***
Дождавшись вечера и, как и было запланировано, успев даже приодеться из классических брюк во что-то более пригодное для отдыха в компании друзей, Акааши уже направляется к месту встречи. Пока в одиночестве, но он уверен, что у входа уже встретит троих своих приятелей или хотя бы того многообещающего владельца бара, которого Куроо немногим ранее во всех красках представил как человека бесконечно трудолюбивого, довольно обеспеченного и с настоящим полчищем тараканов в голове заодно. Нари-бан караоке по этому адресу скрипачу лично знакомо не было — не удивительно, — но Тетсуро бойко заверил, что заведение шикарно оборудовано и обустроено по всем меркам качества, хоть для Кейджи это и не было настолько важно, в отличии от пианистов, которые сразу уже точно настроились петь, бурно это между собой обсуждая и даже пугая своим воодушевлением. Мол, они с бро решили не мелочиться, раз уж такой удачный случай выдался, и эти их слова скрипача немного смутили. Оставалось только отчаянно надеяться и всеми силами верить, что те двое от счастья там не напьются, и Ойкава масла в огонь нарочно подливать не станет, а ведь такой исход никак нельзя было исключать. Ладно Кенма, но полностью положиться на хитреца Куроо до сих пор казалось рискованной идеей. А если это ещё и дуэт в соединении с Бокуто — пиши пропало. Хотя, может быть Акааши просто в который раз слишком сильно себя накручивает в этой ситуации в целом и ему стоило бы хоть раз прекратить думать обо всём и вся. Отключить голову и делать как знаешь, Бокуто точно сказал бы что-то подобное. Один единственный раз, к тому же, ничего делать не придется: только сидеть на диване, любоваться Бокуто, слушать песни и следить, чтобы эти чудаки ничего не натвор... — О, ты уже тут! — суетливо перетаптываясь с места на место, будто вовсе от скуки пританцовывая, точно Акааши не распознал, и держа руки глубоко в карманах объемной толстовки, встрепенулся Бокуто, уже стоявший у входа в помещение и до сего момента высматривающий остальных ребят. Дождавшись же того, кого увидеть был более, чем рад, он воспрял от своих размышлений. — Да. Я думал, вы придете вместе, разве нет? — слегка удивился Кейджи, осматриваясь вокруг, но большого значения этому не придавая. — Куроо передал, что у него дела и нужно зайти за Кенмой, а вообще он торопился и был каким-то странным, — выложил все свои мысли разом Бокуто, пожав плечами и устремив взгляд опять куда-то вдаль. — Опаздывает, — заметил Кейджи между делом, прицыкнув. Акааши немного поглядывает на пианиста, ожидая, что тот скажет что-то ещё, но он всё молчал, как будто тоже думал об этом. Темы для разговора в этот раз отличались своим резким отсутствием и упрямо игнорировали все просьбы появиться, нагнетая назойливой пустотой в голове и тишиной на улице близ входа в бар. С Тетсуро и правда было как-то проще, а тут... — А когда вы уезжаете? — Кейджи и сам не знал, почему ему так внезапно захотелось поинтересоваться об этом, но его голос всё ещё держался как нельзя лучше и спокойнее, даже если скрипач и волновался об исходе нелепой беседы. — А? Куроо ещё останется. А я уже завтра в обед. На поезде около часа езды. Внимание, кажется Бокуто подменили. И Акааши это отчетливо заметил, тут уж удивляясь неподдельно и полностью разворачиваясь в сторону рядом стоящего. Пианист красноречием и многословностью в этот раз не отличался уж совсем, не вставляя между слов забавный смешок или очередную глупую в своём репертуаре шутку, в отличии от его утреннего состояния, когда он ещё с ликованием мог носиться по консерватории вприпрыжку, опять всех подряд сбивая. Но когда до самого Кейджи дошёл смысл услышанных слов, ему тоже стало не по себе и как-то не так, как должно быть. Как-то пусто? — Тогда я провожу вас до поезда, — справедливо рассудил Акааши, стараясь самому сохранить настрой и очень уж радуясь тому, как стойко удерживался