Рука об руку с дьяволом

      — Хорошо. Я дам Непреложный Обет, — Гермиона кивает, делает шаг вперёд с уверенно поднятой головой. В её глазах светится полное понимание своих действий, в них больше нет тумана, в них нет отрицания и ни капли сомнений. Драко лениво поднимает бровь.              Ведь теперь не понимает он, что происходит. Возможно, он рассчитывал, что это заставит девушку отступить назад, или он просто не надеялся, что Грейнджер согласится так быстро. Но ей не нужно было много времени, чтобы соединить все детали воедино и принять решение. Он нужен был ей. Чтобы защитить себя и тех, кто был ей дорог — её людей. И чтобы достичь целей, которые она преследовала так долго: мир, спокойствие, равенство.              В комнате висело молчание. Сомнение. Всеобщий страх. Героиня войны даёт Непреложный Обет Пожирателю Смерти. Гермиона невольно думает, что Скиттер подавилась бы от счастья таким заголовком. Первая полоса. И фотография с их руками, связанными магическими нитями. Гарри был бы разочарован…              Малфой мотнул головой и взглянул на Тео. Нотт не был доволен ситуацией, гриффиндорка не знала, почему. Она вообще слабо понимала, что сейчас происходило с её отношениями со слизеринцами. Она просто вдруг внезапно станет частью их стороны, будет теперь с ними даже тогда, когда не захочет. А иначе… просто умрёт.              Она думает о том, какого это, умирать от того, что не выполнил своё магическое обещание? Это больно? Мучительно долго или все-таки быстро? И что остаётся там, за границей жизни?              Драко протягивает правую руку, и Гермиона обхватывает её своей, поворачивая в нужной манере. Тео заносит над ними палочку и две тонкие переливающиеся нити окутывают их запястья, закрепляясь в знак бесконечности.              Однажды и навсегда.              — Обещаешь ли ты, Гермиона Грейнджер, помочь Драко Малфою во время третьей магической войны за чистоту крови?              Она подняла глаза от их скреплённых рук и их взгляды столкнулись. Гермиона чувствовала тепло его пальцев на своём запястье, как дрожат их руки, легко, но ясно, во время этого ритуала.              — Обещаю.              Её голос разрезал пространство неожиданно, холодно. Уверенно. Драко перед ней не дрогнул. Тео продолжил, тщательно подбирая слова.              — Обещаешь ли ты всеми силами защищать его и его сторонников?              Глубокий вдох.              — Обещаю.              Рука Нотта едва заметно сильнее перехватила палочку. За спиной Малфоя стояли Астория и Дафна. Пэнси была где-то за Гермионой вместе с Блейзом. Полный состав тех, кто теперь останется на её душе. Тех, кого она должна защитить всеми силами, даже ценой собственной жизни.              — Обещаешь ли ты остаться на стороне Драко Малфоя и чистокровных волшебников, даже если это потребует от тебя жертв, в том числе человеческих?              Если они должны будут убить её друзей. Если это будет её семья. Если это будут её близкие.              — Обещаю.              Взгляд Драко был стеклянным, а её слова все такими же значимыми, но сказанными словно на автомате. Уже не было шага назад.              — А если Драко не сумеет, обещаешь сама закончить его дело, завершив войну за чистоту крови, оставаясь на стороне чистокровных волшебников?              Даже после его смерти быть верным своей клятве, даже если он погибнет, быть на этой стороне войны.              — Обещаю.              Тонкая лента впиталась в их руки и осела в пространстве, наконец позволяя им расцепиться. Гермиона осторожно отпустила руку Драко и вытянула её из его хватки. Пальцами второй ладони она обвела собственное запястье, будто обещание не осталось на её душе, а было браслетом. Теперь они скованы одним смыслом. И одним обещанием.              Он следил за ней почти неотрывно теперь, думал, увидит ли на лице тень сожаления о своём поступке. Он ждал, что она сделает шаг назад. А Гермиона упрямо этого не делала, она как была уверена, так и осталась. И только сделав глубокий вдох после этого напряжённого ритуала, девушка спросила.              — Теперь я могу взглянуть на все материалы?              Все в комнате выдержали буквально секунду молчания, после которой Драко кивнул. Он шагнул к столу и Гермиона услышала, как тяжело выдохнул Блейз. Да и она сама будто не дышала все это время. Забыла, что вообще должна. Кислород ударил в голову почти как никотин, дурманил и отравлял. Она не отказалась бы сейчас от простых сигарет. Частичка жизни, которая была где-то за границей её настоящего существования.              Чем занимались в молодости подростки? Они пили, курили, веселились, они трахались и любили, они переживали первый разрыв, гуляли допоздна, пробовали наркотики и слушали жуткую музыку. А Гермиона… она готовилась к войне. И в свои 17 она на ней была. И никто не предлагал ей сбежать из-под гнёта Воландеморта куда-нибудь на тусовку на всю ночь. И никто не ругал её за поздний приход домой.              Малфой шагнул к столу и из стопки выбрал те, видимо, данные, что он был готов ей рассказать. Гермионе хотелось бы знать, что у него сейчас в голове, ведь теперь они фактически связаны. Что он чувствует зная, что она пошла на Непреложный Обет ради него? Это не читалось ни в его глазах, ни в движениях, поэтому она не знала. Остальные, кто с напряжением наблюдал за всей картиной, стали расходиться по своим делам.              — У нас ещё одно убийство. Двое полукровок. Семья Роббинс, — две новые фотографии оказались прикованными к доске ярко красными магнитами лёгким движением Малфоя. — Кристиан и Хейзел. Служащие министерства. Отдел надзора за магическими существами.              — Участвовали в демонстрации?              — Нет. Вернулись из Шотландии два дня назад, приехали на свадьбу дочери.              — Что известно?              Тео, который оказался по левую руку, усмехнулся и цокнул языком.              — Министерство отрубило нам любой доступ к базе данных. Ни отдел по отмене случайного колдовства, ни больница, ни транспорт с нами не сотрудничают.              — Что с моим отделом?              Драко повёл плечом, сбрасывая с себя видимое чувство некой неприязни.              — Отказались с нами разговаривать. Часть в подполье, кто заметил, что ты Кингсли не поддержала, остальные в Министерстве слепо выполняют приказы Бруствера, пока ты не вернёшься. Скажи честно, Грейнджер, ты спаивала их зельем Амортенции, что они так преданны тебе? Словно шайка послушных…              Даже если бы он хотел, закончить свои слова он бы не смог. Гермиона махнула рукой, накладывая на его поганый рот заклятие тишины. Её взгляд был более, чем красноречивым. Астория где-то сзади тихо рассмеялась, падая на диван.              — Не надо. Меня. Провоцировать, — каждое отчеканенное слово должно было уложиться в его голове, ведь её голос стал сталью, тяжёлой и грубой, какой становилась и сама девушка. — Я дала клятву. Но моё обещание не одностороннее. Уважение идёт с обеих сторон. Так что будь добр, прекрати быть невыносимым ублюдком. Мы достигли согласия?              Она смотрела на то, как по его губам растекается наглая ухмылка, довольный ситуацией, он не пошевелился ни разу. Лишь стоял, уперевшись руками в стол, молча насмехался над ней, над её реакцией. Ему удаётся её довести. Так вот просто, даже не закончив предложение. Но Гермиона так просто это не оставит. Или они союзники, или никто. Она найдёт способ разрушить обещание, либо умрёт, когда откажется. Но так просто терпеть его нападки, потому что выбора у неё нет, она не собиралась.              Малфой медленно кивнул, и она взмахнула рукой ещё раз, снимая заклинание с его губ.              — Расскажи мне про Джинни.              — Она была замечена на свиданиях с Торном несколько раз. Они встречались, а позже уходили куда-то в подполье. Есть предположение, что они скрываются в катакомбах под городом.              — Под городом есть катакомбы?              — Подземные туннели соединяют между собой несколько важных точек, — Драко кивнул с лёгкой задумчивостью, после чего присел на корточках у стола и достал с нижнего его уровня большой свёрток. Карта. Это было ясно сразу. Она разместилась на столе. Красными точками, достаточно яркими, были отмечены самые значимые здания города. Парламент, несколько церквей, Букингемский дворец, Трафальгарская площадь и ещё несколько зданий, названия которых Грейнджер не знала. — Проверять все смысла нет. Но, если они зовут себя тайной организацией, в их стиле прятаться где-нибудь под церковью.              — Тайной организацией? — Гермиона приподняла бровь, не совсем понимая, о чем идёт речь. Парень перед ней поспешил объяснить. На столе разместилась фотография чьей-то руки. Предплечья. Небольшой снимок татуировки на бледной коже. Девушка мгновенно подхватила его и постаралась изучить. Это была не метка, другие линии, другой рисунок. Спустя минуту, она вернула непонимающий взгляд Малфою. — Ты шутишь? Масоны?              — Я не думаю, что они причисляют себя к масонам на самом деле. Скорее всего имеют похожие принципы. Свобода, равенство, братство, милосердие, честность. Хотя, честно говоря, не знаю, как казнь большинства чистокровных вписывается в понятие милосердия.              — Ценность человека измеряется его достоинствами. Очевидно, ценность чистокровных столь мала, что милосерднее было бы избавить общество от них вовсе. Понятие нравственности, которое вы нарушили в их глазах. Все вполне логично.              Драко кивнул, на удивление очень быстро соглашаясь с её словами.              — Ты неплохо разбираешься в масонах.              — Да, а ещё я знаю, что они никогда не были тайным обществом. «Общество с тайнами». Они много времени и денег тратили на благотворительность. А такое без следа не остаётся, — Гермиона положила фотографию назад на стол, но взгляда от неё не отвела. — Мы можем раздобыть список всех, кто делал пожертвования в крупные фонды в последнее время?              — Вполне реально. У меня есть пара контактов.              — Занимаешься благотворительностью?              — Один из обязательных аспектов моего хождения на свободе.              Она вздохнула слишком шумно, её голова слегка гудела от только что полученной информации. Ей хотелось вернуться к Джинни, но она прекрасно понимала, что вряд ли получит больше данных, чем уже имела на руках. Её подруга, лучшая подруга, теперь работала на её же врагов. Хотя, вполне возможно, она не считала их врагами. В конце концов, Торн и волшебники его стороны сражались за полукровок, магглорожденных волшебников. Уизли должно быть уверена, что поступает правильно.              А понятие «правильно» уже давно стёрлось во вселенной, потеряв свой смысл… и словно все об этом забыли.              — Какие ещё новости?              — Появились газеты, — на усталость Гермионы парню было откровенно наплевать, да и ей в общем-то тоже. Поэтому диалог, их обмен новостями пошёл в прежнем режиме. Малфой выложил на стол два выпуска газет. — Новости волшебного мира, пара научных журналов и журнал о спорте опубликовали несколько статей о произволе правительства. Они собирают сторонников.              — Прямо у всех под носом. Мудрая тактика. Правительство видит, как крепнет недовольство, а те, кто поддерживал министра или же сомневался, под давлением перейдёт.              Она ещё раз вздохнула и опустила голову. Если даже часть её авроров будет на её стороне, если перевезти всех чистокровных сюда, им не хватит людей. Они в численном меньшинстве. Заведомо проигрышный выбор. Торн был абсолютно прав.              — Я все равно поеду в Министерство. Мне нужно забрать своих людей.              — Что тебе это даст, Грейнджер?              — Это даст мне хоть какую-то силу. Ты видел, сколько людей пошло на улицы? Ты видел, как одна искра чуть не убила нас всех? Нам пригодится любая помощь, если ты намерен выжить и прожить свою долгую отвратительную жизнь достаточно спокойно.              Драко фыркнул и закатил глаза, конечно, он не считал, что её мракоборцы стоят хоть чего-нибудь. И Гарри в его глазах вряд ли был сильным волшебником, что, конечно, было глупо.              — Может, я больше не хочу жить, ты ведь не спросила.              — Мне плевать.              Она поправила свитер, чуть одёрнув его вниз, вытянула раскрытую ладонь вперёд.              — Что, жизнь стала нескучной, раз ты решила не рисковать?              — А твоя, раз ты постоянно достаёшь меня?              — Это весело. Ты довольно забавно выглядишь, когда злишься.              Гермиона поиграла пальцами, её бесило ждать. Слишком уж затянулась их перепалка. Ей надоело с ним разговаривать, ей надоело с ним взаимодействовать. И хотелось убраться. Намёк был понят. Малфой вытащил из кармана своего пиджака кулон и вложил в её ладонь.              — Вперёд. Но, если ты не вернёшься, это будут сугубо твои проблемы.              — Я никогда не просила тебя меня спасать.              — И благодарности от тебя тоже не дождёшься.              Она резко вскинула голову, снова неожиданно, от этого мир слегка поплыл перед глазами. Вот, значит, чего ему не хватает? Благодарности? Её шокировало это до глубины души. То есть она носится с ним, готовая помогать, а ему не хватает слова «спасибо»?              Гермиона скользнула кончиком языка по нижней губе, прикусила её позже и приподняла бровь.              — Благодарности? Ты хочешь благодарности, Малфой? — он молчал. И правильно, потому что она не могла отвечать за себя в случае его реакции. Грейнджер сжала кулон в руке, а затем медленно опустилась на пол на колени. Невыносимо медленно, не отрывая глаз. — Может, мне стоит благодарить тебя, вставая на колени каждый раз?              — Встань, Грейнджер.              Его лицо дрогнуло в раздражении, ему стало неприятно, слишком уж это было с её стороны. Но ей было плевать. Она не собиралась останавливаться.              — Или мне подобно Астории стоит молиться тебе каждый раз по ночам?              Сзади послышалось тихое шипение, чем-то напоминающее змеиное. Да, Гринграсс все ещё была где-то за его спиной.              — Ты только скажи, Драко, я найду способ.              Издёвка, что отразилась гневом в его глазах. Гермиона осталась довольна. Она встала назад на ноги и выпрямила спину так, что её подбородок оказался едва ли вздёрнут.              — Ты втянул меня в это. С самого первого удара о стену в Министерстве и до последней секунды ты не услышишь от меня ни слова благодарности за это.              — Видишь, мы отлично ладим.              Он улыбнулся с насмешкой в глазах, на что Гермиона, на удивление, ответила ему тем же и резко развернулась на своих шпильках. Пара шагов до того, как услышать обращение к себе.              — Грейнджер.              — Что? — она обернулась, искренне надеясь поскорее уйти.              — Постарайся вернуться назад.              — Я вернусь.              Девушка окончательно отвернулась от слизеринца и, минуя фигуры других жителей дома, вышла за дверь. Свежий воздух ударил по лёгким, но совсем ненадолго, потому что почти сразу Гермиона трансгрессировала ко входу в Министерство.              Здание почернело за последние несколько дней. Либо ей так казалось. Оно уже не играло для неё теми же яркими красками, и изумрудные оттенки вестибюля серели в её глазах. Статуя в центре была пустой, совершенно ненужной. Что есть их память жертвам войны, если они на пороге новой? Что есть равенство, если это лишь красивое слово?              Она шла по этому коридору, почти пустому, отбивая ритм шпильками. Взгляды прикованы к ней. И каждый, ей так казалось, каждый знал, что за обещание на её руках. Она чувствовала, как магический браслет блестел в свете комнаты. Его там не было, лента впиталась в её существо, обещание было лишь в её памяти и в её сердце. Но для Гермионы каждый видел, как на её лбу практически было написано «Собственность Драко Малфоя». И шрам на предплечье теперь казался насмешкой.              Чужая среди своих.              Её трясло. Являлась ли она тогда предательницей? Если сдала себя в руки тех, кто преследовал её до? Что бы сказали на это её родители?              Она набирает воздуха в лёгкие и как раз вовремя. Кислород отрезвляет. И это спасает от столкновения с одним из служащих в секретариате Министра.              — Мисс Грейнджер? — ему на вид лет 20, его трясёт от волнения или страха, Гермиона со стыдом отмечает, что ей нравится. Что не одна она в ужасе от происходящего. И что она способна приводить в такое оцепенение кого-то другого. Пусть она уже и не та ходячая верность Кингсли, но она все ещё сильная могущественная волшебница. — Министр просил вас подняться к нему, как только… вы прибудете.              — Благодарю. Я самостоятельно найду дорогу наверх.              Она пытается понять, что смущает её больше. Что Бруствер знал, что она вернётся. Или факт, что он требует её к себе немедленно. Столько вопросов… он её уволит? Или её наконец посадят в Азкабан за все её преступления? Гермиона пыталась вспомнить, кого последнего она лично упрятала за решётку. И подумала, что сажали после войны и за меньшее. Это отравляло существо страхом.              Логика. Вот чем Гермиона довольствовалась столько лет. Ей нельзя позволять, чтобы сердце управляло головой. Стоит ли ей упомянуть, что она дала непреложный обет Малфою? Пожалуй, плохая идея. Она шла к лифту как поражённая кошмаром. Туман, мысли в голове, страх. Наверное, больше всего Грейнджер переживала, что ей запретят находиться в стране, её вышлют из Англии, отрежут от происходящего или, что ещё хуже, просто лишат палочки и заблокируют магию. Сотрут ей память. Поместят в мир магглов. И она не будет знать, что её народ, её людей здесь убивают и пытают.              Этаж министра. Всего пара минут хождения по коридору, уверенный стук в дверь. Вранье, как будто даже самой себе. Даже давая обещание всей жизни, ей было не так страшно, как сейчас представать перед Кингсли. Теперь её тошнило от того, как душно было в коридоре.              Послышался голос по ту сторону и Гермиона шагнула вперёд, открывая двери. Министр сидел за столом, что-то читал, какие-то документы. Возможно, чьи-то дела. Или приказы. Или это была одна из будущих статей пророка о том, как врут все другие издания.              — Гермиона, это ты? Проходи, — тепло в его голосе её напрягало. Или в этом был подвох, а скорее всего так и было, либо он просто считает её выходку незначительной на фоне остальных событий. Второй вариант она сочла маловероятным. Одобрения её действий девушка и не ждала.              Она обошлась без улыбки и без приветствий. Молча закрыла двери за собой, прошла вглубь кабинета и устроилась на кресле перед столом своего начальника. Кингсли медлил. Тридцать секунд тишины, минута, Гермиона поверить не могла, что правда считала. Прошло 119 секунд, когда мужчина перед ней все же счёл нужным подарить ей своё внимание.              — Никогда не думал, что мне придётся заводить с тобой этот разговор. С самого первого момента нашего знакомства я считал тебя умной талантливой волшебницей, которая будет предана своим принципам, даже если кто-то назовёт их неверными. И где мы теперь, Гермиона?              Кингсли сложил руки перед собой, посмотрел на девушку, но почему-то она не увидела в нем ни осуждения, ни презрения. Это были грусть и разочарование. Такой же блеск обиды, какой был у Гарри. И как смотрел бы на неё отец, наверное, в такой ситуации.              — Мы прошли через столько всего вместе, ты никогда не ставила под вопрос мои приказы. Я выгораживал тебя всегда. И вопроса никогда не возникало о твоей верности. Так объясни мне, какого Мерлина, ты схватилась за палочку и использовала тёмную метку?              — Потому что это кровопролитие пора заканчивать.              — Ты ведь не ждала, что восстановление после войны будет гладким?              — Не ждала. Но вы допустили слишком много ошибок, которые привели восстановление к новому разрушению.              — Например?              — Например зациклились на охоте на пожирателей и совершенно пропустили то, что у вас Малфой ходит на свободе. Правая рука! Люди не видят мелких соратников Реддла, они видят тех, кто был во главе.              — У него были условия, когда он переходил на нашу сторону.              — И вы не учли этого. Поэтому мы снова на войне. И вы не можете винить меня в том, что я пытаюсь спасти своих людей.              Кингсли замолчал, гуляя глазами по её лицу, может, он правда пытался найти сожаление в её глазах, раскаяние за свои поступки.              — Кто твои люди, Гермиона?              — Те, кто живут в этой стране. Те, кто работают во благо Англии. Те, кто просто дышат со мной одним воздухом. Граждане и жители. Я не позволю разгонять их и убивать за их позицию и мнение.              — И все же ты помогаешь Малфою?              — Да. Потому что, если я не могу отказаться от участия, я не собираюсь помогать тем, кто или намеренно убивает толпы людей, или делает выбор в сторону жестокости.              — Пожиратели были жестоки во время первых двух войн.              — Орден убил меньше?              — Нет.              Гермиона откинулась на спинку кресла, пожала легко плечами. Все её напряжение спало за секунды. Споры всегда зажигали её изнутри, хотя это пламя превращало все её существо позже в тлеющие угольки. Но обсуждение пожирателей с Министром было той темой, в которой она была уверена. И оттого прежняя нервозность легко её покинула.              — Я думаю, пора закончить эту тему. Хватит, Кингсли. Хватит. Война прошла. Мы на пороге новой, мы медленно через него переступаем. И в этот раз все иначе.              Он вздохнул и упёрся подбородком в сложенные ладони. Он устал. Это было видно. Третья магическая война была для него непосильной ношей, но он отчаянно хватался за какую-то надежду привести себя в чувство и бороться.              — Нельзя так просто вычеркнуть то, чем мы жили не один год.              — Я знаю. Я поступила в школу и первое, с чем столкнулась — Воландеморт. Вся моя жизнь в волшебном мире была связана лишь с ним. Я попала в Хогвартс и только и думала о том, чтобы не умереть от его руки и спасти Гарри. Вся моя жизнь им пропитана, с самого детства.              — Мне жаль.              — И мне. Но война закончилась. Мы будем вечно про неё помнить, мы будем вечно залечивать раны. Но сейчас нужно сосредоточиться на другом. На том, как спасти то, что после войны осталось.              Кингсли едва заметно улыбнулся уголком губ, посмотрел Гермионе прямо в глаза, а спустя мгновение сказал.              — Из тебя вышел бы прекрасный Министр Магии.              Она улыбнулась ему в ответ, прекрасно зная, что это лишь слова. Она никогда бы не согласилась стать Министром, а он отдаст свой пост только когда умрёт. И из неё вышел бы плохой лидер целой страны. Грейнджер чересчур сентиментальна и подвержена синдрому спасателя. Она не могла это отрицать.              — Зачем вы позвали меня?              — Ты станешь руководителем охраны нескольких чистокровных волшебников. Ситуация с охотой на них зашла слишком далеко. В лютном появились листовки с наградами за их головы. Мы вынуждены принять меры.              — Кто?              — Малфой, сестры Гринграсс, Нотт, Паркинсон, Забини.              Она внезапно выдохнула от мысли, что никого нового в мэноре не будет.              — Как долго?              — Неизвестно. Но мы вынуждены охранять их, поскольку они все ещё граждане страны.              Эта реплика осталась без ответа. Им обоим эта идея не нравилась, а вот обозначать, почему они все ещё вынуждены ставить охрану, никто не считал нужным. И так все было предельно ясно. Они — лидеры, их задача охранять людей. А Малфой, все его сторонники, все чистокровные, все бывшие пожиратели — граждане. Все ещё.              — Пообещай мне, что перестанешь копаться в деле Мёрфи.              — Нет.              — Гермиона.              — Я не могу. Я не остановлюсь, пока не докопаюсь до истины.              — Мы оба знаем, что виновник — Торн.              — Мне нужны мотивы. Причины. Там гораздо больше, чем недовольство нынешним устоем. И я хочу понять его.              Только сейчас в её голову прилетела мысль о том, что она всегда ищет мотивы. Эта идея ослепила её, отпечаталась на обратной стороне её черепа. Она. Пытается. Понять. Всегда, всех. Ей интересно, почему Малфой такой, какой он есть. Гермиона копается в нем, словно врач, ищет болезнь, потому что думает, что это даст ей возможность что-то осознать, понять его. С Тео было также. С Блейзом. Она ищет в них причины, и поэтому её ненависть слабнет. Она их находит.              