Без пяти минут полночь

Вопреки обещаниям, на обратном пути музыку тоже так и не включили. Наоборот, в машине стояла почти гробовая тишина, было не до разговоров, только Андрей периодически переговаривался с Катей. Та смотрела только на него, не отводя напуганных остекленевших глаз, будто пыталась найти поддержку, напитаться уверенностью, намертво вцепилась в его куртку, не оторвешь. Она прижималась к Жданову, будто он был последним спасением, совершенно не думая, как это выглядит со стороны. Да и кто смотрел? Не до того. И Жданов был не против, сам находился далеко не в лучшей форме: бледный, с трясущимися руками, словно это не у Кати, а у него была вспорота нога. Ромка решительно отказался пускать его за руль, ехать нужно было быстро, внимательно следить за дорогой, а Андрей не был сейчас на это способен, так что старший уселся на заднее сидение с сестрой. Он, насколько мог, следил за ее состоянием и приободрял, сжимая в объятьях. Сашка, все еще не до конца пришедший в себя, смурной и виноватый, занял место Малиновского. — Мы не домой? — удивленно спросила Катя, заметив, как Ромка свернул с трассы на МКАД. — Надо же себя в порядок привести, — уклончиво ответил Андрей. — Заедем в вашу старую квартиру, ополоснемся, переоденемся. Рану твою обработаем, да и обсудим кое-что заодно. В боковое зеркало Катя заметила, как Сашка недовольно поджал губы и опустил голову. Неужели Жданов из-за нее злится на младшего? Но это ведь охота, всякое бывает. Ссорить братьев между собой она точно не хотела. — Нога болит, — тихо пожаловалась девушка и потерлась лбом об Андреевское плечо. Он прикрыл глаза и чуть сильнее сжал ее в объятиях. До московской квартиры Пушкаревых оставалось совсем немного, не больше двадцати минут по ночному городу. Благо, пробок сейчас не было. — И спать хочется. — Спать не надо, — мягко сказал Жданов, прижимаясь губами к ее волосам. Взять бы сейчас хоть часть ее боли на себя, но он почти бессилен до того момента, пока они не переступят порог своего тайного лазарета. Одна надежда, чтобы Яков был дома, а не слонялся не пойми где. — Расскажи лучше чего-нибудь, котенок. — Ты меня с детства так не называл, — прошептала она. — Мы изменились… Хотел бы сказать, что та фурия, которая вчера сбила его с толку, совсем не его маленький котенок, но побоялся. И так вчера злился, психовал, но думал о ней весь вечер, до поздней ночи. Пытался отвлечься, заняться делами — бесполезно. И так его будто тянуло к ней, хоть убей. Даже поехал в бар с Ромкой, чтобы подцепить кого-то, и сбросить пропитавшее тело напряжение, но настолько сожрал себя изнутри, что получилось только напиться, чего никогда не делал перед охотой. Как он мог возбудиться, глядя на сестру? Или это были отголоски от разговора с Лариной? Ведь у них все явно шло к сексу, оставалось только закрыть дверь и… И Катя, оказавшаяся на его коленях, вызвала бурю негодования на самого себя и нездоровое желание повторить эксперимент. Не дурак ли? — А как я на свидание завтра пойду? — всхлипнула девушка, совершенно не замечая, что хватка на ее плече становится все тверже, а взгляд любимого старшего братика стекленеет от сдерживаемого бешенства. Прекрасно, значит, его вчерашний вечер был испорчен, а она завтра собралась куда-то с очередным хлюпиком. — Никак. — Ну, никак так никак, — спокойно согласилась она, — Не очень-то и хотелось, все равно какой-то хлюпик. Андрей вздрогнул от формулировки, взятой словно из его головы, и не удержался, тихонько выматерился сквозь зубы, ругая себя за дурацкую ревность. Рано или поздно она все равно влюбится и соберется