обстоятельств, в которых пришлось бы оказаться, стань она его… его… Леви раздраженно выдохнул, не сумев даже подумать об этом слове. Все зашло слишком далеко. Рациональность требовала остановиться и прервать все прямо сейчас. На построении перед воротами города было довольно шумно. Причиной тому являлась одна чокнутая ученая. — Жду не дождусь увидеть моих гигантских любимчиков! — где-то сбоку радостно взвыла Ханджи. — Как же я соскучила-а-ась! Леви фыркнул. — А уж они-то как тебе будут рады. Особенно переваривая в своих бездонных желудках. Ханджи внезапно замолчала, но ее молчание длилось недолго. Она уставилась на капитана внимательным взглядом и словно просканировала его с головы до пят. — Ты, конечно, всегда мрачный, но в последнее время как-то чересчур. Неужто пыли наглотался? Или… А! Тебя отшили? Глаза Леви описали параболу и закатились. Четырехглазая угрожала нарваться на откровенную грубость. — Избавь меня от тупых догадок. Капитан излучал раздражение всем своим видом, но ученую это в принципе никогда не останавливало. Она вторгалась в его личное пространство похлеще самой назойливой мухи. — Ого, да я попала в точку! — Ханджи довольно потерла руки. — Поссорились? Или ты не понравился ее родителям? Не удивлюсь, если все сразу! Ты тот еще овощ. Похуже горькой редьки, я бы сказала, хотя горькая редька не такая… Ну все, нарвалась. Этот хаос в его голове и снаружи его доконал. — Ханджи! — гаркнул Леви, стремясь вывалить на нее добрую порцию негатива. И он бы сделал это, не задень его взгляд толпу провожающих и не заметь знакомые каштановые волосы, стянутые в небрежный пучок. Аккерман осекся моментально. Его дыхание сперло. Он надеялся, что обознался, но девушка повернулась лицом к отрядам, и его взору открылось то лицо, которое он не желал видеть в толпе зевак. Никогда. Элли. Какое-то тупое ноющее чувство появилось в районе груди. Леви смотрел на Ричардсон, не отводя взгляд. Она была беспокойна, все время приподнималась на носочки и вытягивала шею, стремясь рассмотреть что-либо из-за спин горожан. Весь ее вид говорил о том, что Элли кого-то искала. И ответ был на ладони. Она искала его. Леви хотелось сорваться с лошади, схватить ее за запястье и увести с этой идиотской процессии. Ему не хотелось видеть боль в ее глазах, не хотелось чувствовать себя еще хуже, чем было сейчас. Не хотелось, чтобы она провожала его и делала вид, что все хорошо, или, что еще хуже, разразилась слезами. Элли слишком сильно к нему привязалась. Леви боялся сделать ей больно. Она этого не заслуживала. Решение пришло в его голову моментально. Аккерман решил, что проедет чуть вглубь отряда — туда, где Элли его не сможет увидеть. Он просто скроется с первой линии и не будет смотреть в ее сторону. Если она его не заметит, то ей же будет проще. К его неудаче Зоэ нарушила все его планы. Она заметила его ступор и проследила за траекторией взгляда. И в какой-то момент Ханджи увидела Элли. — Это что, она? Черт возьми, да она реальна! — воскликнула ученая, подпрыгивая на лошади. — И чего ты так скрытничал? Я-то уж подумала, что ты все выдумал. А в следующее мгновение эта безумная женщина сделала то, чего Леви уж никак не ожидал. Ханджи заорала. Заорала так, что он и пара солдат прочувствовали боль в ушных перепонках. — Эй, мы здесь! Приве-ет! — ее руки взмыли над головой и начали так остервенело размахивать в стороны, что близстоящие лошади испуганно отшатнулись. — Мы здесь! Леви здесь! Посмотри сюда-а-а! — Ты что делаешь?! — кулак Аккермана врезался в плечо ученой, и та ойкнула. Эта идиотка привлекла так много неподходящего внимания, что Леви захотелось сбросить ее с лошади. Может быть, оказавшись на земле эта чокнутая наконец-то поймет, что делала не так? Выходка Ханджи не осталась незамеченной. Элли перестала его искать, потому что наконец-то нашла. Их взгляды пересеклись. Ее лицо озарило облегчение. Она выглядела такой хрупкой: на некогда обеспокоенном лице проступила нежная улыбка, за которой скрылась печаль. Выбившиеся из прически пряди упали на лицо, но Ричардсон не обратила на них внимания. Леви внезапно захотелось заправить их за ухо, но сейчас их обоих разделяла настоящая пропасть. Атмосфера какой-то горечи невидимым полотном окутала обоих. Леви радовало то, что Ричардсон находилась в безопасности. Не радовала лишь безумная ученая, что выкидывала придурошные выкрутасы за его спиной. На этот раз ей хватило малого, чтобы, наконец-то, замолчать. Вот только время к этому моменту выскользнуло из пальцев, как вода. Процессия двинулась, отряды стали выходить за Стены. Последнее, что Леви увидел, обернувшись — неловкое махание рукой. Элли с ним попрощалась.***
