***
Она долго повторяла себе, что плевать. Говорила «по-хуй», пусть подавятся своим ядом, ей нечего стыдиться, она не сделала ничего плохого, так что… Пусть идут к черту. Но потом все равно думала и думала, и каждый раз, когда кто-то из десятой группы попадался ей на глаза – примерно раз в несколько минут - ей казалось, что они смеются ей в спину. Хотя, кого она обманывает? В палате они смеялись ей в лицо. Бэлла свернулась на полу калачиком и почти по-собачьи заскулила. Сквозняк разнес звук по пустой комнате. Она позволила себе минуту слабости после бессонной ночи в комнате с железной цифрой десять на двери. Вчера Кузнецова струсила и не вернулась в палату, позволив Наташе отвлечь себя пустой болтовней, позже струсила и пришла в спальню почти под утро, чтоб не встречаться ни с кем даже взглядом. И окончательно струсила утром, когда выскользнула из комнаты раньше всех, но просидела в пустом классе, дождавшись, когда девчонки помятой толпой ушли на завтрак. Обманывая себя, девчонка вернулась в комнату, чтоб досматривать тревожный сон, прерванный сквозняками из хлипких оконных рам, но спать не хотелось. Ненависть к себе и собственной голове вернулась к ней, ласково поглаживая спину ознобом. — Дура! — крикнула Бэлла четко, усаживаясь на полу у своей новой кровати. Дверь беззвучно распахнулась. Девчонка подняла глаза и резко опустила их обратно в пол, мысленно пытаясь обрасти кожей хамелеона. С тихим шуршанием по полу к ней подкатился тонкий листок. — Малая, — осторожно произнесли от двери, — Ты мой партнер на внеклассной работе по математике. Староста сделала несколько шагов по направлению к ней и опустилась на корточки рядом. Легкие заполнились знакомым свежим, приятным запахом и Кузнецова постаралась дышать ртом. Наверное, Купер пыталась заглянуть девчонке в лицо, но та упорно не поднимала голову, разглядывая вместо этого листочек. По бумаге ползли ровно отпечатанные формулы, в уголке чернело «Кузнецова, Купер». Либо преподавательница вообще не заморачивалась и поделила их по журнальному списку, либо это все издевательство. Бахрома раздражения царапнула вены изнутри. — Я не хочу, — Бэлла постаралась сделать голос максимально ровным, и, заслышав шаги в коридоре, поднялась на ноги. Костья позволила себе моргнуть еще один раз, прежде чем встать, развернуться на пятках, ускорить шаг и перегородить ей дорогу прямо у самых дверей. — Так не пойдет, — у двери дернулась ручка, и она схватила девчонку повыше локтя, - Пошли, поговорим.***
Она упиралась, выкручивалась, и вырвала свою руку, прежде чем девчонки появились в комнате, но вслед за старостой пошла, опасаясь ненужной сцены. Малая спускалась следом за ней по лестнице, и, Костья была уверена, что та попытается ударить ее, как только они скроются от чужих любопытных глаз. Так и вышло. Купер увернулась от летящего в печень кулака и легко запрыгнула на подоконник, поднимая руки в обезоруживающем жесте. — Тихо-тихо, я поговорить звала. Бэлла затравленно озиралась, избегая встречаться с ней взглядом. Стало холодно, и она ежилась, явно жалея, что не набросила поверх мягкой футболки жилетку. Купер притащила ее в тупик. Обшарпанные стены, арочное окно и широкий подоконник в самом конце третьего этажа. На его месте еще до существования Школы была уединенная зона перед камином, покоящимся теперь за толстым слоем кирпича. Благодаря косой стене из коридора тупик было не видно, и когда-то, когда староста еще не была старостой, она пряталась здесь от всего мира. Старая желтоватая штукатурка и плотная стена деревьев за окном в детстве казались целым миром, а сейчас, когда она выросла, стали гарантией спокойствия в редкие минуты одиночества. Обескураженная поведением Малой, Костья привела девчонку в свой тупик, не придумав ничего лучше, и теперь корила себя. — Что значит «я не хочу»? — напряженно уточнила она, удостоверившись, что никто не собирается ломать ей кости. — Попробуй догадаться, — девчонка подняла вверх подбородок, выстрелив в полоток взглядом, словно собираясь обернуть эту ситуацию в свою пользу. — Интересно… Мысленно Купер послала ее к черту, дьяволу и к директору на растерзание за то, что не смотрит в глаза. Несколько раз обозвала