***
Джисон и Минхо целовались весь вечер. Провалялись в постели, улыбаясь как отчаянные романтики. К концу дня даже закатное солнце решило улыбнуться им в ответ, озарив комнату оранжевой и розовой краской, лаская теплыми лучами горячие лица парней. Джисон удивлялся сегодняшней погодой. С утра он дрожал от холода и не мог разглядеть дорогу из-за тумана ближе к обеду, расплывался в улыбке, смотря на тоскливое серое небо, с пробивающими лучами солнца, а теперь, лежал в объятиях лучшего в мире парня и смотрел, как последние тени падают на успокоившееся море, как солнце уносит за собой нити ярких цветов, скрываясь в дали. Минхо обнимал со спины, рассказывая над ухом очередную историю, связанную с его кошечками и чувствовал, как мирно дышит младший, играясь с его пальцами: то перебирал их, то гладил, то пощипывал от переизбытка чувств. Ему хотелось выплеснуть всё, что так долго скрывал в себе, потому держал крепко, касался везде и даже кусал моментами. Ничего правильнее Джисон в жизни не чувствовал. Словно так оно и должно было быть. Так правильно сейчас пощипывать Минхо за руку, смеяться с его историй и отшучиваться в ответ. На душе от такой близости ромашки распускаются и соловьи поют неразборчивую красивую мелодию. Он всё чаще думает, что их общение совсем не изменилось. Они всё-также болтают о пустых вещах, о фильмах, о погоде и о своих увлечениях, только теперь они чувствуют дыхания друг друга на коже, бьющиеся сердца и горячие касания губ. Минхо вдыхает запах клубники с волос Хана и ведет по ним носом, слушая история младшего о недавнем приключении с Хёнджином. Он чувствует легкое головокружение и сонливость, крепко обнимая парня со спины и понимает, что сейчас ему так хорошо, как никогда ранее. Словно завернутый в сладкую сахарную вату, окунутый в теплую воду и разбитый на тысячи мелких кусочков, плывущих по небу. Джисон хихихает ему в руку, смеясь с собственной шутки, и начинает шевелиться, привставая с нагретых объятиях. Старший от этого не в восторге. — Моя мама думает, что я у Хёнджина, — он смотрит в чужие глаза и сминает губы. — Он меня прикроет, но мы правда останемся здесь на ночь? — Если хочешь, можем уехать, просто дорога будет долгая и уже темнеет, — Минхо кивает уходящему закату. Последние его лучи окрашивают белое постельное белье кровати в оранжевый цвет. Джисон смотрит на него и мнется недолго. У него в мыслях провести с Минхо ночь в обнимку на одной постели. Раньше он и представить такое не мог. А сейчас находится в одном шаге к великому блаженству, но что-то небольшое, будто последние капли прошедших сомнений плещутся в глубине чаши его души, заставляя покрываться дрожью и мелким страхом. Минхо замечает это и хватает Джисона за руку, переплетая пальцы и улыбается. — Я продам тебя на органы, Хан Джисон. Джисон смотрит в упор и закатывает глаза. Он расслабляется и пихает старшего в бок. Тот укатывается назад, заливаясь смехом. — Ты просто придурок, хён! — блондин наваливается на него, сдавливая весом своего тела. Начинается мини драка. Хан прижимает старшего к кровати, не дает ему дышать и пресекает любые попытки выбраться. — У меня есть последнее желание, — кряхтит Минхо. — Излагай, — в манере победителя, Джисон продолжает придавливать его со спины, чуть ослабив нагрузку. Минхо пользуется этим, резко хватает младшего за ногу и переворачивает. Теперь он нависает над ним, только в более интимной позе, прижавшись пахом к чужому и наклонившись к лицу. Джисон неожиданно вскрикнул и застыл. Он не ожидал, что Минхо окажется настолько сильнее него. — Поцелуй меня, — произносит старший, заставив Джисона дико порозоветь. Он улыбается и по собственнически обвивает шею руками, притягивая к себе для поцелуя. В груди взрываются огни, закаты, рассветы; бабочки порхают, розовые киты кричат и холодный ветер отрезвляет. Внутри бушуют страсть и желание, каждое касание отдается электрический током, каждый поцелуй подобен сладкому мороженому, клубнике и малине, освежающему апельсину и мяте. Минхо прижимает мальчика к себе, сжимает его талию сквозь белый халат и с напором целует. Обводит