Костер мерно потрескивал. Жар от огня приятно обдавал кожу, прогоняя холод, что подкрадывался со спины, и дарил долгожданный отдых. Бешеный ритм дня медленно рассеивался в атмосфере таинства ночи. Разведчики, которые собрались у костра, переговаривались вполголоса. Леви не следил за полетом их мыслей. Перед его глазами стояла Элли. Ее образ почему-то не выходил из его головы. Было так странно понимать, что она где-то там далеко, за Стенами, наверняка сидит в своей лавке и пьет чай. И ждет его. Осознавать, что его кто-то ждет, было странно. Леви слышал переговоры разведчиков, которые заводили семьи, но всегда считал, что они совершали ошибку. Стоило ли оно того? Быть краткосрочно счастливым и стать причиной боли родных? Вряд ли. По крайней мере Леви не считал себя настолько значимой фигурой, чтобы стать для кого-то причиной для скорби. И уж в том числе для Элли. Первый день экспедиции прошел относительно спокойно. Отряды отделались ранеными, погибших не было. Это зарядило всех позитивным настроем, который Леви не то, чтобы не разделял, просто не мог поддерживать. И хотя Эрвин лично посоветовал ему немного отдохнуть, это казалось невозможным. — Эй, привет! — прозвучал голос Ханджи, которая, к его несчастью, уселась рядом. — Как оно? Из груди Леви вырвался раздраженный вздох. Опять она начинает. — Чего тебе надо? Зоэ смутилась. — Да ничего. Что ты такой сердитый-то? — Ты правда хочешь узнать почему? — Леви бросил на нее раздраженный взгляд, который в полутьме выглядел еще устрашающе. Ханджи буквально сглотнула, а после неловко засмеялась. — Да ладно тебе! Я же ничего такого не сделала. Поблагодарил бы лучше, что я помогла твоей девушке тебя найти! Учитывая то, что Леви того не желал. И она не его девушка, черт возьми! Аккерман внезапно отметил, что разговоры, которые витали над костром, прекратились. Разведчики уставились на него испытывающими и внимательными взглядами, явно жаждущие острых подробностей. — Ханджи, — мягкий голос Эрвина разрезал тишину, — думаю, Леви не хотел бы выносить свою личную жизнь на всеобщее обсуждение. Сменим тему? — А что такого? — возмутилась Зоэ. — Обычное же дело. Леви не сдержался. Что-либо доказывать этой взбалмошной ученой было занятием бесполезным. Он резко встал, извинился перед всеми и покинул костер, отойдя от майора на безопасное расстояние. Ноги просто несли вперед. Леви остановился в тридцати метрах от места привала. Перед глазами маячила темнота, к которой после яркого костра еле как привыкали глаза. Спать не хотелось. Раздражение пробрало по позвоночнику и вызвало возбуждение. Зря Элли пришла на проводы отряда… Нет. Зря он завел с ней такие тесные отношения и втянул во все это. Ему просто хотелось, чтобы «Чайная роза» просто осталась его оплотом безопасности. Чтобы он мог приходить туда и отдыхать, забывая о службе и прочих проблемах, что курсировали вокруг него с завидной частотой. Это ведь не так уж и много? Иметь где-то место, где заботы уступали расслаблению. Мысли разрезали шаги, что послышались за спиной. Аккерман всегда узнавал эту осторожную поступь. — Не обижайся на нее, — раздался мягкий голос Эрвина. Леви слегка повернул голову на командора, что поравнялся с ним и встал по левую от него руку. — Честно говоря, Ханджи очень переживает. Ей кажется, что тебе будет легче, если у тебя кто-нибудь появится. — В этом нет смысла, — обреченно заметил Леви. — Ты и сам знаешь. Жизнь научила обходиться малым. Любые тесные связи, которые он когда-либо создавал, рушились под давлением многих причин. Отношения были самой хрупкой вещью из всех, что он когда-либо выстраивал. — Пожалуй, с этим я не соглашусь, — Эрвин помолчал, прежде чем продолжить. — В последнее время ты изменился, и это заметила не только Ханджи. Теперь я знаю, почему. Леви отвернулся. До встречи с Элли он прекрасно обходился обществом Эрвина. Его полностью устраивала их достаточно тесная связь, хотя он вряд ли мог назвать командора другом или даже товарищем. Эрвин всегда был выше этих простых понятий. Но когда появилась Элли, все изменилось. Разведкорпус стал выглядеть каким-то серым и безжизненным. Находиться в собственной комнате уже не нравилось. Единственным