***
Гермиона осторожно переступила порог Мэнора, вытягивая свою руку из цепкой хватки Драко. Они оказались в его доме. Всё таком же, каким девушка его помнила. Может, чуть менее наполненным людьми. Но всё таким же тёмным, мрачным и ужасающим. Как ребёнок, выросший здесь, мог вообще быть адекватным человеком? Очевидно, как раз поэтому Малфой им и не был. Она бросила на него короткий взгляд, но слизеринец уже пустился в свои типичные Малфоевские дела, угнетая эльфов. От одного обращения «господин» по спине Грейнджер пробежали мурашки. Но ей было не до споров. Плечи, с которых она давно стянула пиджак парня, окутал неприятный холод. Не физический. На удивление в доме было довольно тепло, несмотря на вьюгу за окном. Дело было не в этом. Она подавила в себе жуткое желание сбежать на холод, лишь бы только не здесь. Следов Тёмной Магии тут давно не было. И никаких следов войны. Ни крови, ни тел, ни разрушенных стен. А картинки всё ещё мелькали перед глазами. Сердце защемило. Прижимая пиджак к себе, словно это было её последним якорем с реальностью, Гермиона бегала глазами по холлу. Она опустила глаза, кончиками пальцев касаясь раны на предплечье. Прошло практически шесть лет с тех пор, как Гермиона лежала на этом полу, со слезами наблюдая за тем, как Рон пишет на листке бумаги местоположение поместья. Шесть чёртовых лет, но время вряд ли унесёт когда-нибудь боль от этих воспоминаний. Последствия того самого Круциатуса все ещё отражались в редкие моменты тремором рук. Но это была такая мелочь по сравнению с остальными. Гарри и Джинни лишились первого ребенка, потому что девушка оказалась беременна во время последней битвы. Рон потерял родителей, семью, двоих братьев. Флёр потеряла младшую сестру, потеряла мужа. Тедди потерял родителей. А Гермиона... отделалась дрожью в руках. Конечно, не только этим. Но ей казалось, что, если она не будет помнить про смерть своих родителей на своих руках, ей будет легче. Она потеряла больше их всех вместе взятых. Но никогда в этом не признается. И всем было плевать. Потому что она отделалась лёгким тремором рук. И это было глупостью по сравнению с болью, пережитой героями войны. Гермиона плелась за одним из домовиков в спальню, которая была ей отведена. Самая дальняя по коридору. Вдали от спальни самого Малфоя. Это радовало. Чем дальше, тем лучше. — Если мисс что-нибудь будет нужно, ей достаточно позвать Нитса. В любое время дня и ночи, мисс, — она кивнула на эти слова и лишь попросила называть её по имени, чем знатно ввела в заблуждение. Эльф оставил ей два чистых белоснежных полотенца и исчез с хлопком, предоставляя Гермиону самой себе. Это была очень уютная, на удивление, просторная спальня, посреди которой находилась кровать с пологом. Гермиона обнаружила небольшой шкаф, стол, присоединённую ванную. Естественно, все в тёмных изумрудно-серо-платиновых оттенках. Это Малфои. Весь их дом был пропитан духом Змеиного Факультета. Мелькнула мысль, что если ей придётся поселиться тут на неделю, то даже довольно сносное место для проживания, если исключить несколько фактов. Короткий душ, уничтожение макияжа на лице вернули девушку в прежнюю расслабленность, хотя и находящуюся где-то на грани с паникой. В своей тёплой кофте серого цвета, в которой Гермиона забралась в кровать, она почувствовала себя как дома. Пусть шёлковые простыни не давали забыть о том, где она на самом деле, ей стало чуточку спокойнее. И больше не ожидая ни мгновения, запомнив, что на часах значилось 5 утра, она коснулась головой подушки и мгновенно унеслась в царство Морфея.***
