Рука об руку с дьяволом

      Принято считать, что существует пять стадий горя: отрицание, злость, торг, депрессия и принятие. Кто-то шестой добавляет месть. Я бы добавила отчаяние. Не депрессию, не сожаление. А именно отчаяние. Когда тебе становится плевать на всё, и ты кидаешься из стороны в сторону, просто потому что ты можешь. Ты пытаешься почувствовать себя живой хоть где-то, и тебе плевать, насколько аморальными, странными или необдуманными будут эти поступки.              А седьмой я бы сделала чувства. Зови это стокгольмским синдромом, да вообще любым заболеванием. Сумасшествие, как не назови, будет сумасшествием. Роза пахнет розой, хоть розой назови её, хоть нет.              Я тону в том, что делаю. Я просто знаю, что он нуждается в спасении, Флёр. Я знаю, что ему нужен кто-то рядом. И одновременно ненавижу себя за то, что пытаюсь. Он так прав… мне нужно кого-то спасать. Вчера это были эльфы, сегодня это граждане, завтра это будет он. И я не уверена, что мне жаль. Я просто борюсь с чувством, что это неправильно.              Я помню, кто он. Но просто… мне кажется, я сто раз повторила это в своей голове. Он сломан, у него были мотивы, у него были причины. Что если они были сильнее, чем то, что мы видим? Ненавижу себя за то, что пытаюсь оправдать его поступки и убийство Молли и Артура. Знаю, ты возненавидишь и меня тоже.              Не могу думать, что всё делится только пополам. Не терплю злодеев и героев. Я ни там, ни там. Гарри — герой. Волан-де-морт — злодей. А я? А ты? Мы обе убивали, когда это было нужно. Это сделало нас плохими? Те люди были чьими-то родителями, детьми, сёстрами и братьями.              Мне будто нужно уехать, но я не могу никуда сорваться. Может быть, неделя вдали от всего этого помогла бы подумать, но я боюсь пропустить хоть час. Ощущение, что буря настигает нас так медленно, что мы задохнёмся в дыму, который расползается по полу, пока мы не видим.              Я люблю тебя.       Береги себя.              Она запечатала конверт, вывела на нём аккуратным почерком Флёр Делакур и отдала сове на окне.              Это было почти сутки назад. Гермиона не верила, что правда сейчас прокручивала те слова в голове. Она ведь не ошиблась ни в едином слове. Не соврала. А потом только снова думала об этом, когда шла между кустами цветов. И думала сейчас, когда смотрела на приближающееся поместье.              Она тихо вздохнула, крепко сжимая немеющими пальцами поводья. Нужно было поговорить с кем-то, кто мог бы быть в похожей ситуации. Кто-то, кто жалел бы врага. Как же страшно было признаваться себе, что это уже давно не просто интерес, это забота и желание помочь.              Драко обернулся, едва его имя пролетело в голове. Он услышал, снова копаясь в её мыслях, или это просто совпадение? Его глаза изучающе пробежались по рукам вниз и заметили раскрасневшуюся кожу ладоней. Он мгновенно замедлился, пока их лошади не поравнялись, стянул перчатки и протянул ей.              Гермиона моргнула дважды.              — Не стоит…              — Давай, Грейнджер. Не выпендривайся, ты отморозишь к чёрту все пальцы.              Он вытянул руку сильнее, и противиться этому у Гермионы не было уже никаких сил. Она могла только схватить перчатки и натянуть их на свои онемевшие ладони. Они были тёплыми. От того, что мгновение назад согревали руки Драко. Его руки были тёплыми. Раньше он всегда казался человеком, кожа которого была холодная как снег. И стоит его коснуться, кончики пальцев обожжёт, будто они дотронулись до льда. Сейчас она точно знала — он весь горячий. Его кожа, его руки, его душа, его глаза. Только вот сердце ледяное. Обнесено стеной, потому что впустить кого-то внутрь было слишком страшно.              Это было вспышкой.              Внезапной.              Сильной.              — Ты ведь была права. Это неправильно. Мы враги. Даже если сейчас союзники. Я не хочу думать о тебе, не хочу искать способы помочь, не хочу спасать тебя, не хочу заботиться, переживать. Не хочу. Но это всё, чего требует моя душа каждую секунду, когда тебе больно или страшно, каждый раз, как по твоим щекам текут слёзы. Только бы перестать быть таким одиноким. Даже если с тобой.              Она остановила лошадь и резко вдохнула. Откуда эта фраза? Это воспоминание или фантазия? Всё казалось таким реальным и настоящим, что Гермиона просто будто вспомнила то, что забыла много лет назад. Как вспомнить, как складывать оригами, когда ты делал это только в детстве. Это было воспоминанием. Но… каким? Откуда?              Малфой перевёл на неё взгляд и нахмурился. Хрупкое хрустальное доверие выскользнуло из рук и полетело вниз, разбиваясь о камни реальности. Он стёр ей память? Признался и сразу же стёр, чтобы она не помнила?              — В чём дело?              — Ни в чём. Просто задумалась, прости, — Гермиона улыбнулась уголком губ и дёрнула поводья, заставляя Ориона продолжить путь. Драко сощурился. Он не знал, в чём дело, но точно знал, что оно было не в простых раздумьях. Так в чём? Она по кусочкам разбирала то, что делала раньше и писала. И вот ей секунду назад казалось, что её лестница к Малфою нуждалась лишь в ещё нескольких ступеньках, и она сможет понять то, что с ним происходит. Потому что хотела. А сейчас все ступеньки стали ножами, что остро впивались в ноги. Напоминали — не доверяй врагам. Они делают больно.              