***
Насте она принесла крафтовый сверток, радуясь, что решила позаботиться о подарке заранее, учитывая плавающий график дней рождений Буниной. Лицо девчонки засветилось так, что лампы в больничном коридоре потускнели. И цена этой улыбке — увесистая стопка детских переводных тату. Касперу хотелось, чтобы какая-то подобная мелочь могла бы поднимать ей настроение каждое утро, когда весь мир будто назло пытался ее выбесить. Но она не Настя, и не способна радоваться временным рисункам, когда счастья не добавляют даже настоящие. Поразмыслив, Каспер верно поняла затею Буниной с этим неожиданным праздником: проницательная девчонка пытались создать идеальную атмосферу для новенькой. Десятая будет расслаблена под атмосферой Бунинского юбилея, а значит, никто не станет агрессировать из уважения к Насте. Она едва не упала, поскользнувшись на непривычно чистом полу, спешно выходя из больничного крыла, но сейчас была от души этому благодарна. За ручку двери с другой стороны взялась Гончарова собственной персоной. Костья присвистнула. — А вот и блудная дочь. Или уже мать, а? Плотный макияж успешно скрывал следы бессонной ночи, но острый глаз старосты подметил и круги под глазами и несвойственную Наташе бледность. Девушка стряхнула с лица растерянное выражение и фыркнула, издав звук, похожий на лай простуженной полудохлой собаки. Хотя именно Купер сейчас чувствовала себя как старая псина, лишившаяся за неделю здравого ума, чувства юмора и всего хорошего, что в ней было. — Ты что здесь делаешь? — проигнорировала Гончарова ее издевку. — Я? — Костья иронично выгнула бровь, — А что, теперь у старост ограничена площадь передвижений? Наташа дернула было ручку двери снова, но Купер уперлась рукой в косяк, преграждая ей дорогу. — Это ты что здесь делаешь? Бунина всех ждет только к шести, когда медсестры сменятся… Или погоди, — бегающий по фигуре напротив взгляд ожесточился, — Ты к новенькой пришла?! Гончарова, разглядывающая ее побелевшую от напряжения руку на двери, усмехнулась. — Допустим. Этот день расшатывал нервную систему старосты по капельке, как в древней китайской пытке. Ярость снова зачесалась где-то в горле. — Шутка такая, да? Наташа покачала головой. За что можно любить ее, так это за честность. Девушка делала все, что хотела, но чтоб это предотвратить, достаточно было правильно задавать вопросы. Костья осторожно заглянула ей в лицо и пошла издалека. — Посвятили же уже. Длинные волосы качнулись в знак согласия. — Петруха? Гора? — Каспер задумалась на секунду, — Милас? Мелкие давно шушукались, помня о недельных событиях. Костья не сомневалась, что порочащие Гору слухи дошли до Милки, потому что об этом гудела вся Школа. Точнее о том, что она была лишена стоящего представления. Староста десятой лично слышала несколько басен на тему драки и ее исхода, и это только за один проход мимо второго этажа. Оставалось только надеяться, что Горохова не станет врать. Гончарова вдруг ощетинилась: — Я не собиралась больше ее подставлять, ясно?! Костья бросила быстрый взгляд на нее, нервничающую и напряжённую. Нет, она бы не осмелилась так солгать. Догадка ударилась в затылок воздушным шариком. — Прощенье идешь просить? — она осклабилась, — А зачем? Слово Малой не будет ничего весить в группе, можешь мне поверить. Научись лучше спать в общей комнате по ночам, и может… Аккуратно подведенные глаза сверкнули из-за падающих на лицо локонов. — Т-с-с, — девушка покачала в воздухе перед собой острым ногтем, — Я буду спать где хочу, сколько хочу и с кем хочу… Это ясно? — У тебя подружки кончились? — Давай