его непоколебимый голос, пока не выдавая ни единой эмоции, чего о том же самом Котаро не скажешь. Но он возражать словам оркестранта не стал. Да и скрипач понимал — Бокуто придет в себя тут же, как только под боком окажется Куроо, в руке блеснёт микрофон, а перед глазами — небольшой зрительский зал караоке-комнаты, атмосферно подсвеченной, отвлекающей от удручающего факта завтрашнего отъезда и своей аурой совсем отличающейся от концертного зала консерватории. Тут всё более раскрепощено, по-иному расслабленно, и пусть даже шум громковатых колонок уже не так давит на уши и заставляет, как ни странно, успокоиться и отойти от состояния сценического стресса, который излишне волнительным для Бокуто, может быть, и не являлся, но разгрузка требовалась незамедлительно. — Ребят, чего зависли? Глянь, Кенма, стоят и молчат, ха-ха! — Тетсуро в темени приближающейся ночи подкрался очень уж незаметно, чёрным котом бесшумно и в неприметной компании своего незаинтересованного в данном действе приятеля выплывая из-за угла и мигом оказываясь за спинами задумчивых друзей. Бокуто, привыкший к подобным закидонам пианиста, лишь обернулся и как-то рассеянно посмеялся, а вот Акааши приучиться к манере музыканта незаметно подкрадываться из ниоткуда всё никак не мог, ощущая сам, как вздрогнул от голоса с некой насмешкой где-то за ним и только потом понимая, насколько глупо повелся. «Ничему тебя жизнь не учит!» — сам за себя говорил радостно-лукавый взгляд Куроо, с которым Кейджи успел пересечься, поворачиваясь к объекту-раздражителю. Тетсуро, ты самая настоящая заноза в заднице! Правда, чаще всего очень активная и приободряющая, что как раз сейчас для Котаро в срочном режиме и увеличенной дозе требовалось. Ждать долго не пришлось. Вдохновлённые по самое не могу внутренним видом внушительного здания караоке и буквально с церемониальной торжественностью проходящие к своей лично занятой зоне, ребята заметно ликовали, взглядом цепляясь за любую деталь, будь то изящно в самый центр «сцены» выставленная микрофонная стойка или яркая светодиодная лента по самым краям потолка, переливающаяся оттенками фиолетово-синего и привлекающая заинтересованное внимание. На входе ждал Тоору, недовольно поглядывающий на часы, но стоило ребятам появиться в его поле зрения, тут же на смену нетерпению пришли крепкие рукопожатия, странные, даже специфические шутеечки и знакомство Ойкавы со взбудораженным всем происходящим Бокуто. Впечатляющего приветливостью и что-то быстро повествующего о данном заведении Тоору Акааши решил преспокойно прослушать, пропуская мимо ушей быстрые описания с неясным юмором и проходя в комнату. Он уловил только то, что Ойкава подойдёт к ребятам позже и будет не один. Это озадачивало и немного стесняло, но от мыслей отвёл внешний вид этого места. Идеальное покрытие звукоизоляции сразу бросилось в глаза, новейшая караоке-машина, два комфортных дивана, поставленные параллельно друг другу, создавали поистине приятную обстановку, располагающую на открытое пение и обсуждение всего, чего угодно. Куроо и впрямь не обманул, бар стоил того, чтобы оказаться тут в компании друзей хоть один раз. И нетрудно догадаться, что за этот один раз парни будут отрываться по полной, ни о чем не жалея.***
— Что собираешься петь? — заинтересованно протянул Куроо, присмотревшись к экрану караоке-машины, подойдя и выглядывая откуда-то из-за плеча Бокуто. Атмосфера уже минут десять держалась лучше некуда: ни излишнего шума, ни кучи народа, и только пианисты создавали некоторое движение, перешептываясь между собой и явно намереваясь устроить грандиозное шоу всех веков и поколений для двух до невозможности заинтересованных слушателей и Ойкавы, который подойдёт позже и будет не один. Но если быть серьезным — Акааши и правда достаточно любопытно, что смогут выдать эти не раз — и даже не два раза, — удивляющие его личности. От алкоголя он