Рука об руку с дьяволом

      Они ведь через все это уже проходили. Арест, потом допрос, слишком много осуждения, слишком много вопросов. Гермиона была готова к этому заранее, выхватывая палочку у волшебника, что был где-то рядом с ней. Ведь её задача была вовсе не в том, чтобы избежать наказания или не применить магию, чего добивался Поттер. Ей нужно было остановить побоище.              И у неё это получилось.              В тот самый момент, как небо, серое и туманное перед надвигающейся бурей, озарила зелёная яркая вспышка заклинания, похожая на смертельное проклятие, в ту же самую секунду, как змея обогнула фигуру черепа, пролезая изо рта… мир замер.              И все затихло.              Казалось, что люди вокруг даже не дышали. Они просто смотрели вверх своими испуганными глазами на то, что напомнило им не просто о войне. О худших событиях их дней. Для многих метка Воландеморта была не просто преступлением, она была символом ужаса и кошмара, символом смерти, ненависти, боли, потерь…              Гермиона дышала тяжело, медленно опуская палочку, чтобы её кончик больше не смотрел в небо. И она поймала взгляд единственных серых глаз, что увидела в толпе. Глаза неповторимого Драко Малфоя. Кто же ещё это мог быть? Смотреть не на метку Тёмного Лорда, которая вызывала в нем ненависть, отвращение и, может, даже больше боли, чем у остальных. Это всегда горело где-то в глубине его души для неё. Ненависть к своим собственным действиям во время войны. Ненависть к тому, чью сторону он выбрал.              Драко никогда не рассказывал ей о войне. Он попросил её, но сам не сказал ни слова, будто только ему одному было дозволено иметь всю картину целиком. Гермиона бы хотела знать. Столько всего о нем ей хотелось узнать его историю от начала до конца, от рождения до его планов на жизнь, потому что… никого интереснее в своей жизни она просто не встречала.              Есть какая-то ирония в том, что, когда человек говорит слишком много о себе и своей жизни, когда ты знаешь слишком многое, нет интереса к таким разговорам. А когда при упоминании одного лишь имени, ты не можешь даже сказать, какой у него любимый цвет, время года, как для него пахнет амортенция… это придаёт азарта. И хочется узнать, чего бы это не стоило.              Он мог смотреть лишь на неё, испуганно и удивлённо, как ребёнок, перед которым внезапно поругались родители. Она поразила его, но и ужаснула. Тем, как беспринципно она позволила себе поступить, забыв обо всем, за что боролась. Но Гермиона не забыла. Она все ещё сражалась за тот мир. И кажется никогда не возвращалась с войны.              Люди вокруг будто выходили из транса, они смотрели то друг на друга, то на небо, девушке даже говорить ничего не пришлось, хотя она боялась, что это будет нужно. Нет, ей всего-то понадобилось выставить палочку в воздух и произнести заветное заклинание. Этого оказалось достаточно, чтобы разрушить всю ярость и гнев обоих сторон. Хотя бы ненадолго.              Гарри теперь тоже поднял голову на неё, в его глазах светилось разочарование, снова. Они были лучшими друзьями так долго, что уже забыли, когда это могло быть иначе. Но она, очевидно, всегда могла найти лазейку к тому, чтобы он снова мог показать ей всем своим видом, как разочарован. Он покачал головой, теперь уже оборачиваясь в поиске своих людей. Указал кончиком своей палочки на её фигуру на пьедестале колонны.              И снова по уже известной схеме. Арест Гермиону не пугал. Она сделала то, что было правильно. И в этом решении она ни разу не ошиблась. Не было двух сторон. Была лишь одна — та, что сейчас сходила с ума. И Гермиона намеревалась занять сейчас ту, что будет поступать по совести, честно, что снова найдёт путь к свету. Даже если ей придётся пройти через самую кромешную тьму для этого. Даже если ей придётся стать единственной за этой границей и выставить палочку вперёд, защищая свои принципы мира.              Она спустилась вниз, поднимая руки в воздух и бросая палочку куда-то на землю. Только сейчас она по-настоящему вспомнила, что такое январский холод и её полное отсутствие обуви и тёплой мантии. Её окутал холодный ветер, смешанный с крошечными кусочками льда, что впились в кожу почти мгновенно. Это было больно, но все ещё так неважно. Площадь застыла в этой тишине, в этой секунде хаоса, остановленного одной лишь волшебницей.              