Настоящий друг с тобой, когда ты не прав. Когда ты прав, всякий будет с тобой.
Джеймс Поттер Бесчисленное ступеньки стремительно мелькали под ногами бегущих на завтрак студентов. Лунатик, как это всегда бывает перед полнолунием, ночевал в крыле, где мадам Помфри отпаивала его умиротворяющим бальзамом, поэтому Мародёры бесстыдно проспали и теперь надеялись отхватить что-нибудь в Большом Зале перед началом уроков. — Привет, Сириус! — хихикнула какая-то когтевранка. — Здравствуй, капитан! — крикнула Джеймсу улыбчивая Марлин Маккиннон. — Опаздываете! — в один голос заметили идущие на урок близнецы Пруэтт. Старшекурсники махали руками, преподаватели прятали улыбки за поджатыми губами. Мародёров знали все. Даже самые младшие гриффиндорцы могли бы вспомнить какую-нибудь забавную историю с их участием. А некоторые их розыгрыши, безусловно, вошли в список школьных легенд. Тех самых, что насмешливым шепотом передаются на уроках истории магии. Или пишутся мелким, корявым почерком на трансфигурации. Школьные задиры? Вряд-ли. Они защищали маглорожденных учеников от нападок слизеринских старшекурсников, устраивали шумные вечеринки в гостиной, готовы были по первой просьбе помочь друзьям и товарищам. Иногда, поздними вечерами, Джеймс и Сириус делали с младшекурсниками трансфигурацию. И на этих импровизированных "занятиях" кого-нибудь обязательно превращали в хомяка. Макгонагалл дала бы за такие мастерство не менее сотни баллов. Или выгнала бы своих лучших студентов из школы. — Не скули, — рассмеялся Джеймс, когда Сириус с жалобным стоном упал на скамью, хватая с полупустого подноса тост. — У нас семь минут, потом зелья, — заикнулся Хвост, наливая в чашку кофе. — Уфпеем, — с полным ртом пробубнил Сириус. Джеймс осмотрелся. Пара десятков студентов в разных углах зала, несколько преподавателей и Хагрид, громогласно обсуждающий что-то с крохотной и цветастой, как колибри, профессором Синистрой. Рыжая шевелюра Лили Эванс подрагивала в такт кивкам девушки. Она записывала что-то в пухлый блокнот под быструю диктовку декана. — Хватит пускать слюни на свою девушку, Поттер, — Сириус пихнул его в бок. Поттер только отмахнулся, а когда профессор наконец отошла, крикнул. — Эй, Эванс! — Эй, Эванс, — два рыжих хвостика, отутюженная мантия, учебники в руках, — пойдешь со мной в Хогсмид? — Отвали, Поттер. Лили улыбается своим бесчисленным подружкам, но когда перед ней возникает Джеймс мрачнеет. — Чего тебе? — Пойдешь со мной на свидание Эванс? — Не в этой жизни. Джеймс смотрит на то как Лили, поджав под себя стройные ноги сидит в кресле, склонившись над столом заявленным пергаментом. Сосредоточенная и красивая. — Эй, Эванс, — полушепотом зовёт он. — Я никогда не пойду с тобой, Поттер! — девушка дёргается, разгневанно глядя на него, — Никогда! Лили оборачивается и на нежных, розовых губах расцветает хитрая улыбка. Те немногие что были в зале притихли, готовые к очередному скандалу. Джеймс видел как профессор Слизнорт снисходительно покачал головой. — Эй, Поттер! — она сложила руки на груди, сверкая лисьими глазами, — Пойдешь со мной в Хогсмид? Сириус заржал, а потом закашлялся, подавившись. Зал взорвался нестройными аплодисментами и улюлюканьем. Джеймс Поттер счастливо улыбнулся.***