замуж, хватит уже считать маленькую сестру своей собственностью. — Все же будет хорошо, правда? — Конечно, будет, котенок. Так за разговором и своими мыслями они и не заметили, как заехали в знакомый с детства двор на улице Авдеенко. Андрей вышел из машины и снова взял Катю на руки. — Свет горит, Абрамыч дома, значит, — сказал Рома. — Открывай дверь, скорее. На четвертый этаж Андрей взлетел, будто у него на руках не было никакой ноши. Дверь открыли своим ключом, и вошли внутрь, на ходу снимая обувь. В комнатах было темно, только на кухне горел неярко торшер. — Яков! — закричал Андрей, забыв, что на дворе ночь, — Яков! Быстрее вставай! Тишину квартиры нарушили шаркающие шаги и сонное старческое ворчание. Катя, несмотря на усталость и боль, навострила уши. Интересно же, кто хозяйничал в родительской квартире теперь. Она сама здесь не была уже много лет, когда вернулась в Москву, родители настояли, чтобы девушка жила у Павла Олеговича, под его присмотром. Тем более, что братья к тому времени разъехались по своим квартирам, оставив отца в одиночестве. — Никакой жизни в этом доме… Чего горланишь, как с Привозу жирную куру припер от папы Абрама? — темнота бывшей родительской спальни выпустила в прихожую тощего недовольного старика. — Ты еще и бабу приволок средь ночи? Совсем, шо ли, Андрюха, мозги тебе посшибало? Шо ты мне нервы делаешь посередине ночи-то? — Абрамыч, да какую бабу?! — рыкнул Жданов. — Ты нам нужен! — Таки всем Абрамыч нужен, а вот пришел бы кто, сказал-таки «Шо, Яков Абрамыч, помощь тебе требуется? Да мы сейчас, мигом, и денег не спросим по-человечески!», нет же, всем Абрамыч нужен и совершенно бесплатно! — длинная седая борода пожилого еврея затряслась от негодования. — Таки, по твоему мнению, я шо, баб не видал?! Привел и люби ее тихонько, апартамЭнты имеются, шо Абрамыча тревожить? — Да мы по делу вообще-то… — начал было Андрей. — Вот и делайте дела по-тихому, шо ви-таки до Абрамыча прицепилися? Я тебе позавидовать должен, шо ты с бабой тут пришел ночью? Да вот позавидую и помру посреди полного здоровья, и монетку в могилку не кинете! — недобро буркнул Яков. — Яков! — не выдержал Жданов, он чуть ли не плевался огнем. — Не пори херню! Это же Катя! Пушкарева! У нее бедро разодрано, кровь хлещет, а ты бурчишь тут, пьянчуга старый! — А шо ви мне нервы причесываете? — рыкнул Абрамыч в ответ. — Таки сами знаете, шо делать нужно! Ну неси ее на стол, посмотрю. Андрей прошел в комнату, где когда-то жила Катя. Рома отправился следом за ними, включил свет, быстро покидал на пол всякий хлам с дивана, единственного предмета, оставшегося от старой обстановки, и задвинул вещи ногой за книжный шкаф. Андрей с трудом отцепил Катины руки от ворота своей куртки, усадил ее на расчищенное место и нервно улыбнулся, шепнув, что все будет хорошо. Девушка оглядела захламленную комнату и в его обещание предпочла не верить. Письменный стол, за которым она когда-то делала уроки и рисовала, куда-то делся, его место заняла ободранная кушетка, которую кто-то застелил выцветшей клеенкой, стулья совсем не напоминали те, что были здесь когда-то. Возле кушетки комод, который завален использованными шприцами, марлевыми салфетками, какими-то железками, напоминающими щипцы и пустыми ампулами. По комнате расходился густой запах спирта и хлорки. Малиновский выдвинул нижний ящик комода, поискал там что-то, выматерился и унесся прочь. В открытую дверь послышался шум воды, протопал куда-то в сторону кухни Сашка под ругань Абрамыча, вернулся Ромка, снова полез в ящик, достал оттуда белую простынь, застелил ей кушетку, но