Бруствер вздохнул. Он не знал, что сказать. Гермиона не знала, как оправдываться. Она не прекратит, а он не может запретить ей.              — Тогда… обещай мне, что не положишь свою жизнь на стол. Что не рискнёшь ради этого дела собой. Ты — намного дороже, чем любой чистокровный, которого ты защищаешь.              День обещаний. 11 января 2004 года.              — Обещаю.              И снова ложь. Она рискнёт. Гермионе стало тошно от того, сколько лжи прозвучало в её диалоге с Кингсли за всю её жизнь. Он был к ней добр, но все ещё врал. И она врала в ответ. Это металлическое ощущение недоверия повисло в воздухе.              — Возьми мракоборцев. Не более десяти на один дом. Остальные нужны мне для других семей.              Она снова кивнула. Её шея начинала болеть от многочисленных повторений этого действия. Руки тряслись. Её не отрезали от происходящего, а значит работу можно продолжать. Но чувство беспокойства внутри не утихало, оно жгло и не давало покоя. Интуиция? Или просто знание, что все не может быть так просто?              Игнорируя чувство неприятного ожидания беды, она поднялась с кресла и, уже не глядя, выскочила из кабинета. Она не хотела больше оставаться в этой атмосфере ни минуты, ни слышать, ни знать, больше никаких обещаний, хватит с неё на сегодня. Бежать, как можно дальше. Гермиона чувствовала, как её захлёстывает паника. Лёгкие сковывало цепями, тревога съедала изнутри. Бежать. Только бы бежать.              Она свернула за ближайший угол и прижалась спиной к стене. Скатилась вниз на пол, холод камня помогал отвлечься, но мир перед глазами все равно поплыл. Ей казалось, что она снова слышит крики. Собственные, чужие, слышит слова. У неё галлюцинации. Она видит мать, умирающую на руках, она смотрит, как плачет отец. Джинни заливается слезами. Молли истекает кровью. Она слышит их всех.              Гермиона закрывает уши руками, она кричит, что есть мочи. Её крик заглушает другие, лишь бы не слышать, пожалуйста, хватит. Она больше так не может. Её разум взрывается, кто-то изнутри режет его ножом, взрывает её хрупкую библиотеку воспоминаний. Ей больно. Она все ещё кричит, настолько сильно, что в её мире стены содрогаются.              ХВАТИТ.       ХВАТИТ, ПОЖАЛУЙСТА.              По её щекам бегут нескончаемые дорожки слез, она сжимает волосы пальцами и тянет вниз.              «ТЫ ВИНОВАТА В ИХ СМЕРТИ»              Столько всего в одном. Её кислород заканчивается. Её шрам на руке сгорает, он плавит тонкую кожу, уничтожает все до костей. Ей мерещится слишком многое. Она видит Беллатрису, она видит клинок. Малфоя с волшебной палочкой. Долохова под круциатусом.              Мерлин, ей так больно. Всю её изнутри раздирает боль.              Ей хочется, чтобы это закончилось. Мольбы о смерти доносятся как со стороны. Воландеморт плывёт к ней по полу. Поверхность идёт волнами, образ рассеивается, вспыхивает красными глазами у её лица. И только визг. Дементоры, Торн, смерти людей, она видит чёрную метку в небе, чувствует вкус смерти на губах. Сумасшедший шёпот Лестрейндж.              Она не знает, когда туман фантазии рассеивается. Галлюцинация то ли отступила, то ли вспыхнула новым образом. Гермиона видит сквозь пелену слез все тот же коридор, она чувствует ладони на своих плечах, то и дело её встряхивающие. Ей ничего не слышно, никак не удаётся поймать силуэт человека. Светлые волосы, бледная кожа. Она подаётся вперёд и зарывается лицом в свои ладони. Истерика, тяжёлые всхлипы, попытки поймать побольше воздуха. Руки вокруг её тела.              — Грейнджер, пожалуйста. Мне нужно, чтобы ты на мне сосредоточилась. Грейнджер. Посмотри на меня.              Он дёргает её подбородок вверх, она пытается сфокусировать зрение, но её захлёстывает новая волна паники. Силуэт дёргает её ещё раз. Это чуть отрезвляет.              — На меня. Давай, у тебя получится.              Земля уходит у неё из-под ног. Ей хочется оказаться в постели, хочется, чтобы её укутали в одеяло, и чтобы не было никаких проблем. Она моргает ещё раз. Пытается, усиленно пытается. Её лёгкие хрипят. Возможно, Гермиона кричала слишком громко.              