— Почему я не мог остаться с Эммой? — в очередной раз жалостливо проскулил Питер, пока трое Мародёров бежали по ночному коридору. — Вэнс за ней присмотрит, шевелись, — Сириус пробежал глазами по развернутой карте, — Путь свободен, Ремус уже в хижине. Джеймс закусил губу. Столько времени прошло, а слизеринцы словно забыли о маглорожденной Эмме. Мародёры посменно следили за ней по карте. Сириус под мантией-невидимкой иногда ночевал в Пуффендуйской гостиной, обернувшись псом. Ремус выходил с ней на дежурство. Питер в облике крысы подслушивал разговоры змей. Ничего. Словно не было никакого собрания тем поздним вечером. Поттер догадывался что что-то нечисто. Может, они прознали о слежке? Но откуда? Вопросов было больше чем ответов. Джеймс не любил загадки. В рюкзаке, за плечами позвякивали стеклянные селянки. Обезболивающие, регенерирующие и успокаивающие зелья для Ремуса. С тех пор как они стали анимагами у друга шрамов не убавилось, но и новые не появлялись. Особенно хорошо этому способствовала крепкая веревка, которой они связывали ему руки во время превращения. Как же хороша юность! Они бежали легко, пружинисто. Звери в человеческом обличье. Молодые и сильные. Идут чтобы поддержать товарища в столь тяжёлые для него часы. Заходящее солнце багряным заревом опускалось за горизонт, по древним стенам скользили причудливые тени. Мелкий дождик моросил за окном. Джеймс мог бы добраться до хижины и с закрытыми глазами. Сколько ночей они провели рядом со смертельно опасным другом? Сколько коридоров вывели на карте мальчишеские руки? Они бежали чтобы помочь человеку которого так искренне любят. Как могут любить только друзья. Братья не по крови. Ремус рассказал им о том, что он оборотень только летом, после второго курса. Они тогда собрались дома у Джеймса. Ребята притихли на втором этаже, а на первом слышались крики. Вальбурга пришла забрать своего сына. Вдруг дверь громко захлопнулась, заставив четверых мальчишек вздрогнуть. Питер прижимал руки ко рту, Ремус жевал губы а Сириус ощупывал лиловый синяк на щеке. Приветствие матери. — Она ушла, но обещала вернуться с аврорами — в комнату вошла Дорея Поттер, печально глядя на Блэка, — Я отправила сову Альфарду, может он сможет на нее повлиять. — Спасибо, — сдавленно выдивил он. Джеймс видел в серый глазах непролитые слезы. Но он же Блэк, он не заплачет. — Пожалуйста, Сириус, — ласково проговорила мама, — Пойду приготовлю ужин, развлекаетесь, мальчики. Она вытерла украдкой слезы и покинула комнату. — Ненавижу, — прошептал Сириус, опуская голову на руки, — Ненавижу свою семью. Ремус, сидящий ближе всех, положив руку ему на спину. — Все будет хорошо, — сказал он. Голос у Люпина был сорван, но он ссылался на простуду. — Не будет, — промычал Блэк. — Будет! — неожиданно громко возразил Питер, и все трое уставились на него. Петтигрю покраснел, — Мы же как братья... — добавил он уже тише. — А ведь Пит прав, — Джеймс улыбнулся, — Мы не как братья, мы и есть братья! Губы Сириуса дрогнули, а Ремус наоборот, вдруг страшно побледнел. — Давайте принесем клятву, что всегда будем вместе, несмотря ни на что, — предложил Джеймс. — Я не уверен... — тихо прошептал Люпин. — В чем? — перебил Поттер, — Я за вас убью и умру. Питер закивал, гордый тем что его идею поддержали. — Да, Рем, — оживился Сириус, — Чего ты боишься? Ремус опустил взгляд на собственные, покрытые шрамами руки. Драконья оспа перенесенная в детстве оставила на его теле множество рубцов. — Если я вам расскажу, — наконец ответил он, — Мы с вами точно не будем братьями. Питер превратился в крысу и касанием лапки успокоил буйное дерево. Джеймс и Сириус, под мантией, чтобы из окон Хогвартса никто не заметил одинокие фигуры, полезли в узкий проход, совсем продрогшие на влажном воздухе. Ремус был в спальне, сидел на старой, поломанной кровати. Он поднял голову когда они вошли и слабо улыбнулся. — Вы пришли. — Как и миллион раз до этого, — Джеймс скинул рюкзак и вытащил из него бутылку с голубоватой жидкостью, — регенерирующее, — он вручил ее другу. А потом, когда заметил