я сама буду решать, кто будет моей подружкой? Кость, при всем уважении: слишком много на себя берешь. Это дело моё и её. Допрос окончен. Последняя фраза получилась сухой и плоской, и Каспер уставилась на нее так, будто бы она только что разрушила какие-то далеко идущие планы, построенные ей. Наташа легко проскользнула мимо на мгновение оцепеневшей старосты и безошибочно поплыла в направлении нужной палаты. — Наташа, блядь, она же всего неделю здесь! Ты ее не знаешь, — безнадежно и зло крикнула ей вслед староста. — Ты там не мерзнешь, на вершине своих моральных устоев?* Сами разберемся. Костья от души хлопнула дверью, обессиленно вывалившись в шумящий девичьими голосами коридор.***
Мироновна делала Малой какую-то тугую повязку на ребра, и они хором зашикали, едва она приоткрыла дверь. Подождать в коридоре было не худшим вариантом, и это позволяло избежать скользких намеков Насти Буниной, но она лишала себя и вида на краснеющую, обнаженную по пояс Бэллку. Наташа мялась у стены с поблекшими от времени плакатами о профилактике ветрянки и герпеса и встрепенулась, когда Бэлла мягко прикрыла за собой дверь палаты. — Привет. Она подняла засветившиеся какой-то незнакомой эмоцией глаза. — Привет. Звала? Кузнецова кивнула, разглядывая ее, и словно в первый раз смотрела на подшитую форму по фигуре, густой каскад волос и неестественный румянец. Она так хотела увидеть человека, который многое рассказал ей об этом месте и явно может открыть еще, если спросить, но вот девушка перед ней, а непослушный язык не связывает и двух слов. — Ага, звала, — повторила она, встретившись с ней взглядом. — Скажешь что-нибудь? — девушка наклонила голову в бок, тон ее оставался напряженным, хотя она изо всех сил старалась придать голосу мягкой непринужденности. — Я… Я хочу, чтоб ты знала, что я не злюсь, — протянула Бэлла, покачиваясь на носочках и отводя глаза. Наташа просияла, и уже в следующую секунду сквозняк больничного коридора с привкусом хлорки сменился для Кузнецовой пряным цветочным запахом чужих волос, потому что девушка стиснула ее в объятьях, преодолев расстояние между ними двумя широкими, танцующими шагами. — Я не сама это, ты пойми, и я не смеюсь сейчас, слышишь? Я не смеюсь… Это все настоящее! Покрасневшая Бэлла кивнула, отстраняясь, и по-детски протянула ей мизинец: — Мир? Наташина рука была мягкой и нежной. — Мир.***
На часах было без пяти одиннадцать вечера, так что в коридоре за стенами палаты стояла сонная тишина. Создавалось впечатление, что этой ночью никто не собирается на поиски разгуливающих по коридорам воспитанниц, чьи кровати сейчас пустовали. Вся десятая группа перекочевала из своей законной комнаты в больничное крыло. Расстаравшаяся на преображение помещения Бунина светилась от удовольствия и разве что не урчала. Еще днем они с Бэллой сдвинули четыре кровати, и теперь на этой странной конструкции, обложившись стегаными подушками, расположились «ее гости и сестры по крову», стекающиеся в их палату разными способами с шести вечера. В импровизированном кругу было душно от смешивающихся, распаленных дыханий и шумно, несмотря на приглушенные реплики и задушенный хохот. Их в любой момент могли обнаружить и наказать, особенно после того, как Алина и Ася вскарабкались в комнату через окно, решетку которого Бунина два часа ковыряла толстой иглой шприца. Особенно строго наказали бы Купер как старосту, но Наташа где-то достала бутылку паленого, кажется, даже просроченного ликера, и она сдалась. Последние дни хождения по лезвию ножа между группой, директрисой и новенькой сделали её