наотрез, даже с отвращением в голосе, отказался, в отличии от этих двух, которые поначалу держались стойко и на барную стойку внимания не обращали, но потом сила здешней ауры взяла над ними верх. Да и что же это за караоке без, хотя бы, одного бокала простого и ничем не примечательного белого сухого вина, самого в своём роде безобидного? На том и порешили, хоть и мялись немного под нагнетающим серьезность взглядом Кейджи. Кенма и вовсе особых признаков жизни не подавал, отдыхая сам с собой и полностью оправдывая все предположения Тетсуро на этот счёт. — Черт! Не знаю, — Котаро, пролистывая внушительный список песен, и каких там только не было, едва не растерялся. Палочка-выручалочка Куроо и тут оказалась как всегда кстати: — Не паникуй. Мы с тобой пойдём по... классике! — выдержанная для интриги уместная пауза, хитрый прищур и довольный оскал. Ох, этот парень точно что-то задумал! И самое пугающее, что Бокуто его понял отлично, тут же расцветая и загораясь, что можно было запросто заметить в глазах, сияющих огоньком маньячной идеи. — О! Ха-ха, сейчас я вам... задам! Врубай наше любимое!! — щёлкнув пальцами и забавно хохотнув, заключил мигом он, ликующе глядя на кивнувшего с задорной искрой друга. Казалось, что у них какая-то собственная шифровка, умение читать мысли, язык для общения с особенно умственно-развитыми и летающими на одной волне или что-то вроде того, ибо Акааши не разобрал абсолютно ничего из ими сказанного. Оставалось только ждать и наблюдать за тем, что могут выкинуть эти два развеселенных недоразумения. Кейджи даже показалось, что он хотел бы так же. Не беспокоиться ни о чем и отжигать в баре под любимую музыку с бокалом ярко переливающегося на свету диско-шаров сухого. Почувствовать себя немного безответственным, едва странным, шумно смеясь и с задоринкой подшучивая. От размышлений юношу оторвал глухой и, как могло показаться, совсем не заинтересованный голос Кенмы, даже ненадолго прервавшегося от самозабвенного прохождения уровней, но после опять вернувшегося к любимому занятию: — Опять сейчас заладят песни Queen перепевать по сотне раз. Ни объяснений, ни дополнения сказанных слов не последовало, и теперь Акааши с сомнением недоумевал и гадал, правда ли эти двое собираются с нереальным запалом распевать песни группы, пик популярности которой приходился на семидесятые. Ответ всё же последовал и, хоть он был и не таким, каким его думал услышать бы Кейджи, но изъяснял он всё довольно доходчиво. «Tonight I'm gonna have myself a real good time...I feel ali-i-ive!» — доносится со сцены, и смотреть не нужно было, чтобы распознать в этом голос довольного до невозможности Бокуто. Первые слова заставили понять их песенный выбор, выбор группы для исполнения и осознать, насколько хорошо пианистам эта непринужденная музыка подходит своей зажигательностью и энергетической составляющей. Они, мать вашу, реально поют песни Queen! Пел только Котаро, с некой гордостью стоя в центре сцены и собирая на себе не особо многочисленные, но любопытствующие взгляды пока только троих друзей-слушателей. Куроо находился поодаль и, облокотившись спиной на сценическую стену и слегка проверчивая в пальцах всё ещё выключенный (выключенным он был недолго) микрофон, с ни с чем несравнимым интересом наблюдал за товарищем. Бокуто же шалит и балуется, явно кайфуя от происходящего: поправляет лохматые волосы, разлохмачивая их сильнее прежнего, широко между строчек улыбается, а если и путается в словах, то улыбается ещё шире и ярче, будто так и должно быть и не путался он вовсе. «And the world it's turning inside out, yeah!» Котаро пританцовывает и, несмотря на то, что хор в музыкальной школе не прогуливал, особо над чистотой исполнения не заморачивается, иногда откровенно фальшивя. В данном случае уже никакой хор и профессиональное музыкальное образование не помогут, потому что Котаро наплевал только