Рука об руку с дьяволом

      Мысли о Роне не покидали её голову. Даже когда они с командой авроров отправились разгребать завалы, даже когда стали перетаскивать умерших, когда она пила зелье бодрости и восстановления, потому что сил катастрофически не хватало. Она думала о нём. Впервые за столько времени голова была занята не Драко. И это ощущалось почти как предательство.              Но Уизли плотно засел в её голове. Гермиона из раза в раз прокручивала всю их историю, от знакомства до расставания, последний бал, а потом и встречу в Косом Переулке. Они знали друг друга вечность, но теперь будто не были знакомы никогда.              За два месяца Рон стал словно другим человеком. Тот, кто сворачивал за угол пару часов назад, был ей незнаком. Чуть вьющиеся рыжие волосы, вытянутое худое лицо, голубые, на грани с серым, холодные глаза и сжатые в тонкую линию губы. Его фигура словно стала выше, увереннее. Даже после победы в войне он не выглядел так самодовольно, хотя славы отхватил немало. Его красный сюртук с вышивкой золотыми нитями выделял его на фоне остальной «армии», у него не было маски, только эти узоры. Он не был просто солдатом, он точно работал в верхушке.              Его изменения пугали. Рон никогда не был «милым парнем». Его сила восхищала, и пусть рядом с Гарри он часто мерк в тени, сейчас, вырвавшись наружу, он был преисполнен желанием мстить, и это делало его сильным волшебником, который мог бы направить пламя Адского Огня даже на лучшую подругу.              От этого щемило сердце. Гермиона умолчала, что видела лицо того, кто пытался их убить, свалила все на свою паническую атаку, а Драко честно сказал, что видел лишь этот алый фрак и вспышку света. Возможно, они оба врали. Это было не столь важно. Настроение девушки было заметно, и пока другие списывали все на усталость, Малфой, кажется, смотрел в самую суть. Знал, что что-то не так, а потому, едва они остались наедине, задал интересующий вопрос.              — В чем дело, Грейнджер?              Доверие к нему все еще было слишком хрупким. Она переминалась с ноги на ногу, думая, стоит ли сказать правду.              — Это невыносимо. Таскать трупы людей, смотреть на то… что было частью нашего детства когда-то.              Их детство закончилось годы назад, так давно, что она вряд ли могла бы вспомнить, когда правда чувствовала себя ребенком. Но разрушение Косого Переулка было будто возвращением обратно на 6 курс, где было нападение на Олливандера, когда здесь еще работал магазин Уизли, а теперь… а что теперь? Здесь были кровь, кости, разрушенные здания и кусочки таких же разрушенных жизней.              Драко поджал губы и огляделся по сторонам.              — Помню, как мы напали тогда. Сивый, Долохов, Нотт Старший сравняли это место, а потом и мост, с землей.              Гермиона мазнула по нему взглядом.              — Ты был здесь?              — Я смотрел Олливандеру в глаза за секунду до того, как на его голову надели мешок.              Все его воспоминания были как Медуза Горгона, они постепенно превращали его в камень. Лицо становилось непроницаемым, все эмоции исчезали, а тело переставало подавать признаки жизни, как если бы он был живой статуей.              — Это часть нашей войны, Грейнджер. Смотреть на то, как другие люди умирают, пока мы таскаем их трупы. И восстанавливать то, что до нас давно разрушено.              — Это место уже никогда не будет прежним.              — Оно давно не было тем Косым Переулком, каким мы его помнили. Еще с тех пор, как вы вылетели из Гринготтса верхом на драконе.              Неожиданно по её губам проскользнула улыбка, и Гермиона опустила голову вниз, растирая запястья.              — Самое странное решение моей жизни.              — Помощь мне — вот самое странное решение твоей жизни. А вот сбежать на драконе…              — Из-за него пострадали многие.              — Какие бы решения ты не принимала, всегда кто-нибудь страдает. Абсолютно всегда. Эффект бабочки придумали не просто так, ты никогда не думала об этом? — Драко приподнял бровь, в его голосе слышался сарказм, будто он объяснял ей что-то давно понятое. Гермиона виновато опустила голову.              — Видеть эти последствия труднее, чем просто знать, что они есть.              Он кивнул в согласии, засунул руки в карманы и тяжело вздохнул. Они стояли так несколько минут, наблюдая за догорающими щепками на полу, так и не потушенными аврорами. На осколки своей жизни, пожалуй. Эти кости, выпирающие на ровной поверхности земли, действительно убивали и резали по сердцу хуже любых ножей. Однажды на войне Гермионе снилось, как вся их армия просто выходит в бой и попадает под Адское Пламя, а потом она стоит на горе из этих костей в полном одиночестве. Сейчас она чувствовала себя также. На горе костей, которые являлись её орудием.              Драко посмотрел на неё и сделал едва уловимый шаг в сторону к ней. Грейнджер подняла к нему голову.              — Иногда жалею, что маховик уничтожен. Многое можно было бы изменить.              Он коротко мотнул головой и сглотнул.              — Историю нельзя изменить. Никакими играми со временем.              — Можно. Мы спасли Сириуса.              — Надолго? — его брови приподнялись в вопросе. — Два года? Оно того стоило? Даже твой несчастный гиппогриф в итоге погиб. Не задумывалась о том, что было бы, если бы тот же Дамблдор вернулся в прошлое и просто убил Волан-де-морта еще ребенком?              — Он всегда говорил, что переместиться так далеко нельзя… — неуверенно протянула она.              — Он говорил. А ты пробовала?              Гермиона чуть надула губы и нахмурилась.              Драко говорил об этих вещах так, будто знал. Будто пытался исправить что-то с помощью игр со временем.              — Отвечаю. Все те же люди бы погибли, но да, может чуть позже или другим путем, — его плечи легко дернулись, он мотнул головой в сторону после легкой дрожи и продолжил мысль. — История заимеет еще одно ответвление. Но в конечном счете жизнь возьмет свое. Заберет те жизни, которые должна была, нанесет ту же боль, а может и сильнее. Есть вещи, которых нельзя избежать.              Она замолчала на секунду, а потом тихо, почти шепотом спросила.              — Думаешь, мое изнасилование нельзя было бы исправить?              Слово резало по горлу и почти заставляло его кровоточить, думать было больно, говорить уж тем более. По Драко словно пробежал электрический ток, он аккуратно повел плечом, откашлялся и снова отрицательно мотнул головой.              — Я хотел бы. Но, боюсь, мир не придумал способа.              — Я думала тебе все равно…              — Я тоже.              Гермиона повернулась к горизонту и сглотнула слезы так глубоко вниз, не позволяя им просочиться, что почти почувствовала их сердцем. Все потому что не было у неё надежды, не было желания держаться… ни за что кроме него. И пусть его прикосновения все еще пускали по позвоночнику разряды… стоять рядом с ним было будто снова стоять дома, уютно, тепло, как-то очень по-родному.              Её сердце отбивало тяжелые удары, когда она потянулась к его ладони, но прежде чем успела достигнуть его кожи хоть кончиками пальцев, отдернула её. Нет. Не так близко. И снова еще один шаг подальше от него, потому что безопасность кроется и в одиночестве тоже. Астория неправа, когда считает, что ей нужно было бы броситься в омут с головой. Она права, когда говорит, что нужно миллион раз подумать, и Гермиона думает. Прежде всего о себе.              — Я пройдусь?              Она развернулась на каблуках своих ботинок, намереваясь уйти. Не мешало бы пройтись, просто подышать, хотя воздух, пропитанный дымом, вряд ли можно было назвать свежим. В конце концов, она хотела взглянуть на то, что они будут восстанавливать потом еще несколько месяцев, и оценить масштаб катастрофы.              — Конечно. Не задерживайся надолго, я думаю, твои остолопы закончат через полчаса, и поедем в морг.              — Кстати об этом, — Грейнджер остановилась. — Я хочу устроить церемонию.              Драко приподнял бровь в немом вопросе, на который девушка и так готовила ответ.              — Для погибших. Это национальная трагедия — погибло немало магглов, судя по нашим подсчетам. Я бы хотела провести церемонию памяти и похорон для них.              — Это неуместно и небезопасно в данной ситуации.              — Это правильно. Остальное меня уже давно не волнует. Ты можешь не ходить, если не хочешь.              Малфой замер, может быть, обдумывая её мысль, может быть, он намеренно выжидал паузу. Почему-то ей казалось, что подобное мероприятие было бы для него чем-то тяжелым, по-настоящему трудным, поэтому, если бы он отказался — она бы поняла. Но они оба знали, что он не откажется. Это бы показало его уязвимость, а Драко Малфой не привык бегать от своих страхов. Хотя иногда именно это — его главная ошибка.              — Я все устрою, — не просьба, не вопрос. Приказ сорвался с его губ быстро и достаточно тихо. Гермиона отрицательно покачала головой.              — Я бы хотела сама.              — Грейнджер, ты словила паническую атаку сегодня, когда приземлилась на поле боя, потом выбралась из Адского Огня. Сейчас ты таскаешь трупы и вытаскиваешь из-под завалов людей, и решаешь, что взяться за организацию такого мероприятия, как общественные похороны — это хорошая идея? — Малфой искренне удивился, упрекая её снова в том, что она не заботиться о себе. И добавил тихое. — Выдохни хоть на секунду.              — Я дышала несколько недель. Хватит с меня.              — Какая от тебя будет польза, если ты свалишься посреди церемонии или не сможешь сказать ни слова? — его голос дрогнул, когда он попытался его повысить. Но вовремя понял, что этого делать не стоит. И уже мягче попросил. — Отдохни хоть немного. На одних зельях бодрости долго не протянешь.              — Твои пряди… — Гермиона шагнула вперед к нему и протянула руку. Не собиралась она с ним соглашаться. Он рассказывал ей о том, как ей нужно было позаботиться о себе, но она могла думать лишь о том, что на самом деле она была в этом не одна. И она пыталась перевести тему. Драко перехватил её запястье у своего лица. — Никогда не видела ничего подобного.              — Теперь увидела, — снова железо, холодное и острое, режет по горлу, приказом заставляя замолчать. Он будто спрятался, ушел от неё, и вся его забота растворилась.              — Почему они светлеют?              — Потому что магия, мощная магия, высасывает слишком много сил.              — Но разве с такой логикой ты не должен уже лежать на полу от «передоза»? — Гермиона в воздухе пальцами показала кавычки одной рукой, той, что была свободна.              — У всех есть секреты, как они выживают, неправда ли? Ты не рассказываешь мне, как держишься ты, я не рассказываю тебе о своих способах, — Малфой едва заметно прищурился, и Грейнджер показалось, что она затронула ту часть его души, в которую вход ей был воспрещен. Словно давить на эту дверь приносило ему необъяснимую боль, о которой она и не подозревала.              — А что, если я расскажу? — ведь никакой тайны в этом и не было вовсе. Гермиона шагнула вперед, его дыхание обжигало кожу на щеке, такое теплое.              — Может, тогда и я раскрою тебе секрет. Только дело в том… — он наклонился вперед, касаясь губами края её уха, от чего она вздрогнула и по телу пробежалась волна мурашек. Это активировало её собственные воспоминания, от которых стало жутко, от которых внутри проснулась тревога. Он держал её слишком сильно и не успел еще понять, что перегнул палку, сам того не зная. Грейнджер дернулась под его хваткой, как если бы он обжег её полоской раскаленного металла, — что я не хочу знать.              — Почему нет? — такая детская наивность сочилась из голоса, как сок из разрезанного апельсина. Драко отстранился и легкие Гермионы сразу резко наполнились воздухом, его пальцы на запястье уже, должно быть, оставили следы, кожа белела.              — Потому что я предполагаю, что ты скажешь. Как ужасен мир, как ты должна его спасать. Напомнишь про клятву, скажешь, как ты обязана помочь людям, а в итоге все сведется к тому, что я привел тебя к той точке, где ты сейчас. Мне хватает собственной совести. Твои обвинения мне не нужны.              Гермиона дернулась, её позвоночник так резко выпрямился, что это испугало её саму. Что-то внутри хрустнуло, рассыпалось, каждая трещинка чего-то внутри заполнилась водой и стала постепенно разрушать защиту. Только вот никак не было понятно, это ощущение только в её груди или в его тоже? Это… сожаление?              — Я… не… — у неё даже слов не находилось, оставались только обрывки каких-то фраз. Драко качнул головой.              — Забудь. Я просто не хочу слышать это снова. И честно, — он опустил её запястье вниз, аккуратно провел пальцем по синим венам, видневшимся из-под тонкой кожи, наклонил голову, и провел еще раз, — если бы я мог, я бы и от обета тебя освободил.              — Ты сам попросил меня его принять.              — А потом ты пострадала из-за этого. Ты не раз спасала и защищала меня, да и не только меня, так, будто на тебе не было клятвы. Мне с самого начала не стоило сомневаться в твоей преданности.              — Мы на войне. С клятвами или без, трудно сказать, кому можно верить, а кому нельзя. Лучшие друзья могут оказаться предателями, — Гермиона вытянула свое запястье и аккуратно растерла место, которое он держал пальцами. А затем повернулась к переулку, оглядывая руины своей «победы». — Давно ты знаешь про Блейза и Джинни?              Малфой сложил руки на груди и едва заметно нахмурился.              — Я догадывался. Но был удивлен примерно также, как и ты вчера. Или сегодня. Я уже не уверен, когда это было.              На языке крутилось так много вопросов, которые хотелось бы спросить, получить ответы. Как? Когда? Почему? Как долго? Это любовь или просто интрижка? В глубине души Гермиона правда не ненавидела Джинни, но и не верила ей, хотя так хотела. Она злилась на бывшую лучшую подругу, потому что надеялась, что она и Гарри будут вместе вечно. Грейнджер смотрела на них и думала, что так выглядит счастье после войны. Они с Роном всегда смотрели на них, как у них все хорошо, мечтали о чем-то таком же. А потом оказалось, что Джинни изменила и ушла. Был ли выкидыш случайностью? А был ли ребенок вообще Гарри? От одной мысли к горлу подступала тошнота.              — Я могу показаться грубым, но, мне кажется, что их роман — последняя наша проблема.              — Я не хочу, чтобы она сделала больно Блейзу, — она снова посмотрела на Драко и углядела в его глазах проблеск понимания и одобрения. Мимолетный. Как падают звезды, быстро, стремительно, а режут все внутри. Потому что желаниям не суждено исполниться.              — Он взрослый мальчик, сам за себя постоит.              — Я все равно не хочу, — Гермиона чуть свела брови вместе, искренне не понимая, когда стала так искренне заботиться о том, что кто-то сделает больно человеку вроде Блейза.              — Шустро же ты успела сдружиться с Забини, — он снова вернул себе насмешку, хотя было видно, что после случившегося ему больно улыбаться. Возле губы уже темнел синяк, Гермиона подавила желание протянуть руку и коснуться ушибленного места кончиками пальцев. Как если бы её прикосновения могли его свести.              Она коротко пожала плечами, оставляя его реплику без ответа. Вспомнила, что собиралась пройтись, и правда покинула Драко. Грейнджер рассчитывала поразмышлять в одиночестве над тем, что произошло, построить может еще какие-то догадки. Но чем дольше шла, тем дальше разум уходил от реальных догадок и теорий. Ей было просто больно.              Осколки разрушенных мечт резали стопы. Она шла по своему уничтоженному островку счастья — Косому Переулку. Сознание рисовало жуткие картинки прошлого. Когда-то это было счастьем, а сейчас на языке ощущался только вкус, а легкие саднило от количества дыма в них.              Вот Гермиона и родители покупают с родителями мороженое у Фортескью, вот она встречает Гарри и чинит ему очки на втором курсе, ищет себе новое перо в лавке письменных принадлежностей, впервые появляется в магазине Всевозможных Вредилок Уизли и выбирает там любовное зелье, прячется в образе Беллатрисы в переулках… сердце неприятно защемило. Её жизнь скатилась в какой-то кошмар, в котором были лишь серые краски. Воспоминания, наполненные яркостью, были чем-то неестественным.              Она коснулась кирпичиков здания рукой, прошлась по рельефу и вспомнила, как впервые прошла в переулок через стену в Дырявом Котле. Тогда все было иначе, и совсем та маленькая девочка 11 лет не думала, что когда-то в её жизни будут вещи пострашнее плохой оценки в школе.              Гермиона чувствовала, как неприятно все это отзывается в её душе. И будто разрушен был не переулок, в котором они проводили так много времени, а в принципе все, что называлось «прошлой жизнью Гермионы Грейнджер». Она должна была разделиться на до и после еще раньше, когда в жизнь ворвался Волан-де-Морт или, к примеру, когда она получила письмо. Но по каким-то причинам остро эту грань девушка чувствовала именно сейчас. Осматривая сгоревший дотла кусочек счастливой жизни.              «Не может быть. Мы же все покупали волшебные палочки у Олливандера»              Слова, произнесенные много лет назад отзываются эхом в голове. Они подходили под то, что Гермиона видела сейчас. Снова разрушенная лавка, снова разбитые стекла и обгоревшие стены. Они видели многое…              Олливандер погиб много позже войны, он пережил всё самое страшное, чтобы потом не пережить взрыв газа в обычном жилом маггловском доме. Была в этом некая ирония. Его место занял его сын — Джерейт. И теперь она даже не была уверена, а жив ли он вообще.              Запах гари резал нос, но Грейнджер все равно шагнула внутрь, переступив через щепки и упавшие куски дерева, аккуратно отмела ногой осколки и осмотрелась. Казалось бы, куда же хуже. Зато ей не попадалось на глаза тело, значит, возможно, хозяин лавки жив. Надежда на это была слишком призрачной.              Разбитая лампа, куча выпавших из коробок палочек, сломанных, валяющихся кучей на полу. Чьи-то концы обгорели, какие-то остались невредимы. Десятки, сотни волшебных палочек… от этого было не по себе.              Девушка аккуратно вытащила одну, на которой значилось короткое «феникс», написанное в спешке, криво, буква С выходила за этикетку и чернила пятнами постекали вниз. Коробка выглядела старше других, возможно, еще была делом Гаррика, когда он был жив.              Действительно ужасающая картина уничтоженного волшебства.              Она услышала хруст стекла за своей спиной и резко выдохнула, медленно открывая коробку. До собственной палочки ей тянуться было дольше.              — Положи палочку, Гермиона, — знакомый голос выбил из легких весь воздух. Но поворачиваться Грейнджер не спешила, продолжая аккуратно поддевать большим пальцем упаковку. — Положи.              Приказной тон, жесткая сталь его голоса практически заставляли подчиниться. Почему-то он звучал одновременно и грубо, и так, будто не хотел ей навредить. При этом Гермиона спиной чувствовала кончик волшебной палочки у своей спины. Его взгляд, его дыхание прожигали её кожу до костей.              Девушка бросила короткий взгляд вниз на стопку палочек под ногами, подняла одну руку в воздух, присела и второй рукой опустила коробку, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы он потерял бдительность. Гермиона опустила её полностью на землю, задержалась на мгновение. И в доли секунды схватила первую попавшуюся целую палочку, развернулась и кончиком древка уперлась Уизли в горло.              