Толпа расступилась, образуя маленький коридор, по которому прошли сначала шестеро авроров, а потом они же, но только с хрупкой маленькой девушкой впереди. Глава Отдела Магического Правопорядка. Она слышала благодарность в молчании тех, мимо кого она проходила. И чувствовала злость Кингсли, выглянувшего с балкона. Вину за то, что вновь не оправдала ожидания своих близких. И все равно не капли сожаления.              Гордились бы ею родители? Что бы сказал Грюм, увидев подобное? Поступила ли бы девушка также всего несколько лет назад?              Ей было разве что холодно. Не физически, к черту Гермиона хотела послать всю эту январскую погоду. Она чувствовала, как холод тёмной магии пробирается от кончиков её пальцев до груди, пробивается сквозь её хрупкую защиту и достигает сердца, окутывая его своей чернотой. Это было больно. Настолько, что Гермиона запнулась и была подхвачена одним из мракоборцев под руку, чтобы она окончательно не упала. Было трудно дышать и думать, туман в её голове становился все плотнее с каждым мгновением.              — Отпустите девушку, — как все-таки странно было слышать голос хоть кого-то в тот момент. Тем более, если этот кто-то — Драко, вышагнувший из тени. Физический холод пропал, когда его рука дрогнула и движением палочки образовала тонкое одеяльце согревающего заклинания на её плечах. — Мне повторить?              Его голос звучал так грубо, так холодно и жестоко, что казалось, ещё одно слово и повторять он будет уже трупу. Это было ужасающе прекрасно, какой Гермиона всегда почему-то находила его жестокость. Авроры закрыли её собой, не давая бывшему Пожирателю Смерти сделать и шагу, чтобы исполнить свои слова.              — С дороги, Малфой. Или тебе нужно отдельное приглашение? — Поттер появился из-за её спины, выходя вперёд. перепалка Гарри и Драко сейчас была очень некстати. Хотя Гермиона находила перспективу остаться на свободе более соблазнительной, нежели оказаться на допросе у министра, она понимала, что это ни к чему не приведёт. И поэтому, повинуясь, опустила голову, тихо встревая в этот разговор.              — Не надо.              — Тебя не спрашивали, Грейнджер. Поттер, я настоятельно рекомендую тебе отпустить её, если ты не хочешь посмотреть, что такое массовое убийство в моем исполнении, — он улыбнулся хищной улыбкой, кивая на мужчин, что все ещё держали гриффиндорку в заложниках. — Я, Поттер, в отличие от твоих недоумков, умею и спокойно пользуюсь Тёмной Магией. А у вас в Ордене это… вроде запрещено.              На лице Гарри отразилась вся ненависть, которую он копил к Малфою годами. Он повернулся к подруге, задавая немой вопрос: «Откуда у него такая информация?» На войне у парня было очень ограниченное количество данных о работе Ордена. Его задача была приносить новости извне, а не уносить их с этой стороны. Оттого такие тонкости раньше Драко знать просто не мог. Но у него был доступ в её память, а это меняло абсолютно все. Просто друг об этом не знал.              Гермиона продолжила рассматривать асфальт под ногами, её кончики пальцев начинали неметь, а реальность пропадать в плотном тумане.              — Это угроза главе отдела мракоборцев? Хочешь с Гермионой в одной камере посидеть?              — Снова в Азкабан? А что по кодексу дружбы?              На его губах пронеслась усмешка, когда он глянул Гермионе за спину. И тут до неё дошло. Он тянет время, а не намеревается по-настоящему отбить её у мракоборцев. Гермиона резко подняла голову, отрицательно ей мотнув. Идиот. Она надеялась, что он услышит её мысли. Он… боже, что он творил.              Но Драко проигнорировал её взгляд, возвращая все своё внимание на Гарри перед ним.              — Или что, ваша Золотая Девочка не такая уже и золотая, чтобы убивать за неё. Это из-за меня или просто она перестала отвечать твоим стандартам?              Кулаки «Мальчика, который выжил» болезненно сжались, костяшки побелели, и Поттер явно боролся с резким желанием замахнуться. Но все-таки сумел сдержать себя, процедив сквозь зубы.              — Есть дружба, а есть законы. Я должен нарушать ради неё правила, которые она сама и пишет?              — Ты знаешь, я всегда считал, что именно так работает любовь и дружба. Выходит, у нас в Слизерине понятие семьи было гораздо благороднее.              