что и на то, и на другое, настолько хорошо было в данный момент, именно сейчас, именно тут и только так. Без всякого музыкального образования. Одно только это словосочетание в данном времени и обстановке звучало уж слишком официально. От микрофона не оторвёшься, а внешние границы рассеиваются перед глазами, ощущение абсолютно иное, нежели во время концертных выступлений, и Бокуто уже определенно попал в раж, в нирвану, в экстаз — да он уже где угодно, но только не тут, не на земле. «I'm floating around in ecstasy, So don't stop me now, don't stop me!..» Останавливаться и правда не хотелось, да и возможным не представлялось — веселье ведь только началось! Бокуто не обращает внимание ни на что и с заметным душевным ликованием старательно растягивает высокие ноты, пафосно жестикулируя рукой время от времени и совсем не заглядывая в бегущий текст (его он давно выучил наизусть от корки до корки, причём абсолютно неосознанно, но на знании текстов песен, пожалуй, и заканчиваются его познания в английском языке) и от удовольствия немного прикрывая глаза. Счастливое «Хей хей хей!» песни отлично сочеталось с привычной манерой возгласов этого пианиста, а потому невольно даже думалось, что писалось это специально для него. Специально, чтобы теперь он воскликнул это радостно и громко, оглушительно и невероятно жизнелюбиво, с огненно вспыхнувшим запалом, и кажется, ещё немного, и сцена точно загорится настоящим алым пламенем. Останавливаться не хотелось, даже когда песня подходила к концу заключительными аккордами, и что-то в душе колыхало до сих пор, потому что останавливаться не хотелось, совсем не хотелось, и не хотелось, чтобы кто-то останавливал... — Ух-х. Это было... потрясно! И хочу ещё! Ребят, хей, все же слышали? — Все, — дружно звучит в унисон. Акааши, конечно, за это время много как и в каком свете успел Бокуто увидеть. Эмоций у него было предостаточно, одна ярче другой сверкала и мелькали они на лице его с невероятной скоростью, скорость эту с каждым разом только больше набирая и упущенное наверстывая. А сейчас Котаро совсем разошёлся. Наверстал, так сказать, упущенное на годы вперёд. Нет, на десятилетия. О его тёплой толстовке с капюшоном, сброшенной на диван при первой же возможности, не шло и речи, а футболка его от энергичных на пару с Куроо танцев задралась на другой край плеча, тем самым по воле бессовестного случая слегка оголяя ключицу, куда Акааши ну-конечно-же-не-смотрит-не-смотрит-и-даже-в-мыслях-такого-не-было. Эта сторона характера Котаро проявилась Акааши только сейчас, даже если раньше порывалась, и сказать, что она своей открытостью и запалом его заворожила, не сказать ничего. А потому произносить что-то ещё у него не поворачивается язык— боязно чепухи наплести. — Они собираются петь все песни? — наконец спрашивает у рядом сидящего Кенмы Акааши, когда замечает оживлённое топтание на сцене и возобновленные дискуссионные споры о том, какую композицию из всех десяти тысяч самых разных в караоке-машине поставить следующей. — Если их не остановить, то да, — со знанием дела отвечает виолончелист, которому, вероятно, столь безбашенное действо от этих ребят наблюдать не впервой. — О Боже. — Согласен. Ну... чем бы дитя не тешилось... — Лишь бы не вешалось, — кивает Кейджи, хоть и подразумевал Козуме абсолютно другое, и теперь оба тихонечко хихикают, чтобы не сбить ненароком Куроо, уже приступающему к великому «Мы чемпионы этого мира!». С Кенмой Акааши удивительно хорошо нашел общий язык. Даже в PSP немного играть научился под его непосредственным руководством. Но чаще всего, конечно, взор его направлен был на сцену, где во всей красе сиял он. Бокуто Котаро — классический пианист, джазовый импровизатор, о котором в этой роли мир ещё не слышал, заядлый любитель песен Queen и просто шикарный парень. Что ещё нужно в этот день для полного счастья? Для полного счастья если только