***
Звук удара неприятно отталкивается от стен, так, что Гермиона морщится. Он приходится на скулу, едва зажившую после последнего визита, так, что парень на стуле скулит в собственное плечо и дергается навстречу обидчику. Грейнджер перекатывает монетку между пальцев и поднимает глаза к единственному источнику света. — Время, Рон. Я не так много прошу. Он рычит ей навстречу, сидящую в тени на таком же неудобном и жестком стуле для пыток. — Я уже сказал, что не знаю! — И мы уже выяснили, что ты врешь, — она снова перекатывает кусочек металла между пальцев, он холодит кожу, и это как ожог для её горячих ладоней. — Четыре цифры. Два числа. Он молчит гордо, скрывая информацию за своими тяжелыми стенами с кучей других данных. Гермиона проводит рукой по воздуху и снова опускает голову чуть ниже, наблюдая за монетой меж пальцев. Новый звук удара, теперь его скулеж сменяется на шипение. Ей неприятно это делать, она чувствует, как внутри все горит от осознания, что её некогда любимый человек мучается прямо перед ней и по её приказу. Но все равно отвлекает себя, занимая мысли теми людьми, что умрут сегодня. Теми детьми, женщинами и стариками, которые не вошли в её список смерти. — Гермиона! — они разносят ему челюсть, а она удивляется, откуда в её аврорах столько ненависти к бывшему начальству. Рон кричит, она почти слышит, как слезы катятся вниз по его щекам и ударяются о камень. Думает о том, что с окклюменцией она справляется и самостоятельно. Кулак одного из её подчиненных приходится ему куда-то в грудь, и Уизли давится кровью. Она думает о том, что кто-то также будет лежать в той деревне в Шотландии и давится ей, потому что он не может сказать ей время. Эта картинка такая яркая, реальная и болезненная, что следующую попытку болезненно прорваться сквозь его мысли от аврора она не останавливает. Гермиона смотрит, как в её ногах умирает какая-нибудь женщина, она истекает кровью, потому что пыталась сопротивляться. Вспоминает голубую ленту с пятнами в своих волосах сегодня, когда её волосы завязаны в высокий хвост на затылке. — ГЕРМИОНА! — его крик истошный, болезненный, он что-то пробуждает в ней. Но не жалость. Она снова поднимает к нему свою голову, сталкивается глазами с тем, что еще осталось от его лица. — Ты готов сказать мне время? — её бровь приподнимается, голос холоднее, чем это подземелье. Внутри просыпается ненависть к самой себе за такое поведение. — Я… — он кашляет, снова сплевывает кровь на пол, она знает почему. Он здесь уже не меньше десяти дней, его легкие полны влажности от стен, плесень почти разрастается по его венам, а ледяной ветер только добивает общее состояние наравне с пытками. Рон опускает голову вниз, его руки все еще завязаны. Стыд — вот, что он чувствует. — Я готов сказать время. Она не радуется, хотя бы потому что ей пришлось пытать своего лучшего друга ради этой информации. И Гермиона понимает, что ей придется её проверить, а Драко провести еще один сеанс копания в его голове. Но это приносит легкую нотку облегчения. Она прекращает вертеть монету и поднимается со стула. Бедра неприятно ноют, потому что необработанное дерево впивалось в них слишком долго. Аврор дергает Рона за волосы назад под аккомпанемент его шипения. Грейнджер смотрит ему в глаза долго, чтобы понять хотя бы на уровне своей интуиции. — Иди к черту! — он выплевывает ей это в лицо, и губы растягиваются в ухмылке, хищном недобром оскале. Она замахивается и оставляет на его лице легкую пощечину, но монета в её руке рассекает тонкую кожу на щеке и носу. А дальше только смех. Его. Жуткий, пробирающийся под кожу. — Вот какая ты теперь. Вот, — еще один плевок прямо рядом с её черными замшевыми ботинками, — что они с тобой сделали. — Я всегда была такой, — Гермиона чертит линию его челюсти большим пальцем, смотрит за своим движением, а внутри что-то громко трескается и ломается. Возможно, это человечность. — Я пытала Пожирателей также. Ты просто этого не знал. — Я бы не допустил этого, — он пытается вырваться из хватки, но она сжимает его лицо и держит. — Я хочу время нападения на деревню в Шотландии, Рональд. — А я хочу, чтобы ты была на моей стороне, — Уизли приподнимает бровь. — И что дальше? Ей противно к нему даже прикасаться, но больше противно от самой себя, потому что её пальцы теперь запачканы в его крови. Хочется отмыться, снять с себя эту маску холода, когда внутри все разрывается. Она не позволяет себе сказать больше ни слова, потому что знает, что так тешит его самолюбие, её реакция ему важнее, а изоляция психологически его ломает. Не стоило позволять Гермионе пытать его, она знает на что давить. И когда она в очередной раз разворачивается, стучит каблуками под звуки его разочарования и попыток докричаться до него, она знает. Еще немного и он сломается. Вопрос только в том, а правда ли она этого хочет?***
