***
Молодой мужчина распахнул глаза от тихого колокольного звона. В эту ночь ему снова не спалось, жуткие ночные кошмары преследовали, осень не первый год несла в себе такую особенность, медленно уничтожая его, словно весенняя аллергия, донимающая своих страдальцев. Очередная попытка уснуть под утро, сопровождаемая успокаивающим шумом грозы, была прервана — звук был еле слышен, но, учитывая его состояние, даже такая мелочь действовала раздражающе. Он мысленно уже строил план мести местным мальчишкам, которые совсем обнаглели и не знали границ в игре и своих фантазиях, но одно дело, когда ребятня донимает днём, что воспринималось им не так нервозно, и даже с улыбкой, вспоминая свои собственные детские шалости, и совсем другое, когда на часах пробило пять утра. Мужчина снова закрыл глаза, зная, что на этом проказничество закончится, маленькие хулиганы не так глупы, чтобы нарываться на неприятности, но, когда до слуха донёсся очередной протяжный звон, да ещё с такой силой, он злющий соскочил с кровати, натягивая на ходу штаны и рубаху, со стуком распахивая дверь спальни, наверняка разбудив отца, и перескакивая через две ступени, спустился вниз. — Что, чёрт возьми, здесь происходит? — злобно выкрикнул он, открывая нараспашку тяжёлые двери особняка. — Совсем страх потеряли? Ему хотелось сказать многое, но то, что он увидел перед собой девушку — было полной неожиданностью. Незнакомка, что стояла напротив, отступила на шаг и слегка сжалась под его грозным взглядом, а он, всё ещё хмурясь, стал рассматривать её с ног до головы. На простолюдинку не похожа, это можно было понять по её одежде, взгляд осознанный, значит, не сумасшедшая, а подмеченный за спиной багаж уже наводил на некие предположения, кем была девушка напротив. — Хм... — он слегка откашлялся, поняв, что только что нагрубил незнакомке, и попытался исправить ситуацию, уже более приветливо. — Местные маленькие хулиганы часто проказничают, вот и попутал вас с ними. Вы уж простите, неловко вышло. Выражение его лица слегка смягчилось, и теперь Аннет узнавала в мужчине своего друга детства. Он практически не изменился через столько лет: те же черты лица, только более мужественные, те же знакомые движения, тот же бархатистый и строгий голос, и неизменный холодный взгляд, пробирающий до самых костей. Мелкая дрожь пробежала по её телу, теперь не зная наверняка, от холода или страха. Аннет вдруг почувствовала себя одиннадцатилетней девочкой, которая впервые заметила перемены в Даниэле. Именно семь лет назад что-то произошло, изменившее его. Он смотрел пристально, и, кажется, совсем не узнавал свою старую знакомую, а она лишь опустила глаза, потому что невозможно выдержать источаемый им холод, да и его небрежный вид смущал: торчащие во все стороны волосы и рубаха, мало того не заправленная в штаны, так ещё и застегнутая всего на одну пуговицу. — Добрый день. Я... — Аннет заговорила робко, так и не решаясь поднять глаза. — Я уже понял, кто вы. Девушка резко подняла голову. "Неужели узнал?". Сердце, словно обезумевшее, заколотилось с бешенной скоростью, отстукивая быстротечный ритм, Аннет внимательно осматривала его лицо, пытаясь уловить эмоции под непроницаемой маской, которую он надел много лет назад. "Неужели он понял и рад её приезду?" — Ваш кучер свернул не на ту дорогу, женский пансион находится в километре пути отсюда, от лесополосы правее. Думаю, вам не составит труда в скором времени добраться туда. Всего доброго! Он закрыл дверь, а ей оставалось лишь ошарашенно наблюдать за вновь возникшей перед нею железной стеной. "И что это только что было? Ну и манеры", недоуменно фыркнула она и нахмурилась, "Какое неуважительное отношение", мысленно возмущалась Аннет. Ветер усилился, она придержала рукой шляпку, чтобы та не слетела, и съежилась ещё больше, очередной раскат грома на этот раз сопровождали первые капли дождя, усиливающиеся с каждой секундой. Она уже была готова вновь позвонить, но дверь снова открылась. — Ох, простите... Ради всего святого, это какой-то дурдом, а не утро, — он говорил немного нервно и взбудоражено, сжимая пальцами переносицу, будто только что поняв свой поступок, а другой рукой застегивая пуговицы на рубашке. — Проходите. Прошу. Можете присесть в гостиной, а я пока распоряжусь прислать за вами карету и... — Вы всё не так поняли, — резко перебила Аннет. — Вы ведь мистер Эвенс? Вот, — и она протянула письмо, на котором красивым мелким почерком красовалось "Габриэлю Эвенсу". Он аккуратно принял из рук девушки протянутый листок, и, чуть склонив голову, подозрительно стал рассматривать его. — Даниэль, сынок, кто там к нам пожаловал? — в это время торопливо спустился со второго этажа мужчина средних лет, поправляя слегка съехавший сюртук и охая при виде девушки, стоящей к нему спиной. — Почему такое очаровательное создание до сих пор стоит на пороге нашего дома, где твоё гостеприимство? Он