нервной и дёрганой, потому что мысли о том, как все устроить, не покидали обычно ясную голову девушки ни на секунду. Ей нужно было отвлечься. Настя неспроста решила «родиться» именно сейчас, и Костья мысленно благодарила ее каждый раз, когда кто-то заговаривал с Малой. А говорить с ней действительно начали. После того, как ликер, встретили который бурными аплодисментами, был открыт, и бутылка стала кочевать по кругу, девчонка вытряхнула на колени Насте прозрачный пакет, тут же приковавший всеобщее внимание к себе. Кузнецова бледными пальцами неловко мяла лямки своей серой сумки и что-то лепетала про скромный подарок, когда Бунина подняла на нее влажные глаза. «Спасибо» утонуло в детском смешке. Пакет ей передала бабушка еще в изоляторе, но там Бэллке кусок в горло не лез. Она совсем забыла о нем, и была почти уверена, что его забрала охрана или уже достали одноклассницы, когда посылала Лизу за рюкзаком, но конфеты были на месте. «Резеда». Толстенькие бруски в желтой шелестящей обертке ловили блики света и тонко пахли чем-то праздничным и полузабытым. Килограмм мимолетного счастья. В Школе это не было скромным подарком. Несовершеннолетним преступницам не полагались сладости, никто не получал их в посылках от любящих людей в больших количествах, а если и получал, не дарил уж точно. У девчонок задергались носы. Настя обвела их хитрыми глазами и разорвала обертку с залихватским «налетайте». Нарядные фантики зашелестели в какой-то торжественной, возникшей мгновенно, тишине. Они пачкали губы подтаявшим от тепла палаты шоколадом, облизывали пальцы и ели эти конфеты так, будто вкуснее ничего не существовало. Бэлла напряженно хмурилась, теряясь от тревожного ощущения, что вернулась в родной детдом и как бы невзначай сунула свою конфету сидящей рядом с ней Ксюше. Костья, почувствовав на языке шоколадный вкус, встретилась с Малой глазами и тут же отвела взгляд. В груди что-то защемило от призрачной мысли о том, что она с легкостью отдает все, что у нее есть, людям, которые совсем недавно сломали ей ребра. Когда бутылка дошла до нее в очередной раз, Купер сделала два глотка вместо одного. Когда вскоре Петруха, потрепав Настю Бунину по вихрастой макушке, ушла на тренировку и вернуться не пообещала, раскрасневшаяся от алкоголя и приободренная тем, что ее принимают в беседу, Малая задумчиво протянула: — У вас здесь все необычно устроено. — Ага, — с готовностью закивала Бунина, — Такая сильная Петруха, и не староста. Не слушается ее никто. Мы сами все удивляемся, ты уж поверь. А больше всех удивляется сама Петруха. Встает, бывало, утром, оглядит спящую десятую, потом на себя посмотрит и вопрошает: «почто и доколе?». И так каждое четное число месяца. — Уймись, — поморщившись, оборвала ее Алина. Наташа засмеялась. Они с Асей раскачивались из стороны в сторону под мурлыкающую песню Прони. Оперевшись на спинку одной из кроватей, Бэлла переключила внимание на танцующих сидя девушек. С каждой минутой их движения становились более несуразными, но никому до этого не было дела. Отведя взгляд ещё капельку левее, Кузнецова заметила... самое необычное зрелище, которое видела за время, проведенное здесь. Румяная староста десятой группы Костья Купер расслабилась, обхватив татуированными пальцами горлышко уже пустой бутылки. Она открыто смеялась, слушая продолжение Настиной тирады о несправедливости их порядков. Смеющаяся Костья. Немыслимо. В этот момент Кузнецова поняла, насколько странным может быть то, что ты, не зная человека, но сделав о нем неправильные выводы, можешь лишиться почвы под ногами от