Яркий свет был чем-то непривычным после пары часов, проведенных в подвале, так что Гермиона зажмурилась, привыкая к светлому помещению. Светлее чем обычно, она бы сказала. Свет им не помешал. Авроры постепенно готовились к заданию: проверяли сумки, лекарства, одежду на случай, если это понадобится. Кэтрин инструктировала других авроров и собирала все вещи для поместья, в котором эвакуированные разместятся. Как не печально, но мэнор уже трещал по швам, у них не было столько пространства. У них. Гермиона усмехнулась, оглядываясь. Драко оказался рядом стремительно, вытаскивая из нагрудного кармана пиджака белый платок и отдавая ей. — Есть что-нибудь? Она стерла алую кровь со своих пальцев, не поднимая головы. — Нем как рыба. — Это даже вызывает во мне каплю уважения, — она фыркнула в ответ на его слова, — я думал, он сломается быстрее. Грейнджер подняла к нему взгляд, недовольно очерчивая его профиль. — Хорошо же ты знаешь своих врагов. Драко только закатил глаза, забрал из её ладоней белоснежный платок и отдал эльфу. После чего кивнул на коробку на краю её большого рабочего стола. Что-то смутно знакомое, но недостаточно, чтобы в памяти вспыхнул конкретный момент. Гермиона подошла и обернулась на Малфоя. — Что это? — Твой подарок на День Святого Валентина, — коротко объявил он и засунул руки в карманы брюк. 14 февраля. День всех влюбленных. Кажется, её глаза были похожи на два огромных блюдца. Хотя бы потому что она много лет не отмечала этот праздник, но всегда помнила о нём. А в этом году два месяца проскользнули мимо неё, и понимание, что у неё нет пары, было последним из переживаний. А второе… подарок? Так по-обычному, будто он каждой девушке на улице дарил что-то на День Всех Влюбленных. Это знак? Добрый жест? Или насмешка, что её бывший жених в подвале? Драко снова закатил глаза, но промолчал. Гермиона почти прочитала в этом «перестань думать и открой, черт подери». Она развернулась и осмотрела приличного размера коробку серого цвета, перевязанную черной атласной лентой. Аккуратно потянула за один край, развязывая бант, а потом открыла крышку. Конечно. Грейнджер осмотрела прекрасную черную маску, сделанную под кружево, что лежала сверху. Отложила её в сторону и аккуратно очертила края тонкой ткани пальцами, подхватила под лямки и подняла платье вверх, рассматривая всю красоту изделия. На тонкой прозрачной сетке расположилось черное кружево цветов, аккуратно переходящее в длинную юбку до самого пола. Девушка пробежалась пальцами по вышивке, чувствуя каждую ниточку, замечая черные бусины на центрах бутонов. Его способ порадовать её. На его лице не было даже улыбки, когда она развернулась, чтобы посмотреть. Он умел улыбаться очень по-особенному, отблеском глаз, чтобы только знающий его человек мог определить эту радость или спокойствие. Она знала, что он рад. Что подарок был сделан может и к приближающемуся балу, но все равно не был простым жестом с его стороны. Это было чем-то особенным. Гермиона уже собиралась положить платье на место, когда заметила еще одну бархатную коробку на дне. И, открыв её, удивленно вздохнула. Она могла ждать комплекта сережек, кулон или даже заколку в волосы. Но то, что увидела, было действительно неожиданностью. И Грейнджер почти чувствовала усмешку Драко спиной. Он подошел к ней медленно, растягивая собственное удовольствие, пока она подхватывала оружие в своей ладони. Его дыхание коснулось её уха, дрожь расползлась по телу. В руках лежал прекрасный кинжал, идеально ровный, простой. Гермиона под строгим взглядом парня за спиной вытащила лезвие из чехла и провела пальцами по нему. Даже так она могла ощутить, насколько он острый. — На случай, если магия бессильна, — он выдохнул и мурашки снова поползли вниз прямо от плеча, заставляя её на мгновение задержать дыхание. — Мне нравится, — Грейнджер снова шептала, но знала, что Малфой за ней прекрасно все слышит. Она не могла оторвать взгляда от того, как мелькают пятна света в лезвии, как красиво оно, идеально, без единого изъяна, переливается в свете свечей. — Надеюсь, он тебе не пригодится. Гермиона перевела взгляд на коробку, где лежала еще пара кожаных ремешков для крепления кинжала на бедре, аккуратно вложила оружие назад в чехол и устроила в коробке, из которой изначально и взяла. — Мы же оба знаем… Она аккуратно развернулась, будучи зажатой между телом Драко и столом, подняла к нему голову и осеклась. Слова о том, что они оба знают, в каком мире живут, уничтожат всё. Абсолютно. Им обоим не нужно напоминание. Как быстро все вокруг них превратилось в эту простую радость от возможности иногда замолчать в нужную секунду. Гермиона подалась вперед, проскальзывая одной рукой по телу Малфоя вверх, до его плеча. Она притянула его к себе, и на мгновение они оба решили, что она его поцелует. Что-то внутри отчаянно этого хотело. Быть здесь, с ним, рядом, чувствовать тепло его дыхания, вдыхать его аромат… но вместо этого она привстала на носочки и оставила нежный, долгий поцелуй на его щеке, слегка покрытой щетиной. Потому что тот же голос также нагло кричал ей о доверии, о воспоминаниях и о безопасности. Пока что это все, что она могла ему дать. Но судя по тому, как Драко обвил её талию и уткнулся носом в кудрявые волосы, ему этого было достаточно. — Я не уверен, что мы переживем шестнадцатое февраля. Его голос пробежался по телу волной боли. Гермиона обняла его за плечи обеими руками, притянула к себе. Да, это не поцелуй, и у неё нет ответного подарка. Это она могла ему обеспечить на несколько секунд. Ощущение тепла и безопасности. Да и