трусихой. В тупике было четко слышно прозвеневший звонок на урок и редкие, затухающие голоса. Костья слушала, как тикают секунды их молчания. Бэлла услышала ее мысли, или ей надоело стоять перед старостой в немом ожидании. Она вопросительно изогнула брови. Подняла взгляд и переплелась свежей листвой своих радужек с ее мшистыми глазами... Как переплетают пальцы. Как уже было в их первую встречу. На миг у старосты закружилась голова. — Это чертово задание придумала не я. С больными мыслями Поляковой ты еще познакомишься позже, — быстро-быстро заговорила она, сбрасывая с себя наваждение, - На все про все месяц, и ты бы знала об этом, если б соизволила явиться на завтрак. Какого, кстати, хера? Последнюю фразу Костья не смогла сказать без яда в голосе. Осознавая, сколько нервов тратится на одну несчастную девчонку, она покачала головой и полезла в карман за сигаретами. Вытащила одну, нарочито медленно подожгла её вынутой из пачки зажигалкой, откидываясь на оконное стекло спиной. — Не твое дело, — мгновенно парировала Малая, сжимая ладони в кулаки. Больше всего на свете Бэлла ненавидела, когда люди лезли в ее личное пространство, когда пытались ей командовать. А судя по улыбке на лице старосты, та реально получала удовольствие именно от командного тона. Хотя, скорее всего, Купер получала удовольствие от явных проявлений злости, которые были видны в глазах Бэллы. К несчастью, она никогда не умела маскировать свои чувства как следует. Костья усмехнулась, пристально наблюдая. — Мое. И тебе пора бы знать и об этом. Я отвечаю за каждую из вас своей головой, а ты добавляешь мне проблем. — Здесь нельзя курить. Они синхронно перевели взгляд на закопченную табличку с перечеркнутым окурком, и Бэлла поняла, что сморозила глупость. — И что? — засмеялась Купер, делая очередную затяжку, — Я, кстати, курю, когда меня что-то зверски раздражает. И ты здесь. Совпадение? Кузнецова сжала губы на плоскую колкость. Из маленького пучка на макушке на лицо свесилась тонкая прядь. — Нам действительно придется поработать в паре какой-то жалкий месяц. Это не я придумала тебе назло, и, к черту скромность, — тебе даже повезло получить меня в качестве напарницы, — она небрежно стряхнула на пол пепел, — Я не собираюсь сваливать на тебя всю работу. Бэлла молчала, казалось, что-то обдумывая, и Каспер сочла это хорошим знаком. — Нам придется только несколько раз встретиться после уроков. Конечно, если ты не предпочтешь обмануться, когда сегодня вечером тебе кто-то обязательно принесет фальшивый листок и попросит сделать все одной. Малая снова фыркнула, складывая руки на груди. — Откуда мне знать, что листок от тебя не фальшивый? — Твой листок Холера порвала еще в столовой. Это мой экземпляр, на нем печать и подпись Поляковой, — она помахала свернутой бумажкой перед лицом девчонки. Бэлла устало приложилась затылком о стену позади себя и тут же зашипела сквозь зубы от боли — место вчерашнего ушиба еще болело. А еще хотелось закурить, но она скорее отгрызла бы себе руку, чем попросила бы сигарету у татуированной девчонки. Костья кинула на нее обеспокоенный взгляд из-под ресниц, пряча бумажку в карман широких штанов. Спрыгнула с подоконника. — Кажется, мы так и не познакомились нормально, хотя мое имя ты откуда-то знаешь, — она протянула ей руку с забитыми пальцами и наклонила голову, — Я Костья Купер. Кузнецова оценивающе посмотрела на нее, делая пару шагов вперед, и опасливо пожала чужую прохладную ладонь. Касание было неожиданно мягким и ненавязчивым. — Бэлла. Мне обо всех рассказала Наташа. Купер кивнула, будто заранее знала, что услышит в ответ. Ей было смешно до одури: она знала, какой у девчонки напротив на вкус рот, но впервые жала ей руку, называя свое имя. Они разорвали рукопожатие, но никто не отошел, сохраняя дистанцию в два шага. — Почему ко мне никто не может привыкнуть? Староста удивленно подняла глаза на Малую, кусающую губу. Казалось, девчонка сама жалела, что задала этот вопрос. Костья пожала плечами: — Ты новенькая. Все просто. Отведенную тебе роль в первый день ты занимать отказалась. — Роль девочки для битья? Нет, спасибо, оставь себе, — разозлённо произнесла Бэлла, мгновенно теряя и до этого хрупкий