Останемся только мы с тобой

— Всё, всё, толпа разошлась, заканчивайте свой цирк, — между двумя чуть ли не дерущимися солистами вклинивается Ви, миролюбиво отодвигая их друг от друга на расстояние своих вытянутых рук. — Меня не было всего месяц, неужто вы опять грызётесь? — Да просто, блять, этот утырок опять нажрался и чуть не запорол нам концерт! — шипит Кер, готовый взглядом сделать из Джонни кружевную салфеточку. Тот только что-то невнятно рычит в ответ, намереваясь опять сцепиться с гитаристом, но Ви сильнее давит ему на грудь, вынуждая отступить. — Всё в порядке Керри, я разберусь, — обезоруживающе улыбается наёмник, и солист на это может только фыркнуть. Ви знает, что это в принципе самый безотказный его приём и часто нагло этим пользуется. Особенно если брать в расчёт тот факт, что он как раз подходит под типаж парней, которые нравятся Евродину. Винсу иногда было даже жаль, что тот постоянно влюбляется не в тех людей. — А с тобой мы сейчас поговорим, — парень поворачивается обратно к главному солисту группы и его голос становится ниже, переходя на строгие, почти угрожающе тона. Даже Кер невольно ёжится, когда наёмник крепко хватает пытающегося вцепиться ему в волосы Сильверхенда под локоть и тащит к гримёрке. Ситуацию облегчает то, что Джонни, кажется, под кайфом, и не совсем твёрдо стоит на ногах. — А ты мне чё, блять, в мамки записался, разговоры со мной разъяснительные вести? — хрипло выдаёт он, упираясь. Винс на это лишь закатывает глаза. — Ага. Соску тебе, бля, принёс, чтоб не буянил, — парирует он, слыша одобрительный смешок от Керри за спиной, и, запихивая рокера в комнату, щёлкает замком и недовольно складывает руки на груди. Нет, ну не то чтобы он, конечно, сомневался, что Джонни хуй положит на его просьбы вести себя хотя бы капельку нормально. Но всё равно бесит. — Я тебя, говнюка, о чём просил, а? — наёмник проводит ладонь по лицу, наблюдая, как рок-звезда, шатаясь что-то хаотично ищет по столу с зеркалами у стен. — Ты меня слушаешь вообще? Видимо, нет, думается парню, когда Джонни, вдруг зависнув, начинает в упор пялиться на наполовину полную баночку с таблетками. Блять, вот и откуда он их берёт? — Ты… хотя бы можешь честно мне сейчас ответить? — Джонни никак не реагирует, только коротко дёргает плечом. — Ты точно так же бесоёбил весь остальной месяц, пока меня не было? Рокер отрывается, наконец, от разглядывая предмета в своей руке и поворачивается к Ви, сдергивая попутно очки с носа. И если обычно без своих солнцезащитных стекляшек он казался более дружелюбным, если так можно выразиться, то сейчас он был, скорее, более потерянным и чуточку бешеным. Он так всегда выглядел, когда был под кайфом и понимал, что действие наркоты скоро закончится. Встрепенувшись, он потёр пальцами переносицу и, угрюмо развернувшись обратно к зеркалам, отрицательно мотнул головой пару раз, что-то промычав про себя. Ви немного удивлённо приподнял брови. Надо будет потом уточнить у Керри. — Правда? Ого. Неужели так сильно дорожишь моим расположением? — не удержавшись, ухмыляется наёмник, подходя ближе. Джонни лишь слегка поворачивает голову в его сторону, глядя вниз, глубоко дыша через нос. Руки дрожали, и непонятно было, от напряжения после концерта или от подступающего сейчас волнения. — Да катись ты хуем в лес, понял, — выдаёт Джонни, слитным движением проводя правой ладонью по лбу и чуть зачесывая волосы назад. Было заметно, что он выдохся после концерта, но эмоции ещё бушуют. Ви всегда поражался тому, как неизменно их концерты будят в Сильверхенде банально одинаковые эмоции. Злость, ненависть, ярость. В равнопропорциональном размере. Ви крадучись делает ещё пару шагов вперёд, оказываясь за спиной у рокера. Он протягивает руку, аккуратно касаясь чужой взмокшей шеи и пытаясь убрать чёрные пряди с одной стороны. Джонни тут же скидывает его пальцы, словно взбесившийся соловей, чем лохматит причёску сильнее. — Напомни ещё раз, почему ты мне нравишься? — с коротким смешком бормочет Ви, подходя в упор и с довольным вздохом зарываясь носом в чужие волосы на затылке. Джонни же не может, просто физически не может спокойно стоять на месте и то проводит ладонью по лбу, то опирается рукой о стол, не глядя в зеркало, постоянно ерзает, будто