вида чего-то такого простого. То ли оттого, что староста в её представлении была соткана из злости и тщеславия, а такие люди не умеют смеяться, то ли потому что все улыбки, которые она видела на этом лице ранее, были лишь оскалами или тенями насмешек, а такие улыбки лишены чувств. Сейчас она смеялась искренне, качая головой. Распаляющаяся все больше Бунина на такую реакцию и рассчитывала, судя по тому, что говорила она все громче, заставляя обратить на себя внимание и других зрителей. Бэлла не слышала, что она говорит. И дело, конечно, было в трех глотках паленого ликера, который казался на вкус сгнившей сливой, а не в том, что она засмотрелась. Каспер запустила руку в отросшие волосы на затылке и взъерошила их. Закатанный до локтя рукав старосты съехал вниз по предплечью, и Кузнецова отметила, что она одета, как все. Слишком просто. Мягкая футболка и широкие штаны темных цветов. Без жилетки, как и остальные. На каждой девчонке в этой комнате была форма, но именно Костья привлекала к себе её внимание, несмотря на то, что вид одинаковой одежды за несколько часов в их компании ей приелся. Бэллка пробежалась глазами по ее скулам, острому подбородку и татуировкам и спешно отвернулась. Она явно не старалась выглядеть так, чтоб привлекать внимание, но Бэлла уже мысленно отнесла ее к категории людей, на которых можно надеть мешок, и они все равно останутся красивыми. Признала это и покраснела, потому что признавать девчонок красивыми обычно не входило в ее планы. Отвлеклась от разглядывания старосты она очень вовремя. — Давайте-давайте! Все же знают правила игры в бутылочку? — взбудоражено вопрошала Ася, закручивая светлые волосы в хвост, чтобы не падали на лицо, пока она разравнивала покрывало в центре их кружка. — Святой напиток от Гончаровой повеселит нас даже после того, как закончился! — её рука потянулась к Костье. Услышав про игру, девушка отбросила от себя пустую бутылку, будто та была раскаленной. — Мы будем раскручивать ее по очереди по часовой стрелке. Это весело! Всё, я кручу, дайте мне место, Алина, да, чуть подвинься, вот так... На скользком шерстяном одеяле бутылочка скользила легко и, сделав около шести оборотов, указала на Веру. Ася хлопнула в ладоши, потянувшись к ней через круг для поцелуя. — Все не может быть так тупо! — вдруг запротестовала Алина, и все повернулись к ней, казалось, удивленные. Вера-Холера со стоном посмотрела на нее, а Ася ухватилась за неправильность игры, как за спасательный круг: — Нет уж, давайте правильно играть, как нужно, рассказывай, солнышко! Костья хмыкнула, тут же демонстративно зажав рот рукой после неодобрительного цыканья Митрониной. Алина, получив поддержку, взбодрилась: — Первый раз просто пожимают руки. Вера громко фыркнула. — Пожимают руки, ты серьезно? Ночь не резиновая, чтоб тратить ее на пожимание рук. Нас в любую минуту могут выгнать. — Это факт, — снова вклинилась Костья. — А дальше? — заинтересовалась Настя, подвинувшись к бутылке. — Второй раз обняться. Третий — поцеловать руку. Четвертый — укусить за ухо. Пятый — станцевать. Шестой — поменяться двумя вещами из одежды. Седьмой... — Горб призадумалась. — Бред, — успела вставить Вера, прежде чем девушка продолжила: — Седьмой — поцеловать в щечку. Восьмой — поднять на руки. Девятый — поцелуй в губы. Десятый — задать абсолютно любой вопрос. Одиннадцатый — серьезный поцелуй. Двенадцатый — целоваться целых три минуты! Тринадцатый — закрыться вдвоем на пять минут в темном помещении и целоваться. — Нормально, — определила Настя, и все закивали. — Ага, — поддержала вслух