добродушный настрой. — Да никто бы тебя не бил…, - Костья поморщилась, — Но ты первой раскрыла рот. Ты первая полезла… Девушка едва не задохнулась из-за последней фразы, и уже хотела высказаться, но, перебивая саму себя, покачала головой и вместо этого молча задрала футболку. Холодный воздух принес мурашки. Каспер скользнула взглядом по затянутому эластичными бинтами корпусу, где в редких местах открытой кожи синяки цвели всеми оттенками синего. Она покачала головой: — Спрячь. Бэллке хотелось вообще ничего не говорить, потому что ей хотелось уйти. А ещё желательнее уйти, сказав напоследок что-то едкое, что исказит всезнающее лицо напротив на остаток дня, и эффектно так крутануться на плоской подошве. Староста выматывала её, даже когда смотрела. Как сейчас. Просто смотрела, не открывая рот. — Это все? — Кузнецова нервно одернула футболку и сузила глаза. — Нет. Почему ты вчера согласилась играть? Каспер не хотела этого спрашивать. Вопрос крутился в голове прошлой ночью и слова сами сорвались с языка. Ей просто физически вдруг захотелось удержать Малую перед собой еще на несколько минут, и она ляпнула то, что не хотела спрашивать даже у самой себя. Купер могла спросить ее о причине попадания сюда или даже о возрасте, но все это она знала из бумажек директрисы, поэтому ничего из рядовых вопросов не пришло ей в голову. — Потому что хотела подружиться со всеми, ясно? — ощетинилась девчонка, краснея, — Не принимай на свой счет, это было не из-за твоих опытных умений. Встреча в каморке со швабрами жила в Бэллкиной памяти, и она не могла не вспомнить вчера о растрепанной Асе, которая явно не проигрывала свои поцелуи в дурацкой игре. Каспер скривилась в издевающейся гримасе и развела руками. — Это, типа, должно было меня оскорбить? — Вряд ли, — фыркнула Кузнецова, — Я бы не удивилась, если бы ты приняла это как комплимент от очередной девки. — Очередной девки? — Каспер приподняла уголок губы и сделала шаг вперёд, сокращая расстояние. Нет. — Признай, Малая, что тебе на самом деле понравилось. Она сжала зубы, посмотрев на старосту в упор. Костьино выражение лица было довольным. Таким же, как и во время гребанной игры. Будто она точно знала, что делает. — Что?.. - Кузнецова дёрнула головой. — Вчера, во время игры в бутылочку, — невинно уточнила Костья, и Бэлла не знала, что конкретно вырисовалось на её лице, но это удовлетворило девушку, потому что она продолжила, — Все видели. Она подошла слишком близко. Это было странно, потому что во время обычного диалога люди так не стояли, не говоря уже о разговоре, в котором у собеседниц попеременно чесались кулаки. Бэлла снова почувствовала ставший уже знакомым запах, оттенок табака в котором стал ярче. — Что? — повторила она, моргнув, но тут же взяла себя в руки, — Ты ебанулась. Нет, серьёзно, ты не дружишь с головой, — Кузнецова показала себе на лоб, — Прекрати жить в мире, где все вокруг бегают за тобой, в восторге высовывая языки…. Ты не стоишь этого. Это было по-детски, и для красочности картины не хватало ещё топнуть ногой, потому что разговор не отпускал её, а Бэлка хотела уйти. Правда. Очень. Она могла дать голову на отсечение, что Костья специально все это говорила. —Не стОю, значит? — Костья вновь засунула руку в карман, — Ладно. Ладно. Но если так, то… Она могла поклясться, что в глазах старосты что-то потемнело. Кузнецова невольно скользнула взглядом от уголка ее издевательски улыбающегося рта к забитой крупным рисунком шее. От возмущения она даже не могла понять, что именно нарисовано на чужой коже. — Зачем ты тогда пыталась дотронуться до меня, если я ничего не стою? — запах сигарет плясал на её нижней губе, и Бэллка вспомнила, как он чувствуется, когда ощущаешь его на вкус. На языке. — Я хотела тебя оттолкнуть. Она сглотнула, пытаясь собрать мысли в кучу, которые разбегались, как муравьи, только от одного запаха. Она говорила правду — это было неприятно. Конечно, да, ведь ей не могло понравиться. Боже! Понравились вынужденные поцелуи с Костьей Купер, надо же такое придумать! Можно было рассмеяться от этих размышлений, но почему-то смех не шёл. Совсем. — Тогда почему ты не делаешь этого сейчас? — голос старосты снизился до