И снова это мерзкое ощущение опасности. Тревоги в груди. Оно топило то спокойствие, что было между ними до этого, закопало глубоко вниз умиротворение, а на могильный камень поставило крест. Снова. Потому что Драко Малфой обманул её. Снова. Он сделал ей больно. Снова. И теперь ждать ножа в спину можно было от него в первую очередь.              Гермиона сильнее сжала кулаки. По венам текла злость, было больно. Какую ещё часть диалога она не помнила? Что ещё он сказал в ту ночь, а что сказала она?              В какие игры он играет? Грейнджер не помешали бы правила.              Она опустила голову и попыталась подавить это ощущение внутреннего страха, который давил на грудь. Глубоко и медленно дыша, она старалась сдержать нарастающую тревогу и панику. Вдох. Выдох. Мысли о том, что это однажды закончится. Ещё один вдох. Малфой повернулся, она тут же столкнулась с серостью его глаз, и мир поплыл, оставляя после себя только эти глаза…              Совершенно внезапно это отрезвляет. Его взгляд будто замораживает вены, это помогает прийти в себя. Они замирают вновь, стоят, пока она просто глупо тонет в этом цвете, пока ножи цвета стали его радужки режут все изнутри. Тревога отступала медленно, но ощутимо. Тень страха шагала назад, лапы её аккуратно соскальзывали с плеч. Она не утонула. По крайней мере пока что.              Драко приподнял бровь, но ей кажется, что он всё понял. По бледности кожи, которую Гермиона чувствовала на щеках, по тяжёлому и сбивчивому дыханию. Ей снова холодно. И снова одиноко. И в мире нет никого, кто смог бы унять эту тоску.              Драко снял мантию, накинул ей на плечи, снова не касаясь. Им обоим страшно, что будет, если они дотронуться друг до друга. Тьма и свет. Одно прикосновение и что-то во вселенной перевернётся. Они просто шли рядом. Ангел рука об руку с дьяволом.              — Что не так? — мгновение казалось, что это раздражение в его голосе, какая же она проблемная, вечно что-то не так.              — Я…              — Не ври, что всё в порядке. Мы оба знаем, что нет, — не раздражение. Волнение? Забота?              — Просто тревога. Предчувствие чего-то плохого. Слишком долго было спокойно.              Малфой задумался, он пару минут хмуро прокручивал эту версию в своей голове, а потом кивнул, видимо сочтя достаточно реалистичной. Гермиона тихо выдохнула. Она позволила себе выехать вперёд и добраться до Мэнора первой, даже в мантии и в его перчатках было холодно. Мороз уже начал проникать под кожу, ещё пара минут и на ней начнут вырисовываться ледяные узоры, какие бывают на окнах зимой.              Он медленно поехал следом, Грейнджер чувствовала его взгляд на собственной спине. Стоило ли расценивать его поступок как предательство или это снова поспешный вывод? Или поспешный вывод — это верить ему без единого доказательства, что это правда стоит делать? Доказательств и против, и за было предостаточно.              Проблема была куда глубже, чем просто «верить или нет». Проблема была в том, что были факты — стирание памяти, насилие, грубость, оскорбления… забота, аккуратность, чувственность, искренность… Гермиона закрыла глаза буквально на мгновение, решила откинуть эти размышления на потом. В мире было больше проблем, чем то, что Драко Малфой качался на качелях от ненависти до любви.              Она слезла с лошади без проблем, погладила Ориона по морде и улыбнулась, пообещав себе появляться здесь чаще. Если будет время. Гермиона отдала ему кусочек сахара с ладони и пальцами расчесала гриву, прежде чем отдать одному из слуг дома, не эльфу, мужчине. Действительно странно, что она не видела их всех раньше.              Они направились в дом. Молча. Оба, кажется, осознавали, что лучше сейчас ничего не говорить. Может быть, Драко тоже чувствовал, что она знает что-то, что ей не следует. Гермиона рылась в памяти, старалась снова ухватиться за ту ниточку, что вывела бы её к полноценной сцене, о которой она забыла. Но всякий раз, как она была готова схватить её и выйти на ту ночь, всё внутри обрывалось. За этой фальшивой пустотой пряталось гораздо большее, нежели просто чёрный экран. Как добраться к этим подлинным воспоминаниям? Может, стоило спросить?              Она решила отложить это на потом. Поспешные выводы делать не стоит, она хочет видеть его глаза, когда обвинит во всём. И сразу всё станет ясно.              Они шагнули на порог мэнора, распахивая двери, Гермиона вошла внутрь и тут же замерла.              Джинни.              Драко, что шёл прямо позади, резко схватил Грейнджер за локоть и оттащил себе за спину, выставляя палочку. Джинни и Блейз в гостиной сделали тоже самое.              — Объяснись, какого хрена, Забини, — его голос был похож на рычание огнедышащего дракона, ещё мгновение молчания и всё здесь зальёт его жутким пламенем.              — Опусти палочку, Драко.              — Чтобы я остался безоружным в присутствии врага в моём же доме?              — Она не враг.              Это был разговор двух друзей, их конфликт, в который было страшно даже вступать. Гермиона выглянула из-за плеча и встретилась глазами с Уизли. Подругой, сестрой. Джинни не выглядела, как та, что пришла сюда с войной. Она была слишком растеряна для шпиона, для бойца. Но вопросов тоже оставалось слишком много.              — О, правда? С каких пор ты так говоришь? Не она ли прикончила твою дорогую Роуз?              — Это были люди Торна, ты это знаешь.              — Она из людей Торна.              — Опусти палочку, и мы поговорим. Я всё объясню.              Блейз был настроен спокойнее, ровнее. Он старался пойти на контакт, может быть, ему правда было, что рассказать. Но Драко, что всё ещё зажимал Гермиону между стеной и собой, был гораздо более раздражён. Он держал палочку так сильно, что рука должна была дрожать. Но он не дрогнул. Его ярость сочилась из каждого слова.              — Грейнджер изнасиловали люди Торна. Может хочешь поговорить об этом?              — Я никого не насиловала! — Джинни практически всхлипнула от такого обвинения. Гермиона сжалась, закрывая глаза. Паническая атака была готова накрыть её с головой прямо там только от упоминания. Она вдохнула и выдохнула, закусила нижнюю губу, посмотрела на подругу. Малфой сделал на неё шаг, и между его палочкой и её горлом оставалось едва ли 10 сантиметров. Его гнев яркий и одновременно спокойный, пугающий. Он держался слишком хорошо. Она видела в нём генерала армии Волан-де-морта. В ту секунду.              — Скажи мне, Уизли, что ты не знала об их планах.              Нет…              — Я не знала.              Пожалуйста…              — Враньё.              Джинни… она бы так не поступила. Гермиона не верила. Всё не могло быть так…              — Я НЕ ЗНАЛА! — Уизли закричала, отбрасывая палочку в сторону, оставаясь безоружной. — Меня там не было, даже в километре, я была в Йоркшире, я НЕ знала, что они собираются сделать. Этого не было в планах, не было в расписках, не было на досках. НИКТО не говорил об этом. Я бы… я бы так не поступила. Я бы… предупредила. Я бы не позволила.              — Ты позволила тем, что стояла на этих собраниях и слушала другие планы. По убийству кого, Уизли? Меня? Забини? Нотта? Или десятка беспомощных детей из деревни под Шотландией? Чего ты не знала? Что они планируют революцию? Может, твой братец был в курсе того, что они собирались сделать с Грейнджер?              По щекам Джинни полились слёзы, она вертела головой из стороны в сторону, голос срывался на крик.              — Я ничего не сделала!              — В этом и проблема.              — Хватит! — Гермиона вырвалась вперёд, хватая палочку Драко и силой опуская её вниз, ей удалось застать его врасплох, он резко обернулся, но спустя секунду снова выставил палочку и приставил её кончик к светлой коже у горла Джинни.              — Ты вроде с лошади не падала. Так когда ты успела удариться головой? — его шипение пробиралось под кожу, становилось не по себе.              — Она безоружна. Она не причинит вреда ни тебе, ни мне. Хочешь помочь — дай выслушать. А потом делай всё, что вздумается, — их зрительный контакт длился минуту, постепенно в его глазах загоралось благоразумие и понимание, логика. Он понимал, что так будет лучше. Может быть, он строил в своей голове планы, как бы потом пытал Уизли ради информации или любое другое насилие, возникшее в его фантазии, его успокоило. Неважно. Он выдохнул тихо, практически бесшумно, тёплое дыхание коснулось её носа.              Кончик палочки мазнул Джинни по горлу, ямке между ключицами, а потом Драко опустил её совсем. Он наклонился к хрупкой девушке, шепча так, чтобы слышала она, он и Гермиона рядом.              — Лишний шаг вправо и никакие боги не помогут тебе спасти себя и свою семью. Точнее то, что от неё осталось. Я буду рад разделаться и со второй половиной, не сомневайся.              Грейнджер вздрогнула, вспоминая Артура и Молли, Билла, Фреда… Джинни с силой сжала челюсти, но промолчала. Она кивнула медленно, и этого оказалось достаточно, чтобы Малфой отступил. Блейз уронил руку с палочкой и выругался, на секунду отворачиваясь. Он похоже был рад, что никого не убили. По крайней мере пока что.              Уизли шагнула к Гермионе, но та сделала только шаг от неё. Слишком много тайн и секретов, чтобы всё было как прежде. Ей требовались объяснения, сначала она их получит, а потом оценит, насколько подруге можно было доверять. Джинни кивнула, понимая ситуацию. Они по разные стороны, пока она не откроет рот и всё не расскажет.              — Хотела поговорить? Мы во внимании.              Никто не предложил присесть, не было приглашений выпить чаю и мило обсудить все планы. Всё случилось там, в первой гостиной мэнора, где Драко держал палочку наготове, где Гермиона стояла прямо перед ним, чувствуя тепло спиной.              — Всё совсем не так, как выглядит. Точнее… так, но не совсем. Джордж, Рон, Чарли… они буквально обезумели идеей мести пожирателям за то, что было на войне. Кровавой мести, Гермиона. Честного суда не будет. За каждую голову чистокровного назначена такая награда, что нам такие деньги и не снились никогда. На каждого есть свой план жестокого убийства. Я… я не хочу в этом участвовать.              — И почему же, позволь спросить? — голос Малфоя пролетел над плечом Гермионы, язвительный и холодный, разрезая пространство ножом своего сарказма и недоверия.              — Потому что война закончилась.              — Мы никогда с неё не возвращались, — Грейнджер сжала губы в одну тонкую линию, и Джинни кивнула.              — Торн не распространяется, что Уизли в его рядах. Мы — предатели крови, поэтому за чистокровных нас давно не принимают, но он держит нас, как главный козырь. Рон взобрался выше, чем я, он контактирует лично, но у меня тоже есть кое-какие данные. Я могу помочь.              — Почему мы должны верить в твою помощь? — Гермиона не была уверена, был ли её рассказ правдивым. Жутко хотела, чтобы был.              — Потому что есть я, — Блейз сделал шаг к Джинни и подхватил её ладонь. — Потому что то, что она делает, она делает и ради меня тоже.              — Я никогда не хотела, чтобы ты пострадала Гермиона. Тебя не должно было это коснуться, я надеялась, что ты останешься в стороне. Даже когда мы узнали о том, что ты делаешь, я связалась с Блейзом. Я хотела бы, чтобы ты покинула войну, потому что с нас всех уже хватит…              — Великая любовь… — Грейнджер горько усмехнулась, в памяти всплыло письмо Гарри, его слова, написанные на бумаге, пропитанные болью, его прощание. — Выкидыш был не случайностью?              — Я бы не посмела сделать ему больно таким образом, ты же знаешь. Я люблю его.              — И всё-таки ты здесь. А он в Швейцарии. Передаёт письмо мне через твоего любовника.              — Ты не имеешь права меня судить.              — Не имею и не буду. Но если твоя любовь и верность Гарри была такой настоящей, почему мы должны верить в то, что ты сейчас на нашей стороне? Ещё одна великая любовь, и ты убежишь назад, подставляя нас всех.              — Когда Малфой перебежал на нашу сторону, ты так не сомневалась, — искорка раздражения мелькнула в голове, и Гермиона тут же сжала кулак за своей спиной, дабы держать себя в руках. Ей не позволена агрессия и ярость, только холодный расчёт. Пусть и с переходом на личности.              — Сомневалась, но кто меня слушал? Ты? Рон? Гарри? Может Кингсли или погибший Грюм? Кто-то из вас слушал меня, когда я говорила, что его условия для сотрудничества — это слишком? Или, может быть, что если верхушка Пожирателей Смерти будет гулять на свободе — рано или поздно мы погрязнем в недовольстве?              — Хватит, — Джинни прищурилась.              — Хватит что? Не надо обвинять меня в том, чего я никогда не делала. В отличие от тебя, я стараюсь не допустить убийства невинных и беззащитных.              Блейз мотнул головой и снова тихо вздохнул.              — Так мы ни к чему не придем.              — А к чему мы должны прийти? Где гарантия, что как только Уизли ступит за порог этого дома, она не сдаст всё, что здесь услышала, Торну? — Малфой сложил руки на груди и невольно коснулся кончиками пальцев спины Гермионы. Ей стало легче от напоминания, что он всё ещё рядом, на её стороне, хотя бы сейчас.              — Я могу дать Непреложный Обет!              — Не надо пытаться врать мне. Я осведомлён о том, как ты ставишь вопросы и как умеешь обходить магические клятвы, даже на крови.              — У меня нет цели врать.              — А какая есть? Не допустить войны? Ты стоишь под рукой у того, кто её начал.              — Это совершенно не значит, что я её поддерживаю.              — Значит, — Гермиона перевела взгляд на картину на стене прямо над головой Джинни. Она не хотела смотреть ей в глаза, не хотела знать, видеть, слышать её слова, лживые и мерзкие. Как человек, который потерял семью, ребёнка на войне, мог сейчас стоять у истоков новой? Неужели не хватило?              — Гермиона…              — Драко, напомни мне точное число, пожалуйста.              — Сто сорок девять.              — Ты ведь была там, не правда ли?              На глазах Джинни снова навернулись слёзы, они побежали вниз по её щекам, вырывая всхлип из её горла. Ответа можно было не ждать. Достаточно было голубой ленты от той куклы, что Гермиона нашла тогда в завалах рядом с маленькой пятилетней девочкой. Она носила её в волосах. Всё ту же, в каплях алой крови.              — Я верю в искренность твоей любви к Блейзу. И верю, что ты осознала ошибку, которую ты сделала. Нам не помешает помощь. Но информацию ты будешь только отдавать.              — Мне этого достаточно.              — Блейз, получи, пожалуйста, всё, что нам может быть полезно. А Драко пусть на выходе убедится, что она не унесёт с собой ничего личного.              Гермиона снова вошла в своё амплуа сильного руководителя и лидера, роль, которую от неё ждали. И да, она будет распоряжаться полученными сведениями согласно своему положению. Блейз кивнул, хотя по нему было ясно, что он недоволен. Выдох Драко означал одновременно и удовлетворение, и злость. На кого она была направлена, Грейнджер уже было плевать. Она развернулась на каблуках, намереваясь уйти.              Джинни схватила её за запястье, останавливая. Раньше казалось, что только мужские прикосновения будут обжигать, оказалось — все. От пальцев подруги будто остался браслет ожогов, как от металла.              — Не смей обращаться со мной, как с чужой.              — Ты стала чужой в момент, когда впервые за всю свою жизнь не смогла сказать своим братьям «нет».              Она дёрнула рукой, вырываясь из крепкой хватки, кинула последний взгляд на Драко с Блейзом, а потом окончательно ушла, надеясь спрятаться от своей боли в работе, которой было предостаточно.       