Бэлла, — Давайте заново. — Это что, я пролетаю с поцелуем, что ли? — нахмурилась Вера. Ей никто не ответил. Ася развела руками и с умным видом снова раскрутила бутылку. Руку пришлось пожимать Ксюше, которой выпало обнимать Бэллу. Она раскрутила. Горлышко указало на Веру. — Что делать? — обреченно уточнила она у Алины. — Целовать руку. Это был какой-то очередной уровень ада, который они всеми силами пытались миновать, но, видимо, от судьбы не убежишь, неважно, как быстро ты умеешь бегать. Насторожились абсолютно все. Холера демонстративно подставила руку для поцелуя. — Ну, давай, чего ты! — поторопила она, — Не хуй же… Бэллка поморщилась. Да лучше б хуй, чем руку этой девки. Казалось, она единственная не может даже сделать вид, что девчонка пережила посвящение и находится рядом с ними из-за более чем очевидного одобрения большинства. На секунду Кузнецова возненавидела себя за то, что собиралась сделать, разглядывая загорелую ладонь с коротко обкусанными ногтями. Девчонки вокруг напряженно перешептывались. Кузнецова поймала на себе одобрительный взгляд Наташи и, специально потянувшись чуть дальше, едва коснулась губами Вериного запястья, резко отшвырнула от себя ее руку. Фу. — А поаккуратнее можно?! — пробухтела она, перед тем как заняться бутылкой. Повод для конфликта висел в воздухе химическим смогом, но Бэллка поймала на себе еще один зеленый взгляд и разозлилась уже на саму себя, а Вере, судя во всему, слишком хотелось поиграть. За ухо она кусала Наташу. Кузнецова ее в тот момент, скорее всего, еще больше ненавидела. Судя по удивленному «ты чего» от Буниной, здесь еще никто не видел у нее такого злого и одновременно задумчивого лица. Наташе выпало танцевать с Асей. Прокофьева с Буниной им тихонько спели: «Седую ночь». Ася наступила Ксюше на ногу. В какой-то момент хихиканье стало их перманентным состоянием, и жизнь вдруг стала легкой настолько, что Бэлла впервые за много дней позволила себе немного расслабиться. Завтра она пожалеет об этом, но это будет только завтра. Обмен одежды показался ей особенно забавным. Ксюша с Наташей почти до хрипа спорили, чем можно поменяться прямо сейчас и только через всеобщее голосование они сошлись на носках. Затем Наташа поцеловала в щечку Митронину, которая, перед тем как раскрутить бутылку, ее предупредила: — Если выпадет на тебя, это ты будешь меня на руки поднимать, а не я тебя! Такой неоднозначный намек на разные цифры на весах показался Гончаровой крайне невежливым, злость громко вякнула внутри, но не успела оформиться в предложение. Асе повезло, горлышко определило Настю — самую маленькую из присутствующих, если не считать саму фигуристую Асю. Девчонки бессовестно смеялись, пока Митронина примерялась, как бы ей поднять хихикающую Бунину, но в конце концов неожиданно вмешалась Купер: — Забей, не надрывайся! Ася оказалась на удивление послушной и села на свое место. Настя немного помедлила, пристально оглядывая всех, прежде чем раскрутить бутылку. — Бэлла, — внезапно протянула девушка. Задумчиво смотрящая в стену Кузнецова мгновенно вышла из транса и с сомнением посмотрела на Бунину. Надо отдать должное реакции Насти, потому что времени подумать она девчонке не дала, и едва Бэлла подняла голову, как лицо ее встретилось с Настиным. Влажно чмокнув ее в губы и утерев после этого рот рукавом, Настя подвинула к ней бутылку. Малая раскрутила ее, стараясь не смотреть на людей. Какой стыд, боже!