— Позовите Драко! Или лучше Люциуса. Как насчёт Люциуса, дорогая? Или отдать тебя Фенриру. Кому из них ты больше придёшься по душе? Снейпу? Или может Кэрроу? Сразу двум? Это развяжет тебе язык, — Беллатриса подняла её беспомощное тело, заставила её встать на колени и приставила нож к горлу. Снова. После пережитого раз двадцать Круциатуса. Люди столько не живут, мало кто переживает третий. Разум человека блокируется при такой боли, и он становится невменяемым. Как родители Невилла. Беллатриса явно планировала запытать её до такого состояния, вот только Гермиона удивительно стойко держалась в своём уме. Какая жалость. Смерть была так близко, что хотелось ухватить её рукой и притянуть к себе. Утопиться в этой темноте, забыв обо всем. Хотелось умереть. Лишь бы не то, что ей пообещала Лестрейндж. Лишь бы не оказаться в той чёртовой комнате пыток. Желаниям не суждено сбываться. Это была тёмная комната где-то на третьем этаже поместья. Горел огонь в камине. Огромная кровать с пологом чёрного цвета. Тусклый зеленоватый свет из небольшого окошка. Открытая дверь впустила двух людей. Малфоя старшего в сопровождении сына. Драко окинул взором лежащую на кровати девушку, но ничего не сказал. — Будешь стоять и смотреть? — Не подведи меня и лорда, Драко. Парень закатил глаза, делая несколько шагов вперёд и слушая, как захлопывается на замок дверь комнаты после ухода Люциуса. Он посмотрел на Гермиону. Хрупкую, в слезах и явно без сил. У девушки вряд ли найдётся возможность противиться тому, что ему было приказано. Даже если бы она очень хотела. Он сделал ещё несколько шагов и присел на кровати, проводя ладонью по её щеке. Девушка даже не смогла отвернуть головы. Она смотрела жалобными глазами на него, зная, что это не поможет. Слеза скатилась по её щеке и Драко осторожно поймал её большим пальцем. Он с особой аккуратностью переместился на кровать, подхватывая девушку за талию и нависая над ней. И только её крик полный боли и страха, отчаянный, последний раздался в ту секунду. — Малфой, нет! — Мне жаль, Грейнджер.***
По мэнору, по его коридорам, самым укромным уголкам пронёсся пронзительный крик. Он отталкивался от стен, достигал всех комнат и заставил всех его обитателей проснуться. Душераздирающий вопль, который принадлежал одной лишь девушке, что поселилась в небольшой спальне в конце коридора. Она не сразу поняла, что крик принадлежит ей. Гермиона вскочила на кровати, озираясь по сторонам, чтобы найти его источник. В её глазах стояли слезы, ладони судорожно сжимали мягкое одеяло, а плечи дрожали от испуга и истерики. Снова кошмары. Только опустив голову и посмотрев на каплю крови, что стекла из её носа и капнула на изумрудный шёлк, мгновенно его окропляя, Гермиона поняла, что случилось. Уже давно она так не просыпалась. Когда война закончилась, Гермиона перебралась в квартиру на площади Гриммо. Ей там не нравилось. Особенно первое время это было место, больше походившее на кровавое побоище, нежели на чей-то дом. Но ей было важно находиться рядом с людьми. День и ночь девушка убивала в себе силы, помогая больным и раненным. Не обладала она какими-то особыми познаниями. Но там любая помощь была нужна, поэтому и помогала. А ночью с ней оставался Рон. Ночные кошмары с пытками стали чем-то привычным. Проснуться за ночь всего 2 раза было счастьем. Он часто держал её руку, поглаживая, успокаивая тремор. Зелья сна без сновидений в какой-то момент перестали помогать. Оставаться в одиночестве в закрытом пространстве всегда было страшно. Это бросало её в жуткую панику, кажется, это зовётся панической атакой. Даже свой кабинет в министерстве Гермиона постоянно раньше держала открытым, лишь бы видеть людей и слышать, и не быть отгороженной от жизни. Война на всех наложила свой отпечаток. Понадобилось несколько секунд, чтобы понять, где Гермиона находится и почему она в своей пижаме, а не в одежде в крови на той кровати. Комната была другой. Малфой, должно быть, помнил тот момент. Как только девушка раньше до него не