***

      Сигаретный дым заставлял всё в голове превращаться в туман. Он одновременно отрезвлял своей горечью в лёгких и уносил далеко за пределы разума. Туда, где не существовало ничего, кроме лёгкости где-то в разуме.              Ещё одна затяжка едва не заставила её закашляться.              Чёртовы сигареты с мятным вкусом, их холодок чувствовался на кончике языка. Её организм отчаянно сопротивлялся, вызывая тошноту. Всё равно. Даже то, что она вся пропахла запахом этой мяты, которая на всю жизнь будет сочетаться в её голове только с Драко. Он отпечатался на задней стенке её черепа, никак не хотел покидать голову, мысли.              Она тянет дым, всё-таки кашляет и тут же выдыхает всё в ночной воздух.              Согревающие чары спасали от обморожения, но оставляли холод, бегающий мурашками по рукам. Достаточно холодно, чтобы кончики пальцев, зажимающие сигарету, немели.              Больно, невыносимо, причём везде. Нет конкретной точки, и думалось, что, если бы ей отрезали руку сейчас, в том самом моменте, было бы проще. Потому что болело бы что-то определённое. А так пыткой, мукой исходило всё: каждая клеточка тела, всё внутри, будто открылось внутреннее кровотечение. Заливало алой жидкостью всё сердце, все внутренности.              Друзья стали врагами, враги друзьями. Куда бежать от этой смены ролей?              Тепло обжигает пальцы при следующей затяжке, сигарета заканчивается. Это третья за последний час. Ноги подкашивались, но она всё ещё стояла там, курила и думала, спасалась от реальности. Гермиона потянулась за новой в пачке, но обнаружила лишь пустоту и тихо выругалась.              — У меня не с мятой, но тебе похоже наплевать на вкус.              Грейнджер улыбнулась, даже не оборачиваясь. Астория подошла, протягивая ещё одну и простой маггловской зажигалкой помогая оголить конец пламенем.              — Есть какое-то эстетическое наслаждение в том, чтобы наблюдать, как ты куришь.              Гринграсс устроилась рядом на балконе, зажигая и свою сигарету и выдыхая дым в воздух через мгновение. Они вдвоём в ночи на этом балконе. Гермиона снова затянулась, почувствовала вишню и усмехнулась.              — Никогда не думала, что буду курить и воровать у Тео сигареты.              — Помню, как на маггловедении впервые услышала про табак. Драко тогда фыркнул так громко, что я подумала «он никогда не закурит», но через неделю нашла его на башне с пачкой самых дешёвых сигарет, что он смог раздобыть.              — Драко? Дешёвые? — Гермиона приподняла бровь, сдерживая смешок.              — Вот я так и спросила. Оказалось, что у пуффендуйца, у которого он их купил, других не было. Я предложила попросить у тебя.              Грейнджер, не сдерживаясь, рассмеялась, выпуская ещё несколько клубов дыма в ночную мглу.              — У меня что, правда была такая отвратительная репутация?              — Не то чтобы. Я сказала это в шутку, ты ведь магглорожденная, вдруг ты знала места. И, если честно, учитывая ситуацию, я удивлена, как ты притронулась к сигаретам только сейчас.              — Я тоже.              — Думаешь о Уизли? — Астория резко сменила тему и повернула голову к Гермионе, обеспокоенно оглядывая её с ног до головы.              — Не только.              — Я всё жду, когда же ты заведёшь разговор о Малфое, но ты так этого и не делаешь.              Повисла минутная пауза, пока они обе втягивали дым и просто курили, смотря, как красиво были рассыпаны блёстки звёзд на бархатном полотне неба.              — Мне нечего сказать.              — А мне нечего тебе посоветовать.              Ещё минута. Такая тягучая, медленная, как патока, стекающая вниз. Грейнджер позволила себе глубоко выдохнуть и покачать головой, тихо признаваясь.              — Я так сильно не хочу в него влюбляться. И так боюсь, что это игра моего мозга, а не реальность.              — Намекаешь на то, что ты привязана к нему просто психологически? Что-то вроде стокгольма?              — Ты ведь знаешь про то, что было после приёма.              — Знаю.              — Ну и…              Астория мотнула головой.              — Это один раз, Гермиона. Я не советую тебе броситься в объятия или там ещё что-то в этом духе. Я уже говорила тебе. Любить Драко — это та ещё пытка. Но если ты останавливаешь себя просто потому что боишься, что это привязанность из-за насилия, то это не совсем так работает.              — Я слишком много думаю о нём.              — Тогда ты влюблена не в него. А в свои мысли. И образ в своей голове.              Гермиона вздохнула, бросила потухшую, сгоревшую сигарету вниз и ещё до того, как она успела достигнуть земли, заставила её сгореть заклинанием. Может быть, она права. В то, что сама себе придумала, о том и переживает. А реальность постоянно обрушивается на неё, напоминая, какой Малфой на самом деле.              — Почему он заботится обо мне?              — Не знаю. Думаю, он и сам не знает. Драко всегда преследует какую-то цель, контролирует все аспекты своих действий. Но сейчас он словно вне своих планов и мотивов, не так сосредоточен, как обычно. Ты что-то в нём меняешь.              — Мне страшно, — честное признание соскальзывает с губ и Астория тянется, чтобы отдать ещё одну сигарету.              — Как и всем нам. Тео когда-то из-за страха сказал Пэнси, что изменил ей. Заставил её уехать на другой конец Европы и отсидеться всю войну. Но кому от этого стало легче? Им обоим было больно, независимо от того, осталась ли она здесь или была в Швейцарии.              — Советуешь броситься в омут с головой?              — Советую миллион раз подумать. Любовь — слабость. Он ненавидит быть слабым, уязвимым. Ему нужно всё всегда держать под контролем. И ты такая же.              — Я уже слабая, что я теряю?              Гринграсс горько усмехнулась, обводя взглядом ад у них под ногами.              — Ты сильнее всех, кто есть в этом доме. Думаешь, многие способны встать после изнасилования на ноги ради общего блага? Развернуть лучшую подругу ради того, чтобы защитить других? Многие способны на то, чтобы дышать после всего, через что прошла ты? Я подскажу. Не многие              — Не хочу давать ему шанс, которого он может и не заслуживает.              — Может и не заслуживает. Он монстр во плоти. Дьявол, вот только утонувший в собственном аду.              — Он хороший человек?              — Иногда да. Иногда нет. Да и вряд ли кого-то из ныне живущих можно назвать хорошим человеком.              — Не знаю, что мне с ним делать.              — Если чувствуешь, что рядом с ним тебе лучше — будь. Просто живи, остальное всё случится само собой.              Живи… красивое слово с большим значением. Если в жизни и был какой-то смысл, Гермиона давно его упустила, пропуская, как туман сквозь пальцы. Может и правда стоило просто жить. Или чувствовать себя живой. Как жаль, что в их жизнях сейчас не так много хорошего, чтобы наслаждаться ими.       