шутить, как обычно, не стал. Сел на край дивана и серьезно посмотрел на Катю, закусив губу. — Яков, ты скоро? — потерявший терпение Андрей нарушил напряженную тишину. — А шо, ты торопишься скорее, чем я? — сварливо отозвался старик. — Не делай мине беременную голову в подарок! — Абрамыч, мне не до шуток! — Вот заладил, — проворчал Яков, войдя в комнату. — Куда торопишься, не порося ж у тети Розы забесплатно ухватить хочешь! Он наклонился над Катей, обдав ее густым запахом перегара, темные, почти черные глаза цепко оглядели ее лицо, потом старик почему-то посмотрел на нервно расхаживающего по комнате Андрея, усмехнулся и только после этого принялся за рану. — Бутылек принеси, — распорядился Яков, не обращаясь к кому-то конкретно. Первым среагировал Ромка, схватив требуемое из верхнего ящика и подал пузырек с антисептиком, подумав, собрал тут же лоток с чистым инструментом. Яков коротко взглянул на Малиновского и проворчал: — Вот мне бы такого ассистента, когда голова моя была не лысая. Промакнув тампоном кожу вокруг раны, Абрамыч скривился. — Рома, жгут, — рыкнул он. Малиновский ослабил ремень на катиной ноге, и та неприятно заныла, словно она ее отлежала, девушка скривилась от болезненных ощущений, но не проронила ни звука. Абрамыч ткнул пальцем где-то рядом с порезом, и поморщился, обдумывая что-то. — Глубоко, — наконец, сказал он, — шить надо. — Ну, так шей! — прорычал Андрей, все еще нервно метавшийся из угла в угол. — Сам и шей, умный, — отозвался Абрамыч, поднял руку с подрагивающими пальцами и усмехнулся. — Хирург пьян сегодня, пациенты справлялись самостоятельно. — Вовремя ты, Яков Абрамыч, — вздохнул Малиновский без тени улыбки. — А шо, вы с Андрюхой не умеете? — спросил старик. — Я ж вас учил! — Я не смогу. Андрей сверкнул глазами, скривив недовольную гримасу. — Я все понимаю, но не до такой же степени! — прокряхтел Абрамыч. — Идите, мойтесь, ты, Рома, шьешь, а этот, — он кивнул на Жданова, — ассистировать будет. А мы с Саней сейчас подготовим все. Саня, Саня! Поди сюда! Воропаев появился в «операционной», и стало совсем тесно. Абрамыч скрипучим голосом отдал ему распоряжение принести водки, которую он отпил из горла, даже не поморщившись, досадливо крякнул, вытолкал за пределы комнаты Жданова, заявив чтобы «помолчал с той стороны двери», а потом вооружился ножницами и подошел к Кате. Стараясь не тревожить рану, он одним движением срезал с нее остатки джинс, сказав, что стесняться тут некого, дядя Яков шо врач, шо портной, а парни и не такое видели. Саша перенес девушку на кушетку и вышел прочь, пока его еще чего-нибудь не заставили делать. На выходе из комнаты он столкнулся с Андреем. Жданов посмотрел на него злым взглядом и прошипел, что брату сейчас повезло, что он руки вымыл, а потом они поговорят по душам. Сашка недовольно и виновато взглянул на старшего и ушел на кухню. — Андрэй, я же сказал, иди мойся! — рыкнул Абрамыч. — Ты шо, этой хламидой пыльной над раной трясти собираешься?! Исчезни отсюда и возвращайся, как надо! — Всегда в поле так шили друг друга, — фыркнул Жданов, но из комнаты удалился. — Вот будешь в поле, хоть в грязь ляг и шейся там! А здесь приличное заведение! — донеслось ему вдогонку. Катя нервно хихикнула. Приличным заведением подпольный госпиталь можно было назвать только в пьяном угаре. Абрамыч заглянул ей в глаза, чуть насмешливо, оценивающе и, отыскав стакан в куче хлама, вытер его полой замызганного халата, щедро плеснул в него водки и протянул стакан девушке. — Вот, выпей, — не терпящим возражений тоном, буркнул Яков. Катя с сомнением посмотрела на старого