языком чужие зубы, небу и губы. Ласкает нежно, но сильно. Руки сами лезут к поясу халата. Голова не соображает, когда он в открытую ласкает обнаженное плечо, опускаясь ниже. Джисон отстраняется, поворачивает голову в сторону и жадно открывает рот, вдыхая воздуха. Минхо в ту же секунду пользуясь моментом, припадает в оголенной шее и ключицам. Тело Джисона напрягается. Мелкой дрожью пробирает, когда пальцы старшего пробираются к кромке нижнего белья, оттягивая их. Минхо действует инстинктивно, ведет носом по шее, вдыхает запах клубники, источающий их обоих, целует прерывисто, покусывая. — Хён, — Джисон сходит с ума. Он чувствует. Чувствует так, как никогда в своей жизни. Горячие прикосновения, пылающие губы и (о боже!) чужое возбуждение давит в бедро вместе с томными вздохами в шею. Минхо возбужден и неконтролируем. Он дышит чаще нужного, руками ласкает в самых разных местах, а губами мажет по лицу, словно не разбирая где находятся чужие. — Я схожу с ума из-за тебя, Сони, — Минхо выдыхает в шею младшего и вдруг замирает, не двигаясь. Руки покоятся на оголенной талии, а сам старший опускается к груди, и Джисон может почувствовать, как сильно бьётся его сердце. — Настолько, что не могу удержаться. У Минхо последний кусочек разума покидает голову и он теряет самообладание. Кажется сейчас сделает что-то, о чём потом пожалеет. — Минхо-хён, ты второй человек, с которым я целовался в своей жизни, — признается Джисон и медленно привстает, закусывая губу. — И, если честно, я немного напуган, — он смотрит на свое оголенное тело, прижатое старшим, видит собственные боксеры с выраженной выпуклостью и слегка дрожит, то ли от холода, то ли, наоборот, от жара. Минхо сглатывает. Отводит взгляд и встает. — Я тоже тебе признаюсь, Хани, — старший садится на край постели в сторону окна и смотрит на далекое море, уже темное, освещенное тонкими нитями луны. Где-то в близи кричат чайки и буйный ветер шумит, ударяясь об окно. — Для меня всё это тоже в новинку. Помнишь, я говорил, что у меня никогда не было отношений? — он поворачивается. Джисон вернул себе приличный вид, завернувшись в халат. — Так вот, — он чуть приближается. — ты первый, с кем я поцеловался. Джисон округляет глаза, не веря в услышанное. — Не верю. Минхо красивый. До одури притягательный. Ему 21 и люди, как бы Джисон не старался этого не замечать, смотрят ему в след восхищенными взглядами. Не мог он в таком возрасте ни разу не целоваться. Это Хан неумелый девственник с одним маленьким опытом в школьные годы. Но не Минхо! Он ведь красавчик. — Совсем? Ну что ж, я пытался, — улыбаясь, пожимает плечами. — Так ты пошутил! — Нет, я сказал правду, верить или нет — дело твое. — Ты издеваешься? — Это правда, Джисон, — серьезно смотрит. — Удивлен? — Конечно, я удивлен. Тебе ведь 21, если бы не я, ты вообще бы никогда не попробовал. Мне даже грустно стало. — Началось, — закатывает глаза. — Самовлюбленный индюк. — Тебе повезло. Я тебя научу всему, что знаю, — Хан самодовольно вздергивает нос. — Вот это да, ты ужасен, — вздыхает старший. — Кто кого учить будет, наглец? Минхо притягивает его за шею, впиваясь в губы. Целует сначала нежно, не позволяя Джисону вести, двигается инстинктивно, так как ему нравится, так как ему хочется. А Джисон хочет застонать. Запротестовать. Потому что не мог он быть первым в жизни Минхо. Не мог он с такими умениями ни разу не целоваться. Он складывает руки на уже привычную тонкую талию Джисона и притягивает к себе, не разрывая поцелуй. Минхо старается не давить и не переходить границу, потому что знает как, но боится напугать. Боится сделать больно или заставить Джисона нервничать. Ведь Джисон прекрасен. Нежный, лучезарный и безбашенный. — И всё-таки ты мне снова врешь, — шепчет, почти задыхаясь. — Помолчи ты уже и поцелуй меня, Хан Джисон. И Джисон целует. Смущается немного и целует. Хаотично двигает руками, тянется за Минхо, как за последний глоток воздуха и тонет в нем. Безвозвратно и добровольно.***