Годы войны сделали из него воина. Но, казалось, совершенно не научили его понимать привычки своей когда-то невесты.              Он не дрогнул, все также указывая своей волшебной палочкой в грудь Гермионы.              — Чего ты пытаешься добиться?              Вот они. На расстоянии вытянутой руки. Впервые со времен приема в Министерстве. Почти спустя целую вечность. И совсем с другим настроением. Он не скандальный ребенок, ревнующий её к Малфою. Она не наивная дура, солгавшая, потому что пыталась защитить близких. Прошло не так много, но они оба так изменились…              Черты его лица все еще узнаваемые, но уже совсем другие. Она помнила его во времена войны, когда еды было не так много, он сильно похудел, так, что кости прощупывались через кожу. Его лицо снова такое же худое, угловатое. Глаза холодные, в них, как ледяное море, плескается боль и разочарование. Вместе с волнами, которые могли захлестнуть и убить.              — А ты? — Гермиона хотела ткнуть сильнее, поднять его подбородок повыше, чтобы понять, что им движет. Как рассматривая больного в госпитале, она бы выясняла симптомы. Но сейчас она знает, чем он болен. Яростью.              Он улыбнулся и почти сорвался на смех с истеричными нотками.              — Ты что, правда спрашиваешь? Или это глупая игра, в которой мы задаем вопросы, на которые знаем ответ?              Её рот открылся, но захлопнулся почти разом. Это не тот случай, когда он ждет, что она что-то скажет. Будто все его вопросы риторические. Он не ждет ответа. Он здесь не для этого. Понимание горит огнем в её зрачках. И он отвечает ей тем же.              — Скажи мне, что ты не пришел сюда меня убить, — Гермиона чувствовала дрожь в собственном голосе, постаралась сглотнуть её и выглядеть сильнее, чем есть на самом деле.              — Ты хочешь слышать ложь? — он резал прямо по сердцу, точно зная, куда бить. И его лицо потеряло всякие эмоции, превращая Рона в простого убийцу. Её ему заказали. Все это звучало в её мыслях как просто плохая шутка.              Она вспоминает, как когда-то целовала эти губы. И как дарила ему собственную улыбку. Ей плохо от того, что Торн выбрал именно этого человека, чтобы увидеть последним перед смертью. Это было слишком жестоко даже для него.              — Почему? — слезы так и норовили вырваться наружу, Грейнджер пыталась сопротивляться, но это выражение лица Рон знал слишком хорошо. Он чувствовал, как все внутри девушки напротив сжимается.              — Потому что ты выбрала неправильную сторону, — она просто надеялась, что где-то внутри него еще осталось что-то большее, чем слепая ненависть. Но все его безразличие, его движения и взгляд выдавали только одно — ему все равно. Он просто солдат, которому приказали. Либо он сам себе приказал. Это не так важно. Ему. Все. Равно.              И тогда же Гермиона решила, что она не хочет умирать. И отчаянно ухватилась за последнюю нитку шанса жить, что была в воздухе прямо перед ней. Прямо перед тем, как справа раздался крик, на который они оба реагируют, отворачиваясь в его сторону. Она успела рвануть за прилавок, а когда Уизли повернулся, то кинул в неё первое заклинание, тихо выругавшись.              Все.       Обратной дороги нет.              Два аврора, знающие слишком хорошо, что такое дуэль. Грейнджер перехватила палочку покрепче, судорожно прокручивая варианты сильных заклинаний, не способных убить. Она выглядывает на секунду из-за угла и тут же прячется, вспышка красного луча обжигает поверхность с обратной стороны.              — Не усложняй нам обоим жизнь, — крик разносится по всей лавке. Гермиона думает, успеет ли кто-то снаружи сообразить, что здесь происходит.              — И позволить тебе убить меня? — она хватает первый попавшийся кусок дерева и бросает в противоположную сторону, отвлекая. А сама выглядывает вновь и бросает первое заклинание в ответ.              Гермиона сканирует глазами пространство, ищет что-то, что могло бы помочь. И видит впереди огромное упавшее на пол зеркало, на удивление целое. Она еще раз смотрит за угол и резко выдыхает, новое заклинание прилетает прямо в спину, вибрация бежит по позвоночнику.              — Разве не ты говорила, что смерть — спасение? — она почти слышит насмешку. Убирает упавшие на лицо пряди волос и резко пинает ногой зеркало перед собой. Шум почти оглушительный. Гермиона слышит, как что-то за её спиной двигается, и хватает осколок, чтобы увидеть перемещение Уизли.              Он врезается ей в ладонь, капельки крови выступают на коже, но зато теперь девушка видит, что он сместился чуть правее. Она отползает на другую сторону прилавка, трюк с кинутым в другую сторону деревом уже не пройдет, он не поведется снова. Гермиона надеется, что кто-то снаружи слышал звон.              — Сектумсемпра! — горло саднит от этого заклинания, когда она выкрикивает его, но вновь промахивается. Рон смеется, издевательски.              — Не понимаю, почему они все до сих пор отпускали тебя, — следующее заклинание разрушает угол прилавка, и стекло рядом с ней в окне ударной волной. Грейнджер успевает прикрыть лицо рукой, но крошечные осколки всё равно сыпятся вниз, режут щеки, кожу рук. Девушка шипит от боли.              — Бомбарда! — его укрытие в виде стеллажа с палочками разлетается в щепки, палочки падают вниз, Гермиона закрывает себя от взрыва, но почти сразу через зеркало и его осколок наблюдает за тем, как он уходит вглубь магазина. Ей всего лишь нужно перебраться на другую сторону прилавка, чтобы выскользнуть за дверь…              Она колдует слабые защитные чары вокруг себя. Поднимается резко, заставая парня врасплох. — Петрификус Тоталус!              Мимо. Гермиона прячется за прилавком быстро, Рон не успевает ответить. Но месть его страшнее. Ладонь обжигает горячее пламя, девушка дергается, кричит и отползает. По дереву ползет алый огонь. Она встает и бежит к выходу, не находя других выходов. Бросает за спину Редукто!              — Инкарцеро! — Уизли быстрее, он бежит следом, его заклинание промахивается буквально на миллиметр. Грейнджер смещается, заворачивает. Осталось всего пара шагов.              — Вайолентис! — она падает, кричит, её тело словно загорается вместе с ней, палочка вылетает из рук. Боль распространяется быстро, сильно, как сильный ожог, как кислота, разъедающая все. Гермиона сквозь стиснутые зубы переворачивается, ползет спиной и достает палочку из кармана. Из глаз бегут слезы, каждая клеточка её тела сейчас уничтожается заклинанием, кожа под одеждой на ней практически плавится.              Девушка выставляет палочку и бросает еще одно заклинание. И еще одно. Она уже не волнуется, убьют они его или нет, главное не умереть ей. В ход идет все запрещенное, что ей удается вспомнить. Но мир перед глазами уже мутнеет.              — Все закончится быстро, обещаю, — Гермиона хотела бы видеть в его глазах жалость или боль. Но там снова только пустота, от которой сжимается все внутри. Он вырывает палочку из её рук простым движением, она корчится от боли. Наставляет свою на неё.              Вот он.       Конец.       Все должно оборваться здесь.              Она не станет молить его о пощаде, только не его. Грейнджер впивается в его лицо взглядом, смотрит также, как смотрела на него много лет назад. Он знает, что означает этот взгляд. На мгновение что-то внутри ломается. Ей все еще так больно, что грудь разрывает пополам. Но она не отводит глаза, не прячется.              А затем появляется спасение, на которое она и не надеялась.              — Опусти палочку, Уизли, — Блейз шагает в лавку, держа оружие прямо перед собой. В одной руке палочка, в другой кинжал.              — Опускай! — крик Тео оглушает, он заходит в уничтоженную лавку следом. Рон паникует, только когда видит третьего. Они все появились за её спиной, выставив палочки на него. Ему не спастись, даже если сейчас он сумеет убить одного из них.              Гермиона видит, как в его глазах теплиться мысль, не убить ли её простым заклинанием, чтобы потом умереть самому. Она загорается в глубине его разума, но также быстро тухнет, когда Драко аккуратно переступает через руку девушки и закрывает её своим телом.              — Палочку. Уизли. Сейчас же, — он звучит еще злее, чем при появлении Джинни. Гермиона откидывает голову назад, когда чувствует, как Тео снимает заклинание с неё. Она все еще видит, что происходит. Как заклинанием Рон лишается палочки, как Малфой связывает его и с силой пинает в живот. Понимает, что это самое мягкое из того, что он может сделать.              Нотт присаживается возле неё и проводит рукой по лицу. Он выдыхает только, когда видит её дернувшийся в легкой улыбке уголок губ.              — Хватит приключений на сегодня, не думаешь?              Он напуган почти также, как они все. Но старается быть собой. Грейнджер тянет к нему свои руки, он поднимает её с пола через шипение и вскрик, коротко извиняется. Гермиона кидает взгляд на то, что происходит за их спиной, на Блейза, Рона и Драко. Ловит взгляд Малфоя.              По спине бегут мурашки. Он кивает ей, или Тео — неважно. А затем подхватывает Уизли и что-то шепчет ему на ухо. По-змеиному, или почти рыча. В такие моменты Гермиона очень остро осознает, с каким человеком она связалась. Сколько в нем тьмы, ненависти, гнева и умения действительно жестоко пытать и убивать.              Она и Тео трансгрессируют за секунду раньше, чем остальные. Любопытство мешается с осознанием всего происходящего. Но до того, как Гермиона хватается за соломинку, её мир расплывается, и она встает на ноги уже в Малфой Мэноре.              