Гермиона оглянулась в последний раз, замечая теперь уже копну коротко подстриженных чёрных волос. Фигура девушки в изящной изумрудной мантии направлялась прямо к ней, расталкивая людей.              — Тебе ли судить о понятиях любви и дружбы, хорёк?              — А кому? Тебе? Ты уже третий раз на моих глазах отворачиваешься от той, которая убивала ради тебя самыми извращёнными способами.              — Я не проси…              Мир Гермионы исчез в одно мгновение, прервав резким хлопком слова Гарри, когда холодная женская рука сомкнулась на её запястье и утянула в свою сторону, трансгрессируя в ту же минуту.              Она оказалась в поместье Драко, которое теперь узнавалось легко. Те же серые каменные стены, те же зеленоватые оттенки текстиля, запах сырости в воздухе и тонкие лучики проникающего сквозь плотно задёрнутые шторы света.              Перед ней во всей красе стояла Пэнси Паркинсон, все ещё удерживая её холодное запястье своими цепкими пальчиками с аккуратным маникюром и лаком чёрного цвета.              — На ногах стоишь?              Гермионе оставалось лишь кивнуть, направляя свой взгляд на неё. Она все ещё не понимала, что происходит. Её мир плыл перед глазами, превращаясь в одну из картин Ван Гога. И слизеринка перед ней ни разу не помогала, окидывая оценивающим взглядом бывшую однокурсницу. Зато без видимой враждебности, за это она почти прошептала спасибо.              Понадобилось несколько секунд, пару глубоких вдохов и выдохов, чтобы мир медленно начал возвращаться на свои места, теперь картина прояснялась окончательно, и девушка смогла увидеть не только Паркинсон перед собой, но и лежащего на диване у камина Тео.              Он закашлял, чуть наклоняясь вперёд. Кажется, девушки одновременно устремили взгляд именно на него, потому что ринулись к нему одинаково быстро, размещаясь у дивана. Пэнси сделала полшага назад, позволяя Грейнджер осмотреть все раны на теле у парня вновь, убедиться, что он в порядке. И он был. Со своей наглой усмехающейся физиономией.              — Грейнджер… ты все ещё жива.              Он был вымотан Азкабаном, это было видно. Никак иначе описать это было и нельзя. Серые круги под глазами, потускневшая кожа, грязные спутавшиеся волосы. Он лежал здесь относительно недолго.              — Как и ты. Где у Драко шоколад?              Пэнси, не произнося ни слова, поднялась с подлокотника, на котором уже успела разместиться, отошла куда-то в сторону, нехотя оставляя Гермиону наедине с ним. Тео нахмурился, протягивая руку вперёд и касаясь её лба.              — Что ты натворила?              — Чёрная метка… — ей едва удавалось разговаривать, язык заплетался, дышать все ещё было больно. Нотт видел это влияние, он хотел встать, но Гермиона не позволила ему, ладонями отталкивая парня назад на диван. — Я в порядке.              — Грейнджер, на тебе лица нет. Ты горишь.              — Я знаю. Знаю. Это пройдёт через какое-то время. Действие чёрной магии я знаю.              Нотт проследил глазами за тем, как в комнате снова появляется Пэнси с небольшой плиткой горького шоколада в руке. Они совсем не разговаривали, когда она отломила кусочек и осторожно положила его Тео на язык. Но беспокойство сочилось из каждого её движения. Даже когда она незаметно для него поправила плед на его плечах.              Новый хлопок аппартации заставил Гермиону резко обернуться, отчего она снова почти что свалилась на пол. Малфой оказался рядом в доли секунды. Он наклонился, притянул её к себе и одним лёгким движением поднял на руки.              — Позаботишься о нем?              Паркинсон едва усмехнулась, кивая.              — Как и всегда.              Драко хмыкнул ей в ответ, только теперь опуская голову к Гермионе.              — Чего ты добиваешься, Грейнджер? Своей смерти?              — Пытаюсь не допустить новой войны.              — Нельзя остановить поезд, который движется на тебя, взмахом руки. Дело будет проиграно.              — Дело не проиграно пока есть хоть один дурак, готовый бороться за него.              — Ты не дурак, Грейнджер. Ты просто гриффиндорка.              Он крепче подхватил её и пошёл наверх по лестнице, оставляя Тео и Пэнс в гостиной, мимо главной хозяйской спальни, откуда доносился тихий смех Астории Гринграсс, дальше по коридору.              — Зачем ты привёз меня сюда, Драко?              — Так ты не натворишь ещё глупостей.              — Это ложь.              — Да.              Гермиона склонила голову набок, устраивая её на плече парня и закрыла глаза. Странно было чувствовать себя безопасно в его руках, как будто так должно было быть всегда, все просто и легко. И Драко чувствовал это, когда укладывал её на кровать в той же спальне, в которой она ночевала несколько недель назад. Но он вынужден был укутать Гермиону в два тёплых одеяла. Девушка в ту же секунду свернулась калачиком, пряча голову.              — Не уходи.              Ей было так жарко и холодно одновременно, она снова почувствовала себя ребёнком, который лежит с простудой. Хотелось заботы и ласки, чтобы кто-то поцеловал в лоб и сказал, что все будет хорошо. Но что-то глубоко в груди, яркий огонёк тревожности не давал никакой уверенности, что будет. Он снова и снова напоминал: ты проснёшься, а за окном будет война. Опять.              — Я не могу, Грейнджер.              Конечно, нет. Они понимали это оба ещё до того, как Гермиона попросила вслух. Ей не оставалось ничего, кроме как кивнуть и сильнее закутаться в одеяло, сдерживая слезы. Хотелось плакать.              — Я пошлю к тебе эльфа утром. С зельем. Будешь чувствовать себя немного как с похмелья.              — Я знаю, как это работает, Малфой. Не надо обременять себя заботой обо мне.              Он больше ничего не сказал. Только тихо вздохнул, включил ей лампу у кровати и исчез в темноте, оставляя девушку наедине с её холодом и болью, которую дарила Тёмная Магия, медленно пожирающая все изнутри.              Гермиона закрыла глаза, чувствуя, как постепенно Морфей захватывает её и погружает в свои объятия. И сквозь боль, лихорадку и жуткий холод девушка погрузилась в сон, забывая обо всем на свете. Искренне надеясь, что, когда она откроет глаза, все будет по-другому.       

***

      Никто не кричал, не было жутких кошмаров или ночных пыток, только сплошной жуткий холод. Гермиона чувствовала себя так, словно кто-то открыл окно в её комнате, а она никак не могла разлепить веки и встать, чтобы его закрыть. Это было невыносимо. Горячий воздух прожигал лёгкие, но кончики пальцев немели от внутреннего холода и ужаса, который дарила ей магия в сердце.              Сквозь силу она все-таки открыла глаза и осмотрелась. Та же тёмная комната, тот же небольшой светильник на тумбочке рядом. И все ещё полное одиночество и тишина, разбавляемая разве что её тяжёлым сбитым дыханием. Ей было больно даже шевельнуть ладонью, но и находится в горячей постели, как в самых глубинах огненного Тартара, ей не хотелось.              Гермиона подхватила палочку, что лежала тут же на тумбочке, натянула свою мантию, кутаясь в неё как в последнюю тёплую вещь на этой планете, и поплелась на выход из комнаты в коридор.              Мэнор беспробудно спал. Едва горели свечи в некоторых частях дома, слабо освещая все каким-то зеленоватым светом, но ни одна комната не светилась тёплыми лучами других светильников, ни за одной дверью не слышались разговоры или другие признаки присутствия людей. Словно и не было никого.              Шагая голыми ногами по серому ковру, Гермиона подносила палочку с небольшим огоньком на её кончике к стенам, портретам, с удивлением осознавая, что почти все они неживые. Спящие люди, созданные изображения родственников. Здесь висела и Нарцисса в прекрасной золотой раме, и семейный портрет Малфоев. Он был больше остальных. Занимал практически всю стену и изображал трёх членов семьи, статно смотрящих вдаль.              Драко на нем было вряд ли больше 15. Гермиона помнила его таким курсе на 5, потому и сделала соответствующий вывод. Он сидел на кресле, чуть вздёрнув подбородок и смотрящий на художника за мольбертом. Девушка все никак не могла вспомнить, могла ли она видеть Малфоя когда-либо таким гордым, холодным и уничтоженным одновременно.              Возможно, художник никогда не пытался скрывать эти его черты. Возможно, все было задумано так, чтобы максимально передать каждую черту мальчика, что позировал, чтобы потом вспомнить, какими были его настоящие эмоции. Потому что Драко, каким бы гордым не было его выражение его лица, каким бы изумительно красивым не была его мраморно-белая кожа, платиновые волосы, откинутые назад… в его глазах светилась вся боль, что он переживал тогда. На его плечах находилась ответственность за весь мир и это было видно по тому, как напряжённо он держит их идеально прямыми. Чтобы не согнуться под этой тяжестью.              