еврея, который чуть улыбался ей и посмеивался в бороду. От уголков прищуренных глаз лучиками разбегались морщины. — Зачем? — спросила она. — А шо, хочешь, шоб Ромка тебя живьем штопал? — ехидно спросил Абрамыч. — Это анэстэзия, девушка, не спорьте с врачом! — Что тут происходит? — тихо спросил вернувшийся Андрей. — Премэдикация! — фыркнул Абрамыч, кивнув на стакан головой. — Водкой? — рыкнул Жданов. — У тебя, что, новокаина нет?! — Был — весь вышел, — старик развел руками. Содержимое стакана угрожающе булькнуло и вылилось на пол. Абрамыч посмотрел на мелкие лужицы на затоптанном паркете и с сожалением добавил: — Ай-ай, жалость какая… — Да поставь ты эту посудину! — буквально проорал Жданов, вырвав стакан из руки Абрамыча. — Я тебе две недели назад привозил все! — А… так ты ж тут не один лечишься, а последнюю я кончил вот буквально на днях, — вздохнул Яков, нисколько не испугавшись ждановского рыка. — Зуб у Абрамыча разболелся, шо он, если врач, то не человек, и болеть не может? — К зубному надо вовремя ходить! — рявкнул Андрей. — Та где ж я тебе бесплатного зубного найду в час ночи? — ехидно спросил Яков, пригладив бороду чуть подрагивающей рукой. — А, впрочем, если ты такой умный, то шей так, живьем, только держи покрепче. Хотя, за такую тазобэдренную конструкцию старый Абрамыч и сам бы подержался… — Яков, ты охренел?! — заорал в бешенстве Жданов. — Я тебе подержусь сейчас так, что на свою тазобедренную конструкцию с неделю не сядешь! — Ай, не делай мне нервы! — сварливо отозвался Абрамыч. — Шо хочешь делай, раз такой важный, шо гаишник с престижного перекрестка! Слова больше не скажу! — Вы чего орете-то? — недовольно поинтересовался Малиновский, переодевшийся в чистую рубаху. — Три часа ночи, вокруг люди. Нам только наряда тут не хватало еще. — Абрамыч опять прикончил весь обезбол, Ромочка, придется Катю шить живьем! Ты понимаешь?! — ядовито отозвался Андрей. Малиновский едва удержал ухмылку. — Наш гений полевой хирургии предлагает ее водкой напоить вместо анестезии! Это же…это… Малиновский не выдержал и хрюкнул: — А ты что, боишься, что пьяная Катька будет к тебе приставать? Я, Андрюх, понимаю, что хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается… Подержишь, чтобы не орала и не дергалась? Спор прекратила Пушкарева, про которую, кажется, уже все успели позабыть. Приподнявшись на кушетке, она окликнула Андрея: — Жданов, захлопни рот и отдай мне стакан! — Кать… Андрей растерянно посмотрел на нее, но увидев знакомое упрямое выражение на лице девушки, тут же сдался. С нее станется выпить прямо из горла, никого не спрашивая. Недовольно поджал губы в ответ на ее взгляд. Шок у нее прошел, и теперь она показывала характер. — Ты уверена? Пушкарева устало прикрыла глаза и молча кивнула. Жданов запоздало подумал, что ей и без шитья на живую больно, а он тут истерику развел… Но это же Катя, его маленькая девочка! Ну не мог он по-другому! Привык с самого детства опекать и оберегать ее. И как он пропустил тот момент, что она выросла и теперь сама способна о себе позаботиться? Он покорно протянул отобранный у Абрамыча стакан девушке, чуть вздрогнул, когда ее прохладные пальцы коснулись тыльной стороны его ладони, окинул ее взглядом с ног до головы, стараясь не задерживаться на обнаженных бедрах и на тянущейся почти прямой полосой ране, из которой до сих пор сочилась понемногу кровь. — Лучше будет, если выпьешь залпом, — тихо сказал Андрей. Катя тяжело вздохнула и, поморщившись, поднесла стакан к губам. Так не хотелось, чтобы Андрей на нее смотрел сейчас… Теплая жидкость настолько сильно обожгла