Рука об руку с дьяволом

      10 января 2004г              Гермиона всегда верила, что не бывает «дней, которые меняют все». Любое изменение — лишь процесс, длительный и тяжёлый, который в конечном счёте становится заметен в определённой точке. Это не момент все меняет, это момент раскрывает все то, что было изменено раньше.              Был Тёмный Лорд, он собирал сторонников, они нападали на граждан, они копили силы, а потом случилось убийство Малфоем Дамблдора. Этот момент считается началом войны, но все изменилось не в ту секунду, когда директор школы упал с астрономической башни, все было намного, намного раньше.              И был Джеймс Торн, он собирал сторонников, он атаковал чистокровных волшебников и уничтожал деревни, чтобы надавить на привилегированную часть населения, а потом…случилось то, что случилось.              И Гермиона поняла, как она ошибалась.              Поняла в ту же секунду, когда увидела, как первое заклинание оглушения было послано на волшебника по ту сторону линии.              Все изменилось, когда Гарри Поттер, герой войны и мальчик, победивший Тёмного Лорда, оглушил протестующего волшебника…              Но обо всем по порядку.       

***

Несколькими часами ранее              — Он будет в порядке, Грейнджер, расслабься, — Малфой вздохнул, откидывая от себя Ежедневный Пророк и переводя взгляд на девушку перед собой. Она уже раз 5 переписывала одну и ту же объяснительную для Министра, но каждый раз её руки дрожали настолько, что она срывалась и заливала половину свитка чернилами.              Драко перехватил её ладонь, когда она потянулась за новым листком на столе, и медленно отвёл в сторону.              — Тебе не мешало бы успокоиться.              — Я не нервничаю, — девушка в ответ резко вскинула голову, чуть хмурясь, но не выдернула руки. Тепло его пальцев на запястье отрезвляло хоть немного, возвращало её ненадолго в реальность.              — Да ну? Это не твои руки дрожат?              — Я уже говорила. Это Круциатус.              — Это проявляется только когда ты нервничаешь.              — Я не…              Гермиона запнулась, опуская голову вниз, не желая продолжать фразу. Конечно, она психовала. Заседание Тео шло на 10 этаже, где-то высоко над их головами, а они даже не могли подняться и посмотреть. Кроме того, их обоих отстранили от дела Алана Мёрфи, весь Департамент вышел на работу официально, но занялся какими угодно делами, но только не этим.              Они сидели вдвоём в этом чёртовом кабинете, как будто ничего не происходило. Малфой просто лениво перелистывал пророк, пока она пыталась написать объяснительную, какого Мерлина её палочка дрогнула над подозреваемым с заклинанием Круциатус.              — Ты переживаешь.              Он поднялся со своего места, тихо вздыхая, как если бы был недоволен, что ему пришлось это делать. Отпустил её запястье, пока менял положение стульев в кабинете — устроил кресло прямо рядом с ней и приземлился в него, забирая обратно ладонь девушки в свою.              У Гермионы не было никаких сил ему сопротивляться, когда тёплые пальцы стали медленно водить по её ладоням, надавливая в одних точках, а потом нежно поглаживая в других. Сначала с одной, потом со второй, постепенно снимая её тремор.              — Где Астория?              — Ты правда хочешь знать? — Драко поднял голову, лениво изогнул бровь в вопросе.              — Да.              — Она в Мэноре. Проводит время, командуя над эльфами и беседуя с Дафной. Почему ты спросила?              — Хочу знать, почему ты не развлекаешь её своим присутствием.              Драко тихо рассмеялся, последний раз проскальзывая большим пальцем по тыльной стороне её ладони и наконец отпуская её упасть на колени девушки. Он выглядел чересчур расслабленным, когда откинулся назад на своё кресло и закинул ногу на ногу. Его спокойствие её бесило.              — Очевидно, потому что я здесь.              — А почему ты здесь?              — Я не знаю.              Такое неожиданное признание в очевидной слабости чуть выбило её из колеи. Грейнджер посмотрела на него, надеясь, что удивление читается в её взгляде. В очередной раз дурацкая прядь упала ей на лицо и, прежде чем она успела её убрать, Драко потянулся своей ладонью, проскальзывая кончиками пальцев по щеке. Все его движения, слова, весь момент. Он казался таким интимным, чувственным, у Гермионы перехватило дыхание.              — Почему ты больше не ненавидишь меня? — его голос вернул её назад на землю, Драко убрал прядь её волос за ухо и отстранился. Наверное, он сделал бы шаг назад, если бы мог. Потеря его в своём личном пространстве отозвалась новой порцией кислорода, ворвавшейся в лёгкие с лёгкой болью.              — С чего ты взял, что я не ненавижу?              — Я думал ты достаточно умная, чтобы не пытаться это отрицать.              Она не разобралась в тех чувствах, которые к нему испытывает. Да, это была не ненависть. Но даже до симпатии им обоим было далековато. Граница стёрлась, она жила почти как на волнах. Они оба, видимо. Потому что в одну секунду Драко срывался на ярость, в другую был нежен и учтив. Как когда забирал её после тюрьмы, а потом повёз домой, предварительно проверив, что она не ранена.              Гермиона слепо следовала за ним. Она злилась, когда он был с ней резок, таяла, когда аккуратен. Волны. Её чувство не было похоже на ненависть, оно было похоже на горечь и обиду, которая копилась годами и давала о себе знать каждый раз, как её сердце пыталось сорваться на что-то большее, чем многолетняя злость.              С одной стороны, он заслужил все, через что проходил. С другой, что, если не все так однозначно?              Ей хотелось его жалеть, иногда она это делала. Позволяла себе вспоминать отрывки их прошлого, находила в них что-то, что давало ей право думать о нем лучше, чем он есть на самом деле. А потом назад в боль, которую он причинил.              Но больше всего она всегда растворялась в его прикосновениях. Казалось, что чтобы заставить её сделать какую угодно глупость, достаточно окутать её заботой, коснуться лишний раз её руки, и она сделает все, что только человек пожелает. Она изголодалась по чувствам иным, кроме как полное безразличие или же страх, ей нужна была хоть мнимая, ненастоящая любовь. Хотя их отношения с Драко точно нельзя было назвать любовью.              Может быть, просто иллюзия какого-то волнения за неё давала ей возможность не считать его таким придурком. Но даже сама Гермиона понимала, насколько фальшивы эти чувства и насколько глупо с её стороны было бы ему все простить.              — Я не знаю.              Она разглядела в нем человека, ухватилась за эту крошечную соломинку, а теперь возводила свои укрепления, чтобы атаковать его стены. Чтобы увидеть за ними что-то большее, за что она может и будет бороться. Как можно было верить, что его можно спасти? После всего сделанного этими руками, как можно считать, что его поступки имели благородные причины? Она смотрела на него и видела то, что хотела видеть. Это было как смотреть в книгу по зельеварению, а читать там про историю. Также глупо и безрассудно.              Драко устроил даже тот ответ, что она дала. Ему, кажется, было все равно, что она скажет. Потому что в любом случае правду бы он никогда не услышал.              Никогда…              Он поднялся с кресла, возвращая его на своё место, сел обратно по ту сторону стола и уткнулся в чтение газеты с кричащим заголовком. «Золотая девочка отправляется в Азкабан»              — Почему ты не сказал, что Люциус жив?              Даже в ту секунду страх в его глазах был столь очевиден, что это привело её в ужас. Малфой впервые так откровенно показал ей, что чувствует. Её напугало, какую струну его души она только что задела.              — Откуда? — не успел он спросить, как вернул себе на лицо усмешку и сам же ответил на свой вопрос. — Нотт… Как у вас вообще получился разговор о моем отце?              — Мы… — Гермиона решила, что врать нет никакого смысла. — Он упорно доказывал мне, что ты используешь все своё окружение для собственной выгоды.              — Покажи мне.              По каким-то причинам она сразу поняла, о чем он говорит. Стоило ли ей позволять ему проникнуть в свою голову? Ведь Грейнджер многое наговорила Нотту в тот вечер. И в том числе то, в чем она никогда не признается Малфою.              — Я…              — Ну же, Грейнджер. Я не кусаюсь.              — Да, ты бьёшь людей головой об стену.              