местом, где он чувствовал себя по-настоящему хорошо, стала чайная лавка. Лишь мысли о ней согревали его грудь во время долгих, бессонных ночей. Лишь мысли о чае, лавке и Элли. Поначалу Аккерман относился к ней с равнодушием, но стоило узнать ее получше, и он сам не заметил, как мысли о хозяйке поселились в его голове. Она и ее лавка были ему по-настоящему дороги. Только там он отдыхал и чувствовал себя спокойно. Только в ее лавке и в обществе Элли он забывал о времени и заботах, что тревожили в Разведкорпусе. И Леви так боялся нарушить это спокойствие, сломать этот единственный оплот его безопасности… — Прости, что влезаю в твои дела, — Эрвин повернулся к нему, — но я просто не хочу, чтобы ты заблуждался. — И в чем же я заблуждаюсь? — В том, что отношения не приносят ничего, кроме боли. Аккерману нечего было возразить. Смит видел его насквозь, хотя сам оставался для него достаточно закрытым. Его проницательный взгляд прожигал душу, заглядывал в ее самые потаенные уголки. Леви стал для него открытой книгой. — Помнишь Найла Дока? — внезапно спросил Эрвин. — Хотел бы я забыть его рожу, — скривился Леви. Главнокомандующий Военной полиции не вызывал у него ничего, кроме неприязни. — Мы с Найлом любили одну и ту же девушку. Леви перевел на Эрвина удивленный взгляд. Он, конечно, знал, что у Эрвина были связи, но командор никогда не распространялся касательно своих отношений. Все, что было в его жизни — лишь служба. Осознание того, что Эрвин кого-то любил, зародило в душе Леви странное чувство. Почему-то ему казалось, что Смит лично отказался от подобных чувств и эмоций, запретил себе чувствовать это на пути к цели. Но, получается, в его жизни были исключения? Завладев вниманием капитана, командор легко усмехнулся. — Тогда мы были еще кадетами, а она работала в пабе, который мы часто посещали. Найл тогда сразу пошел в наступление. Мари очень смущалась, смеялась над его попытками и ускользала из его рук в самый последний момент. Как потом оказалось, она надеялась на мое внимание. Несмотря на то, что Эрвин улыбался, Леви чувствовал в его словах еле прослеживаемую печаль. Или же ему показалось? — Сейчас они растят троих детей и ни о чем не сожалеют, — вновь усмехнулся командор. — Хотя… все могло сложиться иначе, не прими я решение в пользу достижения собственных целей. — Не всем подходит семейная жизнь, — мрачно констатировал Леви. — Но и не всем подходит беспросветная служба, — возразил ему Эрвин. — Я сделал свой выбор, и я о нем не жалею. У меня есть цель. И ради нее я готов пожертвовать всем. Поэтому я и уступил Найлу. Но готов ли ты сделать то же самое? Стоило Леви подумать о том, что какой-то подобный Найлу тип будет подкатывать к Элли, он скривился. И эта реакция дала понять Эрвину достаточно. Он встал перед капитаном, сверху вниз прожигая его внимательным взглядом. — Леви, если я выбрал следовать за своей целью, то ты не обязан следовать за мной. Это моя борьба, а не твоя. Слова были подобны грому в тихую ночь. Они никогда это не обсуждали. Эрвин просто шел вперед, а Леви за ним следовал. Без вопросов, без возражений, без приказа. И сейчас командор словно попросил его остаться на месте. Было трудно это понимать, но… В его жизни впервые появилось очень весомое «но». — Я не хочу причинить ей боль. Леви уставился перед собой невидящим взором. Тяжелая рука Эрвина опустилась на его плечо и крепко сжала его в знак поддержки. — Прервешь ты с ней отношения или погибнешь, если она тебя любит, то боль будет идентичной. А после командор все-таки удалился, предоставив Леви время для размышлений.***
Мир за стенами всегда был таким холодным и бездушным, что Леви часто хотелось укутаться в плащ и не двигаться. Но приходилось управлять лошадью, а нередко и взлетать на тросах, окоченевшими руками вытягивая из ножен лезвия, и наносить сокрушающие удары. Единственное, что на этот раз его спасло — горячий чай, который Леви захватил из лавки. Стоило командору объявить о длительном привале, как он первым разводил огонь, вешал на него котелок с водой и кипятил воду. В экспедициях заваривать чай так, как учила Элли, не получалось, но и без того он был вкусным и согревающим. Пока жидкость мягко обжигала горло, Леви расслаблялся. Может, из-за чая, а, может, из-за сопутствующей им удачи, но в этот раз экспедиция завершилась быстрее. Настроение Леви под конец вылазки не скатилось ниже плинтуса, и в Стены он