Окно настежь открыто. Солнце ярко светит, лучами падает на паркет, на диван и на двух мальчиков, что покачиваясь, дергались на диване, играя в приставку. Феликс шипит, когда его персонаж проигрывает персонажу Сынмина, и толкает его плечом, смеётся, надеясь выиграть его нечестным путем, и это работает. У Сынмина джойстик из рук вылетает, и Феликс пользуется несколькими секундами дезориентации противника и выигрывает бой, победно вскрикивая. Сынмин жалуется на нечестную победу и просит реванш. Феликс отнекивается, радуется, подпрыгивая на диване. Они поспорили на небольшую шалость, потому Ли так радостно кричал и веселился. На вазочке возле них покоились всевозможные конфеты и фрукты, на подоконнике растворялся запах мяты, а на диване мягкие игрушки, придавали ощущение тепла и уюта. Феликс включает камеру и направляет её на Сынмина, в нетерпении ожидая следующего шоу. Младший делает страдальческое выражение лица. Такой позор в его планы сегодня не входил. — Я жду, Минни, — пропевает Ли. Друг вздыхает. Этого не избежать. Даже учитывая, что победа Феликса была нечестна. Комната наполняется громким смехом подростка, стыдливым завыванием Сынмина и шумом игры в телевизоре. Ким, на потеху друга, искусно вытворял милые кривляния на камеру и выглядел так смешно, что живот Феликса начинал болеть. Он завалился назад, сохраняя видео и продолжал заливаться смехом, пока его друг пристыженно ворчал. Легкий ветерок колышет волосы, освежает, а лучи солнца слегка греют кожу. У Чанбина в доме отдельная комната обустроена в виде кабинета, с мягким диваном и небольшим столом. На столе компьютер, ноутбук и несколько другая техника, которыми парень не пользуется на данный момент. Он потирает шею, клацает по клавиатуре и вздыхает, чувствуя, как тонкими порывами обдувает шею. Феликсу приспичило проветрить весь дом, пока на улице погода хорошая играла солнечными лучами в нежно-голубом небе, потому сейчас Чанбин слегка дергался от подступающего холода. Он слышит заливистый смех Ёнбока и сам невольно улыбается. Небольшой усталостью ложатся на плечи новые документы со всевозможных архивов, которые удалось найти, но он нисколько не зол. Дома работается лучше, чем в душном офисе, под взорами коллег. Он чуть отодвигается от экрана и дает глазам небольшую передышку. Встает и закрывает окно. На диване короткий кардиган, купленный когда-то Феликсом специально для Чанбина. Он накидывает его себе на плечи и выходит из кабинета, сразу попадая в гостиную. Подростки играются, веселятся и смеются. Феликс под лучами солнца, с играющим порывом ветра в волосах, с яркой улыбкой — просто невероятное зрелище, теплющее в груди. Он подходит сзади и мягко кладет ладонь на его волосы. Феликс замечает его и улыбается шире, чем был. — Не голодны? Может пообедаем? — Чанбин смотрит только на Феликса, но обращается к обоим. — У нас в холодильнике мышь повесилась, хён, — Феликс убирает джойстик и обращается к старшему, ласкаясь от прикосновений к голове. — Давай сходим в магазин? — Ну раз совсем ничего нет, то поехали. Сынмин, поедешь с нами? — Мне так лень вставать, Чанбин-хён, — страдальчески тянет Ким. — Я лучше поиграю, — повертев в руках джойстик. — Ленивая жопа ты, Ким Сынмин! — шутливо бьет по руке Феликс. — Надень куртку Ликси, на улице прохладно, — Чанбин закрывает окно в гостиной, думая, что дом проветрился достаточно, и бредет в след исчезнувшему в прихожей младшему. — Не скучай, Сынмин. — он машет рукой и закрывает за собой дверь. Сынмин пялится в экран телевизора несколько секунд, почти не двигаясь, сжимает в руке джойстик и слышит наконец шум мотора машины, выезжающую на дорогу. Они уехали. Он меняется в лице и потягиваясь встает. Мнет шею и руки. Какой-то неприятной болью колит в подушечках пальцев. Он медленным размеренным шагом, обходит кожаный диван, ведет по нему пальцем. В кабинете Чанбина очень чисто и пахнет его парфюмом. Рядом со столом небольшой стеллаж со всякими документами и книгами, а на подоконнике графин с водой и стакан. Кажется, иногда Со отвлекается от работы. Сынмин вздыхает как-то тяжело и устало, подходит к столу и садится на стул Чанбина. Его ноутбук открыт. На экране важные файлы по делу связанному с родителями Чонина. — Интересно.