На его лице промелькнула тень раздражения, когда он откинул газету вновь в сторону и схватил её руку. Она ошиблась, когда решила, что это было раздражение. Скорее неприязнь, но не к ней… к самому себе? Одним резким движением девушка оказалась грудью на столе, в паре сантиметров от его лица.              — Мне жаль. Я прошу у тебя прощения.              Ей невольно захотелось съязвить ему в ответ на это, ляпнуть что-нибудь грубое, но она так неожиданно заметила серьёзность в этих словах. Кто-то лишил их обоих воздуха, потому что тёплое дыхание Драко перестало чувствоваться на кончике её носа.              — Прости меня.              Ей бы хотелось.              Забыть все, что он сделал, окончательно. Да и не только он. Перспектива потерять память и забыть все события войны никогда не казалась ей такой уж ужасной. Это бы облегчило её боль. Если бы она… просто не помнила.              Она думала над тем, как бы сложилась их жизнь, если бы Гермиона не помнила о войне. Могла ли она бы простить ему дурацкую школьную вражду, а потом влюбиться, не зная, каким монстром его сделал Воландеморт?              — Возможно, когда-нибудь я прощу тебя.              Это ощущалось, как если бы под ними треснул лёд, и они разом оба упали в ледяную пропасть, когда Драко резко и неожиданно ворвался в её разум. Он не был ни чересчур аккуратен, ни необычайно жесток. Спокойно разгуливал по лабиринтам её памяти, как ходил в магазин за продуктами. Хотя, пожалуй, копание в чужих головах ему было знакомо гораздо лучше.              Драко скользнул в её воспоминание о тюрьме, затем медленно прошёл пальцами по книге записей с её мыслями о нем, пробежался глазами по каждой, читая её как учебник по травологии. Все факты на поверхности, ему даже не нужно было бороться с какой-либо защитой от неё, просто отвлечь и прочесть открытую книгу.              Что-то в его глазах изменилось, пока Гермиона смотрела в них не отрываясь. Она почти не видела реальности вокруг, только эта безумная серость, похожая на грозовые тучи в мае перед штормом. В нем рушились стены с каждым её словом, с каждой сказанной ею фразой о нем, с каждой мыслью, которая успела закрасться в её голову. Это было невыносимо. Знать, что она у него на ладони, что он теперь в курсе абсолютно всего.              Ему не нужно было ещё и видеть воспоминание с Тео, но он все равно открыл и эту дверь, заглядывая туда на несколько минут. Её сожаление, её боль где-то внутри, слова Нотта о нем. Драко почти ощутимо усмехнулся, залезая назад в библиотеку её мыслей и копаясь там на предмет ещё чего-нибудь интересного. Нашёл себе хобби.              Гарри, затем Рон, Джинни, Флёр, Дин, Фред, каждый член Ордена, родители, Торн…              Когда он вернул её назад в реальность, Гермиона почти сразу упала лбом на свои ладони, стараясь унять дрожь в плечах. Она услышала тихий голос над своей головой.              — Не надо, Грейнджер.              И она знала, что он имеет в виду. Не надо думать, что он заботится. Не надо считать, что его можно спасти. Не надо… медленно принимать то, что то, что она чувствует к нему, уже давно не ненависть.              — Ты получил ответ на свой вопрос.              — И я жалею об этом.              Драко не ушёл, даже когда в его глазах погас последний огонёк отчаяния, что девушка заметила. Он продолжил сидеть напротив, вчитываясь в строчки газеты, затем перешёл на документы с её стола, спасаясь от скуки, играл пальцами с краешком бумаги, напоминая чем-то её саму. Было приятно знать, что даже у него есть дурацкие привычки, которые делают его человеком. Когда-то она смотрела на него и думала, что он не более, чем робот.              Иногда его маска не давала ей никакого права считать, что он человек. Раньше. Сейчас ей не нужно было видеть трещины на фарфоре этого маскарадного украшения, чтобы знать. Что где-то там, под тонной боли, под войной, под гнётом отца все ещё прятался он.              — Расскажи мне что-нибудь, — его голос вновь нарушил тишину, так по-бытовому отбрасывая в сторону все её попытки работать. Гермиона не могла сосредоточиться в его присутствии.              — О чем?              — О войне.              Эта просьба слегка ошарашила её, так что пришлось убрать в сторону свиток и перевести свой взгляд обратно на Малфоя.              — Что-то конкретное?              — Хочу знать обратную сторону. Мы оба были там три года. У меня почти не было шанса заглянуть даже за спину Поттеру. Расскажи мне. Что случилось после того, как я убил Дамблдора? Вы исчезли из нашего поля зрения.              Её сердце болезненно сжалось, но по каким-то неизвестным ей причинам Гермиона захотела выполнить эту просьбу. Может, это было что-то вроде мести. Показать ему, какую боль принёс как он, так и его господин.              — Мы искали крестражи… это растянулось на целую вечность. Когда мы покинули школу после смерти Дамблдора, мы думали, что у Гарри есть план, хоть что-то, что поможет нам выиграть. Но чем больше времени мы тратили, тем яснее становилось, что никто из нас понятия не имел, за чем мы охотимся. Мы уничтожили только медальон. Больше никаких следов крестражей.              Мы вернулись к Хогвартсу, потому что думали, что может там найдём хоть что-то, но… вновь тщетно. Это было очередным тупиком. И он, кажется, окончательно уничтожил нашу веру в то, что их вообще можно было найти. Мы даже не знали, сколько их на самом деле. Реддл говорил о 7, но их могло быть намного больше…              Мы провели в Хогвартсе не так много, когда нас отследили пожиратели. Впрочем, Гарри не особо скрывался. Он ставил перед собой чёткую задачу сразиться с Воландемортом. Не знаю зачем, я никогда этого не понимала. Я ещё тогда знала, что мы проиграем. Куча неподготовленных школьников, да и Лорд не стал ждать, пока мы все соберёмся, он просто ударил по нам тобой с Молли и Артуром по бокам. Это окончательно сломало даже ту слабую призрачную надежду на победу.              Рон едва стоял на ногах, как и вся семья Уизли. Они были нашей огромной опорой: Джинни, Фред, Джордж, Перси, Билл, Чарли. И Гарри в том числе. Молли и Артур были для него как родители, особенно после смерти Сириуса в Министерстве.              Я никогда не ожидала, что будет легко… но думала, что будет легче, чем оказалось на самом деле. Мы бежали. Бежали так далеко, как только могли. Миссии по спасению членов Ордена из плена в Хогвартсе стали приносить больше жертв, чем спасённых. Мы оставили там многих… слишком многих. Даже тех, кого не хотели.              В её голове вновь всплыл список тех, кого они оставили в плену. Кого не смогли вытащить из тех подземелий пыток.              Майкл Корнер       Захария Смит       Грэхэм Монтегю       Алисия Спиннет       Джек Слоупер       Анджелина Джонсон       Габриэль Делакур       Грэхэм Причард       Колин и Денис Криви       Джастин Финч-Флетчли              — Мы искали любое другое место, куда могли бы перенести всех раненных. Касл-Ховард, как ты помнишь, уже был разрушен к тому моменту.              Драко едва заметно коротко кивнул, внимательно вслушиваясь в каждое её слово, он перебирал кончиками пальцев опахало пера в её ладони.              — Нам нужно было место отдалённое, никому неизвестное, но на территории Англии таких замков маловато. Нам пришлось эвакуировать всю деревню, когда мы нашли Ладлоу. Он был больше похож на крепость, чем на дворец, поэтому идеально подошёл. Кого-то разместили в самом замке, кого-то в домах рядом с ним…              Мы проигрывали войну.              Никто никогда не ожидал от Гарри, что он возьмёт на себя всю тяжесть войны. Но он взял, как бы я и Рон не убеждали его в том, что он не виноват в проигрыше. Мы стали выбираться на миссии, как раньше. Где-то вытаскивали наших людей, где-то просто сражались с Пожирателями, искали крестражи. Это казалось вечным кругом из смертей, которые мы видели.              Пока наконец-то под конец 1998 года не показалась надежда. Гринготтс. Хранилище Лестрейндж. Кубок, который был крестражем.              Следующим, что было вполне логично, оказалась диадема. Она потребовала вылазки в Хогвартс, которая была весьма проблематичной. Мы потеряли Билла в тот вечер. Тонкс и Римуса. Тедди остался сиротой… но диадему они достали. Её мы тоже уничтожили.              Война продолжалась до 2000 года. Новые крестражи уже давно канули в забвение, мы забыли, что это такое. Мы просто теряли людей, постоянно. Любой, кого мы отправляли на миссии, не возвращался. Нам пришлось постоянно обновлять чары, менять местоположение Гарри, потому что кто-то мог выдать местоположение замка. Пока не… появился ты. Дальше ты знаешь.              