себе в общем-то тоже. — Я тоже, — врать не было смысла. Она уткнулась в его плечо и закрыла глаза. — Нам нужно сделать все так, чтобы его пережили другие. Его ладонь сжалась на её плаще, она чувствовала то, как сильно он боролся прежде всего с собой. Аккуратно пальцами погладила его спину и приложилась щекой. Он был таким теплым, что все вокруг казалось ей северным полюсом. И в его руках вдруг было так безопасно… ей не хотелось их покидать. — Я хочу его пережить. «С тобой» так и не сорвалось с его губ. Она чувствовала, нет, хотела, чтобы оно там было. Но увы. И без того откровенное признание заставило её вздрогнуть и сильнее сжать руки на его спине. Его эгоизм заставил её улыбнуться. Но оба знали, что Гермиона ничего не может ему обещать. Поэтому она не стала, просто держа его сейчас, обнимая и чувствуя, как дотрагивается до его сердца, до него настоящего. Ей стоило бы удивиться, почему все развивалось так резко, так быстро, почему, в конце концов, он сделал шаг ей навстречу. Но, кажется, она и так знала ответ. Знала, что еще с того вечера, как он протянул ей руку в Министерстве на балу — что-то в ней зажглось. И никогда не угасало. — Ты испортишь весь момент, — послышался шепот Пэнси за спиной и писк Тео, похоже, потому что она ткнула его локтем в бок. Гермиона улыбнулась, пряча лицо и улыбаясь. Она чувствовала недовольство Драко разрушенной атмосферой, когда он медленно поднял голову и осмотрел Пэнси, Тео и Блейза, стоящих перед ними. Грейнджер повернула голову, не отпуская его из своих рук, так как скрываться все равно не было особого смысла. Но, в конце концов, из-за серьезных выражений лица друзей, отстранилась и шагнула к ним. — В чём дело? — она мгновенно отключилась от Малфоя и сразу перестроилась на рабочий лад. Блейз с видом обиженного ребенка, которому не купили игрушку, потянул рукав своего костюма вниз и, даже не поднимая на них глаза, ответил. — Джинни прислала записку, — языком он прошелся по линии зубов. — На приеме у Торна будут антиаппарационные чары в диапазоне двух километров от поместья. По ключам гостей можно будет только войти, но не выйти. Но сделан один, чтобы покинуть поместье. Драко недовольно выдохнул и закатил глаза. — Я знаю, что она полезная, Блейз. Я не слепой. Гермиона даже не сразу поняла, о чем речь, а потом до её слегка опьяненного разума дошло. Забини злился за то, что они решили прекратить принимать её помощь. Они поставили её под удар, а потом просто оттолкнули из-за недоверия. Его злость проявлялась забавно. Спокойно, в каких-то мелочах, он не выражал её словами. Будто злился по принципу: «Не делай плохо, просто перестань делать хорошо». Пэнси рядом с ним тоже посмотрела на него с укором. Его обида была неуместной. Их недоверие было обоснованным. — В любом случае, она сказала, что портключ сделан только один. Для кого он — неизвестно, потому что и Торн, и его жена имеют право трансгрессировать без него, они сбегут в любой момент. Блейз проигнорировал слова Малфоя, поднимая подбородок, но еще чуть недовольно посматривая на них исподлобья. Гермиона задумчиво хмыкнула и посмотрела на список предполагаемых приглашенных. — Его приближенных больше, чем один. Для кого может понадобится портключ… — она обняла себя за плечи, наклонила голову чуть в сторону, как если бы пыталась посмотреть на ситуацию под другим углом. — Джинни сказала о нём что-то ещё? — Она написала, что он уже не в доме и уже передан кому-то. — Хмммм, — только протянула она в ответ. — Если никто из нас трансгрессировать не сможет, нам нужно средство связи и план для каждого поместья с эвакуированными, — решительно заявил Драко. — План остается тем же. Идем я, Грейнджер, Пэнси и Тео. — Кэтрин уже, кажется, занимается инструктажем авроров на каждой точке, — заметила Пэнси. Малфой кивнул. — Я могу заколдовать броши, — вдруг бросила Гермиона, разворачиваясь к компании. — Мы проделывали такой трюк на пятом курсе, когда устраивали встречи Отряда Дамблдора. При правильном прикосновении, она позволяет связаться с человеком, предмет начинает греться. Тео кивнул, прокручивая в голове её идею. — Тогда на каждом из нас по одному знаку на каждое из поместий. А второй сигнал отдадим генералам на точке. — Нам нужно переместить всех в четыре поместья, если количество человек останется прежним, — заметила подключившаяся к разговору Астория, которая закончила какие-то дела с домовыми эльфами и подошла к компании. — Не уверена, что чистокровные будут этому рады. — Это в их интересах, — пожал плечами Блейз. — Надо выбрать самые крупные и поместить по максимуму туда. Эти монетки работают на таких дальних расстояниях? — Гермиона в ответ кивнула. — А сквозь пелену антиаппарационных чар? Она снова утвердительно мотнула головой. — Мы же использовали их в Хогвартсе. Так что вполне. — Чары Хогвартса не так уж нерушимы, как кажутся, — усмехнулся Драко. — Аппарировать туда не составило никакого труда. — Это потому, что ты убил директора и получил определенную часть его привилегий, — как бы невзначай ответила Гермиона, даже не оборачиваясь на него. — Ах да, как я мог забыть, — девушка закусила уголок рта изнутри и предпочла проигнорировать этот ответ. — Тогда, пока мы работаем в