шепота, и Кузнецовой пришлось немного подвинуться к ней, самую малость, чтобы просто расслышать, что она там бормочет. Она наконец подняла глаза и увидела, как та насмешка, пару минут назад играющая у Купер на губах, перекочевала в темный взгляд, закрывая ларец наваждения с громким, почти оглушающим щелчком. Ее пальцев что-то коснулось, и она рефлекторно-аккуратно сжала их, ожидая ощутить чужую руку. В ладони тяжелела пачка сигарет… Бэллка толкнула Купер так сильно, что даже смех, которым та зашлась, немного сбился, хотя даже это не развеяло ее позабавленного настроя. — А чего ты ожидала? — спросила Каспер, смеясь, — Я поняла, что ты хочешь сигарету. Или подожди, ты хочешь чего-то еще? — Иди нахуй! — ткнула в нее пальцем Бэлла, пятясь назад, — Просто иди нахуй. Она резко развернулась, едва не впечатавшись в стену, но вовремя удержалась, ухватившись за угол. Малая почти побежала к лестнице, чтобы быстрее избавиться от звука хохота, стучавшего в её голове набатом. Уже перед деревянной поверхностью двери девчонка поняла, что продолжает судорожно сжимать в ладони початую сигаретную пачку.***
Дни в Школе потянулись серой паутиной, мало чем отличаясь от ее последних дней в детском доме. Нудные, строгие уроки в пыльных, пропахших детской скукой классах. Комната с десятью безликими кроватями. Редкие перепалки с Верой или даже с Асей. Снова те же уроки. Еще более редкие прогулки с Наташей, которая имела свойство пропадать и появляться, игнорируя любые вопросы. Тревожный и беспокойный сон в настороженной комнате, которая продолжала что-то от нее скрывать и перешептываться. Насмешливые самолетики и немое осуждение во взглядах. Кроме этого, были и другие взгляды. Их она ощущала на своем лице, лопатках, затылке постоянно. Они были такими холодными и колючими, но, в то же время так сильно обжигали, что она остервенело терла лицо у туалетных раковин, чтоб избавиться от предательского румянца. Костья смотрела пристально. Когда она ссорилась с девками — с осуждением и злостью. Когда пыталась отвечать преподавателям — с насмешкой. Когда в спешке бежала на редкие занятия физкультурой или болтала с Наташей — с любопытством. Кузнецова не смотрела в ответ, но могла ощущать каждый из этих взглядов и находить им название, оттенок, цвет. В какие-то моменты взгляд становился настолько настойчивым, что ей хотелось смахнуть его с себя, как надоедливую муху или повернуться и, наконец, преодолев страх и смущение, вскинуть брови, безмолвно спросив: «На что уставилась?». Интересно, как бы она отреагировала? Фыркнула и закатила глаза? Или зло сцепила зубы? Отвернулась бы? Но взгляды не пересекались. Не пересекались даже во время трех редких встреч в классе после уроков. Для них Каспер разработала свою систему общения. В последние минуты урока на краю Бэллкиной парты вдруг приземлялся самолетик с коротким «останься после звонка». Без подписи и даты. Размашистый почерк. Повелительное наклонение. В авторе она не сомневалась ни разу. Кузнецова до зубовного скрежета бесилась, но всегда оставалась, потому что чертова алгебра никак не давалась ей. Стараясь не касаться забитых пальцев, она протягивала Костье свой листок. Не глядя бросала односложное «не получилось», получая в ответ насмешливое хмыканье и легкий сквозняк от немого хлопка двери. Купер исчезала без прощаний, всегда раньше нее, как будто старалась, чтоб их ни под каким предлогом не увидели вместе. Малая тешила свое самолюбие тем, что староста необщительная, злая сука со всеми, но потом увидела, как она шутливо щелкает Бунину по носу в комнате, и в груди что-то кольнуло. Бэллка что, прокаженная? Почему с ней нельзя общаться нормально? Проект Поляковой они сдали, хотя Бэллкин вклад в него был минимальным. Костью, казалось, это не смущало, и вердикт «хорошо, молодцы», она выслушала с каменным лицом. Кузнецова едва выдохнула, порадовавшись, что их вынужденное общение и беспричинная игра в гляделки кончится, когда преподавательница, радостно хлопнув в ладоши, объявила, что такой формат работы оказался продуктивным, и она закрепляет пары до конца года. Захотелось несколько раз приложиться головой о парту. Оборачиваться, чтоб увидеть реакцию старосты, она не стала, затылком чувствуя чужой взгляд. Шуршанием бумажных самолетиков, трелью механических звонков и издевательскими смешками отзвучал конец сентября. Наташа стала пропадать чаще, Бунину невозможно было поймать, а если и удавалось, половину туманных намеков на местные новости Бэллка не понимала. В чувстве потерянности она и встретила середину октября. С момента ее появления в десятой после больничного крыла минул ровно месяц.***