Гермиона моргнула пару раз, только сейчас замечая слезы, скопившиеся в глазах. Она так давно никому всего этого не говорила. Даже в общих чертах. Хотела. Когда вернётся с войны, посвятить во все родителей, но вместо этого обнаружила их в плену у Пожирателей в 1999 году с возвращённой памятью. Она копалась в книгах, записках, искала какие угодно записи, чтобы понять, почему воспоминания к ним вернулись. Но, увы, Рабастан Лестрейндж умер от её руки до того, как успел рассказать.              А потом ей уже делиться этими событиями было не с кем. Впервые она говорила так честно и легко о той боли, через которую они шли все три года. Наверное, никогда больше она не сможет вынести этого рассказа. Людские потери, цена их победы была слишком огромной. Это падало на её плечи теперь, да и тогда тоже. Просто мало кто знал, какую тяжёлую ношу она помогала нести Гарри, оставаясь рядом с ним даже тогда, когда он пытался её оттолкнуть.              Драко снова поднялся со своего кресла, выражение его лица было непроницаемым, и Гермиона не знала, что сейчас творится в его голове. Он медленно обогнул стол, присел на колени рядом с ней и придержал голову за подбородок. Наверное, это было самое огромное проявление ласки с его стороны. Похоже, ей так и не суждено понять натуру его характера и всю переменчивость его настроения.              Малфой осторожно стёр слезы с её щёк подушечками пальцев. Они были достаточно жёсткими для её мягкой кожи, и все равно в какой-то мере она наслаждалась прикосновением тёплой ладони к своей щеке, это было почти, как снова быть для кого-то важным.              — Я не могу отменить всего того, что сделано.              — Не можешь. Постарайся сделать так, чтобы твои поступки не были причиной чьих-то слез в будущем, Драко.              — Мои поступки всегда будут причиной твоих слез, Грейнджер. Это не изменится.              — Все обязательно должно быть так, да? — она тихо всхлипнула, осторожно поворачивая голову и отстраняя тем самым его руки от лица. Драко улыбнулся, даже скорее печально. Как будто ему было больно улыбаться ей вот так, затем кивнул.              — Я уже говорил тебе. Мы не друзья, никогда ими не были и не будем. Добро со злом дружбы не ведёт.              Свету достаётся свет, тьма не получает ничего.              — С чего ты взял, что я добро?              Драко взял её руку в свою.              — Ты помогала эльфам на втором курсе, — её большой палец отправился к ладони. — Ты помогла спасти Блэка и этого тупого гиппогрифа, — указательный. — Ты боролась и борешься за Поттера, даже пока его драгоценного Уизела нет рядом, — средний. — Ты организовала целую группу для того, чтобы учить их заклинаниям на пятом курсе, — безымянный. — Ты спасала людей, спасла Нотта не так давно, — мизинец. — Ты боролась на войне много лет, поддерживала всех, кого только знала, — он взял вторую её ладонь, повторяя те же действия, закрепляя каждую свою реплику движением её пальцев. — Ты уничтожила все законы, защищавшие только чистокровных. Ты стремишься восстановить равноправие в стране. Ты лишила памяти своих родителей, потому что думала, что это их спасёт. Ты здесь, готовая бороться не за то, что от тебя требует долг и твоё происхождение, а за то, что правильно.              Когда все её десять пальцев были сжаты в кулаки, он поднял на неё глаза и скептически приподнял бровь.              — И ты правда хочешь поспорить, добро ты или нет?              Гермиона даже не знала, что лучше. Доказать ему, что его хороших поступков также много, или опровергнуть каждое слово насчёт себя? Она просто смотрела, уставившись на эти два небольших кулачка на её коленях, наблюдая, как слезы скатываются вниз по щекам и падают на её кожу.              — Я совершила гораздо больше плохого, Драко. Моя душа давно отравлена Тёмной Магией.              Он усмехнулся, неожиданно поднимая обе её руки за запястья в воздух где-то на уровне своего лица.              — Все это — не пустой звук, Грейнджер.              — Ты правда хочешь поспорить?              — Валяй. Я послушаю, что ты скажешь, — на его губах играла усмешка, когда он отпустил ладони и стал наблюдать за тем, как с каждым утверждением девушки её пальцы возвращаются в прежнее положение и ладонь раскрывается.              — Я ненавидела тебя и много лет желала смерти. Я мучала Долохова. Я убивала множество, огромное множество людей. Я пытала подозреваемого ради ответов. Я позволяла другим рисковать из-за себя. Я не спасла из Хогвартса многих своих друзей. Я тратила слишком много ресурсов Ордена на свои поиски крестражей, хотя могла бы этого и не делать. Я не спасла родителей. Я нарушаю законы нашей страны. Я… думала, чтобы перейти на сторону Джеймса Торна.              — Почему не перешла?              — Ты уже сказал. Я хочу сражаться за то, что правильно. Я не перехожу на сторону тех, кто начинает войны. Я…              — Ты всегда защищаешься, не нападаешь.              Гермиона мотнула головой, отрицая этот банальный факт.              — Не всегда. Но я не могу сражаться за того, кто убил как минимум 150 человек. Я не могла бы сражаться на стороне Лорда, даже если бы наши убеждения совпадали. Я поддерживаю идеи Торна, они звучат мудро, логично и правильно. Но он начал войну, а я не могу так… не могу знать, что я помогу снова устроить массовое кровопролитие, стать причиной новых смертей.              Драко удивлённо взметнул брови вверх, очевидно, находя её позицию довольно любопытной. Она усмехнулась в своих мыслях. Не думал же он, что Гермиона ворвётся в это сражение только потому, что прониклась симпатией к чистокровным волшебникам, а ещё, потому что не поддерживает разделение мира на касты.              — Есть идеи, есть цели, есть методы их достижения. Я понимаю, что Торн стремится к идеальной картине мира, я разделяю его стремление к миру без дискриминации по крови, но я не поддерживаю его метод государственного переворота и убийства чистокровных. Он-просто зеркало Воландеморта. Он не отменяет геноцид, он возрождает его.              Малфой все ещё сидел на полу, опираясь на одну руку за своей спиной и внимательно ловя каждое её слово. Так сосредоточенно, что его брови слегка нахмурились, но взгляд выражал лишь заинтересованность. Гермиона всегда гордилась своей способностью читать, что написано на лицах людей, но с ним этот талант работал лишь наполовину. Он всегда был человеком, который не давал ей права считать, что она знает, что творится в его голове.              — Ты удивительная, ты в курсе?              От внезапного комплимента её глаза резко распахнулись. Сначала она решила, что ей послышалось, но нет, Драко повторил это вновь.              — Уникальная и удивительная. Ты не похожа ни на кого из моих знакомых. Твои суждения, твои поступки, слова, даже манера речи. То, как ты думаешь, как складываешь свои мысли, как приходишь к выводам. Твой способ мышления неповторим, — он даже звучал как-то по-другому, не как обычно. Находясь где-то в своих мыслях, Малфой говорил это все как будто не ей, а куда-то в воздух. Гермиона смутилась, чувствуя, как её щеки краснеют.              — Спасибо, наверное…              — Я не сказал, что это хорошо, Грейнджер.              Выходит, это не комплимент. Не для него. Однако, она нашла в этих словах толику уважения к ней. Потому что да, она не была похожа на других. Всю свою жизнь Грейнджер была белой вороной, выделялась на фоне общей толпы. И пока остальные не находили в этом ничего хорошего, ей нравилось быть особенной. Именно в том отношении, в котором она была: слишком умной, слишком заучкой, слишком вспыльчивой, слишком следующей правилам. Её страсть к учёбе дала ей возможность получить в свои руки маховик времени. А это в свою очередь дало путь к ещё большему количеству знаний.              Её уникальность привела её к дружбе с Гарри и Роном, к куче приключений с ними, к участию в войне, к той точке, где она сейчас. Да, не все события были положительными. Но это не значит, что они не имели смысла и были бесполезными.              — Что в этом плохого?              — Это опасно. Выделяться. Твоя жизнь всегда под угрозой, — Драко наконец обратил своё внимание на неё, а не на узоры на обоях за её спиной, поднялся с колен, не отрывая своего взгляда от неё и вздохнул. — И тебя слишком легко найти, если объявить в розыск.              — Меня трудно найти тем, с кем я не хочу встречаться. Очевидно, война тебя этому не научила.              — Я никогда не пытался тебя искать, Грейнджер. Ты не была мне нужна.              Гермиона удивлённо вскинула бровь.              — А сейчас нужна?              Он закатил в ответ на её вопрос глаза, но в остальном остался все такой же каменной непроницаемой фигурой.              — Гораздо больше, чем я готов признать.              Это вызвало на её губах улыбку, а его заставило ещё раз недовольно закатить глаза и отойти к своему прежнему месту по ту сторону стола. Туда же, куда он пришёл, когда только изъявил желание посидеть здесь возле неё, пока идёт суд над Тео где-то наверху. Так и не объяснив причину, зачем он пришёл.              Они просидели в полной тишине ещё около 20 минут. А может быть и больше. Гермиона тяжело определяла течение времени, для неё секунда могла идти, как целый час, а час, как мгновение. Часы на стене оповестили о 4 дня, когда девушка в следующий раз вскинула голову и вздохнула.              — Не хочешь…              Её фраза не была закончена, потому что прямо в ту же секунду в кабинет ворвалась Кэтрин, распахивая двери. Она бежала, это было видно, у неё сбилось дыхание, щеки покраснели, а глаза были полны ужаса.              — Мисс Грейнджер, вы… вы должны это видеть!              Они оба с Малфоем мгновенно поднялись со своих мест и быстро, едва ли не срываясь на бег, проследовали за девушкой. Она вела их по коридорам, Гермиона не могла быть уверена, куда именно. И только спустя время остановилась у дверей балкона, выходящего на одну из главных площадей города. Она остановила свою ассистентку, хватая ту за запястье и спрашивая интересующий её и её спутника вопрос.              — Что с Тео?              — С него сняли все обвинения. В этом и проблема.              Она распахнула перед ними двери из мутного стекла, отошла в сторону, позволяя Гермионе и Драко шагнуть вперёд. То, что они увидели, повергло их обоих, а может только её, в ужас.              Это была огромная толпа. Несколько десятков тысяч человек, собравшихся под окнами. В руках многих были плакаты, фотографии Алана Мёрфи, у кого-то надписи, вверх поднятые палочки с огоньками на них.              Огромная свирепая толпа, которая требовала казни Теодора Нотта, убившего человека в переулке. Она требовала справедливости за то, что случилось с Мёрфи, просила упразднить многие законы, которые были написаны на листах плакатов.              Гермиона застыла в шоке, смотря, как волшебники поднимают к этому балкону головы. Шум такого количества людей оглушал её. Она повернулась к Малфою, находя на его лице смесь замешательства, страха и гнева. А затем вернула внимание назад на людей внизу.              — Это… давно это началось?              — Они собрались словно за секунды. В одну секунду их не было, а в другую — все разом. Министр ещё на суде. Мисс Грейнджер, что нам делать?              И правда, а что?              Гермиона знала, что однажды восстание случится. Она прекрасно понимала, с чего начинаются революции, и все-таки не могла поверить, что смотрела на забастовку под собой, ещё пока что мирную. Но, кажется, секунды, и эта злость в глазах протестующих перерастёт в большие проблемы для Министерства. Её захлестнул сумасшедший страх не только за свою жизнь, но и за каждую, чья находилась в радиусе километра.              — Собирай совет. Мне нужны Гарри, глава Департамента Магического Транспорта, главврач больницы Мунго, Министр, глава отдела отмены случайного Колдовства. Как минимум. Срочно, Кэтрин, выдёргивай его с суда. И мне нужны все до единого мракоборцы.              Девушка унеслась с балкона в сторону лифта, видимо, за министром. Гермиона же повернулась, чтобы уйти, когда её запястье было перехвачено Драко.              — Зачем тебе мракоборцы, врач и глава Департамента Транспорта?              — Потому что это не мирное шествие. Это митинг, Малфой. Он не закончится тем, что все просто постоят и разойдутся. Если… если Кингсли не примет решение выйти на диалог, то однажды кто-то атакует. Придётся разгонять. А разгон включает в себя нашу армию, в том числе и мракоборцев, врачей, которые потом будут принимать пострадавших, и транспорт, который будет доставлять мне зачинщиков и раненных.              Мы ждали войны.              Так вот она уже здесь.