Шотландии, вы разбираетесь здесь. Скажите, сколько людей вам нужно? Астория пожала плечами. — Мы воспользуемся людьми из числа охранников тех поместий, что и так под защитой. Нужно просто выбрать, в какие переместить эвакуированных. А чистокровных лучше выводить без авроров вообще. Грейнджер кивнула. — Я хочу, чтобы этой информацией обладало очень ограниченное количество людей. — Это не сработало в прошлый раз, помнишь? — сказал Тео, чуть приподнимая брови. Напоминая ей о той ночи, когда Рон выдал адрес поместья. Гермиона вздрогнула от мурашек, что побежали по спине. — С чего ты решила, что сработает в этот? — Знать будут те, на кого нельзя давить через близких. — Значит, все присутствующие автоматически не в списке? — улыбнувшись уголком рта, добавила еще и Дафна. В комнату опять стекалось слишком много людей, их маленький штаб превращался в большой, и вот уже совещание было из 7 человек. Гермиона повернулась и вопросительно вскинула брови. Гринграсс на это пожала плечами. — Что? Тут половина дома бросится выдать любую информацию, лишь бы ты не мучилась. Повисло неловкое молчание, в котором Дафна только удивленно хлопнула пару раз глазами. — Да что такое? Я про авроров. Наверное, выдох Грейнджер было слишком слышно. И Драко за её спиной, кажется, тоже. Или так было лишь для неё. Она чуть прищурилась, смотря на Гринграсс. И да, совершенно точно Гермиона была уверена, что так Дафна лишь выкрутилась. Она имела в виду совсем не сотрудников. Но это так и не было произнесено вслух, так что тему сменили. — В любом случае, это физически невозможно. Мы перемещаем не меньше сотни людей из каждого поместья, — снова вставил свое слово после неловкой тишины Нотт. Малфой фыркнул, Гермиона закончила его не озвученную мысль. — Торн регулярно изменяет людям воспоминания, а мы не можем скрыть адрес четырех зданий? Он молчал около секунды, прежде чем закатить глаза. — Можно попробовать, — Тео нехотя согласился, понимая, что некая логика в этом есть. — Тогда тех, кто не идет на бал, мы тоже перемещаем в другое поместье. — Я поговорю с Нарциссой, — мрачно вставил Драко и почти сразу же развернулся, чтобы уйти. Гермиона повернулась следом за ним, хватая за рукав пиджака. — Я успею вернуться, Грейнджер, расслабься, — он почти прочитал её мысли, и она, получив ответ на свой вопрос, просто отпустила его руку. Она редко видела Нарциссу с тех пор, как та приехала. Они сталкивались иногда за завтраком, но она молчала большую часть времени, иногда желая разве что доброго утра. Но почти весь день женщина проводила в стенах своей огромной спальни, сопряженной с кабинетом, соседней с Драко. Гермиона не рисковала задавать вопросы и лезть туда, куда её не просили. Но чувствовала определенную тревогу от того, что Нарцисса так проводит часы в собственном доме. Она хотела поднять этот вопрос перед Малфоем, но он моментально менялся в лице, когда дело заходило о его матери. Девушка проводила его взглядом, развернулась, чуть нахмурилась и спросила у всех, кто все еще стоял в комнате. — Что происходит с Нарциссой? Они ждали этого вопроса, по крайней мере потому что никаких удивленных или раздраженных выдохов от них не последовало. Тео прижался к столу, упираясь в него двумя руками. — Тебя пытали тут всего один раз, а кошмары снятся до сих пор, — Гермиона нахмурилась еще сильнее и уже открыла рот, чтобы обвинить парня в обесценивании её чувств, но он предупредительно покачал головой. — Её пытали здесь сутками, её сына и мужа. А по коридорам, как сейчас, ходили пожиратели и Лорд. — Её память просто не выдерживает. Это тяжелое психологическое давление, — продолжила Пэнси, её брови сложились аккуратным домиком, в глазах плескалась горечь. — Она едва спит без зелий. — Может, я поговорю с аврорами? Чтобы не ходили в той части замка? — Грейнджер хотела помочь, искренне, понимая на себе, что такое — посттравматический стресс. Астория также дала отрицательный ответ. — Пожиратели для неё как призраки. Просто, пока авроры ходят, она видит их физически. Если они перестанут, она будет видеть силуэты. Это никогда её не покинет. — Поэтому вокруг её комнаты так много защитных заклинаний и эльфы с ней день и ночь? Блейз кивнул, наконец присоединяясь к разговору. — Заклинания помогают ей чувствовать себя в безопасности. А эльфы… Драко боится, что она навредит себе. — А она может? Тео тяжело вздохнул. — Увы. Из-за многих длительных сеансов легилименции её разум расщепляет сам себя на кусочки. Иногда она просто не помнит, кто она, даже Драко не узнаёт. — И это никак нельзя исправить? Он опустил глаза в пол, заламывая пальцы. Пэнси положила руку на его плечо, поглаживая большим пальцем. — Мы перекопали всю библиотеку здесь, в каждом из наших домов, объехали крупнейшие в мире, обращались к лучшим колдомедикам. Лекарства нет. Гермиона повернулась туда, где был Драко раньше. Где он стоял всего сколько-то минут назад, будто он все еще дышал ей в спину. Ей захотелось его обнять, снова удержать его в своих руках и не отпускать. Она не знала, а он ей не сказал ни слова. Плюс один маленький пункт к его боли. Одинокий. Покинутый отцом, который сбежал. Матерью, которая его не помнит. Отвергнутый миром, который пытается его