Тот, кто стоит за спиной

Чанбина трясет. Пот ручьем стекает с лица, а руки дрожат, намертво вцепившись в поручни кабинки, в которой он сидел вместе с Феликсом. Колесо обозрения было последним аттракционом сегодняшнего дня, и если до этого Чанбину удавалось скрывать свой страх и подавлять рвотные позывы, то боязнь высоты отправила его в нокаут. Голова чуть кружилась, а пошатывающая из-за Феликса кабинка пугала Со своей ненадежностью ещё сильнее, чем крутящиеся и вертящиеся до этого аттракционы. — Фейерверки, хен! Это фейерверки! — Феликс прижимается к стеклу, завороженно смотря на яркие брызги, взрывающиеся всевозможными цветами на черном небе. Внизу собралась целая толпа, с восторгом наблюдающая за салютом, аплодирующая и громко кричащая. Чанбин не мог полностью насладиться этой красотой, ибо Феликс слишком сильно расшатывал кабинку. Уже не в силах сдерживать свой страх, полицейский хотел кричать и просить поскорее спустить его отсюда. Но казаться трусом в глазах Ликса хотелось меньше всего на свете, потому Чанбин решил просто резко схватить неугомонного парня и посадить к себе на колени, обнимая со спины. — Ты знаешь, что нельзя так прыгать в таких местах? — голос чуть дрогнул. Нужно собраться. Кабинка медленно спускалась вниз. Скоро всё закончится. — Хен, это… немного… смущает, — Феликс говорит тихо (хотя только что громко кричал от радости) и совсем не двигается, чувствуя учащенное сердцебиение Чанбина спиной. У него и самого сейчас сердце выпрыгнет из груди. Кажется, у хена руки дрожат и дыхание неравномерное. Что это с ним? Чанбин закрыл глаза, прижавшись щекой к спине Ли, и старался выровнять свое дыхание, не думая о скрипучей, шатающейся кабинке Ада. Теплый. Рядом с нежным и таким мягким подростком успокоиться получалось очень даже просто, и уже через несколько секунд, когда кабинка опустилась на землю, Со открыл глаза, сразу же опуская парня. Феликс подскочил тут же, смущенно опустив взгляд, и буквально выбежал из тесного пространства, не дожидаясь полицейского. — Вам следует сделать эту штуку побезопаснее, — бросил Чанбин работнику парка, следуя за Феликсом. — Не спеши так, Ликс, — Со догоняет его и хватает за руку, переплетая свои пальцы с его. — Пойдем уже домой. — Ладно, — коротко кивает рыжеволосый, так и не посмотрев на хена. То, что произошло в кабинке, было чересчур смущающе для него. Сидеть на чужих коленях довольно неудобно, тем более на мужских. Феликс далеко уже не ребенок, чтобы сидеть на чужих коленках. Одновременно стыдно и неловко. И о чем только старший думает, когда делает все эти смущающие, но, с другой стороны, простые вещи? У Ликса сердце в бешеный пляс уходит, когда хен так близко, когда вот так вот держит за руку. Его теплые, короткие пальцы так приятно сжимают его собственные, и это не может не нравиться младшему. Он признается себе, что находиться рядом с Чанбином очень приятно. Феликс кинестетик. Он жить не может без прикосновений к другим людям. Раз — на перемене обнимет друга, два — за щечки потискает, три — за руку возьмет. Так спокойнее. Так безопаснее. Окружающие не против, а Феликс рад. Но с Чанбином по-другому. С Чанбином вообще все на свете ощущается по-другому.  И Феликс пока не понял — нравится ли ему это или нет. С Чанбином сердце тяжелеет, руки дрожат, и так жарко становится, что дышать трудно. Чанбин ласково скажет успокоиться, и Феликс расслабится, утонет в этих ощущениях, будет чувствовать необычайно-волшебное тепло, разливающееся по всему телу, оно до кончиков всех пальцев дойдет, даст вздрогнуть, и Феликс тогда поймет, что лучше прикосновений Чанбина нет на свете ничего. И он будет прав. Чанбин не любит обниматься, а Феликсу это необходимо, как дышать, потому старший старается делать это почаще, лишь бы Ликс улыбался и ему было комфортно. Со знает, как сейчас подростку необходимо чужое тепло, после всего, что он пережил за эти два дня (синяки на