… Костяшки зачесались, но она сбросила с себя это чувство. А в голове так шумит-шумит… Надо закончить игру. — Вопрос, вопрос, сейчас будет вопрос, — загалдела Ася. И не ошиблась... Вопрос достался Наташе. Бэлла задумчиво наморщила лоб. В духоте палаты перед глазами все начинало слегка расплываться и мысли ускользали. «Кажется, не стоило пить эту хрень», — запоздало подумала она, когда виски стиснуло с той же силой, что и несколько дней назад. — Ну, давай, жги, — подмигнула Гончарова, заставляя девчонку покраснеть еще сильнее. Взгляд Бэллы метался по комнате, пока вдруг перед ней не возникли уже ставшие родными буквы. — Смотри, вот здесь... — проскрипела она, отклоняясь, — Инициалы видишь? Наташа прищурилась, разглядывая надпись на спинке кровати, и кивнула. Девчонки замолчали. — Чьи они? — Что за тупые вопросы?! — взвилась Настя. — Отвечай! Ничего не тупые, — упрямо помотала Бэллка головой в какой-то отчаянной решимости, — Ты давно здесь, ты точно знаешь. — Попала ты, Красивая, — как-то робко рассмеялась Ксюша. Наташа не мигая смотрела на напрягшуюся мгновенно старосту. Бэлла тоже перевела взгляд. От расслабленности Костьи Купер не осталось и следа. Она нахмурила брови и сузила глаза, играя с Гончаровой в недобрые гляделки. У Кузнецовой по шее затоптались мурашки, но она бы ни за что не отступила. — Это инициалы «В.Б.», — нехотя начала Наташа, проигрывая в их странной игре, — Это инициалы Вики Беляевой. Ася рядом с ней громко ахнула, прижимая ладони к щекам. — Кто она? — подалась вперед Бэлла. Гончарова покачала головой. — Ничего больше не могу сказать. Не моя тайна. — Расскажешь мне позже? — предложила Бэлла. — Не расскажет, — ледяным тоном отрезала староста. — Крути давай, — поспешно потребовала Бунина, переключая всеобщее внимание, — Ща будет самое интересное! Пока бутылочка под острым маникюром решительной Наташи раскручивалась, Бэллка думала о том, как много упирается в это имя, и решила во что бы то ни стало выяснить, что за тайна за ним пылится. Горлышко бутылки показало на Костью Купер. Настя прыснула, но староста схватила ее за рукав. — Ты ведь не серьезно?! — О чем ты? Это всего лишь игра! — Тупая игра! — запротестовала и Наташа. Девчонки вокруг загалдели: — Что за истерика?! — Упрекнуть некого, играли по всем правилам! — Это же игра, все по-честному. Сидящие почти рядом Гончарова и Купер почти синхронном мотали головами до последнего, наконец, Бунина плюнула и в сердцах завопила: — Ладно! Упрямые сучки! Сделаем переход хода! Но Костья, — она сурово ткнула в девушку указательным пальцем, — Следующий ход никто не отменит! Как ни странно, это решение удовлетворило всех. Бэлла скучающе смотрела на штукатурку потолка, тоскливо думая о том, как много они здесь прощают старосте. Каспер крутила бутылку. Сильно-сильно. У Кузнецовой голова шла кругом, и, несмотря на покалывание в затылке, ей хотелось закрыть глаза, закрыть где-нибудь в другом месте и все-все обдумать. Про имя, про порядок в группе, про старосту... Бутылка замедлила движение. Казалось, десятая группа перестала дышать. Настя, Вера… Алина! Круг заерзал, и тут… бутылка вдруг качнулась, горлышко вильнуло в сторону и указало на Бэллу. Стало тихо. — Везучая, — усмехнулась Ася. Каспер не моргая взирала на предательницу-бутылку в надежде, что она еще раз передумает. Бэлла потрясенно молчала вместе с ней, но ебаная бутылка застряла на месте. — Малая, — позвала Бунина, — Это ведь всего лишь игра. Костья прикрыла глаза, очевидно, притворяясь, что ее здесь нет. Бэллка вспыхнула. — Я не стану, — отчеканила она. Поднялся почти реальный крик, будто точкой кипения стало ее последнее слово. Заговорили все одновременно, кроме нее и старосты. — Но ты должна! — уже