смерил сына строгим взглядом, а Даниэль в это время ответил не менее грозным. — Кажется, это к вам, отец, — делая ударение на последнем слове, он протянул письмо. — Может быть, объясните в чём тут дело? Аннет не понимала такой резкой перемены настроения Даниэля, что так могло его разозлить? Ей лишь пришлось повернуться к подошедшему мужчине лицом и поклониться, приветствуя. — Доброе утро, мистер Эвенс. Эвенсу старшему стоило лишь мельком глянуть на протянутый листок и быстро пробежаться по строчкам, чтобы понять, от кого послание и кто перед ним. Он расплылся в приветственной улыбке, отчего его усики смешно зашевелились, и распахнул руки для объятий. — Ох, дитя, дай-ка я тебя обниму. Мужчина крепко обнял и поцеловал в обе щеки, чуть отступив, стал с внимательно рассматривать её. Аннет украдкой взглянула в сторону Даниэля, ставшего ещё мрачнее, который до сих пор ничего не понимал, лишь безучастно следил за разыгравшейся сценой. — Как ты выросла. Стала настоящей красавицей, а я ведь не раз говорил твоему отцу, что за тобой женихи в очередь будут выстраиваться. — с неподдельным восхищением твердил Габриэль Эвенс. — Ну что вы, дядюшка. Она слегка рассмеялась и залилась румянцем. А затем он приобнял её за плечо и развернул к сыну, а девушка со смущённой улыбкой пыталась уловить его настроение. — Даниэль, дорогой, ты тоже совсем не узнал Аннет? Правда, хороша стала? — Аннет... — лишь одними губами прошептал Даниэль, и на долю секунды ей показалось, что в глазах его мелькнуло удивление и ещё что-то, тут же скрывшееся за маской безразличия и высокомерия. — Несомненно, отец. — Ох, дочка, проходи, чтож мы на пороге стоим. Раздевайся, вещи вешай туда. Сейчас мы быстренько тебя устроим, будешь чувствовать себя не хуже, чем дома. Даниэль, отнеси багаж в пустую комнату, а мы пока чаю приготовим, смотри, как ты продрогла, дочка. — Всенепременно! — Даниэль процедил сквозь зубы, подхватывая чемоданы и натягивая фальшивую улыбку одобрения, но от внимания Аннет не скрылся его хищный прищуренный взгляд, полный презрения и злобы. С нескрываемым сарказмом он добавил: — Я счастлив видеть вас снова, Аннет. По пути к кухне Эвенс старший рассказывал о многом: о том, что у прислуги сегодня выходной, и помощь прибывшей будет как никак кстати, о том, чтобы не обращала внимания на Даниэля, отмахиваясь, мол, всему виной бессонные ночи, сказывающиеся на его поведении, о том, что изменилось за последние семь лет. А её всё не покидало странное неприятное ощущение внутри и одна единственная мысль: "ОН точно не рад её приезду".***
— Она снова вернулась... — Да я заметил, — раздражённо произнес Даниэль. — Но зачем? После случившегося я был уверен, она никогда сюда не приедет. — Я тоже. — Тогда в чём дело? Даниэль соскочил с кресла, в котором только что сидел, сжал кулаки и нервно стал прохаживаться по комнате. — Я обязательно выясню. Не удивлюсь, что это очередные проделки отца. — Что будем делать? — Я что-нибудь придумаю. Можешь не сомневаться. Он снова сел в кресло, уперев локти в колени и положив подбородок на сложенные в замок руки, смотря своими ледяными глазами в одну точку на полу и самодовольно улыбаясь собственным мыслям.***
Несколькими веками ранее
— Держите крепче... Не размыкать рук... Мы намного сильнее... — слышалось то с одной, то с другой стороны. Сотня мужчин, облачённых в белое, образовали круг, держась за руки, и выделялись из них четыре старейшины с висящими на груди амулетами из агата. Старейшины стояли крест на крест и читали слова на древнем языке, и чем громче и увереннее они произносили молитву, тем больше было сопротивление злых сил. Невидимые руки били, когти царапали, зубы кусали: остервенело, жестоко, безжалостно; белые ткани пропитывались кровью, в ночной тишине слышались крики, шипения и вопли. И казалось, этому безумию не будет конца. Кто-то вымученно стонал, кто-то падал на колени от повреждений связок и мышц, но никто не размыкал рук, вера их была сильнее, вера их была непоколебима. — У нас почти получилось... Поднимайтесь... Через боль и страдания, поднимайтесь... И они, дрожа и корчась, вставали, несмотря на адскую боль, пронзающую тысячью острых лезвий тела, несмотря на ссадины и рваные раны, из которых сочилась кровь, окрашивая мёртвую землю в багровый оттенок. Их душевная поддержка была сильнее. — Смотрите... И застыли на лицах их вымученные улыбки, в глазах слёзы благодарности, а в мыслях: "у нас получилось", потому что начал исходить свет от амулетов. А потом яркая вспышка, ослепившая их, и поток силы, откинувший на пару метров каждого, разрывая круг. Всё закончилось, вновь погрузилось во мрак, лишь тихие облегченные вздохи, смешанная с почвой человеческая кровь и лоскутки от одежды напоминали, что только что происходила борьба с нечистью, и сдавленным, насвистывающим, всё ещё пугающим голосом, последние слова: "Я всё равно найду способ освободиться".