шее плотно закрыты водолазкой), именно поэтому полицейский сейчас крепко держит его за руку, выводя через толпу людей к главным воротам парка. Феликс — маленький комочек счастья, его хочется охранять и оберегать от всего зла в этом мире, обнимать его крепко, чтобы ему было спокойно и он больше никогда не вспоминал о позапрошлой ночи. Чанбин, в принципе, именно по этой причине бросил сегодня свою работу, поведя Ли в парк. Он несомненно видел сообщения начальства и пропущенные звонки Минхо, прекрасно понимая, что завтра хорошо получит за свой прогул, но пока Ликс улыбается — это не важно. Пока он счастлив — ничего на свете не важно. — Так быстро стемнело, — вслух произносит Со, поднимая голову к ночному небу, на котором словно рассыпались миллионы искрящихся точек, сегодня особенно ярких. — Я и не заметил, — старший любуется звездами, пока Ликс любуется им самим. В школьное время хёна отвергла девушка, сказала, что он некрасивый. Она глупая дура, потому что Чанбин-хен самый красивый в этом мире. Он самый лучший. — Сходим ещё куда-нибудь? Или хватит на сегодня? — поварачивает голову к младшему, встречаясь с ним взглядом и улыбается. Красивый. Феликса бьет током. Мысль навязчивая, не дает думать и словно управляет им. Он подается вперед и крепко обхватывает руками талию хена, обнимая и укладывая свою голову ему на плечо. Такое спонтанное желание. Просто вдруг захотелось обнять его и все. Просто захотелось. Чанбин ничего не говорит. Лишь обнимает в ответ и молчит. Люди, проходящие мимо, странно оглядываются на них, перешептываются и дальше уходят. А Феликсу плевать, ему тепло и очень хорошо. Проходит минута, потом две. Со и не думает прекращать: ему и самому комфортно. Он не любит объятия, но Феликсу позволяет все. Феликс не такой как все. С ним старший любит обниматься. С ним он любит делать абсолютно всё. — Моя сумка, стой, нет! До ушей доносится крик девушки, а мимо молнией проносится мужчина в черном с женской сумкой в руках. — Хен! Не успевает опомниться Феликс, как Чанбина уже нет рядом, он растворяется в толпе, бежит прямо за тем мужчиной. Всё произошло слишком быстро. Минут через 10 Чанбин уже возвращался назад, удерживая преступника одной рукой, а другой держа красную миниатюрную сумку девушки, что стояла рядом с Феликсом. Все это время младший успокаивал её, говоря, что Чанбин полицейский, что он обязательно вернет ей пропажу. И был прав. Радостная, она забирает сумку, начиная благодарить Чанбина, и перед уходом не забывает высказать пару нелестных слов преступнику, у которого, как заметил Феликс, была разбита губа. Не без участия хена. Подумал Ликс, гордо улыбаясь. Самый лучший, храбрый и самый красивый.

***

— Ты сошел с ума, Хенджин, постой! — Джисон крепко держит друга за руку, не давая ему стучать в дверь напротив. — Пусти, Хан! — Послушай меня немного, остановись! Хван превосходит друга по физической силе, но после обморока организм не восстановился до конца и легкая усталость присутствовала, поэтому Хенджин долго не мог вырваться из хватки Джисона. Тот, в свою очередь, держал крепко и сильно, перехватывая за талию и притягивая к себе. — Это абсурдно! Он же учитель! Его и посадить могут! — у Джисона голос звонкий и очень громкий. Он старался говорить тихо, но не получалось. Благо в коридорах ни души, ибо у всех пары в самом разгаре. Хван вырывался, не хотел слушать ничего. Он уже решил, что признается Джинену и уже ничего на свете его не остановит. — Да пусти ты, Джисон. Если я не признаюсь сейчас, то уже никогда не смогу, пойми, — выдохнул Хенджин, когда успокоился, и обмяк в руках друга. Голова закружилась, и тяжелая усталость свалилась на плечи. — Ты меня утомил, щас в обморок упаду, — драматично выдыхает, повисая на Джисоне. — Ты чего, Джинни, не надо! Тебе опять нехорошо, давай пойдем в медпункт? Вот, я ведь говорил тебе отдохнуть дома, зачем решил идти на учебу? Это все из-за