Он сжимал руки, на которых были видны порезы, на подлокотниках кресла. А позади него стоял отец и с такой же силой сжимал плечо сына, напоминая ему в очередной раз его судьбу — наследник семьи.              Люциус выделялся своей статностью и жестокостью, которая сочилась даже в том, как он смотрел вперёд. Закрытый, недосягаемый убийца, держащий трость с головой змеи в своих руках. Изумруд в глазу гадюки сверкнул и Гермиона почувствовала себя так, словно стоит и смотрит на создание этого портрета. Как нервно переговариваются Люциус и Драко, возможно, обсуждая последнюю тренировку у Лорда. Как дыхание Нарциссы каждый раз замирает, когда речь идёт о пытках Круцио и порезах, о окклюменции и всех действиях с разумом её мальчика. И как она все ещё держится, чтобы не одёрнуть их обоих. Потому что где-то там, за спиной, в стенах дома ходит Тёмный Лорд, и его непременно не устроит такое очевидное осуждение женщиной его действий.              Драко был больше похож на мать, чем на отца, на этом портрете. Сейчас, спустя время, научившийся скрывать свои чувства и эмоции, ставший хладнокровным убийцей, он стал гораздо ближе к Малфою старшему. А душа его все ещё принадлежала женщине, имевшей некогда фамилию Блэк. В нем на картине в эти 15 лет перемешалось все, что только существовало тогда в его жизни: кошмар, ужас, боль, ненависть, желание защитить семью, стремление проявить себя, показать отцу, чего он стоил, и страх не оправдать ожидания, подвести мать.              Гермиона смотрела на него и думала, что совсем ничего о нем не знает. Даже если выучит наизусть всю историю его жизни по годам, даже если изучит все эмоции и их проявления… она никогда не будет знать, какой ураган твориться за этой безумной серостью его глаз. И глупо было думать иначе.              Она коснулась кончиками пальцев холста, как если бы касалась щеки парня на самом деле. Аккуратно, боясь навредить. Снова тот разлом, в котором проглянула настоящая израненная душа. И ей понадобилась всего-то картина, чтобы снова её увидеть. Это вызывало в ней жуткое сожаление и желание помочь. Знала бы она ещё как…              Больше смотреть на Драко было невыносимо. Гермиона шагнула назад от портрета, заставила себя отвернуть голову и шагнуть дальше. Она ведь знала, что что-то было не так. В тот год, когда он вернулся в Хогвартс. Она говорила Гарри. Она видела. И, наверное, именно в те моменты что-то изменилось. Вечно задиристый Драко вдруг перестал быть таким, каким они его знали, Гермиона понимала, что что-то происходит. И теперь жалела, что не сделала тогда шаг к нему.              Они все проходили через войну. Каждый по-своему. И, черт подери, неважно, что они оба были по разные стороны. Им всем стоило просто держаться вместе. Может, и войны бы тогда не было.              — Нитс может как-то помочь вам, мисс? — Гермиона почти подпрыгнула, когда увидела перед собой домовика, который смотрел на неё своими большущими тёмными глазами, ожидая приказаний. — Простите, мисс, Нитс напугал вас.              Казалось, он вот-вот разразился бы порцией наказаний самому себе за то, что посмел нарушить покой девушки в стенах дома. И поэтому она поспешила замахать руками.              — Нет нет нет! Что ты! Совсем нет. Все хорошо, — за всеми своими мыслями о Малфое девушка даже не успела толком подумать, куда она в общем-то идёт. А ей это определённо было нужно, поскольку больше ни капельки желания спать в ней не было.              — Нитс, у вас здесь есть библиотека?              — Конечно, мисс. Нитс вам покажет, — улыбнувшись, он закивал и мотнул головой дальше по коридору, затем самостоятельно следуя этому направлению. В любой обстановке, как бы Гермиона себя не чувствовала, чтобы не случалось, библиотека была её спасением. Книги, их запах, мягкость обложек и желтизна страниц. Не было ничего лучше, чем впитать в себя новую порцию информации, чем она и собиралась заняться, раз уж не было возможности выспаться, и она заперта в этом доме.              — А который час?              — Около двух часов, мисс. Вы проспали всего несколько часов. Господин приказал принести вам зелье утром, оно вам нужно?              — Нет, никаких зелий, спасибо, — были вещи, которые не то, что не лечились зельями, они вполне могли бы. Но она решила, что заслужила именно так страдать сегодня, мучиться от высокой температуры и внутренней боли, потому что произнесла то заклинание, потому что наделала столько ошибок в своей жизни, что и не сосчитаешь.              Они с домовиком шли совсем недолго, когда достигли массивных дубовых дверей где-то ближе к концу коридора. Вход в библиотеку освещался двумя свечами по бокам от дверей, горели они необычным, действительно, слегка зеленоватым светом. Нитс щёлкнул пальцами, заставляя двери распахнуться, представляя за ними лишь кромешную темноту, похожую на космос: бескрайнюю и леденящую.              Но домовика это нисколько не пугало. Он бесстрашно и спокойно шагнул внутрь, почти сразу пропадая. Послышалось какое-то тихое шуршание, и вся библиотека залилась ярким, тёплым светом, когда на люстре под потолком вспыхнуло сразу два десятка свечей, заставляя появляться перед глазами девушки высокие стеллажи с десятками и сотнями разных книг, цветных обложек и множественных переходов между ними. Гермиона едва смогла сдержать удивлённый вздох, полный восхищения, когда увидела это все своими глазами.              Внезапно она почувствовала себя Белль, что нашла в замке у чудовища огромное собрание книг, и теперь могла чувствовать себя не так плохо, заточенная в этом ночном кошмаре.              Чего угодно могла ожидать Грейнджер от библиотеки в Малфой Мэноре. Серых каменных стен, кучу книг по чёрной магии, защищённых заклинаниями от грязнокровок вроде неё, такое же приглушённое жутковатое освещение, но никак не огромный тёплый зал с паркетом, вместо серого камня, коврами, люстрами, деревянными стеллажами и даже креслами и диванами вокруг камина у одной из стен.              Здесь не было окон, но все равно было так светло и просторно, словно девушка снова оказалась в библиотеке Хогвартса, где всегда было уютно, безопасно, где все было как дома. Это было удивительно и необычно, Гермиона стояла и смотрела, открыв рот, потому что никак не ожидала от этой библиотеки такого.              — Есть ли… какие-то книги, которых мне стоит опасаться?              — Вы имеете в виду вашу кровь, мисс? — Нитс шагнул вперёд, поднимая к девушке голову. Получив от неё утвердительный кивок, домовик в свою очередь дал ей отрицательный ответ. — Все заклинания были давно сняты, мисс. Нитс не может быть уверен наверняка, конечно, поэтому он не советует вам заходить в раздел истории семьи Малфой и Блэк. Но с книг о магии все точно было убрано.              — Спасибо.              — Нитс может ещё как-то помочь?              — Нет, благодарю. Думаю, дальше я сама.              Гермиона с улыбкой шагнула вперёд, теперь уже окончательно лишая домовика своего внимания. Теперь ей куда интереснее были стеллажи книг, огромное их множество, разнообразие. Она двинулась вперёд, вдоль шкафов, пальчиками проскальзывая по корешкам, впитывая в себя названия, стремясь выбрать что-то одно, но её голова буквально разрывалась. Разве же можно было остановиться на одной книге, когда вокруг их так много?!              Она подумала, что возможно это её первый и единственный раз в этой библиотеке, поэтому нужно найти что-то, что раньше ей не попадалось. И Гермиона смело шагнула в секцию Тёмной Магии, подхватывая один из томов в руки. Надпись гласила «Темнейшие проклятия 18 века» и гриффиндорка решила, что это подойдёт.              — Нравится, Грейнджер?              Гермиона резко обернулась и почти мгновенно направила палочку вперёд, хотя необходимости в этом и не было. У проёма стоял Блейз Забини, облокотившись на него плечом и сложив руки на груди.              — Блейз? Я…черт… Нитс пустил меня…              — Расслабься. Это всего лишь книги. Никто не отрубит тебе руку за то, что ты к ним прикоснулась.              Он оттолкнулся от двери и, усмехнувшись, сделал шаг к ней. Блейз чуть наклонил голову, осматривая надпись на талмуде в её руках и теперь усмехнулся шире.              — Тёмная магия. Кто бы мог подумать.              — Давно ты здесь? — Гермиона поспешила спрятать название, повернув книгу обложкой к своей груди.              — Только что приехал. Думал, Малфой копошится в библиотеке. А обнаружил тебя, — он едва нахмурился, проскальзывая лазами по её лицу и плечам. — Ты в порядке? Выглядишь паршиво.              — Ещё не читал новости?              В глазах мулата промелькнуло понимание, он качнул головой, теперь уже разместившись в кресле у камина.              — Должен сказать, от тебя я такого не ожидал. Но… это было красиво.              — Спасибо. Наверное.              — Нет, правда. Для человека, который впервые вызывал Тёмную Метку, у тебя получилось идеально. Ты точно в порядке?              — Лёгкая лихорадка, пройдёт.              Гермиона приземлилась на диван напротив парня, закутываясь теплее в мантию.              — Малфой не сказал, зачем я здесь?              — Министерство здорово ополчилось на «золотую девочку», что обернулась против власти. Он должен был защитить тебя от тюрьмы, что тебе теперь грозит. Кстати, чья это палочка? — Блейз кивнул на палочку в её руке, и только сейчас Грейнджер действительно придала этому какое-то внимание. Её палочка была у Гарри, ту, что она выхватила на площади, она там и оставила, а чья же тогда эта? Тёмная, с витиеватым плющом по всему периметру, палочка напоминала самую первую, что Гермиона купила в лавке Оливандера. Она пожала плечами.              — Она была на тумбочке, когда я проснулась.              — Значит, гуляешь по ночам?              — Последствия воздействия магии.              — Зелье не выпила?              Гермиона мотнула головой, откладывая книгу от себя на столик впереди.              — Не хочу.              — Я бы выпил на твоём месте. Без него может быть хуже.              — Насколько хуже?              Блейз повёл плечом, словно сбрасывая с себя это воспоминание и ощущение, что оно вызвало. Чуть наклонил голову и шутливо оглядел Гермиону перед собой.              — Я лежал двое суток в лихорадке, если ты хочешь знать.              — Как это случилось?              — Ты про то, каким был мой первый раз с Темным Заклинанием? — получив утвердительный кивок, Забини ухмыльнулся и поднялся на ноги. Гермиона ждала, что он подойдёт прямо к ней, но он свернул за диваны к небольшому шкафу слева от камина. Там разместилась бутылка огневиски и несколько бокалов. Мулат вытащил два и поставил на столик, разливая янтарную жидкость. — 15 лет. Лето 5 курса. Кажется, именно тогда у всех все пошло под откос, неправда ли? Выпей, тебе станет легче.              — Можно вопрос, прежде чем ты начнёшь свой рассказ? — Гермиона пододвинула бокал к себе, сделала небольшой глоток и сморщилась. Тошнота подступила к её горлу и пришлось прикрыть рот рукой, что не укрылось от Забини.              — Пройдёт через пару секунд. И да, валяй, — он снова упал в кресло и закинул ногу на ногу.              — Откуда у всех такая внезапная доброта ко мне? Драко, Тео, ты, даже Пэнси.              На этот вопрос мулат просто тихо рассмеялся.              — Ещё не поняла? С теми, кто нужен, не принято обращаться плохо. А без тебя всю эту неразбериху с чистокровными-полукровками и так далее мы не решим.              — И причина только в этом?              — Ну лично у меня да. И с тобой не так уж чтобы очень плохо. Пэнс и Тео благодарны тебе за спасение его прекрасного личика. А Малфой… у него свои мотивы быть к тебе благосклонным. Но твоё участие в войне с нашей стороны — одна из них.              — Спасибо за честность, — Гермиона отсалютовала ему бокалом и сделала ещё один глоток, теперь уже более уверенно и спокойно. — 15 лет?              — Пятнадцать. Я вернулся домой на Рождество. Обычно я такими глупостями не занимаюсь, но в том году оставаться в школе было особенно тошно. Наша компания распалась. Малфой был занят тренировками у Лорда, Тео и Паркинсон решали свои вопросы, смысла сидеть и напиваться в стенах этой помойки я не видел. Решил напиваться дома.              Я вернулся и застал какого-то мужика между ног у своей матери. Я был так зол, что не успел среагировать, когда уже смотрел на этого придурка в моих коленях, извивающегося под Круцио. Не знаю, сколько времени прошло. Я просто смотрел и упивался его болью, он её заслуживал, — Блейз сделал глоток огневиски, откинулся на спинку кресла и перевёл взгляд на Гермиону. Теперь он внимательно следил за её реакцией, вылавливая каждую эмоцию. Девушка окинула своего собеседника взглядом и чуть закусила нижнюю губу.              — Зачем ты это рассказываешь?              — Забавно наблюдать за тем, как ты краснеешь и чувствуешь себя в целом неловко, — Блейз снова усмехнулся, а Гермионе начало казаться, что он не умеет реагировать на её слова по-другому. Но внезапно кто-то по взмаху руки будто стёр всю его насмешливость. Он стал серьёзнее, чуть нахмурился, меж его бровей залегла тонкая морщинка сосредоточенности. — Ты должна понимать, Грейнджер, что, если ты захочешь остаться там, где ты есть — это первый, но далеко не последний раз.              — Ты бы предпочёл, чтобы я осталась?              — Глупый вопрос. И я отвечал на него раньше.              — Я не смогу поступать также…              — Сможешь, Грейнджер. Когда над твоими близкими поступают так, как поступили с моей матерью… Поверь, даже святой Поттер выставил бы палочку.              — Почему ты так поступил?              — В плане?              — Почему Круцио? Есть более жестокие способы убить человека, — Гермиона напряжённо подалась вперёд, оставляя пустой бокал на столике. И когда парень потянулся, чтобы налить ещё, закрыла его рукой.              — Меня не волновала его жизнь. Только его деньги и его боль. Все его финансы уже были у матери в кармане ещё до того, как он полез ей под юбку. Оставались только мучения, которые я хотел увидеть, — Забини облизнул нижнюю губу, мечтательно поднимая глаза к потолку.              — Ты ведь стал Пожирателем не из-за матери, не так ли? — она знала это достаточно давно, но ей никогда не предоставлялся шанс по-настоящему спросить и узнать у самого Блейза, так ли это на самом деле. Суд оправдал его, пытки над миссис Забини стали, очевидно, более весомым аргументом. Блейз залпом допил виски и удивлённо поднял бровь.              — Давно ты знаешь?              — С момента, как она открыла рот на твоём заседании.              Послышался тихий смех парня, который заново наполнил свой стакан.              — Я всегда думал, что она хорошо врёт. А ты умнее, чем кажешься, Грейнджер.              — Она прекрасно врёт. Просто я помню, каким человеком на войне был ты. Воспоминания такого рода здорово превращают любые слова в очевидную ложь.              Блейз Забини… ещё один сложный экземпляр в коллекции людей, которых Гермиона пыталась теперь понять. Её желание услышать и осознать Пожирателей всегда было сильнее, чем банальная жажда правосудия. Ходил ли Малфой на свободе законно? Нет. А она сама? Любопытство стало только сильнее сейчас, когда появилась не просто возможность, а необходимость разбираться в каждом человеке, как в сложном математическом уравнении.              — Анжелика Уэст, — голос мулата вывел её из мыслей о нем же, пришлось поднять голову с явным вопросом, написанным на лице, на который последовал ответ. — Та девушка. Ты все пыталась найти её семью, чтобы рассказать, что я сделал с ней.              Этот проект Гермиона вела первое время. Она искала семьи погибших людей, кого помнила и знала, сообщала родственникам, устраивала похороны. Она верила, что люди заслуживали чего-то лучшего, чем смерть в неизвестности. Девушку, что жестоко убила группа пожирателей под предводительством Забини, она так и не нашла.              — Это уже не имеет никакого значения, Блейз.              — Человеческие жизни всегда имеют значение.              — Странно слышать это от человека, который убил не меньше сотни людей.              — Считаешь, что ты убила меньше?              — Не претендую на место святоши.              Блейз рассмеялся, а девушка в свою очередь позволила себе налить ещё один бокал огневиски, опуская ладонь на своё колено.              — Святая Грейнджер… Мы всегда считали, что со своим статусом «золотой девочки» ты просто обязана была быть жутко правильной.              — И в итоге я стала первой и последней в ордене, кто запытал человека Круциатусом до сумасшествия, а потом убила его. И не жалею ни мгновения.              — Я даже завидую, знаешь. Но так владеть палочкой и не удариться в тёмные искусства… трата таланта, tesoro mio, — усмешка на губах, мулат протянул руку и взял том книги, о которой они уже успели забыть, в руки, открывая на первой же странице.              — Ещё не все потеряно, не правда ли?