убить. Черт. Она так отчаянно пыталась не оправдывать его поступки, но зная, что происходит с ним в этой жизни… Гермиона все равно оправдывала. Раньше она думала, что чувствовала всю его боль. Теперь же она была уверена, что ни на йоту не подозревала, насколько на самом деле сильной она была. — Она не просто так жила во Франции. Мы добивались возможности её отъезда довольно долго, — добавил Тео, притягивая свою девушку к себе и прижимаясь щекой к её плечу. — Она там под круглосуточным наблюдением врачей. И вдали от всех воспоминаний её разуму чуть легче. — Я не знала, что это было частью продуманного плана… — тихо ответила Гермиона. — Министерство не отпускает преступников за границу. Вам было бы удобнее следить за ней здесь. Но мы добились её отъезда. — Как? По губам Астории пробежалась усмешка. — Война закончилась, а коррупция осталась. Ты платишь деньги нужным людям, они давят на других, а те влияют на окончательное решение. — В первый год после войны все было легко из-за общей неразберихи, — Дафна вставила и свое слово, хотя молчала долгое время. — Все переживали из-за Долохова, Драко, Беллы, главных пожирателей. Вытащить Нарциссу, тем более с показаниями Поттера и твоими… было не так уж и трудно. — Почему Драко не включил вас в общий список тех, кому даровали амнистию? — Гермиона оперлась одной рукой о стол. И снова те же вопросы, на которые у неё до этого не было ответов. Сестры улыбнулись друг другу, Дафна кивнула, разрешая Астории ответить самой. — Попроси он слишком много, и Орден его бы послал. Таков был план, — она повела рукой в воздухе. — Мы отсиживаем в тюрьме, а он тянет за ниточки и вытаскивает нас. — И много было ниточек? — Больше, чем ты думаешь. Но мы все здесь, и даже без особых проблем после войны, как видишь, — Дафна улыбнулась, чуть опуская голову. — Иногда я забываю, что вы не невиновны, — со вздохом сказала Гермиона отталкиваясь от стола и поднимая запястье на часы. — Все мы в чем-то виновны, Грейнджер, — поспорил с ней Блейз с улыбкой, которая почти переходила в усмешку. Она кивнула ему. — О своей вине я помню. И как по часам со стороны послышался крик Кэтрин. — Готовность двадцать минут! — атмосфера изменилась. Как будто через 20 минут кто-то умрет. Хотя… так и было, в каком-то смысле. Они переглянулись компанией, больше так и не сказав ни слова, разошлись каждый по своим делам. Кто-то в Шотландию, кто-то в другие поместья. У них было не так много времени на разговоры. Сейчас важнее было действовать. Как и всегда. Это были её часы, её идеальный механизм работы со своими людьми. Идеальные ровные ряды авроров, силы которых когда-то пошли совсем не в то русло. Гермиона наблюдала за ними молча, сведя руки за спиной. Она никогда не хотела быть генералом или даже начальником. Она любила, когда ей подчинялись, но с большой властью приходит и большая ответственность. Поэтому Гермиона не хотела быть главной. И Министром тоже. Она не терпела этих моментов, когда нужно принять важное решение. Решение, от которого зависели чьи-то жизни. Нет, в этом было что-то жутко болезненное и убивающее. С каждым вздохом любого человека, который оказывался последним, для неё что-то внутри погибало. Как опадали лепестки с розы чудовища в сказке. С каждым днем человечности и желания продолжать было все меньше… меньше… меньше. А когда останется лишь стебель под стеклянным колпаком, Грейнджер превратится навечно в того, кем боялась стать. Она дернула пояс плаща вниз слишком сильно, отпустив себя в мысли на секунду. А вернулась из размышлений тогда, когда поняла, что узел развязался и ослаб. Она затягивала этот чертов пояс, как собирала все свои силы воедино. Возьми себя в руки. Соберись. Сделай. Это твоя работа. Работа. Всего лишь способ выживания в этом мире. Лучше бы она получала деньги за перебор бумажек, а не за убийства людей. — Готовность десять минут! — Кэтрин сама надела свой плащ, уже раздавая последние поправки. Гермиона улыбнулась. Она была прекрасным сотрудником, несмотря на все обстоятельства. Эта девушка была тем, кто заслуживал похвалы и не заслуживал находиться в такой ситуации. В голове Грейнджер промелькнула мысль отослать её подальше от войны. И, честно говоря, эта идея собиралась осесть там и превратиться в реальные действия. — Готова? — голос Тео заставил Гермиону резко обернуться. Она отрицательно покачала головой. Он протянул ей ладонь, и она с легкостью её взяла, сильно сжимая пальцы. С ним всегда было проще, не нужно было думать и анализировать, можно было просто делать и всё. Нотт провел большим пальцем по её ладони, сжал в ответ. — У тебя же есть план, я прав? — Он есть, но… — замялась девушка, переступая с ноги на ногу. — Он не дает мне возможности вытащить всех в любом случае. — Мы приставим туда охрану, мы не дадим им возможности атаковать и убить всех, — он наклонился вперед, приподнимая её лицо за подбородок. — Никто не оставляет их на произвол судьбы. — Что если я делаю всё неправильно? — почти всхлипнула Гермиона, выворачиваясь из его хватки и опуская глаза в пол. — Что если… спасать нужно не тех, кого спасаем мы? — Нет таких, кто не ошибается, Грейнджер, — Тео подхватил её ладонь, обнял обеими руками и поднес к своим губам, дуя