профессора, черт бы его! Ну же, Джинни, не отключайся! — Хан начинает беспокоиться, не выпуская друга из рук, и легонько трясет его, пытаясь привести в чувства. — Пойдем присядем. Джисон ведет друга за собой, усаживая на первый подоконник с правой стороны от двери в аудиторию, где сейчас идет пара по истории у Пак Джинена. Хенджин откидывает голову назад, прикрывая глаза, и начинает глубоко дышать. Ему в самом деле нужно было отдохнуть чуть дольше, но ноющее сердце и серьезность своего решения не давали спокойно сидеть дома, потому-то Хван и вышел на учебу, дабы поговорить с профессором. Рассказав об этом Джисону, брюнет сто раз пожалел об этом: друг начал отговаривать его. — Я не могу так больше, Джисон. Если откажет, то пусть так и будет, для меня важно просто признаться, — медленно тянет слова, не открывая глаз. Голова болит, а руки и ноги словно отяжелели, не желая двигаться. — Понимаешь? Джисон встречается со взглядом друга, полным беспомощности действий и отчаяния. И многое осознает. Он точно такой же. Джисон точно такой же, как Хенджин сейчас. Так же отчаянно жаждет внимания Минхо-хена и так же отчаян в своих чувствах. Понимание этого факта приводит его в некую грусть. Он прыгает на подоконник рядом с другом и опускает голову на его плечо, устремляя взгляд куда-то в пол. Хенджин молчит, думая лишь о самом себе и о своих чувствах. Он вчера весь вечер по прибытии домой не мог найти себе места, все думал и думал, взвешивал все за и против, в красках представлял реакцию профессора и возможные его ответы. Все сводилось к одному — Хёнджин трус. — Ты даже не представляешь, как сильно я сейчас боюсь встретиться с ним, — после нескольких минут молчания, говорит Хван. Джисон на его плече будто бы совсем не двигался, но внимательно слушал. — Также я боюсь сказать ему, что люблю, но… с другой стороны, это так необходимо мне сейчас. Так что, пожалуйста, Джисон, не останавливай меня. — Хорошо. Хенджин был слегка удивлен, что друг так быстро сдался, но не стал копаться. Он спрыгивает с подоконника и, последний раз взглянув на слабо улыбнувшегося ему в ответ Хана, подходит к двери и громко стучит, через секунду заходя внутрь. Джисон откидывает голову назад, несильно ударяясь о стекло окна, и шумно вздыхает. Руки сами тянутся к телефону, а пальцы ищут заученный номер и самый любимый контакт из всех. Хан смотрит. Долго, не решаясь позвонить. В груди все больно сжимается. Через секунду из двери аудитории выходит Хенджин, а за ним следом профессор Пак. Даже не посмотрев на Джисона, они пошли в противоположную сторону. Вид у друга был нервный: он дергал себя за рукава толстовки и старался не смотреть на рядом идущего профессора. Джисон молча подбодрил его, провожая обоих взглядом до первого поворота, а после вновь погрузился в свои мысли. Так хотелось сейчас поговорить с Минхо, поделиться чувствами, рассказать о тех переживаниях, что тревожат его сердце, и так сильно хотелось его обнять. Боже! Хан закрывает руками вдруг покрасневшее лицо и мямлит что-то неразборчивое себе под нос. Мысли об этом все чаще и чаще начали посещать его голову. Обнять Минхо? Человека, которого не видел даже на фотографии? Как такое возможно? Откуда это гребаное желание обнять его? И почему сердце бьется, как сумасшедшее, от одного представления этого? Вот он, неизвестный с размытым лицом Минхо, подходит и заключает Джисона в свои самые крепкие объятия, чуть поглаживает ладонью по спине Хана, и дарит ему неимоверное спокойствие и удовольствие. У Джисона уши краснеют еще сильнее от представлений, и появляется сильное желание услышать голос друга. Он с секунду думает и набирает номер Минхо, поднося трубку к телефону, руки при этом немного дрожат от волнения. Каждый раз, как первый. Я ведь не трус. — Соскучился? Словно родной. Такой теплый и дорогой для сердца голос. Хан поднимает колени на подоконник и поворачивается всем телом к