добралась, до этого воспоминания? Оно обрывалось, и она не помнила, что было дальше. Видимо, это травма, которую мозг залечил тем, что просто вычеркнул её и все. Малфой. Он ворвался в комнату, находя её, плачущую и испуганную. На мгновение в его лице промелькнуло сочувствие и жалость. Он знал, в чем дело. Знал, черт его подери. Снова она показывает ему свою слабость и боль, снова слезы. Нельзя. Просто нельзя. Не ему. Кто угодно сейчас должен войти в эти двери, хоть чёртова Лестрейндж, но только не Драко. Он стоял у порога, не зная, стоит ли ему подойти или лучше остаться там. Пусть остаётся. Гермиона стёрла дорожку слез тыльной стороной ладони и подняла голову с тихим вопросом: — Ты насиловал меня? — Что? — он был растерян этим вопросом, ошеломлён и не успел это скрыть. Удивлённо приподняв бровь, Драко взглянул в её глаза. — Между нами что-то было… той ночью в Мэноре? После Круциатуса, до того, как Рон написал адрес поместья и дал ключ, между нами… что-то было? — Ты не помнишь? — Драко сделал два шага вперёд, садясь на край кровати возле неё и чуть хмурясь. Гермиона отрицательно мотнула головой. Ей было так странно. Не помнить чего-то, хотя она думала, что не упустила в своей памяти ни одно событие войны. Через пару секунд молчания, парень все-таки ответил на её вопрос. — Нет. Я никогда не спал с тобой. В её голове мелькнула мысль, что он мог и наврать. Это было не то, что она теперь когда-либо узнает все равно. Если её память её подводила, то Драко мог дать какой угодно ответ, в том числе выгодный и себе. — Грейнджер. — Что? — она подняла голову, встречаясь с его серыми глазами вновь, утопая в этой неизвестной тоске, которую нёс его взгляд. — Я никогда не спал с тобой. Если тебе нужно доказательство, я отвезу тебя в Хогвартс и покажу воспоминание в омуте памяти, — его голос звучал чуть более настойчиво, чем обычно. Это не было злостью на неё, раздражением из-за недоверия, но и заботой она бы это не назвала. Гермиона окинула его взглядом, надеясь найти ответ на свой вопрос. — Почему? — вопрос мгновенно сорвался с её губ. — Почему ты так хочешь меня в этом уверить? — Не привык заставлять женщин себя хотеть. А уж тем более не привык, что меня обвиняют в изнасиловании. Тебе снилась ночь Мэнора? — Да, сон оборвался на твоём «мне жаль, Грейнджер». Я думала… что помню все. Но, как видишь, что-то ускользнуло из моей памяти. Что было дальше? — Ты кричала. Долго и пронзительно. Этого хватило для моих родственников, чтобы решить, что дело сделано. И твой несчастный вид обманул их лучше любых криков. — Но… воспоминания. — Я хороший окклюмент. Они поверили. Но ты бы все равно не сказала ни слова. Зато сдался Уизли. Видимо, на это нацелено и было, — он пожал плечами, а Гермиона кивнула, опуская голову назад и нервно перебирая рукава своей кофты. Ей стало чуточку легче, что Малфой к ней не прикасался в ту ночь. По крайней мере больше встреч с ним кроме мэнора она не помнила, значит, не прикасался вообще. Парень осторожно взял её дрожащую ладонь в свою и провёл большим пальцем по тыльной стороне. Затем чуточку нажал, проглаживая уже сильнее, и так медленно, не торопясь, двумя руками стал массировать её кисть, постепенно унимая дрожь. Спустя время, она все-таки спросила. — Где ты научился этому? — У меня богатый опыт знакомства с Круциатусом, — Драко усмехнулся, убирая мягко остатки крови с её губы, затем также аккуратно поправляя волосы. — Тут есть снотворное. Или огневиски, если хочешь. — Откуда такая забота? — Бросить тебя тут одну, расправляться самостоятельно со своей истерикой? — Нет! — Драко привстал и в ту же секунду Гермиона схватила его руку, останавливая. Она не успела подумать, когда сделала это. Она не задумывалась, как зависима была от присутствия других людей в помещении. Все ещё