***

      Можно ли считать убийством просьбу положить свои жизни ради победы в войне? Будет ли равно количество разрушенных судеб, когда речь идёт о победе и о прямом убийстве? Можно ли их сравнивать, а если да, то можно ли назвать Драко и Гарри убийцами?              Сирена была оглушительной. Она заставила Гермиону резко распахнуть глаза, отгоняя подальше все размышления. Сон всё ещё утягивал в свои оковы, но мерзкий визг не позволял даже задуматься о том, чтобы остаться в постели. Она вскочила, не думая хватая палочку и выбегая в коридор. По ним бежали такие же сонные, едва проснувшиеся, авроры, из соседней двери выбежала Пэнси, испуганно оглядываясь по сторонам. За окнами рассвет. Зимний рассвет, когда день уже вступал в свои права.              Сработала сигнализация, которая сообщала о непрошенных гостях, а потому и времени на раздумья не было. Грейнджер накладывала защитные на всё, что видела, на двери и людей, даже не позаботившись о том, чтобы одеться — так и оставшись в пижаме, она сбежала вниз по ступенькам, где встретилась с Тео. Он подхватил Пэнси, притянул к себе и сжал палочку в руке.              — Какие новости? — успела бросить девушка до того, как ещё одна сигнализация сработала ещё ближе к поместью. Вопрос остался без ответа. У входов собирались группы авроров. Отдельная команда выводила Нарциссу к камину, готовая аппарировать в любую секунду, среди них показалась белоснежная макушка Малфоя, он был в одних пижамных штанах и тут же рванул к Гермионе.              — Мы не готовы отбивать атаку.              — Если это она, у нас нет выбора, — она перехватила палочку крепче и направила к двери. Не меньше трёх десятков авроров просто замерли в ожидании, слушая звуки сирены, которая никак не успокаивалась. Грейнджер подняла к Драко голову, столкнулась с его взглядом, надеясь найти в нем хоть каплю уверенности, но нашла только прикрытый фальшивой уверенностью страх. Они стояли рядом, плечом к плечу и ждали. Мучительно долго, пока на их двери не обрушилось что-то тяжёлое. Звук падения на тяжёлую дверь заставил всех вздрогнуть.              — Всем оставаться на своих местах! — Гермиона прикрикнула, предупреждая их реакцию, а затем осторожно шагнула вперёд. Она чувствовала тревогу и страх, но понимала, что кроме неё проверить некому, она была ближе всего к двери. Малфой дёрнулся, может хотел остановить её от такой глупости, но на самом деле было уже поздно, он только сделал половину шага за ней и приготовился к отражению атаки. Гермиона дёрнула ручку свободной от палочки ладонью и тут же вскрикнула.              К её ногам упал один из знакомых авроров, защищающих Косой Переулок. Хэйтем Брукс.              Тео и Драко тут же рванули вперёд, подхватывая раненого и истекающего кровью парня, затаскивая его внутрь, пока она убеждалась, что за ним нет хвоста. После чего закрыла двери и тут же упала на колени рядом с Бруксом. Его лицо было изуродовано, пострадал один глаз, да и все его травмы с жизнью были несовместимы. Она сжала его ладонь, заставляя открыть глаза. Парень перед ней закашлялся, разбрызгивая кровь себе на грудь.              — Они… напали внезапно. Пострадало… слишком… много людей. Поторопитесь…              Косой Переулок, раннее утро, а на них напали. На место, где могли быть люди. Повторять дважды не нужно было. Грейнджер вскочила на ноги, быстро раздавая указания. Счёт шёл на секунды.              — Риверс, Макдафф, Белч, Топаз, Нортамблерленд, Малфой, Нотт, Забини, Колевиль, Макбет, Гастингс, Курт, Снаут, Саундпост, Кавана, Лефевр. Вы все со мной в переулок. Остальные остаются здесь. Астория, запроси помощь от других домов, мы не справимся одни. Паркинсон… — Гермиона вздохнула, понижая тон голоса, — попробуй вытащить его…              Они действовали как единый организм, отрабатывающий знакомую схему, накладывая защитные заклинания и колдуя себе форму на теле вместо пижамы. Пэнси и ещё две девушки из авроров унесли Брукса в одну из спален, Астория связывалась с ближайшими домами чистокровных через заклинание связи на гербах в гостиных. Идеально отработанная система действий при тревоге действовала изумительно. Гермиона сняла противоаппарационные чары и все 17 авроров по очереди благополучно трансгрессировали в переулок.              У Гермионы не было времени подумать о себе. Она слишком боялась за тех, кто был в тот день в Косом Переулке. Дети, женщины, мужчины, старики. Не так много, ведь шёл учебный год, но там мог быть кто угодно, даже в такой час.              Они с Драко переместились в одну из самых горячих точек сражения мгновенно. Она с трудом увернулась от заклинания, что прилетело практически в плечо. Обернулась и тут же обездвижила волшебника, что указывал палочкой прямо на неё. Она не хотела никого убивать, но почему-то чувствовала ещё тогда, в первые секунды, что придётся.              Их было несколько десятков. Все мантии ярко-красные, кровавого цвета, на лице маски из золота, на которых вырезаны жуткие улыбки, словно у клоунов. Косой Переулок пылал, он горел не только от обилия красного цвета, всё вокруг было в пожаре. Десятки погибших, прямо под ногами у Гермионы лежали тела, мимо неё летели заклинания, кричали люди, был слышен плач. Они стояли прямо у разрушенного отеля, где жили люди круглый год, рядом с магазинами, которые только-только открылись.              