горло, огненным комком прокатившись в желудок, что перехватило дыхание, а в глазах потемнело. Катя закашлялась, пытаясь отдышаться и усмирить подступающую тошноту. — Нормально, нормально, — успокаивающе похлопал ее по спине Яков, — Пить тоже надо учиться, особенно таким же сипатичным дэвушкам, пригодится во взрослой жизни. Вот отец ваш… Жданов громко кашлянул и старик прикусил язык, снова налив в стакан алкоголя. — Я не буду больше, — запротестовала Пушкарева. — Все в ажуре, дэвушка, не в вашем положении капризы разводить перед доктором. — Абрамыч, хватит! — простонал Жданов, но молча смотрел, как Катя второй раз подносит стакан к губам, выпивает и снова закашливается. — А ты вот так, рукавом занюхай, — сочувственно проговорил Яков. Катя подняла на него слезящиеся глаза, но ничего не ответила. В голове начинало шуметь, а к горлу подступала тошнота. Все меньше сознание фокусировалось на происходящем, казалось, она может сейчас свернуть горы или ненароком признаться Андрею в любви, но тело наливалось свинцовой тяжестью и практически перестало подчиняться ей, даже поднять руку становилось сложно. — Все, Рома, начинай, давай. Несмотря на то, что старик, кажется, тоже был мертвецки пьян, он цепким взглядом следил за ее состоянием. Малиновскому не пришлось повторять дважды. Он уже приготовил иглу и шовный материал, достал какие-то лекарства, бинты и молча принялся ремнями фиксировать Катину ногу на кушетке. Саша за этим действом не следил, молча стоял в дверях, рассматривая потухшим взглядом стену в коридоре. А вот Андрей уйти не мог, наоборот, опустился на колени перед девушкой, взял ее ладонь в свои руки и заглянул в глаза. — Котенок, нужно немного потерпеть. Малина тебе знаешь какой красивый шов сделает? Даже незаметно будет. У Кати перехватило дыхание от его проникновенного голоса. Низкий, чуть хриплый, взволнованный. Алкоголь уже ударил в голову, и она отчетливо почувствовала, что от этой хрипотцы у нее по спине разбегаются мурашки, а тело пронзает желание оказаться ближе к любимому мужчине. Катя даже не сразу сообразила, когда острая боль пронзила ее бедро. Ромка сноровисто очищал рану от забившейся в нее грязи, точными, скупыми движениями промакивая тампоном, зажатым какой-то железкой. От такой картины Пушкарева напряглась и непроизвольно попыталась отдернуть ногу. — Не дергайся, — строго сказал Малиновский. Он был собран и сосредоточен. Охота и все, что происходило после нее окончательно поменяли Катино убеждение в том, что Ромка абсолютно несерьезный шутник и балагур, будто по щелчку пальцев брат менялся, будучи на задании. — Катюш, терпи, — ласково проговорил Андрей, сжимая ее ладонь и прикасаясь ей к своей щеке, — Это недолго, нужно только потерпеть. Катя тихо застонала, закрыв глаза. Нога взрывалась жуткой болью, когда острая игла прошивала насквозь кожу, казалось, она даже чувствовала, как за иглой протятивается нить в прокол и стягивает рану, но не смела шевелиться, напрягла мышцы и замерла, насколько это было возможно. Дыхание судорожно сбивалось, голова кружилась, ее тошнило и от боли, и от выпитой водки. — Да что ты морщишься, красавица? Таким красавицам морщиться противопоказано! Морщины будут же раньше времени, — вмешался Абрамыч, отпивая из горлышка бутылки очередную порцию алкоголя, — Это ты сейчас молодая, красивая, как яблочко наливное. А будешь злиться и хмуриться, станешь похожа на мою тетушку Сару, земля ей пухом. Она курила трубку, пила шмурдяк и была вылитая курага, вот тебе крест, Катенька! — Яков, ну что ты несешь? — устало спросил Жданов. — А что? Приличной дэвушке