входил с более-менее нормальным выражением лица. Не считая раненных и погибших, в этот раз было легче. Еще до того, как они приблизились к Стенам, Леви много раз обдумывал разговор с Эрвином, а также ситуацию с Элли. Отчего-то он знал, что она обязательно его встретит, и это порождало в его груди жар, хотя он пытался его потушить или сделать вид, что он вовсе не печет. Никто прежде его не ждал… Никто не встречал, никто не провожал. Не считая горожан, что прозвали его сильнейшим воином всего человечества (и Леви было на это плевать), не было кого-то близкого, кто бы о нем беспокоился. Эрвин и Ханджи разделяли тяготы службы и не относились к экспедиции с беспокойством, а других близких у Леви не было. Аккерман не хотел себе признаваться и даже замечать своего состояния, но, когда над ним сомкнулись своды ворот, его сердце забилось гулко и быстро. Он уже издалека видел толпу, что встречала отряд, и глаза сами собой стали шерстить по головам, пытаясь ухватиться за знакомый образ. Леви осекся. Кажется, он еще в поездке убедил себя, что Элли стоит оставить в покое, не давать ей надежд на большее и просто исчезнуть с ее горизонта, но сейчас ему хотелось посмотреть на нее, быть может, в последний раз. Он сконцентрировал свой взгляд на собственных пальцах, что сжимали поводья. Элли была ему слишком дорога. Она и ее лавка играли в его жизни огромную роль. Увидеть ее сейчас, зная, что он уже принял решение, которое Элли не услышит, было тяжело, но… желание почувствовать какого это — когда встречают — пересилило. Леви поднял взгляд и еще раз прошелся по головам встречающих. Не было ни одной мысли о том, что Элли нет в этой толпе. Он знал, что она где-то там и точно также обеспокоенно выискивает его глазами. Ему не пришлось долго ее искать. Со второй попытки он почти сразу увидел ее обеспокоенное лицо, как и она его. На ее лице проступило огромное облегчение, и она ему улыбнулась. Улыбнулась так, как умела только Элли — широко, искренне, ободряюще. Ее улыбка разливала в его груди жар, плавила ребра, вызывала трепет. Она сжимала руки на уровне груди и вставала на носочки, чтобы не потерять его из виду. Леви не двигался и не сводил с нее внимательного взгляда, а его лицо… Эрвин впервые видел такое выражение лица Аккермана. Оно было удивленным и увлеченным, полностью поглощенным чем-то. На этот раз командор тоже увидел ту девушку, о которой Ханджи несмолкаемо болтала вот уже полгода. И он понял чувства Леви в тот же момент, как взглянул на нее: было в ней нечто особенное и очень теплое. Что-то такое, что заставляло безоговорочно ей доверять. То ли ее улыбка, то ли восторженное выражение лица, то ли мягкость черт. Леви еле как опомнился. Ощущение непривычной заботы накрыло его с головой и с ним не хотелось прощаться, но… пришлось. Аккерман сжал челюсть и отвернулся. Наверняка это ввело Элли в замешательство, но он не хотел видеть немой вопрос на ее лице. Он просто ей не подходил. Вот и все.***
Элли чуть с ума не сошла за все то время, что проходила экспедиция. Дни, что она проводила в собственной лавке, тянулись, как надоевшая жвачка. Несмотря на то, что она лично проводила капитана за стены, Элли по-прежнему вздрагивала каждый раз, когда в лавку входил посетитель. Ее не покидало ощущение, что Леви вот-вот заглянет к ней. Возвращение отрядов не было запланированным событием. Обычно, когда гарнизонные военные готовились открыть ворота, это замечали горожане и распространяли слух по всему городу. В этот раз Элли спрашивала чуть ли не каждого посетителя собственной лавки, открывают ли ворота. И когда их наконец-то начали открывать, то наспех закрыв магазинчик и выпроводив всех, кто в нем был, Ричардсон поспешила на улицу. Увидеть Леви живым и невредимым оказалось счастьем. Элли почувствовала облегчение. Тот взгляд, которым он смотрел на нее, пробирал до дрожи. Но потом… Капитан отвернулся. Ричардсон не знала, что сделала не так, но списала его настроение на последствия эмоционального напряжения после экспедиции. Она вернулась в свою лавку и стала ждать. Дни вновь тянулись бессмысленной вереницей утра и ночи, но капитан не появлялся. Ни в тот день, ни в последующий, даже через месяц и второй Леви к ней не явился. В груди Элли зародилось неприятное ощущение одиночества, и в один из вечеров она внезапно осознала, что Леви больше не придет…***