не хотелось, чтобы это был Малфой. Но раз другого выбора у неё не было… с ним было чуточку спокойнее. — Я так и думал. Зелье или алкоголь? — он стёр с лица свою привычную усмешку, оставаясь все той же непроницаемой статуей, но хотя бы не издевался над ней. И на том спасибо. Что-то в глубине души подсказывало, что и его также мучают кошмары. Но знать наверняка Гермиона не хотела. Она не хотела его жалеть. Он заслуживал все то, через что проходил. — Алкоголь. Зелья на меня не действуют. — Почему? — Привыкание. Я жила на них после… — Гермиона запнулась, кусая губу. — После всего. И с тех пор они не работают. — Зато огневиски действует даже на Забини. На тебя уж тем более, — он прошёл к шкафу, что стоял тут же, открыл одну створку этого подобия буфета и вытащил графин янтарной жидкости, предавая её свету. — Уверен, что это хорошая идея? Нам утром на завтрак к твоим драгоценным французам. — У меня всегда есть отрезвляющее зелье. Так что я более чем уверен, что споить тебя — хорошая идея, — он усмехнулся, просто протягивая ей уже открытый графин виски, не удосужившись даже наколдовать или достать бокалы. Зачем? Можно хлестать прямо из горла. Впрочем, Гермиона не жаловалась, сразу делая довольно большой глоток напитка. Он ударил ей по горлу своей резкостью. Не привыкшая к тяжёлому алкоголю, девушка сморщилась на пару секунд, пока наконец-то не почувствовала, как виски растекается по венам с пьянящим чувством тепла. И только потом облизнула нижнюю губу. Малфой тихо рассмеялся, опуская голову. — Что? — Гермиона поймала это его выражение лица и задала вполне логичный вопрос. — Ничего. Я словно спаиваю подростка, который впервые пьёт что-то крепче шампанского. Ты вообще когда-нибудь напиваешься, Грейнджер? Она отрицательно мотнула головой, чуть отползая на руках назад к изголовью кровати. Драко залез следом, располагаясь у столба, на котором держался полог, и забирая графин у неё из рук: — Что совсем никогда? — Джинни беременна, Гарри не пьёт, у Флёр дочери три года… — Гермиона замолчала. — Список моих друзей кончился как-то очень стремительно. — А одной? — Пить одной — алкоголизм. В основном я таскаюсь по приёмам и балам, напиваясь там шампанским, — она проследила, как Драко делает пару глотков и потянула руку, чтобы забрать графин назад. — Уже пристрастилась? — Есть дикое желание напиться, — ещё один глоток достаточно большой, лишь едва морща нос. Она быстро привыкла на самом деле. Посмотрела, как Малфой снова усмехнулся. — Все так плохо? — Ты мне скажи. Я благодаря тебе тут сижу и напиваюсь. Все мои гребаные проблемы последних дней из-за тебя, Малфой, — тупое вливание в себя алкоголя пошло своим ходом, да так, что Драко остановил её, забирая графин назад. — В чем выгода твоего сотрудничества с французами? — О, ты решила, раз мы оба напиваемся, я выложу тебе все свои планы? Минус пять очков гриффиндору за откровенную тупость в тактике. — Десять очков Слизерину за проницательность, — девушка едва оскалилась, недовольно надувая губы, чем снова заставила слизеринца тихо рассмеяться. — Ну серьёзно. Расскажи мне. Я хочу знать, ради чего участвую в этом спектакле. — Чтобы тупоголовый Поттер и Вислый дожили счастливо до конца своих дней. Хотя с их везением, без тебя под боком вряд ли доживут, — Драко посмотрел на уже наполовину пустой графин и удивился их скорости. Вернул её в руки Гермионы. — Это был комплимент? — Это был факт. Без тебя твои дружки нихера из себя не представляют. И в половине случаев, если не во всех, если бы не ты — они бы закончили свою жизнь также, как половина всех, кого ты знала. Гермиона недовольно фыркнула, закатывая глаза. — Ты умудрился превратить не самый ужасный комплимент в сущий кошмар. Я ненавижу тебя ещё больше. — Не стоит тратить свои силы на ненависть. Ты вообще