на кожу теплым дыханием. И на какую-то секунду ей показалось, что он перешел ту незримую границу между ними, которая никогда не позволила бы им стать большим, чем друзьями. Но потом поняла, что он делает. Он согревал кончики её уже почти онемевших от холода пальцев. В последнее время руки всегда были холодными, а она и не обращала на это внимания. Это заставило её тепло ему улыбнуться и наклонить голову в сторону. — Я знаю, что ты пытаешься взять ответственность на себя. Но если ты чувствуешь… — Нет, — грубо отрезала девушка, едва повышая голос. — Нет, я… — в момент смягчившись добавила она, никак не желая переходить на резкость. — Это моя работа, Тео. Спасать людей, защищать их. Как члены главы правительства, которое осталось… Дрожал. Её голос дрожал, выдавая всю неуверенность в своих действиях. Возможно, впервые за долгое, долгое время. — Никто не обязан делать такие вещи в одиночку, — добавил Тео, опуская её ладонь вниз, но не переставая держать. — Я знаю, что ты справишься и сама. Но если рядом будет кто-то, кого ты сможешь винить, тебе будет легче. — Я не хочу никого винить. — Они того не стоят, Гермиона, — Нотт отпустил её руку, пальцы мгновенно утратили тепло, и в груди неприятно защемило, как от чувства резко наступившего одиночества. Она смогла только пожать плечами. Может и так. Но она бы хотела, чтобы кого-то мучала совесть за её убийство. Хотя прекрасно понимала, что скорее всего не будет. Вряд ли те, кто её изнасиловал, не спали спокойно в своих постелях, не правда ли? Может, они уже были в гробу… она не спрашивала об этом. Их спор был окончен, Тео шагнул в сторону, оказываясь возле Пэнси и говоря уже ей что-то. Грейнджер скучала по этой заботе. Заботе любимого человека, когда ты кому-то нужен, кто-то ищет возможности тебя обнять, прикоснуться, поцеловать и просто посидеть рядом. Казалось, что несмотря на все, что у неё было со слизеринцами, она оставалась чужой. И родной никогда не станет. — Пять минут! Драко спустился по лестнице, его волосы были чуть взъерошены, и мысль о том, что это сделала Нарцисса, почему-то приносила улыбку. Гермионе было легко представить, как маленький мальчик проводил время с самой прекрасной женщиной на свете — своей мамой. Дни напролет она с ним разговаривала, учила, играла и веселила, пока он не стал слишком взрослым для игр с ней. Теперь у него были игры посложнее. Он посмотрел на девушку в ответ, подходя ближе. И ей так сильно захотелось снова оказаться в кольце его рук, услышать, что все будет хорошо. Его слова подействовали бы по-другому. Но все сейчас было совсем иначе, и Гермиона не могла себе этого позволить. Малфой улыбнулся ей уголком губ, позже осмотрел комнату, наблюдая за строгими колоннами. Девушка в это время сняла антиаппарационные чары для спокойной трансгрессии на место, натянула на себя маску отстраненности. У неё не было окклюменции, но была она сама, умеющая отодвигать эмоции на задний план. Катерина оказалась рядом, глубоко вдыхая и прикрывая глаза. У Гермионы не нашлось бы правильных слов для неё, и молчание оказалось правильным выбором. Молчание… душащее, ломающее, такое жутко тяжелое. Они ждали будто не начала эвакуации, а бомбардировки. Минута на подумать. Кэтрин шагнула вперед, толкая огромные двери, Гермиона следом за ней, оставляя еще один кусочек своей почерневшей души в этих стенах. Без надежды вернуть его на место. Драко пошел сразу после неё, а затем послышался и шум ровного строя авроров. Хлопок. И затем сразу сотня таких же. Сердце неприятно щемило от мерзкого предчувствия, она не торопилась за своими аврорами, только смотрела, как они исчезают в воздухе. В горле поднялась тошнота, и она сглотнула, с силой сжимая кулаки. Посмотрела на Асторию в дверях, девушка кивнула ей, шепча одними губами «береги себя». Гермиона взглянула на чистое небо и закрыла глаза, рисуя себе ту несчастную деревню, в которую они отправлялись. И трансгрессировала.***
Он видел то, как она переступает через себя уже сотню раз. Как она прощает его, наступив на горло своей гордости. Потом принимает его сторону, потому что верит, что так неправильно. Её жених пытается её убить, а она продолжает отстаивать его принципы. Весь мир пытается сказать ей: «Черт подери, Грейнджер, тебя же угнетали всю жизнь, пошли убивать чистокровных». А она ломает себя пополам и поступает не так, как хочет, а так, как правильно. Он смотрел на неё и не понимал, что еще она может в себе заткнуть, какой еще гордости наступить на горло, чтобы поступить так, как нужно. Он никогда не видел за её спиной крыльев, потому что считал, что они слишком связаны вещами вроде долга, обязанностей, морали, неумения пойти против друзей. А сейчас выходит, что их не было. Она их обломала, потому что летать ей было будто и не суждено. Он видел это сотню раз. Она кусала нижнюю губу, с силой сжимала кулаки, делала глубокий вдох, а потом шагала. Разом и в пропасть, оставляя позади себя все сожаления. Драко смотрел, как её плащ из кожи развевается на ветру, думал, похожа ли она на супергероя. Гермиона казалась ему добрее всех добряков, но злее любых злодеев. Она балансировала на грани тонкого ножа, а он все ждал, когда же она оступится. Рухнет, порежется, разобьется, и