Прошедшие месяцы оказались мучением. Сначала отчеты, затем документация, собрание, анализ полученных данных, раздражающее сокрушение Ханджи касательно того, что у нее нет титанов материала для исследования и… мысли о лавке. Леви казалось, что он сможет это пережить, сможет отпустить «Чайную розу» и ее хозяйку, но не получалось. Его мысли раз за разом возвращались к атмосфере лавки. Леви отчаянно хотелось туда вернуться… Хотелось открыть знакомую дверь, погрузиться в облако ароматных чаев, который витал внутри лавки, услышать привычное «Доброе утро» от Элли и просто выпить с ней чай… Увы. Все внутри протестовало против его возвращения. Ему хотелось дать Элли шанс на спокойную и счастливую жизнь с кем-то другим, хотя от одной мысли о другом он начинал злиться. Его чай давно закончился, но Леви так и не купил новый. Он не стал искать новую лавку. Аккерман решил обойтись тем чаем, что выдавали в столовой. И пусть он был похож на свиную мочу, но моральных сил искать новую лавку с чаем у Леви не было. Это казалось… неправильным. Стремясь забыться в работе, Аккерман проводил все свободное время за документами. Более того, присутствие Смита его успокаивало, поэтому все последние недели он работал с ним бок о бок в кабинете командора. Как и Ханджи, которая какого-то черта решила присоединиться к их компании в последние несколько дней. Обычно ученая торчала в своей каморке и что-то там изучала, но в этот раз она явно решила сменить обстановку. Леви это не устраивало, благо пока что Зоэ молчала, как рыба, и не касалась его личной жизни. — Скоро придется съездить на аудиенцию к главнокомандующему Закклаю, — пробормотал Смит, вникая в документы. — Кажется, нам есть что противопоставить на недавние обвинения от Военной полиции. Хорошая работа, Ханджи. — А то ж! Я ведь и так, и этак… Дальнейший словесный мусор ученой Леви слушать не стал. Он цокнул. Образ Найла Дока, флиртующего с Элли, всплыл в его голове неожиданно и вовсе его не порадовал. Конечно, будучи главнокомандующим Военной полиции и обладателем жены с тремя детьми Найл Док не по-настоящему подкатывал свои шары к Элли, а лишь в воображении Аккермана. Все равно его это по-настоящему злило. Слова Эрвина плотно засели в мозгах. Он был прав, ведь за Элли мог ухаживать кто угодно, но Леви не мог представить никого достойного ее. И это злило его еще больше. Даже спустя два месяца эти мысли посещали его раз за разом. Из-за отсутствия чуть ли не единственных радостей в жизни, его настроение стало угрюмым. Ханджи несколько раз все-таки словила грубости, и даже Эрвин удивился такому поведению капитана, но Аккерману было плевать. Было слишком трудно. — Сделаем перерыв на чай, — внезапно предложил главнокомандующий, отложив документы в сторону. Ханджи, поддержавшая эту затею, довольно потянулась. — Ух, я так проголода… — Я не буду. Звенящая тишина, что повисла в кабинете, Леви не понравилась. В момент, когда ее присутствие начало вызывать у него вопросы, он оторвался от документов и перевел на командора и майора вопросительный взгляд. Те выглядели крайне изумленно. Ханджи, моргнув непривычное для нее количество раз, внезапно запихнула в ухо мизинец и неловко рассмеялась. — Слышь, Эрвин. У меня, кажись, слуховые галлюцинации начались, — она покрутила пальцем, словно бы в ее ухе что-то застряло. — А то ж мне показалось, что Леви отказался от чая. — Не показалось, — кашлянул Эрвин. Еще ни разу в его жизни капитан не отказывался от чая, и он понимал эмоции майора. — Леви действительно не будет чай. — ЧТО-О-О?! — вскрик Ханджи окончательно нарушил рабочую атмосферу. Леви недовольно цокнул: если уж Зоэ завелась, то еще не скоро успокоится. — Да чтобы ты отказался от чая? Что происходит?! Кто ты?! Мы что, потеряли настоящего Леви на последней экспедиции? Он где-то свалился с лошади, а мы и не заметили? Аккерман закатил глаза. — Не устраивай представление, — фыркнул он, возвращаясь к документам и четко обозначая, что разговаривать больше не будет. Излишнее внимание всегда претило его достаточно скрытной натуре, а рядом с Ханджи его и вовсе было в избытке. — Это я-то устраиваю представление?! Эрвин, внезапно осознавший, что столкновение двух шаровых молний угрожает спалить его дотла, поспешил избавиться от катализатора возможных проблем. — Ханджи, оставь нас, пожалуйста, — попросил он ученую. Та возмущенно фыркнула. — Да как тут выйдешь? Тут такое происходит! Эрвин мог ее понять, но вся эта ситуация с Леви требовала индивидуального и