***

      — Что это вообще, блять, было за заклинание? — Астория осторожно оборачивала бинты вокруг обожжённой кожи Гермионы, пока она, изредка шипя, обнаженная стояла перед зеркалом. Её кожа слезала кусками, открывая под собой мясо, зрелище не из приятных. Даже от простого взгляда её тошнило, но по каким-то причинам она заставляла себя смотреть.              — Сложная оборонительная магия, — Гринграсс перекрыла бинтами её грудь, и только тогда она смогла оторвать взгляд от своего отражения. — Лишает палочки и одновременно наносит сильные поражения телу. Неплохая альтернатива Экспеллиармусу.              Её губы дернулись в усмешке, стоило только подумать о Гарри и последней битве. Тогда они еще понятия, казалось, не имели, что бывали заклинания сложнее школьного курса.              — Он мог тебя и убить, — Астория вздохнула, опускаясь на колени и перевязывая ожоги на ногах.              — Ну. В этом была его цель, — в ответ на это блондинка только подняла взгляд и укорительно на неё взглянула. Гермиона не могла не улыбнуться. — Формально заклинание не может убить, только сильно покалечить. Но, как я и сказала, он добивался как раз моей смерти.              — Из всех кого я знала, ты, Грейнджер, — последний завязанный лоскут ткани закрыл лодыжку, заменяя ей кожу, — самая бессмертная. Не помню, чтобы кого-то так часто пытались убить и всегда неудачно.              В конце концов девушка выдохнула, опустив ладони на колени, поднялась обратно на ноги и осмотрела свою работу. Гермионе трудно было сказать, что именно она чувствует, когда осматривает её вот так. Жалость, злость, желание помочь или просто ничего. Астория поправила один из бинтов аккуратно, нахмурилась.              — Охота должна вестись на нас. Но страдаешь больше всего почему-то ты.              — До поры до времени… — протянула она в ответ и подняла глаза. Гринграсс всучила ей в ладонь маленький флакон с зельем мутного зеленого цвета.              — До дна.              Её тон не принимал никаких возражений, поэтому и спорить Гермиона не стала, просто вытащила пробку и залпом выпила горькую жидкость, морщась по окончанию.              — Будет не так больно, пока кожа будет восстанавливаться. Утром сниму тебе бинты, — и вот теперь сквозь пелену сосредоточенности Грейнджер удалось проглядеть там волнение. Но она почему-то напрочь забыла, как отвечать на такую заботу. Легкая улыбка и брошенное «спасибо» никак не помогали похоже. Гринграсс улыбнулась ей в ответ, собрала свой маленький чемоданчик с лечебными склянками и скрылась за дверью.              В рукаве на подвязке спряталась палочка, строгий черный костюм закрывал все ранения, кроме разбитой губы. Они вытащили и залечили все порезы от крошечных кусочков стекла, так что даже шрама не осталось. Гермиона снова посмотрела в зеркало, бегая глазами по лицу. Вся её жизнь должна была отпечататься шрамами на коже. А она выглядит так, будто неудачно упала… ей стыдно, что тело Малфоя покрыто шрамами на почти каждый сантиметр, что Астория носит столько же, Тео, Пэнси. А она выглядит невредимой.              Она неожиданно вспомнила, как стояла перед своим первым приемом с Малфоем перед зеркалом в платье и думала — однажды все рухнет. Однажды появится тот, кто разрушит все. И их мир перестанет быть таким радужным. Гермиона никогда не думала, что её «однажды» наступит так сразу.              Она подхватила одинокую слезу, скатившуюся по щеке, пальцем. Они хоронят 167 человек. Это число мысленно прибавилось к тем, кто погиб раньше. Сегодня это снова старики, дети, простые магглы, которые могли покупать своим детям мороженое или новые перья. По телу пробежала дрожь.              Сто шестьдесят семь…              Она булавкой прикрепила к пиджаку цветок прекрасной белой лилии. Похоронные цветы. Такие красивые и такие невероятно трагичные. Грейнджер так многого не понимала, что-то все еще не укладывалось в её голове, но сейчас было не время об этом думать. Спрятав кинжал в ладонь, девушка последний раз поправила свои волосы и вышла за дверь.              Мэнор был непривычно тих, авроры не занимались защитой или расстановкой сил, они трудились на главном кладбище Лондона для похорон. Там, где всё магическое сообщество Англии сможет увидеть, как они слабы на самом деле перед смертью.              Гермиона спустилась по лестнице, встретилась с Тео и обменялась с ним очень коротким взглядом, они оба понимали, куда она держит путь. Девушка завернула еще за один угол, спустилась ниже первого этажа, толкнула знакомую дверь, больше похожую на дверь клетки. И только прошла внутрь, как встала у стены, оперлась на неё спиной и сложила руки на груди.              Драко замахнулся резко, звук сломанных костей челюсти отразился от стен. Гермиону было не видно в темноте, зато ей, под светом маленькой лампы под потолком, было прекрасно видно и рыжие волосы парня, привязанного к стулу, и Малфоя, что так беспорядочно бил его по лицу. А может в этом была некая система.              Стук её каблуков нарушил их идиллию, Драко резко обернулся и посмотрел на приближающуюся девушку. Он чуть махнул головой, позволяя волосам, мокрым от пота, снова небрежно лечь на голове, вместо лица. Его прищур не говорил ей ни о чем хорошем, но Грейнджер, в общем-то, было плевать.              Вид избитого Рона неожиданно поднял внутри души маленькую волну тихого ликования. Теперь у нее преимущество, и так просто до неё Уизли уже не доберется.              Он сплюнул кровь прямо ей под ноги, едва стоило Гермионе подойти, и ей осталось только пробежаться глазами по его лицу.              — Упрямство тебя не спасет, — говорить было странно в этой тишине, практически непривычно нарушать её своим голосом. Уизли дернулся вперед, но веревки не позволили ему продвинуться далеко. Звериный оскал озарил его губы. Зверь, загнанный в угол.              — Никто из вас не получит от меня и капли информации.              — Ты правда хочешь поспорить? — наивность, граничащая с сарказмом. Гермиона шагнула ближе, она почти устроилась на его коленях. Лодыжки тоже привязаны к стулу… выходит, не такой уж и зверь? Девушка подняла кинжал в своей руке, приставила его к подбородку парня. — Уверен, что хочешь?              — Ты похожа на неё, — он многозначительно кивнул в сторону метки на предплечье, где вырезанное таким же кинжалом красовалось «грязнокровка». Она не успела понять, когда, в какой момент её рука дрогнула, но так случилось. Уизли зарычал, когда кончик лезвия уперся ему в трахею, но даже тогда он закончил свою мысль. — Также готова сделать все ради своего хозяина.              Смех заполнил собой все пространство сразу после звонкой пощечины, что заставила кожу парня даже в приглушенном свете гореть алым цветом, очертаниями её ладони. Грейнджер приподняла его подбородок лезвием.              — Пусть будет по-твоему, — Драко за спиной дернулся, но девушка только едва выпрямилась. И по каким-то причинам он понял, что сейчас лучше не мешать. Или не рискнул подойти, чтобы не получить свой тонкий порез кончиком изящного оружия. — Я велю вгонять тебе под ногти иголки, сдирать с тебя кожу, пытать тебя вещами похуже Круцио, пока ты не выдашь всю информацию. И мне даже не понадобится, чтобы ты раскрывал рот. Все пожиратели хорошо владеют легиллименцией.              Рон дернулся вперед снова, его плечи заметно напряглись. И теперь была очередь Гермионы расплываться в улыбке. Её садизм пугал, как и её жажда победы. Сейчас она правда была страшна в том гневе из-за смертей, из-за полного отсутствия результата их стараний. Она сделает все, что угодно ради того, чтобы выиграть. Даже если ей понадобится для этого самостоятельно научиться влезать в чужие мысли.              — Ты ведь уже знаком с этими подвалами, Рон, — она повела рукой в сторону, очертила комнату по периметру. Её новый дом, где она когда-то оказалась и сама. — Ты знаешь, что здесь, внизу, не умирают.              Капелька крови скатилась из его разбитой скулы, девушка подхватила её на кончик оружия и подняла в воздух. Вытерла лезвие о его же колено, не переживая, что может порезать тонкую ткань, а за ней и кожу.              — Легко изображать из себя сильную, когда твой противник привязан к стулу, да?              В его голосе сочилась ничем не прикрытая обида, на которую Гермиона состроила наигранно расстроенную эмоцию, надув губы.              — Мммм… да! — садизм. Одно лишь слово. Тонкая улыбочка на её губах. — А легко изображать из себя сильного, когда твой противник — твоя бывшая невеста, которая тебя любила и любит?              Он сжал зубы с такой силой, что ей стало больно. Она легко очертила тонкую вену под его кожей концом лезвия, глазами следя за каждым миллиметром продвижения металла. Гермиона резко убрала кинжал от него, усмехнулась вновь и, развернувшись, исчезла далеко впереди. Там, где вся сила тьмы захватывала не только силуэт, но проникала глубоко под кожу — в самое сердце.              Она не хотела думать, что с ней сделала жизнь за последние недели. Так что нет, она просто шла вперед, проходя мимо двух авроров, что направлялись назад к Рону, слыша шаги Драко за своей спиной, и искренне верила, что поступает верно.              Хотя бы для себя.       