откровенно бесилась Вера, — Такие правила, мы не сможем играть дальше! — Тогда вам придётся сгнить здесь в ожидании! — рявкнула Кузнецова, не сдержавшись. За всё это время староста десятой не произнесла ни слова. Казалось, от злости ей завязало язык. — Измени ёбаные правила, — наконец выдала она ужасающе тихо, и создалось ощущение, что, подними она голос хотя бы на полтона выше, ее взорвёт. — Я не могу, Каспер, — так же спокойно ответила Настя, понимая, что кричать на нее сейчас — плохая идея, — Ты знаешь правила: так не делается. И ты не можешь отказаться второй раз подряд. Повисла продолжительная пауза, и Бэлка на полном серьёзе рассматривала возможность сбежать. Вот просто взять и побежать, неважно, насколько долго потом все будут осуждать это. Хуже быть просто не могло. — Хватит устраивать драму, — вмешалась Алина неожиданно, — Один жалкий поцелуй и дадите всем нормально играть. Никто ещё не подыхал. Это превращается в идиотизм. Не надо строить поруганную невинность, Кас. Зрачки Костьи так сильно сверкнули при взгляде на девушку, что Бэлла была уверена — она ее четвертует после этой вечеринки. Но Алина даже не смотрела в сторону старосты. Кузнецовой хотелось заорать на всех, потому что этот вечер казался одной большой шуткой. Она будто бы снова с сотрясением. Тогда она не осознавала происходящее, словно всё творилось вокруг девушки, а она была марионеткой. Похожий эффект был сейчас, но внешне она просто молчала. Конечности стали ватными и она подумала, что время тянется бесконечно. Наташа беспокойно вертелась на покрывале: — Давайте отыграем обратно, я передумала! Я могу быть вместо нее. Неожиданно староста засмеялась в голос, качая головой, засмеялась не тем искренним смехом, а привычным злым. — А я не передумала. У Кузнецовой от злости закружилась голова. Ее первый серьезный поцелуй должен был пройти совсем не так! Купер смотрела на неё как на идиотку, замечая подступившую панику. Бэлла была почти уверена, что слышит хруст своих костей в ее мыслях. Она фыркнула, вздергивая подбородок. В конце концов, это Костье нужно подползти ближе и наклониться. Костье, а не Бэлле. Девчонка была почти уверена, что староста придумает, как слиться с дурацкого задания. Казалось, девушка услышала ее мысли, потому что поднялась, и под ободряющие шепотки потянулась вперед, откинув с пути бутылку. Вера рядом присвистнула. — Костья, что ты... — Заткнись, — рыкнула она, наклоняясь ближе. Каспер оказалась достаточно близко, чтобы Бэллка заметила, как напряглись татуированные руки, когда немного опустила глаза, смотря пониже плеча. Её ресницы вздрогнули, возвращаясь к лицу девушки: злому, холодному. Вдруг эмоции в зеленых глазах напротив сменились на другие, необычные. Она смотрела на неё как в день их первой встречи: изучающе, рассматривая лицо так, будто раньше никогда не видела. При желании Бэлла могла убрать тёмную упавшую ресницу с ее щеки. И это показалось таким из ряда вон выходящим: упавшая ресница. Будто до этого момента девушка вообще не думала, что Костья живой человек, у которого могут быть тонкие ресницы. От нее пахло какой-то странной помесью ликера, дешевых сигарет и свежести. Если б она была чуть поэтичнее, сказала бы, что от Купер пахнет дождем. Это было странно. Бэлла привыкла, что девушки вокруг обычно пахнут так, как пахнут гели для душа, духи, лак для волос… Она упёрлась двумя ладонями в плед по бокам от неё, продолжая смотреть. — Я, может…, — Бэллка понятия не имела, что хотела сказать. Просто нужно было как-то оттянуть момент. Нужно было что-то сделать. Нужно было, чтобы