её хрупкое, ужасно хрупкое состояние «сломай себя ради всех» наконец треснет. Малфой на самом деле с нетерпением ждал, когда же он посмотрит не на редкое проявление её эмоций, а на искреннюю боль, истерику и увидит её горькие слезы. Ему хотелось верить, что и она тоже в чем-то уязвима. Пока что Драко видел лишь то, как Грейнджер встает с любых колен. Он заставляет ее подчиняться себе, она делает это с гордостью. Друзья бросают её, она плюет им в лицо. Её насилуют, она встает назло им и не сдается. Как? Как, черт возьми? Она всегда удивляла его. С самого первого дня, когда помогла ему с Торном, и даже сейчас, когда листок с 150 именами дрожал в её пальцах. Она любила задавать ему вопросы, но даже не представляла, сколько на самом деле оставила ему. — Мы не можем спасти всех. Сейчас мы можем забрать лишь сто пятьдесят человек, — Малфой не слышал даже тени сомнения в её голосе, Гермиона скомкала бумагу в руке и сунула в карман, а он только усмехнулся. Она все равно все сделала по-своему. — Я знаю, что вы хотите спасти прежде всего детей, женщин. Я понимаю. Драко осмотрел авроров, которые окружали толпу жителей деревни. Его не поражала их верность, его поражала их вера в неё. То, как они смотрели, даже зная, что она делает невероятный выбор. — Но мне нужны солдаты. Сегодня, сейчас. Мне нужны те, кто может помочь мне восстановить нарушенный баланс. Кто-то должен остаться… Она пыталась их вдохновить, постаралась привести их к какому-то понятному выводу, а получила лишь тишину в ответ. И Малфой видел, как едва опустились её плечи, пальцы в кармане снова дрогнули, хватаясь за простое решение проблемы. И вот тогда случилось то, что Драко мог представить только в самом фантастическом маггловском фильме. Женщина с ребенком на руках шагнула вперед. Она не проронила ни слова, но кивок головы дал понять девушке на трибуне, что решение принято. Еще одна женщина ступила следом. Выступали старики. И даже подростки. Грейнджер понадеялась на людей, на их совесть и не ошиблась. Она не стала выбирать за них, а подарила им веру в то, что эта жертва не напрасна, и они сделали выбор сами. Он бы так не смог, слишком большой риск. Но… Он дернулся вперед, захотел подойти к ней, прижать к себе, сказать ей, что она — самое прекрасное, что только могло достаться этим людям и этому миру. Ему. Его спасение, о котором он никогда не просил. Но Гермиона спустилась вниз с пьедестала и взяла за руку ту самую первую жительницу, сжала ее с такой силой, что костяшки побелели. И прошептала что-то тихо. Малфой видел слезы в её глазах, они топили его ледяное сердце. Его переполняло чувство уважения к той, что заставляла людей верить в неё и в лучшее будущее. И она разобьется, падая с самой высокой горы, чтобы оправдать их надежды.***
Гермиона постаралась сделать все так, чтобы никто не погиб. Она провела не меньше нескольких часов, расставляя авроров и знакомя их с жителями. Они оставили в домах не меньше сотни защитников, чтобы в случае атаки все-таки увеличить процент их выживания. Еще никогда Грейнджер не чувствовала себя в таком коконе любви и добра. Она только что попросила их пожертвовать собой, а они постарались убедить ее, что все в порядке. Это было нелегко, и до последнего надежды на этот план было слишком мало, но Гермиона не пожалела, что воспользовалась им. На самом деле, она старалась сохранять оптимизм, как и все эти женщины с детьми, как и пожилые люди, что с ними все будет хорошо. Всё это — вынужденная мера, скоро все изменится. Грейнджер надолго задержалась там, проверила каждый дом, поговорила с каждой семьей, успела дважды перекусить, поиграть пару раз с малышами… Это было чувство давно забытого тепла, хоть и в такой непростой сказке о снежной королеве. В тот вечер она забыла о сне, все ожидая тревожного сигнала со стороны Шотландии, но его так и не случилось. Гермиона пообещала себе, что навестит их сразу после бала у Торна. Ей нужно было сосредоточиться на том, как выбраться из поместья Джеймса живой. Всё пятнадцатое февраля они провели в планировании. Продумывая каждую деталь, вся компания слизеринцев и главных авроров разбиралась в строении мэнора, его входах и выходах, пока все не выучили план здания наизусть. На большее в тот вечер уже никого не хватало, и, даже не разговаривая между собой, они разбрелись по собственным комнатам. Гермиона провела несколько часов думая, стоит ли ей дойти до Драко или нет. Очевидно, прогулка в его комнату под луной была плохой идеей, так что она уснула на пару часов, сжимая монетку для связи с Шотландией в ладони. Утро шестнадцатого февраля прошло почти также скучно и уныло, как вечер дня до этого. Грейнджер поглядывала на часы в четыре раза чаще обычного, сверяя план их действий. Она всё пыталась откопать ту самую ошибку, о которой ей подсказывало сердце. Они что-то упустили, но что именно оставалось загадкой. Гермиона в сотый раз глазами бегала по списку на доске, когда за её спиной кашлянул Блейз. Она резко развернулась, встречаясь с ним глазами, уловила явное осуждение в его взгляде и улыбнулась. — Всё готово? — Всё готово со вчерашнего дня, Грейнджер, — он скептически приподнял бровь, наблюдая за её попытками найти изъян