чересчур эмоциональна, не заметила? Твои друзья ни разу не стоят переживаний, а человек, заслуживающий в твоих глазах смерти, не стоит твоей ненависти, — он как-то грустно усмехнулся, поправляя пряди волос, упавшие на лицо, и посмотрел на неё. Такую грустную и язвительную, хрупкую в эти моменты. Покрасневшие от алкоголя щеки, все ещё едва трясущиеся руки и надутые от обиды губы. Её взгляд вдруг сменился удивлением. — По-твоему я думаю, что ты заслуживаешь смерти? — А разве нет? В комнате повисло молчание на несколько секунд. Драко забрал из её рук графин с огневиски, возвращая её себе и не отрываясь от лица Грейнджер, сделал пару глотков. Гермиона замолчала, поворачивая свою голову чуть в сторону и смотря в окно, что попалось ей на глаза. Она думала, что ему сказать, алкоголь развязал ей язык и включил ту сторону характера, которую она предпочитала замалчивать. В общем, тихо вздохнув, она усмехнулась. — Нет. Я не считаю, что ты заслуживаешь смерти, Малфой, — но, прежде чем он успел обрадоваться или хотя бы кивнуть на её слова с некой благодарностью, она убила любой положительный смысл в этой фразе. — Смерть вообще самый гуманный способ наказания. Самый простой. Не понимаю, почему она считается высшей мерой, применимой не ко всем…жить прежней жизнью гораздо сложнее. Гермиона развернулась к нему, прижимаясь спиной к изголовью, уставилась куда-то в воздух, просто тихо продолжая говорить: — Я жалею, что убила Долохова. Что пытала его Круциатусом так долго, что он не выдержал. Мне не жаль его жизни, просто мне стоило поступить иначе. — И как, например? Отдать его под суд? — Драко горько усмехнулся, но позже снова перевёл на неё взгляд, ожидая продолжения рассказа. — Я в твоей голове ходячее клише? — Есть немного, — честно признался Малфой с улыбкой. — Так что бы ты, Грейнджер, сделала? С человеком, который убил твоего отца. Который выбрался из Азкабана. Если не убила. Она улыбнулась, мечтательно облизнула нижнюю губу: — Я бы лишила его языка. Чтобы он не мог говорить. Лишила бы ног и рук. А затем уничтожила бы каждую крупицу счастья в его жизни. Семью, любимых. Каждый мотив, что двигал его все годы. Я бы поддерживала в нем жизнь и непременно следила бы, чтобы он не наложил на себя руки. Заставила бы прожить долгую, ужасную, болезненную, несчастную жизнь и сделала бы его смерть в старости полной агонии. Гермиона замолчала, чуть опуская подбородок и встречаясь с удивлёнными глазами Малфоя. — Смерть Долохова не вернула бы мне отца. Не вернула бы мне близких. Но заставила бы его пережить все то, что он принёс другим людям. И я ничуть не пожалела бы об этом. Поэтому нет, Драко. Ты не заслуживаешь смерти. Ты заслуживаешь долгой жизни под тяжестью своих решений и поступков. — Да ты садистка, Грейнджер, — он вскинул брови, снова усмехаясь. Но все-таки отразилось в нем что-то похожее на удивление и уважение, какая-то тень чего-то похожего, когда он делал ещё один глоток виски. — Сказал человек, прилюдно убивший… я сбилась со счета. — Двести шестьдесят три. Гермиона замерла. Она не думала о таком большом числе. Девушка распахнула глаза, резко поворачиваясь к нему. — Впечатляет, верно? — он отвернул от неё свою голову, переключая своё внимание на графин с виски. Мгновение, и он запрокинул голову назад, допивая остатки алкоголя. Его усмешка не была привычной, она была… другой. Гермиона с удивлением для себя обнаружила в ней брезгливость, и боль, и… сожаление. Парень намеренно избегал её взгляда сейчас, не сумев скрыть последние эмоции: — Не надо, Грейнджер. Не пытайся придумать, что сказать. Это не та тема, которая должна подниматься на обсуждение. — И ты помнишь каждого? — она сбилась в своём дыхании, не в силах закрыть этот вопрос. На лице отразилось пренебрежение, и он явно боролся, чтобы не