кто-то внезапно сюда ворвался и прекратил это, потому что... ей внезапно стало интересно, что скрывается за этим наигранным хитрым прищуром и острыми скулами. – Замри, Малая, просто... замри. Бэлла до зубовного скрежета ненавидела, когда ей приказывали. И как минимум половина присутствующих в палате об этом знали, но сейчас она не смогла бы двинуться, даже если бы приложила всевозможные усилия. Она оцепенела так, что, наверное, слилась с воздухом и почти исчезла. Потому что по-другому быть не могло. Губы Костьи были прохладными. Как она умудрилась, при такой духоте с закрытыми окнами? Ее губы едва касались её. Едва-едва, словно всё ещё размышляя. Бэллка больше не могла сдерживать дыхание, боясь, что потеряет сознание, и выдохнула, чувствуя, как странное, непонятное желание раскручивается внутри словно волчок. Нет-нет-нет-нет, это неправильно! Купер прикоснулась и замерла, вроде бы ожидая. Прислушиваясь. Похоже, мир должен был рухнуть или что-то вроде. Но было так тихо, что Бэлла была уверена, она слышала, как стучит её сердце. Кажется, в палате никого не было, или это она потеряла все чувства разом из-за сюрреализма происходящего. Каспер сделала усилие, прижимаясь к ней сильнее, заставив закрыть глаза. Ее язык осторожным касанием прошёлся по Бэллкиной нижней губе, и она бы сказала, что это было помешательством, которое произошло слишком быстро, чтобы девушка успела его остановить. Маленький, едва ощутимый мазок кончиком языка по губам старосты в ответ, и Бэлла почувствовала, как её затылок ударяется обо что-то твёрдое. По звуку удара казалось, что должно быть больно, но не было. В груди защемило. Просто до боли, так защемило, что она еле сдержалась, чтобы не заскулить. Она даже не трогала ее, а Кузнецова плыла, как ненормальная. Как мороженое на солнце. Растекалась, требовательно сжимая губами ее губу. Ее могло бы не стать в этот самый момент, и дело было вовсе не в отвращении. Она не могла объяснить это чувство. Глупое, непрошенное, обволакивающее, похожее на пушистое верблюжье одеяло, обернувшись которым, можно сплавиться от жары. Она должна была исчезнуть с планеты нахуй, но они повернули лица одновременно, не разрывая поцелуй, и все остальные мысли испарились из головы. Простонав что-то нечленораздельное, Кузнецова подняла руку в попытке дотронуться до нее. Зачем-то. Но не успела. Ещё секунда и Купер отодвинулась от неё, наблюдая, как Бэлла инстинктивно облизывает свои губы, глотая слюну. Она уставилась на старосту десятой группы в ужасе. Адреналиновый выброс захлестнул ее, возвращая слух и зрение, и она услышала вопли девочек вокруг. Медленным движением, отзеркаливая ее, Костья вытерла губы, нагло ухмыляясь. — Пиздец ты безнадежна. Смех грянул нестройными рядами. Они что-то там говорили, но в её висках барабанила кровь, так что было плевать. Она бесшумно открыла рот, прикладывая тыльную сторону ко лбу, наконец, чувствуя, как пульсирует затылок, потому что теперь совершенно точно закончилось действие анестезии. Купер приложила ее головой о спинку кровати…. Господи, господи, господи. Я не могла целовать девушку! Не чертову старосту десятой группы Костью мать ее Купер! Кузнецова вылетела в темный коридор из палаты, не заботясь о том, кто может ее увидеть и обвинить в нарушении комендантского часа, потому что произошедшее накатило на девушку снегопадом. Лицо всё ещё горело, и когда она прислонилась щекой к прохладной стене во тьме пустого коридора, могла поклясться, что слышит смех девчонок, который словно вторил гулкому шуму крови, набатом отдававшемуся у неё в жилах.