уже пора замуж выходить. Жонихи-то, поди, к такой лялечке толпами ходют? Старик состроил хитрое лицо и впился в Катю глазами, требуя ответа на свой вопрос. Катя хлопнула ресницами, нервно сглотнула и чуть было не начала плакать то ли от боли, то ли от обиды. — Ходят, — всхлипнув, ответила она. — Ну! А чего невесело так? — не отставал Абрамыч, — Все не те? Рома в очередной раз воткнул иглу в ее кожу. Катя застонала, слезы выступили на глазах, увлажнив длинные ресницы, и она смахнула их одной рукой, освободив ее от хватки Андрея. Жданов сделал пару шагов назад, понимая, что Яков просто заговаривает и так уже пьяной девушке зубы, но все равно нервничал, взял с пола стакан, отобрал у Якова бутылку и плеснул себе водки. Нашел, что спрашивать! Тема Катиных ухажеров уже и так набила ему оскомину. — Не те, — уже абсолютно пьяным голосом проговорила Пушкарева. — Да шо вы мне лечите, дэвушка? Абрамыч своим ушам не поверит, шо на такую симпатичную дэвушку кто-то не смотрит. Зазноба твоя, а? Неужто выдержки хватает? Он покосился на Андрея в ожидании ответа, а Сашка, наконец-то, повернувший голову в их сторону, молча закатил глаза. — Хватает, дядя Абрамыч, — расстроенно сказала Катя, — Вообще на меня внимания никакого не обращает. Видимо, я… недостаточно… Девушка задумалась, а потом показала на себе огромную грудь и ухмыльнулась. — Ну… вы поняли! Ему надо чтобы были такие все, расфуфыренные курицы. А я побоку, слишком простая, видимо… Она шмыгнула носом, чуть не плача, и опустила глаза. Андрей поджал губы и заскрипел зубами. Задолбали! Нашли о чем лясы точить. Он машинально сжал кулак, а опомнился только услышав хруст стекла и почувствовав острую боль, которая пронзила ладонь. — Блять! — тихонько рыкнул Жданов. Остатки водки брызнули в разные стороны, порезы обожгло разбавленным спиртом, на пол со звоном посыпались осколки. Он с удивлением посмотрел на окровавленную руку и выругался снова. — О, вот и еще одному надо медицинскую помощь оказывать. Ранен в самое больное, — по-старчески засмеялся Абрамыч. — Сам справлюсь, — буркнул Андрей, покидая комнату. На выходе он будто специально задел плечом Воропаева. Рома, до сих пор сохранявший спокойствие, громко заржал, оставив, наконец, в покое Катину ногу, Сашка фыркнул и в очередной раз закатил глаза. — Ну, вот и чудно, а ты тряслась, — прокаркал Яков. — Заживёт ещё до свадьбы! Он задорно улыбнулся и украдкой подмигнул Кате, которая уже мало что видела и понимала, окутанная алкогольным дурманом. Андрей вернулся очень быстро, злой, как черт, покопался в чистом инструменте, достал пинцет, и, сощурившись, попытался что-то выковырять из своей ладони. Выглядел он настолько буднично, что Катю снова затошнило. — Андрюх, давай помогу, что ли, — предложил Саша. — Иди в жопу, — огрызнулся Жданов, злобно сверкнув глазами. — С такими помощниками врагов не надо! — Да что я сделал-то?! — Тебе был дан чёткий приказ, — прорычал Андрей, не отрываясь от ковыряния своей раны. — Погеройствовать решил?! — Я решил?! А кто потащил с собой на охоту Катюху?! Покрасовался, да? Как будто бы не знал, что мы не на увеселительную прогулку поехали! Что-то ты ни о Ромке, ни обо мне так никогда не пекся! Это охота, Андрей, и ты прекрасно знаешь, что травмы обычное, блять, дело! — Заебись! — пинцет выскользнул из руки Жданова и со звоном упал на пол вместе с только что вытащенным осколком. На паркет снова закапала кровь, но Андрей даже не заметил этого. — Ты косячишь раз за разом, а я пиздюлей огребаю от отца! — А какого хрена ты её на охоту потащил?! Ты можешь объяснить, почему?! Потому что