Мир возвращается на свои места. Стены становятся прямыми, потолок больше не давит на макушку. Пол становится холодным и твёрдым. Драко все ещё держит её за плечи. Его глаза бегают по её зрачкам и ждут, когда она сможет вернуться в реальность. У неё получается. Постепенно. Все выстраивается в тот порядок, в котором должно быть.              — Слышишь меня?              Её мозг запускает работу в прежнем режиме и начинается анализ. Стены, ковёр, коридор, она в министерстве. Воспоминания стараются соединиться в одну линию. Грейнджер вышла от Кингсли, она… была в панике. Её накрыла паническая атака. Сильная, которая вывела у неё землю из-под ног. Откуда здесь Малфой. Он дожидается её медленного кивка и выдыхает. Рядом стоит Бруствер, по левую руку от Драко — Николас Лефевр. Давно она здесь так сидит?              Парень перед ней осторожно убирает мокрые пряди волос от лица, стирает дорожки непрекращающихся слез со щёк. Его дыхание тяжёлое, взгляд испуганный. Возможно, никогда до этого он не видел такого последствия постоянной тревоги. Гермиона думает, что дело может быть в тёмной магии. Из её души пропадает предчувствие чего-то плохого.              Драко ещё раз проводит рукой по её щеке, окончательно возвращая в реальность. Руки слабые, ноги такие же, как вата. Вставать с мягкого пола нет ни желания. Малфой тянет её на себя, и она поднимается только до момента, когда тот подхватывает её за талию и поднимает на руки. Она хочет съязвить, хочет сказать, что ей не нужна его помощь. Но не выходит. Потому что нужна.              Гермиона утыкается в его плечо, она не слышит, не вслушивается в его слова Лефевру и Кингсли. Ей все равно, мир только что разверзся на две половины, а она повисла на руке над пропастью. Часть слов проскакивает сквозь пелену её паники. Патронус. Вызвать. Вовремя. Они нашли её в таком состоянии и отправили патронус Драко, а он был здесь как раз вовремя. Думать почти больно, оглушающий удар пронзает виски.              Драко опускает к ней голову и качает ей.              — Не надо. Я знаю, что тебе тяжело выключить свой невообразимо большой мозг, но постарайся сделать это. Если не хочешь второй припадок.              Ей стоит определённых усилий даже отразить эти слова. По каким-то причинам она доверяет его суждениям, прижимается к тёплому плечу и закрывает глаза. Погружается в подобие спокойной, тёплой тьмы. И ей кажется, что она умирает.       

***

      — Ты как? — вопреки ожиданиям Гермиона все ещё была жива. Дышала тем же самым воздухом и, увы, видела все тот же камин, который наблюдала часами ранее. Мэнор. Она словно никуда и не уходила. Она сидела в свитере и мягких пижамных штанах, волосы мокрые после ванны, а в руках кружка согревающего чая с мятой. Тео приземлился рядом, укрывая её плечи мягким пледом синего цвета.              Она не может найти в себе силы дать достойный ответ, кроме короткого кивка головой и единственного слова.              — Нормально.              Нотт опускает руки, он не хочет докучать ей, тревожить или волновать.              — Скажи мне, какие новости.              Очевидно, он не находит эту идею стоящей. В глазах блещет сомнение, но, кажется, они оба достаточно умны, чтобы понимать: работа — единственное, что её вытащит.              — Мы собрали всех мракоборцев, которые не задействованы в охране, здесь. Перевезли материалы из архивов. Министерство собираются эвакуировать из-за угрозы жизни Кингсли. Мы унесли все, что нам может понадобится. Все будет в твоём кабинете.              — Моем кабинете?              — Комната соседняя со спальней. Тебе понадобится место для работы, раз ты… задержишься.              Тео молчит снова, затем накрывает ладонь девушки своей и сжимает, не слишком сильно, но этого достаточно, чтобы вложить в жест глубокий смысл. Гермиона слабо отвечает ему тем же.              И они остаются так сидеть. Смотря на языки пламени, которые обхватывают поленья в камине, держась вместе, друг за друга.              Потому что это-все, что они могут.