уж. — Да стой ты спокойно, мудачьё. Наёмник, недовольно цыкнув, одной рукой зачем-то закрывает рокеру рот, а другую кладёт на талию, крепко удерживая на месте и больно впиваясь пальцами в бедро. Джонни сначала ожидаемо брыкается, крепко вцепившись пальцами протеза в запястье Винса, но уже через пару секунд заметно расслабляется, скрипя зубами и продолжая держать Ви за запястья. Он поднимает глаза на зеркало и невольно жалеет, что снял очки — Ви теперь может беспрепятственно любоваться его загнанным, злобным взглядом. И по его хитрому прищуру глаз прекрасно понятно, что наёмник этим даже наслаждается. — Соскучился по нашим встречам? — подмигивает ему через зеркало наёмник, плавным движением сильнее вжимаясь грудью в широкую спину рокера и вынуждая того подойти к столику впритык. — Знаешь, если не считать руки, то ты местами такой мягкий… Джонни, тут же взвинтившись по новой от таких слов, собирается начать новую перепалку и куснуть чисто на всякий случай Ви за руку, но тот её уже убирает, отходя в сторону и опираясь бедром о край стола гримёрки. Где-то с минуту они играют в гляделки, пока рокер не нашаривает на столе пачку сигарет и зажигалку. Потому что ему сейчас невыносимо надо покурить, иначе он закончится вот прямо, блять, тут. — Кстати, захватил с собой тут кое-что, подумал, вдруг у тебя как раз подходящее настроение, — не издеваясь, не насмехаясь, а просто констатируя факт, заявляет Ви, доставая из кармана вещь, при взгляде на которую у Джонни на пару мгновений спирает дыхание и он резче, чем следует, выдыхает через нос табачный дым. Они достаточно долго к этому шли. Точнее сказать, Джонни довольно сложно давался тот самый разговор. Но, в конце концов, спокойствие и постоянная толерантность Ви к любым заебонам людей, какими бы странными и люди, и их заебоны не были, были достаточно располагающими к себе, да и Джонни всё равно казалось, что наёмник видит его насквозь, чё кота-то за яйца тогда тянуть. И правда, когда он, с выражением совершения огромнейшего одолжения на лице рассказал об этом Ви, тот только со своим обычным, внимательным, не осуждающим взглядом и немного плутоватой усмешкой уточнил, говорит ему об этом рокер в ясном сознании или он опять под чем-то. Но сам Джонни относительно этой темы был крайне вспыльчив, пообещав, что если об этом хоть кто-то узнает, будь то Керри или какой вусмерть бухой торчок из толпы, то он оторвет наёмнику член, а потом засунет ему же в жопу. Винсу честно иногда казалось, что помимо ПТСР и общей эгоцентричности у Джонни была биполярочка. Потому что это было просто невероятно — то вот он стоит, совершенно безмятежный, словно удав, и курит у входа, даже здоровается, если пройти мимо, то рычит и скалится на всех подряд, грозясь накинуться на любого, кто подойдёт слишком близко. Конечно, чаще всего парень грешил на невъебическое количество наркоты и спирта, коктейль из которых чудом ещё не убил рокера, но, как говорится, если кажется, креститься надо. — Ну так что? — Ви забирает у него сигарету, наблюдая за тем, как затравлено мечется чужой взгляд по низу комнаты, и единожды затягивается, тут же туша сигу обо что-то на столе. Он ещё раз покачивает рукой, которой держит то, на чём так сосредоточил внимание Джонни, ненавязчиво подгоняя и делая вид, что если рокербой не поторопиться, то он сам уйдёт, в конце концов, его время тоже не резиновое. Хоть он и соскучился. — Подходящее у тебя настроение? Или мне ещё раз напомнить тебе, что курить вредно и проваливать? Мужчина поднимает на него тяжёлый, недовольный взгляд, правда, всё его недовольство тонет в расширенных от наркоты и, видимо, от предвкушения предстоящего веселья, зрачках и в том, как рокер быстро проходится кончиком языка по губам. А после закидывается ещё парой таблеток. Винс помнил, что, несмотря на их «договорённость», Джонни всё ещё не мог делать это не под кайфом. А ещё, конкретно у этого наркотика была одна интересная побочка — повышенная физическая чувствительность. Он медленно, Ви мог бы даже сказать неуверенно тянется к простому, чёрному ошейнику и забирает его из рук наёмника. Ви с жадным любопытством, словно в первый раз, смотрит на то, как Джонни, опустив голову, немного нервными движениями послушно застегивает его у себя