спокойного разговора, который присутствие Зоэ обеспечить не могло. — Ханджи, пожалуйста. — Ладно-ладно! — всплеснув руками, майор все-таки удалилась из кабинета. — Тоже мне! Это я-то представление устраиваю… Как только дверь за ней закрылась, Эрвин перевел на Леви внимательный взгляд. Тот не выглядел довольным ситуацией и явно предвидел, к чему командор вел. Смит первым спровоцировал разговор. — Я закрывал глаза на твое состояние, но сейчас вижу, что все стало довольно… серьезно. Нам пора поговорить. Левая бровь Леви изогнулась. — Из-за того, что я отказался от чая? Подумать только, такая небольшая вещь стала причиной такого балагана. Эрвин коротко вдохнул, прежде чем ответить. Аккерман прекрасно понимал, к чему он вел, просто вредничал. Этот разговор ему совсем не нравился. — Не только. Думаю, нам стоит обсудить то, что произошло во время экспедиции и после. Честно говоря, Леви даже думать об этом не хотелось, не то, чтобы говорить. Дело было не в Эрвине, а в болезненности той темы, которую они поднимали. Аккерман даже пытался запрещать себе думать об Элли, но тоска съедала его сердце и без этого. — Не думаю, что это важная тема. — Если уж ты отказался от чая, то важная. Ты больше не ходил в город? Под «ходить в город» Эрвин подразумевал ту девушку, которую видел возле ворот. И Леви это сразу понял. — Нет. Он скривился. Все время с прибытия он просидел либо в своем кабинете, либо в кабинете Эрвина. В город он не выходил, только посылал туда Моблита, порядком тому поднадоев. — Значит, ты решил… — Да, — Леви не дал Эрвину произнести слова, которые тщательно избегал. «Оставить ее». Нет, он не оставлял ее. Он просто давал ей шанс встретить кого получше. Элли обязательно будет счастлива, только без него. Леви убеждал себя, что поступает как лучше. Однако Эрвин видел его внутренние терзания. — Ты знаешь, что я всегда и во всем поддерживал тебя, — заметил Смит. — И сейчас я бы хотел быть с тобой честен. Не обманывай себя. В том, чтобы хотя бы раз подумать о себе, нет ничего страшного. Губы Леви сжались в тонкую полоску, и он отвернулся. Принимать эти слова было трудно. Он не хотел и не мог думать о себе, когда на кону стоял кто-то более важный, чем он. Эрвин, заметивший перемену в лице Леви, вздохнул. Он понимал страхи Аккермана, но вместе с тем ему казалось, что он как-то сможет облегчить его терзания. — В попытке разобраться с проблемой можно упустить очень простое и самое лучшее решение, которое лежит на поверхности. Ты стремишься сделать другого счастливым в своем собственном понимании этого слова. Но счастье другого человека может отличаться от твоих понятий. Я уступил Мари Найлу, потому что знал точно: он даст ей то, чего не смогу я. Мне пришлось многое взвесить, чтобы прийти к этому нелегкому решению. То же самое я хотел бы спросить и у тебя: ты уверен в своем решении? Сначала Леви хотелось ответить положительно, но после слов Эрвина его голову пронзили внезапные воспоминания. Аккерман вспомнил, как Элли говорила о своей бабушке. Он знал, что ее не стало довольно давно и на протяжении долгих лет Элли чувствовала одиночество. В один из вечером, когда они пили чай, она внезапно застыла над его чашкой чая, держа в руках заварной чайник. «Как непривычно вновь готовить вторую чашку спустя столько лет. Я только сейчас это поняла», — как-то смущенно заметила она. Он буквально стал вторым человеком в ее жизни, который разделял ее взгляды и страсть к делу. Выводы, которые сами собой появились в его голове, были простыми. Для Элли счастье — пить чай, ходить в рощу и собирать травы. Для нее важно иметь кого-то, с кем она может разделить любимое дело, кто ее выслушает и поймет. Да, она обязательно выйдет замуж, но учитывая, как долго она была одна, вряд ли ее спутник сможет дать ей то, чего она хочет. Вряд ли он разделит ее интересы. Получалось, теперь Леви становился причиной ее одиночества? Он не становился причиной ее счастья даже сейчас, когда оставил ее. И если, будучи рядом, он мог подарить ей радостные моменты, то, окончательно разорвав с ней любые отношения, он причинял ей еще большую боль, в которой не было места чему-то хорошему. Помимо этого, Аккерман подумал о том, что Элли умела жить дальше. Она уже теряла в своей жизни дорогого человека, но вспоминала о нем с теплотой и улыбкой. Она была намного сильнее, чем он думал. А еще он слишком многого не учел, когда позволил старым страхам и травмам взять над собой верх. Осознание было стрелой, которая пробила броню навылет. Эрвин не стал препятствовать, когда Леви положил документы на его стол и молча вышел из кабинета. Он знал, что капитану потребовалось тщательно обдумать все, к чему он пришел.***