      ***

             — Сегодня жизни сотни людей неожиданно оборвались в результате жестокого террористического акта, — Гермиона старалась быть хладнокровной, держа черный зонтик в своей ладони. Но её голос все равно едва заметно дрожал, когда она говорила, — это были секретари и бизнесмены. Женщины и мужчины. Дети и взрослые. Магглы и волшебники…              Она просто чувствовала, что должна была это сделать. Под ревущим небом, слезы которого капали на плечи. Стоя рядом с Премьер-министром, с Кингсли, с еще несколькими чиновниками. Смотря на десятки людей, пришедших попрощаться даже под ужасным дождем, в холод Английской Зимы.              И пусть это было больно, и вовсе это была не её работа. Гермиона знала, что именно так все должно было быть. Она на небольшой импровизированной трибуне с микрофоном у рта произносит речь, которая не загладит ничьи раны, не заставит умерших снова глубоко вдохнуть и не поможет расставить все на прежние места. Грейнджер думала о том, что, будь она на их месте, от собственных слов бы тошнило. А потому аккуратно подбирала выражения.              Может и правильно, что, когда война закончилась, эти слова остались повисшими в воздухе. Они вспоминали о погибших на вечерах, на вознесении цветов на кладбищах в памятные даты.              «Сколько бы времени ни прошло, мы всегда будем помнить»       Стоять так было слишком невыносимо. Сердце замирало.              — Эти акции массового убийства были призваны напугать наш народ. Посеять хаос. Разрушить то, что мы создали после войны, — голос снова дрогнул, слова застряли где-то в горле. Гермиона набрала в легкие воздуха. Никто не возражал против таких пауз, все видели, что ей тяжело. Драко, лицо которого девушка могла разглядеть позади толпы, впервые смотрел на неё с искренней болью во взгляде. В нем не было жалости или насмешек. Только понимание. Только её собственные чувства, написанные на его лице.              — Но мы никому не позволим так явно разрушать то, что строили сами. Мы сильны. Магическая Англия ответила на эту атаку единством. Силой авроров, которые помогали раненым. Врачей, которые сегодня спасали жизни. И простых граждан, которые шли в больницы добровольцами.              Ветер ударил по груди, заставляя всю девушку съёжиться от холода. Даже в теплом черном пальто её била дрожь. Может, дело было не в погоде?              — Сразу после нападения мы ввели правительственные планы на случай чрезвычайных ситуаций, — ей хотелось бы обернуться, посмотреть на Кингсли, которого Малфой чудом дипломатии вытащил на поверхность из своей норы. Но Грейнджер держалась строго, сильно. Она провела короткое собрание из тех, кто еще каким-либо образом оставался верен государству и не позволял ему окончательно развалиться. Её слова не были ложью. — Наша армия сильна, наши авроры в полной готовности, медики и спасатели до сих пор вытаскивают из-под обломков людей и оказывают им всю необходимую медицинскую помощь.              Что еще сказать, кроме этих мутных официальных заявлений? Как она скорбит, хотя не потеряла никого из близких в тот день? Как ей жаль, хотя эти слова будут только формальностью? Гермиона снова запнулась, чувствуя скапливающиеся в глазах слезы. Она теребила край пиджака под трибуной так, чтобы было не видно, с силой сжимая ткань между пальцев. Ах, если бы это только помогало…              — Мы бросаем все наши силы и все наши ресурсы на то, чтобы предотвратить подобные террористические акты в будущем. И на поиски тех, кто совершил преступление против нашего народа. Для Отдела Магического Правопорядка не будет никакой разницы между террористами и теми, кто их укрывает. Мы… — снова запинка. Кто мы? Она и Драко под рукой. Она и все слизеринцы, которые много лет были такими же убийцами?              — Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы вернуть в нашу страну мир, порядок и навсегда остановить убийства наших людей.              Не было там ни аплодисментов, ни одобрительных криков, только полное молчание, нарушаемое лишь каплями дождя. Волшебники — великие люди. Стараниями авроров на кладбище помимо полутораста белых мраморных крестов с именами, где в будущем после церемоний будут лежать погибшие, появился мемориал памяти погибшим в тот день.              Гермиона и все стоявшие на трибуне тогда подхватили белоснежные лилии. Невинные, настоящие, живые. Они подходили к мемориалу и оставляли цветы там. В этой жуткой тишине. Цветов становилось все больше. Кто-то колдовал венки, кто-то зажигал свечи и оберегал их заклинаниями. Каждый помнил о тех, кого они потеряли, по-своему.              Всю неделю на этом кладбище одна за другой будут идти церемонии. Всю неделю, весь месяц, а потом долгие года Магическая Англия будет помнить, как люди в мантиях золотого цвета ворвались в переулок и убили множество людей бомбами, пожарами, личными дуэлями.              Грейнджер не могла отказать себе в еще одном поступке этим днем. Её ноги подкашивались, усталость оседала на плечах, но все это было не так важно, как все остальное происходящее. Борясь со слезами, что все равно катились по щекам, девушка шагала по идеальным тропинкам кладбища. Там было так пустынно и одиноко.              Места трагедии выбивались особенно сильно тем, какими одинаковыми и жуткими были кресты. В братских могилах лежали жертвы войны, под старыми каменными памятниками покоились те, кто умер слишком давно. Все такие разные. С цветами и без. Заброшенные и совсем новые. Где-то без даты смерти, где-то даже без фамилии. Те, кого давно нет с нами…              Гермиона вспоминала, как шла по кладбищу вместе с Гарри много-много лет назад. И она смотрела на могилу его родителей, думая, что однажды и её родители будут лежать также. И снова. Её «однажды» наступило слишком скоро.              Она остановилась у места, слишком хорошо знакомого. Остановилась и, не заботясь о чистоте подола своего пальто, присела. Её пальцы очертили два прекрасных имени с фамилией Грейнджер.              Родители…              Она улыбнулась, позволяя слезам катиться вниз по щекам.              — Мне вас не хватает…              Мудрых советов мамы под чашку чая с мятой. Отцовских разговоров, пока они копались в гараже или подвале в поисках какой-то конкретной отвертки. Глупых шуток по пути из начальных классов домой, когда он забирал её сумку из рук со словами «натаскаешься в своей жизни еще». Походов за продуктами всей семьей, уговоров купить конкретные шоколадные конфеты. Каждый сентябрь поездок на вокзал и долгих прощаний, которые никогда не становились короче. И Рождество под песни Фрэнка Синатры.              Гермиона всхлипнула, вытянула волшебную палочку из кармана и наколдовала большой венок любимых белоснежных пионов её матери. Не цветы для кладбища, но ей-то было уже давно все равно.              Она так сильно скучала по всему, может не очень беззаботному, но все-таки детству. Когда самой страшной речью был тост на семейном празднике… что бы ей сказали родители сейчас, просто посмотрев на дочь. Они бы гордились или, наоборот, корили бы её за поступки?              Теплая ладонь приземлилась ей на плечо. Грейнджер даже оборачиваться не стала, просто накрыла её своей. Асторию она тоже узнавала по тому, как просто она подходила к ней, как могла стоять рядом и просто слушать, как она дышит. Иногда Гермионе казалось, что они были знакомы всю жизнь, но нашли друг друга только сейчас. Блондинка аккуратно погладил её плечо большим пальцем, и она закрыла глаза, снова всхлипывая.              Уже даже не зная, по кому она правда плачет. По погибшим сегодня, по себе, по родителям, по кому-то другому…              — Пойдем. Не хватало еще простуды нам всем от этой погоды, — спокойствие её тона даже не бесило, Гринграсс была как глоток свежего воздуха в той боли, что застревала в легких все это время. Девушка последний раз посмотрела на могилу родителей, поднялась на ноги и, обняв Асторию за талию одной рукой, поплелась назад к выходу, где их уже ждали остальные.              Гермиона хотела домой, ни с кем больше ничего не обсуждать. Она чувствовала, что на сегодня с неё и правда хватит. Драко, укрывавший плечи Дафны своим пальто, пока ту трясло от холода, бросил на неё и Гринграсс короткий взгляд. Кивнул, и они правда собирались пойти к точке аппарации, когда Грейнджер окликнул один из мужчин в черном.              Он в несколько быстрых шагов сократил расстояние между ними и протянул девушке букет из четырех белоснежных тюльпанов. Вроде цвет цветов был тот же, но они так явно выбивались из общей картины лилий, возложенных к памятнику в этот день. Такая аккуратная и очень ненавязчивая, но все-таки деталь, за которую цеплялся глаз.              — Меня попросили передать это вам, Мисс Грейнджер, — брови Гермионы приподнялись в вопросе, на который незнакомец не мог дать ответ. — Девушка в черном плаще сказала, вы поймете от кого.              Букет оказался в её ладонях, перевязанный черной лентой. Мужчина исчез в толпе, оставляя всю компанию в легком непонимании. Или не легком…              — Записка, — Пэнси прищурилась и одним подбородком указала на букет. Тео, заметив, вытащил из пространства меж стеблей тонкую полоску бумаги, протянул девушке рядом. Гермиона перевернула её и тут же затаила дыхание.              «Вы не одни»              Три слова.       Целый мир в дрожащих ладонях.              Она подняла глаза на Драко, передала ему крошечный кусочек.              Он пошел по рукам, заставляя каждого, у кого побывала записка, непонимающе поднять глаза к Гермионе и букету. Она оглянулась, ни одной девушки в черном плаще, никого, кто мог бы передать такое послание. Но они не одни.              В душе крошечным огоньком снова загорелась надежда на то, что еще не все потеряно.       