Вечер обещал быть скучным, но стоптанные падики научили ее не верить обещаниям. Столовая горела желтым светом новых лампочек, сохраняя картонный уют, отгоняя тяжесть осенней темноты за запотевшими окнами. Кузнецова за полупустым столом лениво кусала безвкусное яблоко, скользя взглядом по помещению. Большая часть группы исчезла куда-то за час до ужина, и только Ксюша с Алиной лениво катали по столу зеленые круглые фрукты. Судя по недовольному взгляду последней, она хотела бы оказаться подальше от этого места и всех вокруг. Нелепой волей судьбы Настя Бунина проболталась, что в библиотеке есть ежегодные общие фотографии всех групп с подписями, и Бэлла бы пропустила этот факт мимо ушей, если б не маялась от одиночества, перебирая по косточкам мелкие детали. Очередной призрачный шанс разгадать тайну Вики Беляевой засветился маяком на горизонте, и она не упустит его. Библиотека с нулевой посещаемостью отдавала затхлой прохладой склепа, но сегодня ей там будет легче. Сталь в спине к концу дня начинала дрожать под тяжестью жестоких взглядов, и выдохнуть, свернувшись в клубок, она позволяла себе только в одиночестве. Читальный зал и всеми позабытые книжные полки были идеальным местом. Здесь никто не увидит ее слабой. Бэллка какая угодно: дикая, больная, упрямая… Но не только не слабая. За размышлениями о том, как она пороется сегодня в школьных альбомах, Кузнецова не заметила приближающегося к ней силуэта, который исчез быстрее, чем она его рассмотрела. Записка влетела в руку не привычным самолетиком, а свернутым тугим комком. Алина с Ксюшей переглянулись, явно решая, спрашивать ее или нет. Бэллка хмуро кивнула им, поднимаясь. Бумажку развернула уже в библиотеке. «начинай бояться»***
— Все! Я сдаюсь! — Гончарова вскинула вверх изящную ладонь, — Я не понимаю, какого хрена мы здесь ищем! Увесистая стопка тяжелых альбомов покачнулась, из-за нее высунулось румяное лицо Кузнецовой. Она возмущенно сдула с лица непослушную прядку волос: — Ты сама согласилась помочь! — Помочь! А не играть в игру «найди то, не знаю что»! Малая была ее первой знакомой, которая бы вдруг заинтересовалась местной библиотекой. Да и на читающего человека она была похожа меньше всего, стоит только вспомнить ее любовь ко всему спортивному и позорные перлы в кабинете Третьяковой. Наташа до последнего думала, что в библиотеке Бэлла занимается чем угодно: плачет, отрабатывает удары, спит, но в то, что она роется в пыльных талмудах, не верилось до последнего. Часы протикали половину одиннадцатого: до отбоя полчаса и Гончаровой пора было отправляться на поиски ночлега, но библиотечный стул в компании Кузнецовой был самым уютным местом за сегодня. Она так и не смогла себе объяснить, чем ей понравилась девчонка. Была в ней какая-то неповторимая детская непосредственность, которую все они, сломанные дети, давно растеряли. Бэлла была искренней, честной, и это подкупало. Она не скрывала ненависти, любви, дружбы, симпатии, была честна со всем миром в нелепых шутках, неумением прятать эмоции и умением краснеть не вовремя. Гончарова и сама не заметила, как стала нуждаться в ее неловких похлопываниях по плечу и картавом «прор-рвемся, Наташка». Наблюдая за тем, как девушка застывает над очередным альбомом, хмуря брови, Наташа невольно улыбнулась. Она беззвучно отодвинула стул, и, встав за сгорбленной спиной девчонки, заглянула ей через плечо. Это был альбом четырехлетней давности десятой группы, и сначала в глаза ей бросилась, конечно, собственная бледная физиономия в овальной рамочке. Рваная челка и нареванные ночью глазки-щелки. Наташа усмехнулась, и даже хотела пошутить, когда всё поняла. Бэлла водила подушечкой пальца по неровному, сожженному спичкой краешку фото, под которым тиснением отпечатались буквы «В. Беляева». Лицо на фотографии было ювелирно выжжено. Гончарова закашлялась.***