огрызнуться. — Каждое лицо. Каждое заклинание. Каждое имя. — Не трудно хранить в своей голове столько всего? — У меня прекрасная память. И снова молчание. Неловкое. Гермиона почти могла его потрогать, если бы протянула руку. Напряжение. Не Драко. Хотя и Драко тоже могла. И в какой-то момент ей захотелось. Она подумала, насколько разбитым был этот парень, мальчик, который так и не смог оправдать ожидания. Что-то внутри него треснуло, когда он назвал ей число. И ей показалось, никому раньше он этого не говорил. Его маска рассыпалась по кусочкам в этот вечер. И он обязательно склеит её к утру. Гермиона одёрнула себя. Она не может жалеть его. Не может! Она постаралась вспомнить, что этот человек натворил в своей жизни, скольких убил, вспомнила, как он представит палочку к горлу Молли… не помогло. Рон однажды как-то сказал, что ей лишь бы кого-нибудь жалеть. Чинить. Ей нужно чинить людей, защищать их права, помогать. Не может девушка так просто вести отношений с не треснутыми людьми. — Ты помнишь момент, когда впервые увидел фестрала? — этот вопрос удивил его своей неожиданностью, поэтому Драко снова обратил на девушку своё внимание. И ответил лишь через несколько секунд. — Первое сентября пятого курса. Гермиона ахнула. Едва, тихо и сдавленно. 5 курс. Ему было 15… — Воландеморт переехал к нам тогда. Верные Малфои, слуги, каких поискать. Так что наше поместье было его домом до самого конца. Мать заставила меня уехать к Тео, и я провёл все лето там, но увы, за несколько дней до конца мне пришлось вернуться. — Её звали Кэтрин Нэш. Она была красивой девушкой, лет двадцати семи. У неё была маленькая дочка, муж. Счастливая небольшая семья. Они жили в небольшой квартире в Лондоне. Он — маггл, она — работница Министерства. Работала с дементорами. Курировала, следила. Никогда не знал, что для этого была отдельная должность. — Они убили её дочь, мужа, родителей, сестру. Всех друзей и знакомых. Уничтожили всех, кого она только любила, у неё на глазах. Потом в ход пошёл Круциатус. Они пытались использовать Империо. Но Кэт была гораздо сильнее. Она была чем-то похожа на тебя. Сильная волшебница, полукровка. Её мозг долго сопротивлялся. Но когда маленькая девочка умерла на её руках, она сдалась. Выдала каждую крупицу информации. — Эти крики иногда до сих пор слышатся мне здесь. Как она зовёт Амелию. Блондинку с ослепительными голубыми глазами и розовыми щёчками. Изумительный ребёнок. Красивая от природы. Вранье, что все дети красивы. Но она была. — Они заставили её наложить вокруг себя щит. А потом направить адское пламя. Она горела словно внутри хрустального шара. Яркий огонь, что отражался в зрачках Люциуса. Это была первая смерть, которую я видел. Все остальные уже были от моих рук. — За это мой отец получил 5 шрамов на спине отравленным клинком. Он должен был сохранить девушке жизнь, чтобы та была нашим агентом. Ну, а дальше историю ты знаешь. Пока Поттер шлялся по Хогвартсу и пытался всем доказать, что Тёмный Лорд вернулся, он каждый вечер проходил мимо моей спальни. И я знал, что однажды он постучит. Так и случилось. Его голос не дрогнул, Драко не срывался, говорил ровно и спокойно. И все равно впервые Гермиона Грейнджер разглядела в нем человека. Не убийцу, не пожирателя смерти. Она увидела в нем огонёк чего-то живого. Как догорающий уголёк какого-то счастья. Когда-то оно у него было, но теперь он догорел уже достаточно давно, оставляя после себя лишь белоснежный пепел. Драко показался ей живым. Он и был теперь. Когда с него спал плащ тени, что покрывал его плечи и не позволял увидеть все раны под тонкой тканью. Теперь они были наружу. Каждый шрам на сердце, каждое ранение на теле. Он сидел без рубашки и только сейчас Гермиона скользнула по нему взглядом. Заметила кучу порезов. Где-то они