Это была бойня, самая настоящая.              Драко послал где-то рядом убивающее заклинание, заставляя одного из людей Торна закрыть глаза уже навсегда. Грейнджер сама вскинула палочку, посылая красный сноп искр в небо. Им нужна помощь. Следом ещё одно заклинание. Ещё.              Вокруг было слишком много людей. Она держала палочку поднятой, отбивая всё на автомате, но чувствовала, что её разум был где-то совсем не здесь. Она оглянулась и встретилась лицом с матерью. Её бледная фигура стояла посреди побоища, призраком зависая в воздухе.              — Нет…              Гермиона выдохнула, а потом разом заглотнула слишком много воздуха и подавилась.              Сзади неё появился и отец. Рядом с ним маленькая девочка. Старая женщина, куча тел под ногами, призраки её прошлого, мимо головы пролетело ещё одно заклинание. Крик полный боли где-то вдалеке. Заветное «Круцио» слышалось совсем рядом, почти у самого уха. Круг призраков, убитых ею когда-то, сужался, закрывая пути отхода.              Ей не хватает воздуха.              — Вы все мертвы!              — Потому что ты убила нас всех!              Отец двинулся к ней, вытягивая руку вперёд, готовый сомкнуть пальцы на её горле. Его глаза пустые и белые, как у утопленника, его кожа белоснежная, как луна на небе. Рядом что-то взорвалось и Гермиона закричала, она снова задыхалась, у неё галлюцинации, снова. Тревога заполняла всю кровь. Она обернулась назад, затем снова, ищет отчаянно выход, но всюду были только убитые люди, только запах чёртовой смерти. Беллатриса у самого уха, шепча «грязнокровка».              Драко дёрнул её за руку, утягивая в маленький угол между двумя зданиями. Он приложил её к холодной стене и заглянул в глаза, но нашёл там лишь панику. Она почти не видела его, только осматривалась по сторонам, надеясь найти силуэты. Они были прямо за спиной парня, бежали к ней, намереваясь отомстить…              — Твою мать.              Малфой притянул её к себе, она была почти как тряпичная кукла, видела и чувствовала всего слишком много, чересчур, это было перебором. Она схватилась за его мантию и скатилась по телу вниз, но, не успев достигнуть земли, была подхвачена его сильными руками. Драко пытался аппарировать, но ничего не выходило, и он снова тихо выругался.              — Мне очень нужно, чтобы ты сосредоточилась, ладно? Очень. Иначе мы оба погибнем, пока я буду тащить тебя до безопасного места.              Гермиона кивнула, его слова доносились откуда-то издалека, но мир всё ещё уходил из-под ног. Она схватилась за его руку, едва не падая, мир поплыл перед глазами, концентрироваться не получалось. Драко притянул её к себе, поднял на руки и через весь переулок быстро перебежал к дырявому котлу. Мимо них летели заклинания, он даже успел отбить одно из убивающих проклятий, посылая ответное расщепляющее.              Он перевернул стол в баре, самый дальний у стены, осторожно опустил Грейнджер на пол и провёл рукой по волосам. Его взгляд бегал по её лицу, снова и снова выискивая признаки окончания атаки, но всё стало только хуже, в миллион раз. Ей снова стало больно, предплечье просто жутко горело.              — Не уходи. Не бросай меня. Пожалуйста. Не оставляй меня одну. Не надо.              Её слова походили на припадок, на маниакальный шёпот сумасшедшей. Лицо белое, как мрамор, руки дрожат, она жалась в угол и тянула Драко на себя, а он не мог сопротивляться. Прижался спиной к столу, только единожды оборачиваясь назад, проверяя, нет ли за ними хвоста. Гермиона потянулась к нему, и он обвил её плечи руками, прижал к себе и сжал достаточно сильно, чтобы дрожь стала меньше. Ей должно быть хуже от его прикосновений, но они успокаивали. В том переулке. Под тем столом. Вместе.              — Я здесь. Ты не одна.              Она уткнулась в его широкую грудь и залилась слезами, не в силах больше вымолвить ни слова. Они всё ещё слышали крики, звуки гибели людей, которые ещё не скоро стихли, взрывы и разрушение зданий, заклинания и звуки удара магии о стены. Всё вокруг дрожало. Все стены сыпались.              Малфой держал её в своих руках будто вечность, укачивая как маленького ребёнка, шепча что-то, закрывая её уши руками, чтобы только сбавить этот шум ужаса. Она не позволила ему наложить заклинание, потому что страх потерять его тепло на коже был равносилен страху потерять его навсегда.              Они сидели так долго, слишком, чтобы всё вокруг стихло и превратилось в одну мелодию боли за стенами старого бара. Гермиона крепко держала парня рядом, всё ещё дрожа, лихорадочно хватаясь за него, как за спасательный круг. Драко осторожно накрыл её ладони своими и опустил голову.              — Это было слишком для тебя, Грейнджер.              — Я не…              Он мотнул головой, затыкая её рот ещё до того, как она успела что-то сказать. Гермиона в ответ на это только вжалась носом в его шею и всхлипнула. Он только сильнее притянул её к себе. Ну почему всё было так? Дыхание возвращалось в норму, но всё ещё было слишком сбивчивым, чтобы вымолвить хоть слово. Драко выглянул на секунду из-за деревянной поверхности, по его лицу трудно было сказать, что именно он испытывал в ту секунду.              И в какой-то момент его глаза наполняются ужасом, он хватает палочку и кричит заклинание, которое раньше было для неё мифом.              — Мэтро Хьягарэ! — их накрывает щит оранжевого цвета за мгновение до того, как за его пределами слышится новый взрыв, а над головой виднеются языки пламени. Малфой крепко держит Гермиону у своей груди, но глаза его теперь закрыты, вены на шее вздулись. Он был напряжён до предела. И тогда она поймала этот момент — тонкая прядь его волос с затылка посветлела у самых корней, становясь слишком белой, как снег утром 1 января, а потом этот эффект потянулся до самого конца. Одна из его прядей поседела. Нет, она… она потеряла всякий окрас и стала кипенно-белой.              Грейнджер дотянулась до собственной палочки на полу и вытянула её вверх, перехватывая часть заклинания на себя. Даже половина силы этой магии ударила по ней так сильно, что она прижалась к столу сильнее, но удержала и сосредоточилась. Силы Драко были на исходе, думать нужно было также быстро. Они переглянулись и тогда он протянул ей руку, Гермиона поднялась на ноги.              Если выживать, то только вместе.              Она судорожно копалась в голове, пытаясь вспомнить хоть единое заклинание, которое подошло бы по действию для того, чтобы остановить пожар такой силы. Это не походило на Адское Пламя, но и простой водой его так просто не потушить. Что может остановить пожар? Её памяти на заклинание не хватало.              — Ты веришь мне?              Гермиона повернулась к Драко, всё ещё сжимая его ладонь. Он колебался несколько секунд, после чего кивнул. Кажется, им обоим было бесконечно страшно, но выбора не было. Они не смогут выбраться из такого пожара живыми, если так и будут стоять, держа щит. Они и до выхода дойти не успеют. Вдвоём.              Она шагнула назад, опуская палочку и снова передавая всю силу заклинания ему. Ноги Малфоя едва заметно подкосились, но он устоял, кивая.              — Девестатио, — прошептала Грейнджер и до того, как понимание настигнет парня рядом, сорвалась с места и побежала вперёд, в пламя, сжигавшее всё на своём пути. Она слышала крик Драко, продираясь сквозь языки огня, но могла лишь считать секунды. Вход должен был быть где-то здесь. Она протянула руку вперёд. Тупик.              К чёрту.              — Бомбарда Максима! — стена разлетелась в щепки, и девушка вынеслась наружу, вдыхая капельку свежего воздуха. Горел только дырявый котёл, а ей повезло оказаться всё ещё в магической части Лондона. Кто-то целенаправленно пытался их убить, кто-то хотел сжечь дотла всё здание целиком, и она ошиблась, это было адское пламя.              Драко закричал и это отдалось болью внутри души. Гермиона выставила палочку.              — Инто Акватес! — а следом ещё одно заклинание. — Терра Витае!              Земля под её ногами разверзлась, из-под плиток потянулись растения, цветы, плющи. От ступней зелёная тропа протянулась вперёд, заглатывая на себя огонь, принимая его внутрь. Грейнджер взмахнула палочкой ещё раз, закрывая внутри стеблей адский огонь. Они распространялись с сумасшедшей скоростью, заглатывая пламя.              — Инто Акватес, — дым потянулся к палочке, очищая пространство. И тогда Гермиона увидела Драко, который снял щит и в ту же секунду рухнул на колени. Она бросилась к нему и приземлилась на пол рядом, обхватывая плечи руками. Огонь вокруг них стал садом, хранившим в себе языки пламени, дыма не было, только разрушенное когда-то счастливое воспоминание о времени здесь.              Малфой поднял к ней голову и усмехнулся.              — Неплохо сработано.              — Не знаю другого способа остановить адское пламя, если честно.              — Хороший план, — он подался вперёд и уткнулся в её плечо, всё ещё стараясь прийти в себя. А она никак не могла оторвать взгляда от того, как вьётся белоснежная прядь на его затылке. Вряд ли прошло и 20 минут с тех пор, как они ворвались в Косой Переулок, а казалось, что прошла целая вечность.              Гермиона помогла ему подняться на ноги спустя время. Оба обессиленные, едва стоящие ровно, поплелись на выход, держась друг за друга как за спасательный круг.              — Спасибо за спасение, Грейнджер.              — Ты поступил бы также.              — Я бы не был так уверен.              Его губы расплылись в ухмылке, и девушка с трудом подавила желание ткнуть его в бок. Свежий чистый воздух въелся в лёгкие мгновенно, и они прижались к стене, ловя кислород, словно рыбы, выброшенные на воздух. Издалека послышались знакомые голоса, и теперь уже Гермиона не сдержала улыбки. Они живы. И даже почти не пострадали. Авроры показались в конце Косого Переулка, впереди шёл Забини, ругаясь на всех языках, которые знал.              Они все стояли на костях своего разрушенного детства. Грейнджер заметила настоящие кости у входа в дырявый котёл. Там, где пламя успело задеть уже мёртвых людей, видела то, как пострадало всё вокруг: стёкла у лавок выбиты, большинство стен в копоти, разрушены, некоторые помещения ещё горели и трупы всё ещё лежали. Они живы. Кто-то уже нет. И никогда больше всё не будет в порядке.              Слёзы наворачивались на глазах от картины, представшей перед глазами.              И вдруг Гермиона видит вспышку. Далёкую, затянутую лёгким туманом, и идёт за ней следом всего пару метров. Ярко-рыжие волосы исчезают за поворотом, но фигура вдруг оборачивается и внутри Грейнджер всё сжимается. В красном костюме с вышивкой золотыми нитями на неё смотрит Рон Уизли.              А потом исчезает в дыму.