на шее, и не может перестать улыбаться. Казалось бы, ничего особенного, просто обычная, тёмная полоска кожи. Ви удовлетворённо кивает и протягивает руку вперёд, чтобы царапнуть ногтями по скуле, убирая прядь волос за ухо, и почти неощутимо похлопать по щеке, позволяя себе наслаждаться моментом. Джонни всё ещё упрямо смотрит в пол. — Да, вот так, — мягко поощряет наёмник, замечая, как руки Джонни дрожат всё меньше, уступая место наркотику, из-за чего рокера немного потряхивает, но в хорошем для него смысле. Ви, убирая ладонь, за прикосновением которой почти потянулся рокер, отходит спиной назад, к дивану, не отводя глаз от мужчины. Это было так упоительно, на самом деле, что Ви просто не мог себе в этом не признаться. Видеть Джонни таким было до жути абсурдно, но приятно, хотя это слово и не может в полной мере передать той алчность, с которой Ви каждый раз впитывал этот его образ в подсознание, как губка. В голове в такие моменты было так много мыслей, потому что, что бы он не сказал Джонни сделать в этот момент, он был уверен, что рокербой его послушается. Всё-таки он каждый раз совершенно добровольно застегивал ошейник на шее. Ви понимал, почему, всегда понимал. Он знал Джонни многим лучше большинства его друзей, а иногда и лучше самого рокербоя, они ещё с войны вместе, как-никак. Винсент часто слышал от Джонни, что «он самый близкий его человек» и это правда было так — если бы он не доверял Винсу больше, чем кому-либо ещё, то никогда бы не сделал в его присутствии ничего подобного. Ви подозревал, что, каким бы волевым и безбашенно упёртым Джонни ни казался, но, — как там в песне было? — даже самые сильные из нас способны выбирать ошейники. Он никогда бы не стал его осуждать. Ви понимал, как иногда приятно и полезно передать весь контроль над ситуацией кому-то ещё, со всей ответственностью и сложными раздумьями, жизнь без этого становилась несоизмеримо проще. Как на той же войне, когда слепо следуешь приказам в первое время и буквально ни о чём не волнуешься. Ничто тебя не грызёт, ничто не гложет. Джонни подходит ближе, к удобно устроившемуся на диване наёмнику, который закинул руки на спинку дивана и приглашающе улыбался. По рокеру было заметно, что у него в голове всё равно происходят какие-то особо злостные тёрки с самим собой, из-за чего он так хмурил брови, скрипел зубами и недовольно поджимал губы. Но Ви понимающе кивнул про себя и протянул руку, не давя, просто терпеливо ожидая. Рокербой шумно выдыхает и отворачивается, протягивая руку в ответ и позволяя Винсу усадить себя боком ему на колени. Его тут же крепко прижимают за плечи к тёплой груди, внутри которой слышно, как бьётся сердце, и Джонни, давая понять, что ему это действительно важно, вцепляется кибернетической рукой Ви в плечо, жмуря глаза. Тому даже не нужно ничего говорить, он просто обеими руками пытается обнять сидящего у него на коленях мужчину, пригладить его волосы, мягко коснуться открытых участков кожи. Он знал, что с некоторыми в Найт-сити может происходить такое, что при повышенном либидо тебе начинало становиться скучно от самого развратного, пошлого, грязного, но в то же время ты достаточно сильно начинаешь заводиться от обычных прелюдий, касаний, даже жестов иногда. Кажется, у Джонни тоже было что-то этого плана. Они словно играли в игру, к которой есть чётко приложенные правила, которые никогда не будут озвучены вслух. Со стороны Ви не должно было быть никаких агрессивных, резких или импульсивных поступков, которые могли бы нарушить атмосферу этой уединённой безопасности. Джонни же в свою очередь должен был слушаться и ничего не говорить. Исключением чаще считалось только что-то по делу. Однажды один из них нарушил правило и игра ожидаемо быстро сошла на нет. Рокеру слишком сложно даже в такие моменты держать язык за зубами, а свои ехидные комментарии — в пределах внутренних монологов. Но зато он теперь чётко знал, что будет, если нарушить правила. Ви давно уже уяснил, что этот придурок только разве что наступив на грабли хотя бы раз поймёт нормально, что к чему. Это всегда была такая разительная перемена — агрессивный, почти сумасшедший рокербой, который любому несогласному прострелит голову без колебаний и буквально млеющий от ощущений в его