тот самый Бокуто Котаро, который теперь распевает самозабвенно эти песни Queen, между делом успевая и поправить шевелюру, завалившуюся набок, и с Куроо поспорить лишний раз, и помахать Акааши со сцены с радостным возгласом, от которого сердце в груди начинало танцевать неистовую чечетку, и отсалютовать Ойкаве, который наконец-то изволил явиться со своей «хулиганской», как их с первой встречи для себя прозвал Тетсуро, бандой. Ну ладно, так уж и быть, с джазовым оркестром. Благо только, что Тоору со своей компашкой явился раньше, чем ребята, раскрепостившись, успели бы перепеть по сотне раз все альбомы излюбленной своей группы и приступить к хитам Кэти Пэрри, Тэйлор Свифт, Леди Гаги, Бритни Спирс и другим содействующим любой успешной вечеринке лицам, кого там только не перечислишь, на всех и страницы не хватит. Времени прошло всего-то ничего, и всё идёт только по нарастающей. Ойкава много смеётся, джазовая группа травит приколы один за другим, расположившись всем отрядом на диванчиках, и вызывает иногда волны хохота, фоновая музыка не гремит, позволяя всем отдохнуть от неистового дуэта пианистов-певцов на сцене и просто побеседовать в приятной обстановке, и теперь на душе спокойно, прямо-таки умиротворенный штиль. Несмотря на то заведённое веселье большинства присутствующих в баре. По крайней мере, Акааши уже думается, что если бы можно было создать книгу про сегодняшний вечер, названа бы она в простонародье была сплошной шуткой, не всегда смешной к тому же, или абсолютным сборником сумбура. Никакой конкретики, всё так размыто, но так хорошо, и мысли наконец немного отпускают. Кейджи вот уже было считает, что и сам готов сочинить такую книгу, рассказав в подробностях и про шутки эти из раздела старческих анекдотов, и про песни, и про то, как теперь Куроо лежит на диване животом вниз и зачем-то просит Бокуто почесать ему спинку, и про самого Бокуто, конечно, тоже написать развёрнуто, только вот в голове ничего не идёт, не вяжется, не складывается, потому что там всё так же в конец сумбурно. В хорошем смысле, если так вообще возможно, но Акааши и сам не знает. — Я понял, почему не прошёл на третий тур! — возгласил резко Куроо, расставляя многозначительно каждое слово и заставляя остальных, слегка удивившись, обернуться на него. Непринужденная беседа проходила настолько гладко, что даже скрипач, пожалуй, стал забывать о неловкости при общении с незнакомыми, коими являлись джазмены. — Ну, поведай несведущему, — вскинул бровь Бокуто, явно не ожидающий поворота к этой теме разговора, но было слишком любопытно. — Всё потому, что я был слишком идеален для этого конкурса. Они испугались моей ослепляющей красоты и темпераментности игры, — пояснил свою неопровержимую точку зрения без сомнений Тетсуро, Ойкава же громко прыснул со смеху, но сказать ему ничего так и не дали. Бокуто, рассматривая до этого пузырьки в бокале, хаотично танцующие, теперь заверил: — Бро, я в этом даже не сомневаюсь. Ты был очень крут. Будь ты на третьем туре — жюри бы не пережили такого давления артистичности, эффектности и сексуальности с твоей стороны! — Во! Истину глаголишь, — медленно закивал тот, полностью принимая щедрые комплименты без и малейшего стеснения. — Н-да. Особенно про сексуальность, — заключил непонятно откуда взявшийся и прикрывающий желающую вырваться наружу улыбку безынтересным сарказмом Кенма, которого подобное выяснение отношений с судейским составом точно позабавило. Все оборачиваются же в искреннем удивлении, взирают изумлённо на играющего в приставку и даже не поднимающего с неё взгляд парня, потом, не менее восхищённо, друг на друга. «Он сейчас что, заговорил?!» Вероятно, атмосфера этого места оказывала влияние не только на взбудораженных друзей. — А он шарит, Тетсу! — серьезно, с сознанием дела и слова в итоге выносит вердикт Ойкава. И теперь все смеются. И Акааши смеётся. Да, даже Акааши.