***
— Это не смешно, хен! — громко возмущался Джисон в трубку смартфона. На другом конце слышался заливистый смех Минхо. Хан не мог не улыбаться, но и поддаться ему не хотел и продолжал свое возмущение по поводу новой дорамы, которую Хан начал смотреть, но посмотревший ее раньше Минхо не мог не проспойлерить концовку. — Айщ, ты все испортил, хен, — блондин падает лицом на подушку, включая громкую связь, — Я больше ничего тебе не расскажу, — обидчиво пробормотал. — Не дуйся, красавчик, — смеется старший, — Эта дорама все равно неинтересная. Я могу посоветовать тебе другую, — он мычит, силясь вспомнить название. Парни снова начинают болтать, не обращая внимание на время, и длится это до тех пор, пока Хан не начинает уже заезженный разговор о встрече. Минхо же вновь увертывает, быстро меняя тему. Джисон злится. — Минхо! — твердо перекрикивает, и хен умолкает, — Если ты не хочешь встретиться, то скажи об этом прямо. Зачем ты… — Хан Джисон, Хан Джисон, — перебивает тут же старший, — Немедленно выкинь из своей красивой головы эти дурацкие мысли. Красавчики в принципе не обязаны думать, — и снова он переводит все в шутку. — Тогда в чем причина? — Хан не хочет больше молчать, он устал от такого скрытного друга, устал от его увиливаний и глупых шуток. Устал врать самому себе. Сейчас он уверен как никогда и хочет узнать правду, — И даже не думай говорить, что живешь в другом городе. Автобусы ещё никто не отменял, — Джисон умолкает и начинает слушать. Но хен молчит и продолжает молчать еще очень долго. — Хен. — Хани, уже поздно, а тебе завтра на учебу, иди спать. — Нет, Минхо. — Сладких снов, — не успевает Джисон возразить, как в трубке начинают идти гудки. Минхо выключает телефон и отбрасывает в сторону, удрученно вздыхая. Ты даже не представляешь, как сильно я хочу встретиться с тобой, Хани. Но он просто не может. Хан Джисон — его работа. Он обязан охранять его, защищать со стороны, наблюдать издалека и стоять за спиной. Это невыносимо. Невыносимо смотреть на улыбающегося Джисона и знать, что причина его улыбки не Минхо, видеть, как он обнимается с другими, и яростно завидовать его друзьям. Да, именно завидовать. Ли тоже хочет смеяться вместе с Ханом, обнимать его и весело проводить время. Он хочет даже грустить вместе, смотреть плаксивые дорамы, плакать вместе и делиться едой. Просто хочется быть рядом. Может когда-нибудь…***
Джисон чувствует себя убито. И не потому, что Минхо так бестактно отключился, а после и вовсе выключил свой телефон, чтобы Хан не смог перезвонить, он разбит по другой причине. Непонятные и беспричинные отказы на встречу. Именно беспричинные. Если бы Минхо только объяснился, Джисон перестал бы накручивать себя и искать в себе изъяны. Неужели дружеская встреча для него так проблематична? Джисон возмущается, чувствует обиду и злость на тайного друга. Он мечется по комнате, пиная подушку по полу, выплескивая на ней свой гнев. Неприятные мысли угнетают сильнее. Я ему надоел? Он не хочет видеть меня вживую? Мысли пугали и накручивали парня. С одной стороны его гложили слова Хенджина, а с другой ему так хотелось верить и доверять Минхо, слепо идти на встречу, увидеть его вживую и подтвердить все свои фантазии о том, какой он красивый. Он буквально разрывался на две части. Довериться или нет? — Джисон, ты почему еще не спишь? — в комнату, постучав, зашел отец. Мужчина среднего роста с доброй улыбкой в пижамном халате и в очках — кажется, работал перед сном в кабинете. Джисон поднимает с пола бедную измученную подушку, кидает её на постель и улыбается отцу, делая вид, что всё в порядке. — Уже собирался, — отмахивается, нервно дергая губой. Мужчина удовлетворенно кивает, но, почему-то, не уходит, стоит в проеме и молчит. Хан подхватывает молчание, непонимающе смотря на отца. Тот вздыхает, потирает затылок, не зная, что сказать. — Все нормально, пап? — сдается блондин. Хан Минсок смотрит прямо на сына и поджимает губы, нервно дергает рукой, отмахиваясь, выходит из комнаты, пожелав спокойной ночи. Джисон хмурится, но не придает странному поведению отца особого внимания. Мысли заняты другим, совсем другим человеком. Он немедленно берет телефон в руки и находит