Элли все чаще выбиралась в рощу в последние дни. Все предыдущие месяцы она пахала, как лошадь, пытаясь забыться в работе от многих расстраивающих ее чувств, и в какой-то момент поняла, что слишком погрязла в работе. Поэтому взяв небольшой отпуск и закрыв лавку, она проводила в роще много времени. В лесу было тихо. Даже слишком. Не привыкшая к тишине из-за потока многочисленных посетителей, Ричардсон оказалась под атакой собственных мыслей. Весь этот осиный рой, что спал в ее голове, внезапно взвился, потревоженный тишиной, и теперь жалил со всей силы. В груди появилось ощущение тяжести. Элли сидела на поляне и перебирала травы, собранные просто так. Она не особо в них нуждалась, просто хотелось чем-то занять руки. Мысли Ричардсон вернулись к капитану, и это было вполне ожидаемо. Она не думала о нем разве что пару раз за этот месяц. Все остальное время мысли крутились только вокруг него. Поначалу Элли хотелось его найти и спросить: «Что не так? Что произошло?» Хотелось получить ответы на вопросы, почему он перестал приходить. С ним что-то случилось? Но по прибытии он выглядел вполне здоровым, хоть и утомленным. Почему же он перестал приходить и никак не предупредил об этом… Пить чай в одиночку было непривычно. Элли по привычке заваривала чайник на две порции чая и все чаще просто выливала напиток в горшки с растениями, что стояли на окнах. Из-за этого становилось грустно. С уходом Леви очень многое потеряло цвет и стало тусклым. Элли ощущала всепоглощающее одиночество, которое чувствовала до того, как встретила его. Мир перед глазами внезапно размылся. Ричардсон поспешно протерла глаза, в которых скопились слезы и запрокинула голову, выдохнув. Что ж, по крайней мере у нее было дело всей жизни. Оно ее вытащит. Как и всегда. Потонувшая в своих мыслях Элли не сразу услышала шаги за спиной. Лишь когда предупреждающе хрустнула ветка, она испуганно обернулась и ошарашенно застыла. — Леви? Казалось, он мираж в пустыне. Та самая мечта сгорающего от жажды, которая бы потушила пожар в легких. Капитан стоял совсем недалеко. Быть может, в пяти или шести шагах от нее. В том же самом пиджаке, накинутом на белую рубашку, с той же самой прической. Правда, казалось, что спустя столько месяцев он выглядел иначе. — Что ты тут делаешь? — голос Ричардсон сел от удивления. И пусть это прозвучало грубо, пусть она не поздоровалась с капитаном, но первее всего ей хотелось узнать, почему он внезапно пришел спустя столько времени. — Лавка была закрыта, — что-то в выражении его лица Элли насторожило. Леви не был бесчувственным человеком. Он тоже испытывал эмоции от этой встречи, хоть и скрывал их. Аккерман молчал, не продолжая. Словно этих слов было достаточно. Элли потерла глаза и медленно встала. На нее внезапно накатила дикая усталость. — Да, это временно. Мне нужно было отдохнуть и отвлечься, и… Неважно. Леви смотрел так прямо и пристально, что вынести его взгляд не было сил. Ричардсон отвела глаза и больше не смела поднимать их на капитана. Было неловко. — Важно, — в привычном для него тоне, не терпящим возражения, произнес он. Ричардсон не нашлось что сказать. Она перебирала травы, которые держала в руках, и молчала. Леви вздохнул. Молчание Элли было непривычным, но он ее прекрасно понимал. В конце концов, он поступил с ней отвратительно. Она не заслужила такого резкого исчезновения, не заслужила и резкого появления без предупреждения. Она заслуживала лучшего, но Леви определенно не мог назвать себя лучшим. Все-таки, если бы не Эрвин, его бы здесь не было. — Элли, прости за то, что пропал. Мне нужно было подумать. Ричардсон подняла на него непонимающий взгляд. — О чем? — О том, что делать дальше. Все слишком далеко зашло. Элли почувствовала укол негативных эмоций. Вот как… Все слишком далеко зашло, поэтому Леви принял решение разорвать их отношения без предупреждения, без разговора. Поэтому он выбрал просто уйти, исчезнуть из ее жизни. Что ж. Пусть. — Я волновалась о тебе. Рада, что ты в порядке, — она бросила на Леви короткий взгляд и вновь уткнулась в свои травы. Леви попытался разрядить обстановку. — Тебе нужна помощь? Уголки губ Элли совсем легко поднялись