что у него не хватает сил ее открыть, сам отвинтил крышку. — Мадам Помфи заметила что у меня нет новых шрамов. — Мадам Помфи слишком любит разглядывать мальчиков, — начал гримасничать Блэк. — Фу, Сириус, — скривился Питер, усаживаясь в кресло. — Фу, Сириус! — передразнил его Бродяга. Джеймс давно заметил что в полнолуние друг ведёт себя до абсурда глупо. Сначала его это даже раздражало, а потом он заметил как по несчастному лицу Ремуса расползается слабая улыбка. Красный свет заходящего солнца, что редкими лучами проникал сквозь заколоченные окна совсем погас. — Пора, — Ремус вытянул руки, позволяя Джеймсу обмотать их веревкой. Хитрый узел которому их научил Альфард Блэк. Развязать его можно только потянув за непременную верёвочку. Глупому оборотню такое не по силам. Белый, лунный свет и громкий, болезненный вопль перерастающий в звериный вой. Зверь пытается разорвать ногтями-когтями человеческую кожу, теплые глаза Ремуса затягивает мутная пелена. Взгляд становится неосознанным. Нечеловеческим. Диким. — Ну нет, Лунни! — Сириус со спины хватает лапы-руки, когда Ремус тянется к лицу, — Никаких шрамов! Зверь зарычал, до хруста откидывая назад голову, щёлкая обострившимся зубами. — Я сам тебя покусаю, — фыркнул Сириус, когда лицо Ремуса вытянулось, превращаясь в длинную морду. Питер пискнул и превратился в крысу когда тяжёлая туша волка неловко повалилась с кровати, в нелепой попытке разорвать веревки. Сириус, обернувшись псом вилял черным хвостом, возвышаясь над другом, но глаза хищника были прикованы только к Джеймсу. Тот, все ещё человек, привлекал внимание зверя. Из глотки вырвался то ли рык, то ли стон. В пожелтевших глазах ни намека на милосердие и доброту. Сириус навалился на оборотня, зубами развязывая когтистые лапы. Ремус вскочил и бросился на Джеймса, но встретился лишь с могучими рогами. Пёс заливисто залаял, смеясь.***
Белесый свет луны бросал небрежные блики на влажную траву. Густые кроны, пока ещё покрытые стремительно желтеющими листьями, возвышались над их головами. Они были у самой окраины леса. Вдалеке ещё можно было рассмотреть редкие огни в окнах замка. Где-то там мирно спали беззащитные студенты. Гриффиндорцы или слизеринцы, не важно. Во сне они все казались такими одинаковыми! Четверо зверей неспешной рысью пробирались все глубже, в самую чащу. К глубокому логу, поросшему лютиками и жухлой травой. Сириус припал на передние лапы, оскалив пасть. Волчонок принял игру и звери с довольным ворчанием покатились вниз, по скользкому, мокрому склону, кусая друг друга за уши и плечи. Джеймс, чувствуя как крохотные коготки Питера впиваются в жесткую шерсть на его голове, медленно начал спускаться вниз. Оборотень, криволапый и изломанный и огромный, лоснящийся пёс валяли друг дружку, как трёхмесячные щенки. Джеймс вдруг взбрыкнул, подпрыгнул и бросился прямо на них. Оборотень радостно взвизгнул когда олень легко перепрыгнул хищников, и скачками помчался дальше. Волк бросился вдогонку и вскоре они уже бежали рядом. Черный пёс насмешливо тявкнул, когда обогнал их на пол головы. Крысиный хвост Питера бил Джеймса по шее, как маленький хлыст. Они бегали, шутливо дрались, бесились и играли. Дикие, счастливые. Свободные. Олень всхрапнул, угрожающе выставляя на пса рога. Бродяга фыркнул, уворачиваясь. Волчонок носился вокруг. А потом чуткий, олений слух уловил смех. Заливистый и раскатистый. Из самой глубины чащи. Волк вскинулся, поднимая уши. Веселье и азарт в глазах стремительно тлели. Пёс гавкнул в безуспешной попытке привлечь внимание. А потом оборотень бросился меж деревьев, ведомый тем, чего хочет каждый заражённый ликантропией. Жаждой крови.