Кате так захотелось? Что, слова против не можешь выдавить? — А тебя ебет, почему? — угрожающе тихо спросил Андрей. — Не твоё дело, понял?! Твоё дело исполнять мои приказы, а не интересоваться, почему я что-то сделал или не сделал. — Так с хуя ли ты ищешь теперь виноватых? — спросил Саша, скривившись. —Так, ша, оба! — неожиданно громко и властно рявкнул Абрамыч, — Прекратили хай подымать! Дело сделано, назад не воротишь! Живая ваша отрада, и радуйтесь. Парни повернулись к нему почти одновременно и потрясенно замолкли. А старик уже набрал обороты и явно не собирался останавливаться. — Я думаю, дэвушка уже сделала себе умозаключение, пойдет она еще с вами по ночам гулять или нет. Поздно виноватых искать, — фыркнул Яков. Борода у него снова затряслась. — Чего вы орете, словно вас тётя Сара на Привозу обвешала, подсунула тухляк и обсчитала заодно?! Все в ажуре! А теперь, ты, молодой человек, — Абрамыч ткнул подрагивающим пальцем в Андрея, — давай решай, что ты скажешь Павлику насчёт этого вопроса. Старик перевёл взгляд на потрепанную и мертвецки пьяную Катю. — Ничего не скажу, — буркнул Жданов, старательно отводя взгляд от полуобнаженной девушки. — Не надо ему знать. И тебя тоже прошу не говорить. —А шо Абрамыч, — буркнул еврей недовольно, — адиет, по-твоему? Молчу, как рыба. Меня здесь не стояло, и знать ничего не знаю. — Спасибо, Яков. — А теперь выметайтесь все отсюда, хуже вас только незваные гости! — сварливо заключил старый еврей. Смурной Рома вытащил откуда-то большой застиранный плед и помог Андрею завернуть сестру в него. Жданов только попытался взять ее на руки, как у него завибрировал в кармане телефон. — Черт, — буркнул он, доставая трубку, на экране светилось лаконичное «отец», — Слушаю! Да, пап. Вернулись уже, все нормально. Что случилось? Катя? — он покосился на спящую девушку, лежащую перед ним, — А Катя со мной. Как? А мне позвонила ее однокурсница, попросила забрать их из клуба, вот я как раз… Пьяная. Да, вот представь себе! Я до вас не поеду, отоспится у меня. Все, пап, не паникуй. Только на работе ее завтра не жди, похоже. Ага, пусть отоспится. Пока. Он с силой нажал клавишу отбоя и вздохнул. — Ну, что, солнышко? Еще немножко, и мы будем дома. Андрей уже привычным движением подхватил Катю на руки, и пошел к выходу. На улице было еще темно, только недавно закончился дождь, и прохладный воздух пропитался запахами прелой осенней травы. В предрассветный час прохожих почти не было, да и не удивишь никого в Москве видом спящей на руках пьяной девушки. Жданов прижал Катю ближе к себе, и направился к припаркованной у подъезда машине. — Давайте все ко мне, отоспимся хоть немного перед работой. Саша?! Воропаев пошел в противоположную ото всех сторону, не сказав ни слова братьям. — Саша, ты что, оглох?! — возмутился Андрей. — Да пошел ты к черту, хренов командир! — огрызнулся тот, резко поворачиваясь, — Долбаный лицемер! Ты думаешь, если я заткнулся перед Абрамычем, то смирился? Ну уж нет! Привык, что все тебя слушаются? А не пойти ли тебе на хуй, Жданов? Андрей опешил от такого ответа младшего, и только нахмурил брови, не найдя подходящих слов. — Никуда я с вами не поеду. Можешь вообще на меня не рассчитывать! У тебя вон есть верный Санчо Панса, продолжайте свои потуги! А я уж как-нибудь без ваших претензий и упреков проживу. Саша злорадно оскалился и пошел прочь от ошарашенных братьев. — Сань, да что ты говоришь-то? Остановись! — крикнул Андрей ему вслед, но тот ответил ему вытянутой вверх рукой с поднятым средним пальцем. Даже не обернулся, растворившись в мутных предрассветных сумерках.