там, где его не было. — Прогуляешься со мной? Конечно, она знала, что это было способом оторвать её от этого занятия, но Гермиона и правда не отказалась бы от перерыва. Она последний раз посмотрела на план и отошла от стола. Шаг от ее постоянной паники. Решение было простым — не было там ошибки, она просто не умела отделять тревогу от интуиции. Страх от предчувствия. Блейз одобрительно кивнул, показал в сторону прекрасного сада и после нескольких шагов открыл перед ней дверь. Свежий воздух всегда помогал, несмотря на общую дымку постоянных защитных заклинаний, которые очень давили. Гермиона неожиданно сильно полюбила именно этот сад. Он стал для нее олицетворением спокойствия, искренности. Белые пионы, как вера, надежда, алые розы, как любовь, страсть, голубая гортензия в роли наивности, молодости, детства. Сад почему-то напоминал Грейнджер о Нарциссе, о её жизни в этом жутком холодном поместье, и на сердце теплело. — Расскажи мне про Джинни, — попросила она, поднимая к Блейзу голову, ее пальцы аккуратно коснулись лепестков цветущего красного мака. Он улыбнулся, наклоняя голову в сторону. Опустил глаза, так мечтательно, будто вспоминая, как нежны ее прикосновения, какие на вкус ее губы. Гермиона скучала по подруге, по их посиделкам, обменам секретами и спорах до глубокой ночи. Она скучала по тому ощущению, что ей никто не сможет вставить нож в спину, потому что Джинни закрывала её своей грудью. — Ты сама всё знаешь, что я могу нового тебе сказать? — Просто… вы? — она приподняла бровь. — Как? Почему? Девушка завалил его вопросами и Забини коротко и тихо рассмеялся. — Включила Аврора. — Я верила в них с Гарри. Думала, все серьезно, — она пожала плечами и пошла дальше по каменной тропинке. — Так и было в общем-то, — он отзеркалил её движение и последовал за Гермионой. — Она для меня почти то же самое, что ты для Драко. Гермиона резко развернулась, хлопая ресницами. — В смысле? — Она единственная девушка, которая оставалась со мной во время всех падений и взлетов. Ко мне никто так не относился. — Я остаюсь тут не ради Драко, и не ради того, чтобы его поддерживать, — Грейнджер чуть надула губы и прищурилась. Забини усмехнулся. — Да ну? Гермиона закатила глаза и махнула рукой, меняя тему. — Но как так вышло, что вы вообще… не знаю. Начали общаться? — Квиддич. Отборочные, которые мы оба провалили. — Она говорила, — Гермиона чуть улыбнулась, опуская глаза в пол. — И всё? — Не всем нужны такие сложные причины, вроде войны, — фыркнул Забини, чем заставил её рассмеяться. — Не знаю, все случилось быстро и просто. Мы понимаем друг друга. — Я тебе завидую, — честно призналась она, снова улыбаясь, — между вами все было просто. — Ты завидуешь, потому что у тебя все сложно с ней или с ним? — он кинул на нее короткий многозначительный взгляд. — С ними обоими. Они дошли до части сада, где была беседка и большие качели. Они были украшены прекрасным плющом, контрастирующим своим зеленым цветом на фоне белого дерева. Гермиона села на них и оттолкнулась ногами от земли, сложила руки на коленях. — Он меня не понимает. Она… я вроде знаю, что она не виновата, но не могу себе так просто это простить. — Ты имеешь полное право злиться хоть на весь мир, Грейнджер, — Блейз прислонился к беседке. — Но если ты чувствуешь, что скучаешь, просто поговори с ней. — Но… — Я может быть глуп и слеп, все такое. Малфой считает меня идиотом, и мы допустим, что он прав, — быстро перебил он, — ты-то умнее, чем я. И тебе необязательно сводить все к политике и тактике. Неужели все эти годы вы обсуждали только военные планы? — Я не знаю, что я такое без всех этих бесконечных сражений за какую-то туманную истину, — Гермиона опустила глаза на свои ладони, ногтями она ковыряла кожу на пальцах, потрескавшуюся от сухости. — Ну… — Блейз повел плечом, — это твой смысл жизни. Отбери его у тебя, и от тебя действительно ничего не останется. — И как жить в мирное время? — она подняла к нему голову. — А кто сказал, что дети войны умеют жить в мирное время? На его губах красовалась легкая улыбка грусти, Гермиона думала о том, что он зря говорит, что она умнее. Черт подери, иногда ей казалось, что мудрость каждого из них превышала даже мудрость Дамблдора, фразы Астории, Тео, Блейза, Пэнси были такими правильными, они заставляли задуматься. — Не знаю, как ты. Я не умею, — он оттолкнулся от колонны, остановил качели и сел рядом. — Я во всем ищу опасность, всегда оборачиваюсь, даже когда я в безопасности. Я не сплю без зелий, не могу не вспоминать всё, что случилось. — Да, Астория говорила мне. Ей снятся те дети… — У каждого свои тараканы. Но смысл в том, Грейнджер, что мы не бежим от войны, — Забини повернул к ней голову. — Мы скучаем по ней. Послышался разве что ее тяжелый вздох. Гермиона опустила голову на плечо Блейза и закрыла глаза. Надеясь, что мир исчезнет, и останется только этот момент. В котором истина кроется в двух словах, и спокойствие пока еще есть. И стрелки часов не дошли до… Она услышала тот самый звон из гостиной, часы били 5 вечера, и мир снова начали затоплять темные краски тревоги. Грейнджер подняла голову, а Блейз встал на ноги, протянул ей руку с улыбкой. — Пойдем. Тебе пора становиться принцессой.