номер Минхо; набирает и ждет. Из трубки доносится женский голос оператора и Хан злится, не понимает, почему хен выключил телефон, и боится думать, что старший, возможно, больше никогда ему не позвонит. Джисон впивается взглядом в телефонный номер и неожиданно решает добавить его в контакты. Да, в груди неественно зарождается страх, что Минхо больше не хочет с ним общаться, но почему-то именно сейчас Хан решил сделать это. Пальцы прошлись по буквам, высвечивая на экране «Минхо-хен» со смайликом кошки рядом. Хен вечно говорит о кошках. Парень улыбается, смотрит на контакт, но потом решает переименовать. И так раз пять точно. Хан не мог определиться. Ему хотелось, чтобы сердце сжималось от входящих звонков. Он должен был выделяться среди других контактов. Почему? Хан не знал, просто чувствовал. От глупого «Кошатника» до «Тайного друга», от непривычного «Хо» до милого «Минхо-я». Имена сменялись одно за другим, пока блондин не вернулся к самому первому варианту. — Минхо-хен, — для самого себя повторил и понял, что абонент все равно выделяется среди других. Этот человек выделяется из всех друзей Джисона, он не такой, как все они. Минхо странный, отмалчивается все время, фамилию свою не говорит, а потом болтает без умолку о кошках и о дорамах. Подкалывает вечно, да шутки пошлые кидает и так приятно смеется, словно мед по ушам разливается. И Джисону так приятно просто разговаривать с ним и даже плевать, как он выглядит. С ним Хану хорошо, а остальное неважно. И почему только сейчас Джисон это понял? Минхо не на связи, а парень корит себя и хочет извиниться. Но сегодня у него это точно не получится, и потому решает, наконец, лечь спать. С неприятным осадком минут через 40 засыпает. С улицы в комнату проникает лунный свет, падает на спящее лицо, словно обнимая, дарит некое спокойствие и умиротворение. Джисон сладко спит, видит сон и даже не подозревает о входящем сообщении, которое, словно нож, разрезало воздух, и в нем повисло жуткое напряжение. «Скоро все это закончится, Хан Джисон.»***
В темном подвальном помещении, слабо освещенном тонким светом фонарей с улицы, воняло чем-то несвежим, пропавшим уже давно. Посередине комнаты, где не было ни стула, ни другой нужной для жизни мебели, сидел мужчина в инвалидной коляске. Лицо измученное, потерянное, давно отросшая щетина и глаза, словно безумные, глядели перед собой, а изуродованные шрамами руки перебирали старую, потрепанную временем газету, где на первой полосе большими черными буквами было написано: СТРАШНАЯ АВАРИЯ НА МОСТУ РЕКИ ХАН. Соленые, пропитанные болью слезы медленно стекали по щекам, и страшная безумная улыбка играла на губах. Мужчина зло улыбался, сжимая руками и так помятую, местами порванную газету и что-то невнятно повторял. Железная дверь с левой стороны душераздирающе скрипнула, впуская в помещение молодого юношу. — Я вернулся, отец, — тихо, с опаской и некой грустью в голосе произносит, медленно закрывает за собой с таким же скрипучим звуком и подходит к инвалиду, присаживаясь на корточки рядом с ним. Мужчина, наконец, замечает парня и прекращает свое чересчур интересное занятие, выпуская из рук газету и опуская большую шершавую ладонь на макушку сына; медленно поглаживает, словно успокаиваясь. — Ты не голоден? — юнец убирает газету с колен отца, — Я принесу тебе что-нибудь, — уже собираясь встать, он чувствует, как тяжелая рука хватает его и усаживает обратно на бетонный холодный пол. — Завтра… — жутко хрипит мужчина, грубо сжимая плечо сына, — Завтра все должно начаться, — глаза поблескивают безумным огнем, и руки дрожат неестественно сильно. Парень сильно закусывает нижнюю губу, переживая за отца, но не имея права ослушаться и медленно кивает, и, когда отец отпускает его плечо, встает, с тем же дверным скрипом выходит, поднимаясь на первый этаж. На кухне наполняет миску горячим супом и вновь возвращается в подвал. В голове суетятся беспокойные мысли за своего отца, понимание всей неправильности его действий. И даже с этим юноша не может отказать или пойти против него. Все, что парню остается, это беспрекословно слушаться его и нервно перебирать пальцами, слушая тихие невнятные бормотания и безумный смех.