руках наркоман, с мутным тёмным взглядом и безмерной усталостью. Ви даже иногда казалось, что это происходит не с ним, а с кем-то другим. Слишком уж сложно было совместить эти два образа в один, будь хоть у Джонни семь разных психических расстройств. Особенно сложно было поверить иногда в то, что этот Джонни — это тот самый Джонни, его Джонни, потому что куда-то терялась на короткие промежутки времени в их встречи вся его аура мощи, уверенности, всё давящее ощущение превосходства. Ви не сомневался, многие что угодно бы отдали за то, чтобы побыть на его месте сейчас. Если обычно рокер вёл себя как вредный драный кошак, который прекрасно знает, какой он охуенный, то с Ви в моменты вроде этого он вёл себя как пёс. — У тебя пальцы холодные, — вырывает из раздумий Винса хрипловатый голос рокера. — Сомневаюсь, что если ты засунешь мне ледяную руку в штаны, я словлю многочисленные оргазмы. Ви невольно усмехается и, продолжая одной ладонью обнимать мужчину за плечи, другой касается его подбородка. — Ну так согрей, чего ноешь? Ви почти уверен, что этот сучёныш просто снова им манипулирует, подгоняя к действиям. Но смысла дуться на это нет, поэтому он позволяет рокербою взять его руку за запястье и прижать пальцы к губам. Наёмник прекрасно понимал, что, если бы он сам обратил внимание на это, Джонни как-нибудь быстро и беззвучно послал бы его нахер. Пусть он закидывался перед этим именно для того, чтобы гордость не давила на горло, она у него ещё была, как и это взрывное «не смей говорить мне, что делать». Он был таким тёплым, таким мягким сейчас. Мужчина, настоящей рукой переплетаясь пальцами с Ви, оставил затяжной поцелуй на тыльной стороне чужой ладони. Его дыхание было жарким, как и губы, так что спустя несколько секунд и пару долгих сдержанных поцелуев рука наёмника была почти горячей. Другой ладонью Ви поощрительно зарылся в чёрные спутанные волосы, успокаивающе гладя по голове. Как только его руку отпускают, он проводит пальцами по щеке, чувствуя, как кожу колет щетина. Джонни шумно выдыхает, приоткрывая глаза на пару секунд. Ви нравится следить за мимикой его лица и он незаметно улыбается про себя, аккуратно, даже нежно прижимая голову рокера к своей груди, и ведёт свободной рукой вниз, до края майки с лого группы. Рокербой ему нисколько не препятствует, вникая в ощущения. С такого близкого расстояния по нему было понятно, как он под наркотой в два раза сильнее балдеет от чужих прикосновений. Наёмник с осторожностью подумал, что Джонни выглядит почти беззащитно и даже мило, но ему всё казалось, что его мысли сейчас прочтут и он получит по ебалу так, что все зубы повылетают. Но нет, мужчина в его руках продолжал сидеть смирно, его дыхание тяжелело от того, как Ви касался его под майкой. Ему не хотелось сразу переходить к главному, иначе это слишком быстро закончится. А все самые чувствительные места на чужом теле он уже давно нашёл и иногда немножечко злорадствовал, когда видел, как к рокеру клеится очередная фанатка, которая никогда не узнает о своём кумире то, что знает он. Тёплые пальцы, почти что щекоча проходятся по телу рокера, пока Ви мягко целует Джонни в лоб, заставляя просто млеть на его коленях. Когда наёмник, дразня, задевает ставшие довольно чувствительными сейчас соски, Джонни тихо скулит и поднимает голову, утыкаясь носом Ви куда-то в шею, но держа руки при себе. Парень на такую покорность может только довольно ухмыльнуться и опустить, наконец, ставшую горячей от тепла знакомого тела руку на ширинку кожаных штанов. — Мой хороший заслужил десерт?.. Рокер, продолжая жмуриться, коротко кивает, что-то неразборчиво мыча и оставляя пару коротких поцелуев на шее наёмника. И, честно, Ви уже просто не может спокойно сидеть и смотреть на это. — Тогда давай, кхм, закругляться, — хрипло выдаёт он, чувствуя, как Джонни ёрзает на его коленях, отчего лучше не особо становится. — Потому что, честно, мне слишком сложно сдерживаться, когда я вижу тебя… таким. Рокер открывает глаза и смотрит мутным, глубоким взглядом, пропитанным эмоций, граничащей не то с обожанием, не то с чем-то в крайность бешеным, отчего у наёмника ползут мурашки по рукам. Джонни кивает и сыто улыбается. Ви глубоко вздыхает. Наконец-то. Как же он блять, соскучился.