окну, устремляя взгляд вниз. Хочется быть с ним рядом. — Привет, хен, поговорим немного? На улице тепло, солнце мягко играет с уже зелеными листьями деревьев, а легкое дуновение ветра кружит их в сумасшедшем танце. Джисон видит внизу бегущего куда-то одногруппника, что-то злобно кричащего в трубку телефона и жестикулирующего руками. В голове проносятся разные мысли. Возможно у него случилось что-то плохое, или же он сбегает с пар и боится быть пойманным. В телефоне Минхо мычит, наигранно задумываясь и тянет. — У меня столько дел, Джисонни, мммм… — Не прикидывайся, хен. Я уверен, ты сейчас лежишь дома и смотришь дорамы, — возмущенно поднимает голос Хан, слегка улыбаясь. Вечно этот Минхо над ним издевается. — Хаха, как ты узнал? — смех хена такой приятный. Его хочется слушать и лежать рядом в обнимку, смотреть веселые передачи и громко с них смеяться. — Ты такой бездельник, Минхо, — цокает Джисон и вновь смотрит в окно. — У меня для тебя всегда есть время, Сонни. О чем хотел поговорить? — спрашивает друг и замолкает. Джисон уже было открыл рот, но неожиданный грубый голос того самого одногруппника раздался в трубке на заднем фоне. Он явно был чем-то недоволен. У Джисона округлились глаза, он резко выпрямился, выглянул в окно, посмотрев в сторону которую шел парень. Минхо рядом. Пронеслось в голове за секунду до того, как прозвенел звонок и студенты начали выходить с кабинетов, заполняя коридоры и не давая Джисону прохода. Хан бежит, протискиваясь через толпу. В ушах гул, в голове хаос, а в трубке голос Минхо, спрашивающий что случилось. — Хен, даже не смей куда-либо уходить! Стой на месте! — кричит Джисон, задыхаясь и пробираясь сквозь студентов. Он недалеко… — Ты о чем, Сонни? Ты бежишь? — Я тебя прошу, Минхо, не уходи, — Джисон выбегает из здания и несется в ту самую сторону, в которую шел одногруппник, и одновременно смотрит по сторонам, ища парня с телефоном. Он не знает, как найдет Минхо, но так надеется. Кровь внутри закипает, дышать становится так трудно, что перед глазами темнеет. Он точно рядом. Он точно где-то здесь. Как в бреду повторял Хан в мыслях, обегая всех вокруг взглядом. — Джисон, ты в порядке? — доносится из трубки обеспокоенный голос Минхо. — Хен, ты ведь сейчас где-то здесь, рядом со мной? Пожалуйста не ври мне, я хочу увидеть тебя… — Джисон смотрит по сторонам, ждет ответа от Минхо. Кажется, такого долгого, словно секунды тянутся мучительно. В трубке тяжело вздыхают. — Ты прав. Я рядом. Сердце ушло в пятки. Джисон улыбнулся, уже представив их встречу. Такого красивого, возможно высокого с накаченными руками и глубокими глазами. Или же, наоборот, низкого и полного, с какой-нибудь неприятной чертой во внешности, но даже так Хан с нетерпением оглядывается и ждет ответа в трубке. — Точнее, я был рядом с твоим институтом, проходил мимо. Но как ты узнал? Улыбка с лица сходит. Джисон хмурится и начинает злиться. Минхо оправдывается. — Мы можем встретиться? Пожалуйста. — Я бы рад, но я уже уехал… Джисон сбрасывает. Чувства захлестывают его. Обида скапливается в горле тяжелым комом. Такая настоящая, возможно, даже детская, с огромной каплей злости, но такая четкая, пробирает с кончиков пальцев прямо в сердце. Она зарождается, оседая горечью и неприятным покалыванием внутри. Джисон сжимает телефон в руках и старается ровно дышать. В голове одна за другой вспыхивают ненужные мысли, противоречия, оправдания. Внутри Джисона борются всевозможные его личности, кричащие ему свои точки зрения, одни говорят не загоняться и оставить все как есть. Другие шепчут прекратить общение с Минхо. А третьи копят обиду и злость. Себя Джисон перестал слышать. На дисплее телефона отображается номер Минхо. Хан смотрит долго, выжидающе, обдумывая, и, в конце концов, сбрасывает звонок, уходя в сторону универа. Уходит с горькой обидой в сердце, и даже не догадывается, что буквально через дорогу его провожает пара глаз.