a n d r o m e d a

Хосок выдыхает через рот, по привычке одергивая тонкую ленту серебра на шее – ему непривычно жарко, и от этого почти невыносимо. Тонкие пальцы ведут по горячему лбу снизу-вверх, стирая капельки и зачесывая волосы назад, чтобы не мешали. Хосок ненавидит жару, потому что привык к бесконечному холоду вокруг и внутри. Ему кажется, что у него точно начался жар, но он, конечно, преувеличивает. Вода в ванной меняется автоматически каждые пять минут, потому что программа настроена на поддержание заданной температуры. Хосок наслаждается тихим шелестом воды, прислушиваясь, как она утекает и как наливается вновь. Он расслабляется, пытаясь привыкнуть к непривычно-горячему вокруг себя уже двадцатую минуту, откидывая голову на стеклянный борт с закрытыми глазами. Хосок пытался приучить себя к теплу и расслаблению, потому что так сказал врач, у которого он консультировался после полуобморока, и потому что новые элементы в его жизни... требовали этого. Проходит ровно тринадцать секунд, как вода из ванной шумно выплескивается из-за резкого движения человеческого тела. Хосок слышит чужие шаги за дверью и грохот, который, как он думает, доносится со стороны кухни, либо у входа в неё. И это пугает. Хосок тычет мокрыми пальцами на сенсор и дёргает халат с тумбочки, чтобы через мгновение вылететь вместе с клубами пара из ванной комнаты, в которой он закрылся по привычке. – Ты уже закончил? – заинтересованно спрашивает один из элементов. – Тут был шум, – отводя взгляд от чужого лица, тихо говорит Хосок, быстро осматривая кухню. Он знал, что андроиды не могут быть неаккуратными, потому что разработчики изначально создавали идеальную систему предохранения, особенно к моделям дороже. Они были безупречными в плане осторожности, только если владелец сам не задавал противоположные параметры. Хосок не уверен, были ли такие люди вообще, которые пренебрегали безопасностью андроидов, но лично он сам не выбирал ничего подобного. Так что вариант, что его андроид мог что-то задеть или разрушить он отмел сразу же. Значит, что-то могло разрушиться само и нанести вред – и из-за такого расклада Хосока подбрасывало от волнения. Он упрямо смотрит из стороны в сторону, не понимая, что могло вызвать столько шума, потому что его кухня была в идеальном порядке, пока... – Чаша соскользнула, – андроид смотрит в упор, ловко проворачивая мрамор в своих пальцах. – Я не успел поймать ее, но она в порядке. Хосок облегчённо выдыхает, скользя все ещё влажными пальцами за кромку мягкой ткани халата, чтобы прикоснуться к собственной коже. Ровно там, где громыхало его неугомонное и живое сердце, которое разошлось от одной мысли, что с андроидом могло произойти что-то плохое. Хосок устало опирается на дверной косяк, пытаясь игнорировать чужой взгляд. Такой пристальный, внимательный, по-настоящему живой. Андроид оставляет предмет в своих руках на столешнице, делая шаг навстречу и тут же останавливаясь, потому что Хосок реагирует моментально: он дёргается, говорит что-то ненужное и по-дурацки дежурное, напоследок добавляя, что уходит снова в ванную. Хосок знает, что глупо говорить андроиду быть аккуратнее, потому что это очевидно, но просит его об этом перед своим очередным побегом. Прошёл уже месяц, как его мечта сбылась. Мечта сбылась, осуществилась, замечательно воплотилась в жизнь, но Хосок до сих пор с трудом воспринимал её как что-то реальное. Он не касался андроида, не нарушал расстояние в метр, не делал ничего, о чем думал когда-то так много, хотя очевидно нуждался в нарушении всех границ, которые выстроил сам. Врач, с которым он говорил почти обо всем, утешающе советовал привыкнуть. Отличная идея, хотя и абсолютно не лёгкая. Хосок бы и рад привыкнуть побыстрее, но он никак не мог контролировать собственное тело, что глупо дергалось или замирало всякий раз, когда андроид оказывался в зоне видимости. И Хосок решил, что ему просто нужно больше времени. На часах за полночь, когда вода шумно стекает через прорези в стеклянной ванной. Хосок оставляет влажные следы на полу, чувствуя, какой он холодный, в отличие от его ступней. Он, кажется, почти вскипел в ванной за все это время, потому что ему никогда ещё не было так жарко. В спальной комнате полумрак и переливающиеся огни города, отсвечивающие синевой на стенах, а возле кровати, всего в нескольких шагах, что-то до сих пор необыкновенное, но все равно желанное. Хосок упрямо игнорирует все свои «хочу», переодевается настолько быстро, словно за ним могут подглядывать, хотя он прекрасно знает, что когда андроид на зарядке – его ничто не может потревожить. И это радует. Хосок через пару минут ныряет под тёплое одеяло на двуспальной кровати, укладываясь лицом в сторону комнаты, а не к стене, чтобы ему всё было видно. И он уговаривает себя уснуть. Сознание мягко соскальзывает в сон примерно в час ночи, и Хосоку снится что-то тревожное, неприятное. Что-то из далёкого прошлого, когда было совсем невозможно. Он, как всегда после таких сновидений, просыпается с тихим удушающим вздохом, режущим лёгкие, открывает непослушные глаза и полминуты пытается убедить себя, что он дома. Что он в порядке, что все хорошо. Хосок, как за спасательный круг, цепляется взглядом за почти человека у стены, чьи глаза мирно закрыты, а грудная клетка ровно вздымается в имитации дыхания. И Хосок не думает, что ему стоит делать, а что нет. Он опускает все ещё тёплые ноги на пол, идёт по холоду к андроиду и садится на собственные колени, скорее касаясь чужой руки. Холодные пальцы трогают незнакомую кожу, по-странному тёплую, такую, будто совсем человеческую, хотя Хосок не может вспомнить, у кого из его знакомых может быть такая же. Он смотрит на чужой заряд, где светится восемьдесят семь процентов перед тем, как придвинуться немного ближе. Хосок цепляется за одежду андроида, которую он планировал сменить ещё в первый день, но никак не мог выбрать на что именно, и тычется лбом в тёплую шею. Хосоку снова невыносимо, только уже не так, как было в ванной. Ему тепло, но от того, что он чувствует себя вдруг в порядке. Прислушиваясь к чужому дыханию, Хосок думает, что человечество должно было умереть ровно в момент изобретения таких человекоподобных созданий. Потому что не знай он сам, что в его доме андроид, он бы подумал, что есть все ещё кто-то такой живой. Хосок прерывисто выдыхает, широко открытыми глазами рассматривая чужое лицо. Он трогает чужие скулы, ведёт по лбу и глазам, оглаживает мягкую кожу, понимая, что внутри него что-то шумит. Что-то тёплое, как летний океан, что-то удивительное, как весенняя ночь со звёздным небом. И Хосок касается чужих губ собственными, чтобы просто убедиться, что они тоже такие. Тёплые, настоящие, как у людей. Все его ожидания осторожно подтверждаются, не разбиваясь о хмурую и холодную реальность. Хосок решает, что все будет в порядке, если он останется рядом с андроидом на полу, пока тот заряжается и не может ничего увидеть. Он убеждает себя, что сможет уйти за эти тринадцать процентов, когда устраивает голову на чужом плече и закрывает глаза. Хосок засыпает, выравнивая собственное дыхание в унисон с чужим. И видит совсем другие сны.