***

      Он подхватил со спинки кресла висящий там плед уютного коричневого цвета. Драко не был уверен, откуда у него такой. Смысл в том, что он был ему сейчас нужен. Пройдя дальше, поближе к камину и остановившись у дивана, он раскрыл плед своими ладонями и осторожно разместил на плечах спавшей там девушки.              Его ладони осторожно очертили её плечи, отчего она едва заметно вздрогнула и недовольно выдохнула — маленькие ворсинки щекотали кончик её носа. Губы Малфоя дрогнули в легкой улыбке. Он поправил край тонкого одеяла, касаясь пальцем её теплой щеки.              Спустя секунду обошел диван и с тихим вздохом приземлился на пол. В своем идеальном черном костюме, так и не переодевшись после похорон, на ковер, чуть пододвинув журнальный столик из стекла. Он подтянул к себе колено, расслабил легким движением галстук и замер.              Теплое дыхание грело его затылок. Мурашки, которые бегали по его шее с каждым разом, как она выдыхала, его совсем не волновали. Он смотрел на языки пламени, слушая, как она сопит. И это вызывало в нем чувство чего-то совершенно родного, какого-то мнимого спокойствия.              Драко бросил на клубочек, свернувшийся на его диване, короткий взгляд, отвернулся и раскрыл книгу, пускаясь в короткое путешествие к совершенно ненужной ему информации.              Просто чтобы быть там.       Пока она спала.       А он снова охранял её сон.       

***

      Когда Гермиона в следующий раз открыла глаза, её разум, кажется, разрывался на миллионы, миллиарды маленьких кусочков. Голова болела и норовила треснуть прямо посередине черепной коробки. Девушка приподнялась на руках, несколько раз моргнула, стараясь сбить легкий туман перед глазами, но все равно упала спиной назад на диван.              Все плыло, она могла видеть разве что мутные силуэты предметов. Поэтому сдавшись, еще несколько минут Грейнджер пролежала под теплым пледом, не желая даже близко подбираться к реальности и вникать назад во все проблемы.              Она совсем не помнила, как закончился вчерашний вечер. Кажется, они аппарировали назад в мэнор, а потом Гермиона разместилась у камина, зачитываясь отчетами о финансах и проделанной аврорами работе. Казалось, в такой ситуации это было даже глупостью, не то что формальностью. Цифры, числа, имена, события… все перемешалось.              В конце концов девушка заставила себя встать, вокруг не было ни души. Была глубокая ночь, дом практически замер, снова слышалось лишь тихое дыхание ветра в щелях стен.              Она зевнула, запустила руку в спутанные волосы и еще на секунду застыла, думая, что делать. В конце концов, холодный душ и чистая одежда привели её в чувство, заставили проанализировать планы на день. Гермиона решила сегодня посвятить хотя бы несколько часов поискам защитного заклинания на прием Торна. Ей нужно было средство против него, что-то иное кроме банального шпионажа.              Она позволила кудрявым прядям высохнуть самим впервые за долгое время без укладки, так что в простой футболке и джинсах, с мокрыми волосами, все еще пахнущая тонким шлейфом роз, девушка выскользнула из ванной и спустилась вниз на кухню за чашкой кофе. Она была благодарна, что в таком огромном поместье, где заглушающие заклинания были на каждом шагу, никого нельзя было потревожить, находясь на кухне.              Услугами эльфов Грейнджер тоже не пользовалась по понятным причинам. А уж тем более не ночью. Еще играясь с мокрыми завитками, Гермиона зашла в кухню и тут же замерла. У плиты, заваривая кофе, стоял Драко и зачитывался какой-то книгой, название которой она не могла разглядеть.              Он поднес кружку с горячим напитком к губам, игнорируя появление девушки, сделал глоток и только тогда его взгляд зацепился за еще одного человека в помещении.              — Грейнджер, — холодное приветствие, как и всегда. Она свела брови на переносице, непонимающе прищуриваясь. Почему бы ему не спать и читать книги в такое время, да еще и во вчерашнем костюме, правда, уже без строгого черного галстука.              — Малфой, — вопросы остались без ответов, приветствие было идентичным, с коротким кивком головы. Она поймала его продолжительный взгляд на её кудрявых волосах. Да, редко она ходила именно так, позволяя абсолютно каждой кудряшке существовать самой по себе. Со времен школы Гермиона научилась их укладывать, но увы, укротить пышную гриву так и не вышло, так что без зелий и магии волосы были разве что не таким вороньим гнездом.              Драко приподнял заварник, где плескался свежий кофе и молча предложил, на что девушка также просто согласилась и одернула футболку вниз, уже ненавидя то, что надела её на голое тело. Но её фигура, кажется, интересовала парня в последнюю очередь. Он подхватил кружку из шкафа, налил в неё кофе и протянул Гермионе, а заодно и отложил книгу в сторону.              — Рон сказал что-нибудь? — она первая решилась нарушить молчание после первого глотка ароматного кофе.              — Ничего того, что не сказала ранее Уизлетта, — нотки разочарования проскользнули в его ответе. Непонятно было только, его расстраивал факт отсутствия новой информации или что Джинни говорила правду. Гермиона не ожидала, что он продолжит, так что отвлеклась, залезла в холодильник и вытащила оттуда небольшое пирожное с кремом.              — А насчет приема?              Он мотнул головой и оперся о столешницу обеими руками.              — Он подтвердил, что это ловушка. Но сказал, что так или иначе, она сработает. Даже если мы не придем.              Девушка отодвинула стул у небольшого стола и села, закинув ногу на ногу. Она откусила профитроль и задумалась едва ли на дольше секунды.              — А какая конкретная ловушка?              — Этот придурок умнее, чем я думал, — Драко сорвался на тихий рык, отпивая еще немного кофе. — Уизли сказал, что такие планы Торн доверяет разве что своей жене. Она и под Империо не сломается.              — Мы не пробовали… — справедливо заметила Гермиона, но под резким взглядом Малфоя, только закатила глаза и не продолжила мысль.              Они оба замолчали, прокручивая в голове каждый собственные мысли. Ей хотелось думать, что он размышляет над войной также, как и она. Что продумывает варианты, которых не было. После очередного глотка кофе девушка рискнула поделиться тем, что было у неё на душе.              — Знаешь, чего я не понимаю? — он отвлекся от копания в себе и легко приподнял брови, повернув голову в её сторону. Ему не то, чтобы было все равно. Гермиона научилась отличать его безразличие от усталости. Последнее сквозило из всего его тела, виднелось в морщинках возле глаз, синяках под глазами. Почему он все еще стоял там и пил с ней кофе, хотя давно должен был спать?              — Почему Торн напал на переулок? Ведь мирные граждане — его прямая аудитория, его союзники. Они не маскировались под пожирателей, они были в собственной форме, при всем параде. Разве это не просчет с его стороны?              — Ты забываешь то, что я говорил тебе и в прошлый раз, — и снова ноль раздражения в его голосе. Драко оставил пустую кружку в раковине, спокойно прошел мимо, достал из холодильника графин апельсинового сока и поставил его на стол. — Небольшой экскурс в историю. Чем брал Гриндевальд?              Гермиона непонимающе пару раз моргнула.              — В каком смысле?              — В самом прямом из существующих, — он поднял голову к ней, приподняв кувшин в её сторону, а когда получил отрицательный ответ, налил сока и поднес к губам. — Что было его преимуществом, что он был лидером у сотен, если не тысяч, людей?              — Умение манипулировать и убеждать. Он давал людям веру в то, что магглы — низшая часть общества, и должны они существовать только в качестве обслуги, — едва нахмурившись проговорила девушка, чувствуя себя как на уроке истории.              Драко отсалютовал в её сторону стаканом.              — Именно. Он брал уверенностью, был сильным лидером, который умело распоряжался своими ресурсами, — кувшин с соком оказался в холодильнике, пока Грейнджер совершенно не понимала, к чему он ведет. Почему бы просто не сказать. — Чем брал Волан-де-морт?              — Страхом, — не думая ответила она и снова получила одобрительный кивок.              — А теперь сложи все вместе, и ты получишь…              — Торна! — внезапная догадка была озвучена быстро, Гермиона поставила кружку на стол.              — Торн совмещает оба способа. Он мастерски манипулирует тем, кем считает нужным. И при этом запугивает остальных. Лорда боялись, но следовали за его идеями. Торна будут бояться и идти за ним. Нападением в переулке он просто показал, как будет со всеми, кто его не поддержит.              — А переулок выбрали, потому что это одно из самых значимых мест? — рискнула предположить она. Драко чуть сморщился, немного качая головой.              — Ты близка, но не совсем. Переулок и все его магазины всегда, даже во времена Лорда, был аполитичен. Это было пристанищем тех, кто не склонялся ни к одной стороне. Торн ясно дал понять, что нейтральной стороны в этот раз не будет.              — Те, кто не с нами… против нас, — припомнила слова Джеймса сама Гермиона, она все еще была в легкой задумчивости, от того и тянула заусенец на указательном пальце вниз ногтем большого. Малфой снова кивнул.              — Так что нападение вполне понятно. Мне непонятно, какие планы можно осуществить с нами в одинаковой степени, пойдем мы на прием или нет.              Он тоже нахмурился, снова опираясь на столешницу. Грейнджер подняла к нему голову.              — Напасть на кого-то, кто не мы. Кто к нам совсем не привязан. Скажем…              — Спасенных и эвакуированных нами, — закончил начатую ею мысль Драко и улыбнулся.              — Ты гений, Грейнджер.              По её щекам разлился мягкий красноватый оттенок, когда девушка улыбнулась. — Не я одна вообще-то.              Похвала от него была чем-то очень непривычным, даже чуть странным. Драко допил свой сок, поставил посуду в раковину и, кивнув ей напоследок, исчез из поля зрения. Честно, где-то в глубине души она надеялась, что он пошел спать. Но что-то подсказывало, что все было совсем не так.       