Костья Купер ненавидела утро как время дня. Особенно, когда не высыпалась. Особенно, когда перед завтраком их вытаскивали на уличную пробежку. Настя рядом бежала так, словно ей ничего это не стоило, а она думала только о том, как бы не выблевать на асфальтированную дорожку собственные легкие. — Купер, Петрова, побыстрее! Можете больше! Сил хватало только на то, чтоб передвигать ногами и хватать ртом воздух, озаряя пространство вокруг облачками пара, но она все равно выплюнула еле слышное «пошел нахуй» в сторону Дмитрича. Петруха засмеялась. С неба капала противная серая морось, и воспитанницы, пряча головы под капюшоны одинаковых стеганных курток, сегодня были особенно вялые. Кроссовки шаркали по мокрому асфальту или чавкали по засыпанному листьями газону, и даже Бунина подозрительно молчала, словно у нее разом закончились эти глупые шутки. Маленьким, злым и потным стадом они оббегали Школу уже в третий раз, черной завистью завидуя тем, кто по какой-то из мизерного списка уважительных причин остался в здании. Осенними утрами здесь небо не темнело полостью, оно становилось невыразительно серым, и грязной ватой накрывало горизонт над Школой и ее обитательницами. Деревья на пришкольной территории цеплялись друг за друга сухими ветками, как будто даже они пытались согреться под порывистым, пронизывающим северным ветром. — Закончили! Перешли на шаг! Послышался свисток, и Костья обессиленно сплюнула в траву, замедляя движение. — Сука! — в сердцах прошипела она, — Это ты его каждый день терпишь? Настя согласно зевнула, спрятав лицо в сгибе локтя. Ее волосы были собраны в высокий хвост, открывая скулы, на которых от утренней получасовой пробежки не осталось даже румянца. Купер с сомнением покачала головой. Привычно вытягивая шею, она огляделась, в поисках своих. Выхватывая тут и там глазами знакомые скрюченные силуэты, она затормозила на нескладной, рослой фигуре без капюшона. Взгляд снова застрял. Малая. С открытой макушкой в минусовую температуру. Самоубийца. Находить ее в толпе стало привычным, даже излюбленным занятием. Это было гарантией ее безопасности, означало чистоту совести перед группой и Элеонорой. В том, что это может означать и что-то другое, она не призналась бы и под пулями. — Долго ты на нее залипать еще собираешься? — раздался над ухом Настин смешок. Костья вздрогнула, обернувшись. — Завали, — тихо буркнула она, мысленно закатывая глаза. Послышался свисток. — Купер, в учительскую. Ковалева — к директору. Остальные на разминку!***
В учительской терпко пахло чаем и старой бумагой. Уютно шуршал процессор старенького компьютера и беспрестанно пиликал телефон. Татьяна Алексеевна, подперев щеку рукой, озабоченно хмурила брови, разглядывая мокрую, недовольную Купер. — Думаешь, удастся уговорить ее? Староста десятой группы подавила желание вскинуть голову вверх и завыть в белый потолок охрипшим волком. Уговорить? Пффф… никто не собирался ее уговаривать. Она ее, блять, заставит. Вот только Поляковой вовсе не обязательно знать, что почву непоколебимой Костьи Купер уже в который раз выбивает из-под ног чертова Бэлла Кузнецова. — Да, я могла бы попытаться, мы неплохо сработались. Математичка с сомнением покачала головой: — Она ясно выразила желание не работать больше с тобой в паре, привела с собой Наташу Гончарову, та отказалась учиться с Прокофьевой… Злость клокотала в горле и гвоздями царапала сетчатку глаза, которая и без того зуделась под ярким светом непривычно теплого помещения. Отказалась работать в паре! И это при том, что Костья вообще не трогала ее, делала практически всю работу, хотя раньше бы ограничилась только своей половиной, и что она получает взамен… Да какого хрена?! — Возможно, мы неправильно поняли друг друга, я убедительно прошу вас не расформировывать пары, пока мы вместе не придем к вам, чтоб подтвердить отказ, — Каспер выдавила из себя самую очаровательную улыбку, на которую только была способна, мало заботясь о том, чтоб это не походило на оскал. — Хорошо, но постарайся не давить на нее, возможно, это проблемы адаптации…. — Ни в коем случае, я буду предельно вежливой!..