наверх, но это была не та радостная улыбка, к которой Аккерман привык. Вместо этого Ричардсон просто покачала головой: — Нет, спасибо, я… просто решила собрать кое-что. И как раз закончила. Мне... пора возвращаться, — ее рука потрясла травы. После недолгого раздумья, Элли сделала пару шагов вперед, стремясь обогнуть Аккермана и явно намереваясь покинуть рощу. Она словно прекратила их разговор, словно поставила точку. Леви не мог этого допустить, поэтому сделал шаг по направлению к ней. Элли подняла на него непонимающий взгляд. — Я провожу тебя, — пояснил он. Ричардсон вздохнула. — Не стоит. Думаю, у тебя и так полно важных дел, поэтому не буду тебя отвлекать. Леви не надеялся на теплый прием, но все равно почувствовал себя не в своей тарелке. Одновременно с этим он ощущал себя обязанным, чувствовал, что должен был восполнить весь ущерб, который принес Элли и который принесет. Хотя бы словами. Хотя бы объяснившись с ней. — Элли, — от его голоса у нее вновь скакнуло сердце. — Я больше не уйду. Глаза Ричардсон удивленно распахнулись. О чем он? — Что это значит? — спросила она, слегка нахмурившись. Да, такие резкие появления-исчезновения с громкими заявлениями ей совсем не нравились. — Я здесь, потому что сделал свой выбор. Я выбрал остаться с тобой, — Леви почувствовал себя странно. Эти слова звучали несколько иначе, чем он представлял их в своей голове. Элли скривилась. — Значит, тебя не было, потому что ты пытался понять, хочешь ли быть со мной? Как глупо. Вероятно, именно так это для нее и прозвучало, но Леви как никогда хотел доказать, что это не так. Он думал вовсе не о том, симпатична она ему или нет. Он беспокоился о том, что было больше этих чувств. — Я пытался понять, смогу ли я никогда не причинять тебе боль. Это ведь было не просто. И дело заключалось в любой мелочи — в каждом неловко брошенном слове, в случайно незамеченных чувствах, в неаккуратном движении. Помимо того, что он принимал участие в опасных экспедициях, Леви не хотел быть грузом, с которым бы жизнь Элли приобрела привкус горечи. Отношения были самой хрупкой вещью из всех, которые он выстраивал. И он не мог похвастаться, что никогда не обижал и не причинял боль тем, кем дорожил. К тому же после всех потерь, которые перенесла его потревоженная болью душа, Аккерман не хотел, чтобы Элли испытывала хотя бы долю от того, что пережил он сам. Элли замерла. Она не ожидала услышать эти слова. Вряд ли капитан был из тех, кто легко признавался в своих чувствах (хотя он их, по крайней мере, не отрицал). — И ты решил… Слова встали комом в горле. Они никогда не откровенничали. Никогда ни на что не намекали. Просто виделись, пили чай и болтали о травах. — Что не смогу. Но попытаюсь, — закончил Леви. Элли не заметила, как травы, что покоились в ее руке, совсем незаметно выскользнули из нее. Поглощенная человеком, что вторгся в ее жизнь так бесцеремонно и неожиданно, но принесший в нее краски, она неосознанно сделала шаг вперед. Затем еще и еще. Когда Леви впервые зашел в ее лавку, Элли подумала, что не хотела бы с ним связываться. Когда они начали разговаривать, то решила, что он не такой уж и несговорчивый, каким казался на первый взгляд. А когда Леви стал частью ее жизни и когда внезапно пропал из нее, то и вовсе поняла, насколько значимым человеком стал для нее. И пускай до этого момента она на него злилась, но сейчас все отошло на задний план. Элли понимала те обстоятельства, в которых Леви существовал. Понимала, что иначе бы не получилось. И понимала, чем для него стало это решение, которое он принял. Леви тоже сделал шаг навстречу. Какой бы ни была эта попытка, Элли стоила каждого усилия. Ощущение дежавю накрыло их обоих в тот момент, когда Элли скользнула руками по его пиджаку, скрепляя их на его спине. Ее нос уткнулся в его воротник, и Ричардсон глубоко вздохнула, прижимаясь к капитану всем своим телом, осознавая, насколько он ей дорог. Аккерман замешкался, но отступать не стал. Поначалу он боялся прикасаться к ней всей тяжестью ладоней, словно она была хрупкой статуэткой, способной сломаться от любого неаккуратного движения. И лишь когда Элли еще сильнее прижалась к нему, Леви наконец-то смог расслабиться и обнять ее так, как ему хотелось когда-либо обнять родного человека — сильно и с чувством, балансирующем на краю где-то между отчаянием и трепетом. "Чайная роза" стала для него всем. В ней он нашел самый редчайший сорт чая.