      ***

             — Может, вот это? — Кэтрин придвинула книгу девушке напротив и ткнула пальцем в заклинание. Слово чуть стерлось, одна буква практически выпала, но смысл все еще был различим. Гермиона поправила прядь волос у лица и отвлеклась от чтения очередного свитка. Её глаза быстро пробежались по заклинанию, по краткому описанию, а потом она тяжело вздохнула и коротко мотнула головой.              — Требует слишком много сил, а защищает только одного, — она отодвинула от себя очередной пергамент и приступила к следующему. Все перед глазами расплывалось, и Грейнджер всерьез задумалась, не пора ли ей сделать очки. — Нам там понадобится сосредоточенность, не только защита.              Кэтрин нахмурилась, потерла кончиками пальцев скулу.              — А если просто ограничить использование магии на территории?              — На это нужен ордер. А для ордера веские причины, как… — она чуть повела рукой в сторону, проводя в воздухе невидимую волну. — место преступления, политического события, перевозки кого-то из маггловского правительства. Создать такие условия не в моих силах. И я сомневаюсь, что Торн рискнет приглашением кого-то из магглов.              — А в чьих? — иногда она напоминала Гермионе свою маленькую дочь, что цеплялась и докапывалась до сути. Качество, которое одновременно выводило из себя и восхищало. Катерина не позволяла себе все бросить, не позволяла оставить дело на половине. Или она заканчивала с нужным ей результатом, или не бралась вообще.              — Боюсь, что в нынешней ситуации, ни в чьих, — девушка поджала губы и увела взгляд куда-то вниз. — Не забывай, если Кингсли не против нас, они не за. Бездействие и поддержка — не одно и тоже.              В конце концов помощница согласно кивнула и перелистнула страницу, сканируя её глазами. Тихий вздох обозначил окончание короткой беседы, так что они продолжили искать решение проблемы. Грейнджер надеялась откопать что-то, что могло бы их защитить в случае непредвиденных ситуаций. Конечно, она уже работала над оберегами с рунной защитой, она уже думала о том, как прятать палочки и оружие в наряды, но магию нельзя было оставлять позади.              Дверь позади скрипнула, и она обернулась почти сразу, видя в проеме Тео. Его кудрявые волосы чуть растрепались, на нем были белая рубашка и брюки, но рукава закатаны, а верхние пуговицы расстегнуты. Каблуки его черных туфель отбивали паркет. Гермиона чуть прищурилась, пытаясь разгадать его намерения.              — Есть успехи? — он наклонился и посмотрел из-за плеча Кэтрин на фолиант, но получив её отрицательной ответ, сразу же выпрямился. Нотт выглядел и очень официально, и слишком расслаблено. Все походило на спектакль, сюжет которого она пока не разгадала. — Справишься без Грейнджер?              — Да, конечно. Я сообщу, если что найду, — помощница улыбнулась, а Гермиона не успела и возразить, как Тео развернулся и пошел к выходу из библиотеки. Она прошла следом за ним, испуганно моргая пару раз. Обернулась на Кэтрин в надежде, что та хоть что-то понимает, но она лишь пожала плечами и вернулась к работе.              — Куда идем? — попробовала спросить девушка, хотя и так знала, что не получит ответ на свой вопрос. Нотт молчал, пока они шли по коридорам. Молчал, когда они спускались по лестнице вниз в зал, в котором она ранее не бывала. И заговорил только когда заставил хлопком в ладоши загореться свечи под потолком.              — Мы идем на Маскарад. А ты паршиво танцуешь, — его губы изогнулись в ухмылке, ведь он не пытался её обидеть. Все в комнате явно было готово заранее, граммофон на подставке, его одежда, только сама девушка стояла в джинсах и белой футболке.              Гермиона обиженно надула губы.              — Неправда, — она вспомнила, когда последний раз кружилась в вальсе. Весь её опыт был еще со времен уроков на четвертом курсе, когда бы у неё было время учиться вальсировать. Так что отчасти Нотт был прав. Но это совершенно не означало, что она с ним согласится.              — Правда, и ты это знаешь. Но сначала мы кое-что сделаем, — и тогда он просто встал и вытянул вперед руку. Она опустила на ладонь взгляд и приподняла бровь, Тео спокойно ответил — Тебе нужно привыкнуть к чужим прикосновениям.              — Но ты ведь уже…              — Держал тебя на руках, когда вытаскивал из переулка, — он кивнул, — но это не одно и тоже. Мы говорим о длительных и чужих прикосновениях, Гермиона.              Нотт был нежен, аккуратен в своих выражениях и тоне голоса. Но тогда это не помогало.              По спине пробежали мурашки. До сих пор она об этом не задумывалась. Это ведь бал, где ей наверняка придется танцевать не только с теми, кого она знает и кому доверяет. Прикосновения Драко вызывали у неё меньше паники, а ему она верила. А что будет с незнакомцами.              Все до последней мысли отразились на лице, и она почти сразу побледнела. Нотт на это слегка наклонил голову вперед, в его движении читалось «о чем я и говорю».              Тео Гермиона верила. Она знала, что он за человек. Знала, что он никогда не пытался ей навредить.              Он не обидит.       Он не предаст.       Он не сделает больно.              Она прикрыла глаза и приподняла собственную руку, но пока что не отвечая на приглашение. Глубокий вдох, тяжелый выдох. Те же убеждения в голове.              Он не насильник, не убийца.       Тео можно доверять.       Он спасал несколько раз.              Гермиона занесла кисть над раскрытой ладонью, открывая глаза. Кончики её пальцев коснулись теплой кожи, по руке вверх побежал слабый разряд тока, так что она чуть дернулась.              — Не торопись. Времени у нас достаточно, — мягко заверил её парень напротив, он чуть улыбнулся уголком губ.              Смогу смогу смогу смогу              Она одно за другим переживает покушения на жизнь от близких людей, от тех, кому верила. Терпит предательства, подозревает семью, встает на сторону врагов. Она переживает изнасилование, что такого в простом прикосновении?              Он не собирается вредить.              Один прыжок в ледяную воду, дальше должно быть проще.              Гермиона на выдохе осторожно вкладывает свою ладонь в его. И секунды тратит на то, чтобы успокоить поднимающуюся панику. Это просто Тео. Её друг. Её союзник.              Его ладонь теплая и мягкая, непохожая на руку убийцы. Эта мысль почему-то помогает. Иногда казалось, что они так много держат палочку в руках, что должны остаться мозоли. Но она их не чувствует. Только его тепло. И смотрит на то, как их руки сплетаются вместе.              Он гладит тыльную сторону её ладони большим пальцем, и это поднимает волну теплоты и нежности внутри. Доверие. Вот, что она чувствует. Полную безопасность, знание, что её никто не обидит в этой комнате. Не рядом с ним.              Наверное, да, ей все еще было больно. И все также странно, потому что от того, что перед ней стоял парень и она могла держать его за руку, мир не изменился. Не рухнул потолок, за спиной не выросли крылья, из груди не уполз куда подальше тот дьявол, что сдавливал легкие.              Но было чуть легче. В каплю её моря боли добавили розового красителя, поэтому теперь оно было немного менее черным.              И Гермиона позволила себе улыбнуться и кивнуть. Да, пусть у этого будет продолжение. Если с кем и пробовать — то с ним.              Тео вытащил палочку из кармана брюк и провел ею по воздуху возле ноги. Волшебство создавало слой за слоем тонкие ткани желтого цвета, в конце концов одевая девушку в прекрасное легкое платье, которое не сковывало бы движения, но все равно было не удобными джинсами.              Она дала ему право показывать движения, держать за талию, аккуратно вести за лопатки. Нет, получалось поистине отвратительно, потому что все навыки танца потерялись, но зато им было весело.              Нотт пытался вести её в танце, но в конце концов все сводилось к шуткам и возвращению к началу. Это был не танец двух людей, что умели перемещаться по комнате так, будто плывут. Это был танец двух душ, что медленно переплетались вместе и образовывали что-то гораздо прочнее симпатии или любви. Глубже, сильнее, важнее.              Пэнси грустно усмехнулась, глядя на все это с высоты небольшого балкона наверху. Драко повернул голову в её сторону, и его брови приподнялись. Девушка стояла, наблюдая, как желтая ткань мелькает по комнате, пока Тео приподнимает Гермиону и кружит её. Она смеялась. Так искренне, сильно. Что-то внутри трескалось от этого звука.              