были витиеватыми, словно их намеренно вырезали ножом, где-то прямыми, как нанесёнными в порыве злости. Из его ран сочилась боль, которая никогда никем была невидима. Не в его лице, ведь Драко Малфой не терпит слабости. Он не терпит ни единого её проявления и закопал свою душу так глубоко в веру, что он сильный, что потерял самого себя. Потерялся в пучине этой уверенности, желаний кому-то что-то доказать. И она увидела в этом что-то очень похоже на неё. Что-то настоящее. Драко поднял голову и поймал её взгляд. Он не был полон жалости, не было ни следа боли или грусти. Скорее, вновь изучающий. — О чем ты думаешь? — Тебе достаточно залезть в мою голову, чтобы узнать. — Не хочу знать правду. Хочу знать, что скажешь ты. Наверное, это был самый длинный их диалог за все время без оскорблений. Откровенный и настоящий. Как они оба. Разбитые вдребезги. Гермиона почувствовала себя, будто только что обнаружила кем-то разбитую вазу. И вот она сидит на коленях на полу, собирая тонкими пальцами аккуратные хрупкие осколки в крошечные картинки. Ей не склеить тончайший фарфор никакими средствами. Но она все равно собирает все воедино, хочет видеть всю картинку. — Я думаю… В её голове всплыл их поцелуй. Как-то она совсем не успела об этом подумать. Про вкус его губ, про эту нежную грубость в его движениях. — Думаю про то, как ты поцеловал меня сегодня в Министерстве. Вкус шампанского и табачного дыма. И вишня. Она все время сравнивала его с вишней. Терпкой и мягкой, жёсткой и вкусной, очень яркой и при этом всегда неожиданной, даже когда тебе кажется, что вкус ты знаешь наизусть. Драко отставил бутылку в сторону у края кровати наклонил голову, изучающе шагая глазами по коже девушки. От её рук, сжатых ладоней, к сгибу её локтей, затем выше, по плечам, по ключицам. Он осматривал её нежно, без резких движений, пока не дошёл до губ. И остановился. Мгновения заполнились томительной мукой. Поцелует не поцелует? Гермиона отрывала по лепестку нежного цветка в своей голове с каждой секундой, гадая, что он все-таки сделает. Драко оттолкнулся от столба и потянул её за руку на себя. Оказался в непозволительной близости. Она привстала и оказалась возле него. Упёрлась рукой в тёплую грудь, прямо над его сердцем. Теперь она чувствовала его дыхание. И сердцебиение. Запах огневиски ударил в голову, почти сразу опьяняя вновь. Точнее напоминая, сколь уже одурманенной напитком была девушка. Гермиона была в шаге от того, чтобы сесть ему на колени, зарыться пальцами в мягкие волосы и дать волю его желаниям. Вот только… Парень провёл большим пальцем по линии её челюсти, осторожно поднял её лицо за подбородок и наткнулся на слишком грустные глаза. В нем светилось желание притянуть её к себе и поцеловать, но Гермиона не позволила. — Драко… Она шепнула его имя, пробуя и его на вкус. Смакуя, будто дорогое вино. Такое странное. Гермиона никогда не звала парня по имени. А оно ведь невероятно красивое. Как созвездие, в честь которого он наверняка и назван. Удивительное, уникальное. — Не поступай так со мной… Они оба этого хотели. Не потому, что жаждали близости друг друга. Они забыли, что такое быть кому-то нужнее простых деловых вопросов. Им обоим не хватало нежности, которую они восполняли друг другом. Не хватало адреналина, ласки, любви, ненависти — чувств. Им не хватало чувствовать хоть что-то кроме постоянной боли и жалости к себе. Поэтому он хотел её поцеловать, а она бы ответила, если бы это случилось. Вот только Гермиона знала, что с ней будет потом. Она будет жалеть. И желать большего. Это сведёт её с ума. И поэтому ему не стоит поступать так с ней. Не сейчас. Не когда она разбита на крошечные кусочки стекла, что впились глубоко в его сердце. Стеклом. Она была стеклом, и он намеренно резал себя им изнутри. — Прости меня.