Малфой не мог точно сказать, что это было за ощущение. Но её смех был чем-то заразительным, прекрасным. Он хотел бы подарить ей в ноги весь мир, чтобы она смеялась так хоть иногда, чтобы видеть её улыбку, знать, что на какие-то крошечные мгновения она далека от реальности и просто танцует.              — Из всех людей на земле… — Паркинсон беззвучно рассмеялась и опустила голову, черные пряди прикрыли её лицо, пряча за собой и её эмоции. — Скажи мне кто об этом год назад, я бы покрутила у виска.              — Как и мы все, полагаю, — Драко ответил сухо, он не знал, что еще можно сказать. Он не знал, что все так обернется. Даже не думал, когда прижимал Грейнджер к стене, душил её, угрожал Делакур. Не думал, что она будет что-то для него значить. Не думал, что весь его мир будет рассыпаться на кусочки, а она неожиданно останется в числе тех, кто будет не позволять рассыпаться ему.              — Старик знал, — конечно. Из груди вырвался смешок. Пэнси снова сжала пальцы в кулаки, черные ногти оставляли полумесяцы на её ладонях. — Еще с той ночи в башне. Он сказал, что все изменится даже после победы.              — Я знал, что все изменится, — Малфой сузил глаза. — Знал, что однажды все рухнет, а Кингсли не устоит. Знал, что рано или поздно поднимется мятеж. Но я никогда не думал, что здесь будет она.              — Черт подери, Грейнджер! Ты ужасна! — Нотт согнулся пополам, переводя дыхание. А Драко сделал акцент на ней. Ему не нужно было называть её имени. Они оба знали, о ком речь. Тео там внизу снова попробовал научить девушку базовым шагам, но она отказывалась воспринимать все серьезно. Драко усмехнулся вновь.              — Она нас всех удивила. Всегда думала, что останусь последней, кто дал тебе обет о верности, — Пэнси развернулась спиной к зале и облокотилась на перила.              — Забавно, что ты его нарушила, да? — он сунул руки в карманы брюк. От девушки послышалось недовольное фырканье.              — Вообще-то я все еще верна тебе. Я ведь здесь.              — К чему вранье? Мы оба знаем, что ради Нотта.              Она также нахмурилась, прищурилась, подалась вперед. Его слова, сказанные так спокойно и холодно, как что-то само собой разумеющееся, обидели её. То, как Паркинсон надула нижнюю губу, как дернулись её пальцы, как изменилось дыхание. Драко знал её так давно, что выучил эти привычки наизусть, замечал сейчас даже боковым зрением.              — После всего, что было… ты все еще не веришь в то, что тебя может кто-то любить, — утверждение, не вопрос. Малфой отвлекся от созерцания сцены внизу, под аккомпанемент смеха Гермионы посмотрел на подругу. Не обронил ни слова, не знал, что сказать.              — Наш дом переполнен аврорами. Грейнджер внизу готовится к Маскараду. Астория из кожи вон лезла, чтобы заслужить твое доверие, хотя это ты, кто должен был её умолять о прощении, — она ткнула ему в грудь пальцем, вызывая секундный порыв гнева.              — Ты бросил их в тюрьме, вытащив остальных, — еще одно такое же движение. Малфой резко перехватил её ладонь. Пэнси выдернула руку, удержалась, чтобы не замахнуться. Она почти кричала, но не хотела, чтобы внизу их заметили. Глаза горели, Драко почувствовал сожаление о своих словах.              — Мы все здесь не просто так. Хотели бы спасти только свою шкуру — давно поступили бы по-слизерински. Разбежались бы на разные концы страны. Она дала тебе ебаный обет. А ты все еще слишком глуп, чтобы понять.              Пэнси толкнула его в грудь обеими руками.              — Ты. Блять. Нужен.              Слова отпечатались в голове. Она никогда не говорила ему подобного, не заставляла верить в свою значимость. Никто никогда не доказывал ему, что чего-то стоит, что кто-то его ценит. Все, чем занималось его окружение — уничтожением личности и напоминанием, что он ничего не стоит.              — Не потому, что у тебя много денег. Не потому, что ты хороший аврор. Не потому, что ты прекрасный дипломат, — на каждое предложение по короткому слабому удару в грудь. — А потому что ты просто дышишь, мать твою. И ей ты нравишься не потому, что ты ценный союзник.              Драко резко выдохнул, Пэнси отошла на шаг и прошлась ладонями по шее. К черту, она закрыла глаза и сглотнула, возможно, слезы. Он сожалел, но его недоверие было сильнее. Даже в близких он видел желание его использовать, сделать слабым, уязвимым. Любовь — средство до тебя добраться. Проще не любить. Лучше не любить.              Люциус и Нарцисса явно это доказали в его жизни.              Он не мог стоять и смотреть, как близкий ему человек не может больше сказать и слова. Он не мог извиниться, изменить свое мнение. Так что он сделал то, что умел лучше всего в его жизни.              Сбежал.              Драко дернул вниз пиджак, будто он и так не был идеально выглажен, развернулся и сбежал вниз по лестнице. Гермиона повернула к нему голову сразу, как заметила боковым зрением. Образец элегантности и хладнокровия — вот, как она бы его назвала. Он даже сбегал аккуратно, выпрямив спину. В такие моменты она остро чувствовала разница между своими манерами и его.              Драко был аристократом, наследником огромного состояния, лордом со своими землями и людьми. А она была… просто Гермионой. И иногда это ощущалось так явно и так сильно било по осознанию, что у нее покалывало подушечки пальцев.              Война должна была стереть эти границы. Но никакая война не сделает всех равными. Жаль, что это было так.              Он не спрашивал, такой холодный, далекий… он перехватил ладонь, лежавшую у Тео на плече, притянул её к себе. Не было в нем тех же движений, как у Нотта. Малфой не заботился, были ли его прикосновения комфортными, хотела ли она танцевать. Он просто её украл. Украл и втянул в свой мир внезапно сильно, так, что закружилась голова.              Ткань под кончиками его пальцев тяжелела, а Драко даже волшебную палочку не достал. Гермиона опустила взгляд на свое платье. Оно темнело, становилось оттенка ночного неба прямо перед тем, как оно станет совсем черным. На груди узоры из синих ниток, какие-то цветы и длинная юбка до пола.              Он даже не опустил взгляд ниже её глаз.              — Всегда хотел видеть тебя в синем, — его голос хрипел, у неё перехватило дыхание. Гермиона приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но новый аккорд в мелодии вальса заставил его сдвинуться с места.              К черту.              Она не умела танцевать, никогда не думала, что ей это пригодится. Но с ним…              С ним мир исчезал из-под ног, сменяясь облаками. Его рука покоилась не на талии, чуть выше, на лопатках. И он просто уставился в её глаза, теряясь, утопая в них, чтобы этот изумительный оттенок карих глаз затянул его и заполнил легкие.              Гермионе было жаль тратить секунды даже на то, чтобы моргать.              Он вел и не давал ей возможности споткнуться. Он держал её ладонь и никогда не позволил бы ей упасть. Только по своему курсу, молча убеждая, что так правильно. Она не сомневалась. Она просто шла следом.              Холодная ткань платья била по ногам, ей было плевать. Она не уверена, что когда-либо было поглощена человеком настолько, чтобы даже не задумываться о шагах. Гермиона действовала где-то на инстинктах, отключив логику. В голове словно пустота. Только он, его взгляд.              Она устала думать. Она хотела просто жить. Даже если хоть секунду.              Драко подхватил её обеими руками за талию, а она устроила свои руки на его плечах. То, как он бережно поднимал её в воздух, как опускал… их лица были в сантиметрах. Мерлин. Гермиона была героиней сказки, а не реальности. Он обращался с ней как со стеклянной, и это льстило. Это было приятно. Значит для кого-то что-то так сильно, чтобы он даже прикасался к тебе с особой осторожностью.              Драко так делал.              Он заботился о ней.       Да, врал. Постоянно, стирая воспоминания. Делал больно физически, морально, неважно. Он угрожал ей, шантажировал, вынудил дать клятву, втянул её в то, где она не хотела бы быть совсем.              Но не был равнодушен.              Гермиона хотела бы вспомнить тот разговор.              Но сейчас она просто танцевала, чувствуя тепло его дыхания на своей щеке. И тогда остальное утратило всякое значение.              Она подалась вперед, падая головой на его плечо, уткнулась в шею носом, втягивая аромат. И Драко сильнее обнял её за талию.              Он.       Был только он.