***
Картинка всего пару мгновений мутная, он не знает, что именно не так — его расщепило, он потерял зрение, не смог сконцентрироваться или уже поздно всех спасать? Но когда картина проясняется, то Драко все еще стоит на границе поместья в Ирландии. Чертово защитное заклинание, выбивающее на несколько секунд. Пэнси рядом первая бежит к дверям, и они замечают, что эвакуация жителей идет полным ходом. Старикам помогают выходить, детей выносят женщины и мужчины с помощью авроров. Тео бежит за ней, и тогда и зрение Малфоя возвращается. Их система, идеально отработанная, действует просто прекрасно. Он натыкается на Кэтрин с её умением командовать и всех распределять и дергает за локоть. — Отчет, — быстро рычит он ей. — Мы вывели почти восемьдесят процентов людей, оставшиеся еще выходят, — быстро щебечет девушка перед ним, нисколько не испугавшись внезапной злости. Он не знает, что именно это за чувство, но вся агрессия плещет через край, и ему слишком хочется кричать и бить все вокруг. — Что со зданием? — Заклинанием проверили каждый уголок. Ничего не нашли. Пэнси подбегает и пытается отдышаться. — Время почти вышло, — она опирается на плечо Малфоя и сгибается пополам в своем идеальном платье. Тео настигает её почти сразу с маленькой девочкой на руках. И тут мысль. Одна единственная мысль, которая озаряет головы разом. Всем четверым, стоящим в одном кругу и пытающимся дышать хоть как-то. И она настолько яркая и сильная, что умирает внутри каждая клеточка. Паркинсон поднимает на него глаза и шепчет. Блять, этот шепот проникает ему под кожу и давит на все внутренности разом, пока он трансгрессирует под её голос. — Грейнджер.***
— ГЕРМИОНА, ПОЖАЛУЙСТА! — Дафна в истерике, её слезы слышны еще до того, как девушка достигает её и осматривает, чтобы выяснить в чем дело. Толстая ткань платья зацепилась за несчастные щепки в перилах. Нужно мгновение, чтобы достать палочку. Еще одно, чтобы отрезать ткань. Два, чтобы схватить Дафну за руку и рвануть с ней вниз. Еще одно, чтобы увидеть, как и Астория и Блейз оба бросаются вперед к дверям из дома. Гермиона с Дафной летят вперед, раскрывая двери главного коридора, обгоняя их, чтобы как можно скорее выбраться. Мысль наложить защитное заклинание слишком поздно настигает девушку, она сжимает руку Дафны и почти кричит от безысходности. Они не успеют. И остается всего-то еще одно мгновение, чтобы услышать оглушительный треск за своей спиной, идущий откуда-то из-под земли. Чтобы остановиться, повернуться. И утонуть в таком знакомом омуте, сером омуте прекрасных глаз, застланных настоящим неподдельным страхом.***
Он трансгрессирует на границу вместе с Пэнс и Тео. И ему так больно, словно всё внутри перемешалось. Хотя возможно это недалеко от правды. Тихо. Слишком тихо. Туфли Гермионы на дорожке у дома. Они бегут почти одновременно, и Драко слышит, как рвется платье у Паркинсон, когда она чуть наступает на него, также стягивая туфли. Как срывается на крик Тео, стараясь до них достучаться. Он считает секунды, считает, думает, что успеет, но время слишком быстрое. Это гонка со смертью, в которой ему не выиграть. Драко вопит её имя. Еще раз, еще, не слышит ответа, пытается обогнать оставшиеся секунды. Призраки стрелок времени маячат перед глазами, которые застилают слезы от ветра. Ему кажется, что всё его существо сейчас одержимо целью успеть, только бы успеть. Он чувствует дыхание своей матери на щеке при поцелуе как много лет назад. Слышит шепот Астории, что она любит его. Вспоминает запах вишневой водки, которую так любит Блейз. И вкус вафель, которыми его кормила Дафна. Вспоминает свои чувства к Грейнджер и тогда Драко почти уверен, что успеет. Тео хватает его за рукав и останавливает второй рукой Пэнси, он отбирает драгоценные секунды, и Малфой рычит на него, вырывается, а затем… только пустота. У него было бы еще 10 секунд, еще полминуты, чтобы спасти их. Он видит в замедленной съемке, как пламя проникает из-под дома и вспыхивает алым, цветом крови, поглощая весь дом сразу. Взрыв оглушает его. И Драко почти слышит, как кричит Гермиона там где-то среди рёва жуткого пламени. Пэнси плачет за его спиной, путаясь в руках Тео, но он хорошо держит её и не позволяет подойти. Малфой падает на колени. В его зрачках мелькают только языки огня. А в голове, истерически празднуя, смеется Джеймс Торн.***
Гермиона чувствует сильный удар по своим вискам, как будто их кто-то сжимает. Перед глазами темнота, а судя по липкому ощущению на затылке, по нему стекает кровь. Она пытается разлепить веки, но попытка выходит тщетной. Голова настолько тяжелая, что получается её только сдвинуть и тут же уронить, упереться подбородком в плечо и нахмуриться. Даже это приносит ноющую боль во лбу, и Грейнджер тихо стонет. До нее доносится звук похожий на голос. Едва она пытается вслушаться в него, хоть как-то поймать, он прекращается. И она снова предпринимает попытку открыть глаза. Все вокруг то ли темное, то ли яркое, но однозначно очень мутное. Гермиона щурится, образы проскальзывают сквозь пелену. Веки слишком тяжелые. Следующее, что её накрывает — жуткая боль в ребрах, которая не позволяет ей набрать хоть немного воздуха. В конце концов попытка вдоха оказывается такой болезненной, что Грейнджер резко распахивает глаза и задыхается в крике боли, пока кости, кажется, протыкают её изнутри. Все вокруг проясняется сразу. Запах дыма ударяет в нос, горячее пламя обжигает воздух и все вокруг затянуто только светом от ядерно-красного огня. Гермиона осматривается и замечает недалеко от себя Асторию, которая снова зовет её по имени. В этот раз звук четкий, но новый шум вызывает звон в ушах, и ей хочется поднять руки, чтобы спрятаться от него. Он проникает ей под череп, куда-то глубоко в мозг, забирается внутрь и прожигает, пронзает острым лезвием, заставляя Грейнджер мычать. — Гермиона, — Астория шепчет, слышатся её слезы и изнеможение. Шея ноет, руки ломает, она не чувствует ног совсем. Мысли могут вертеться только вокруг того, как же ей плохо, и Гринграсс где-то рядом разум не воспринимает. Но что-то в душе заставляет попытаться еще раз. Наверное, это называется желание жить. Она собирает в кулак всё свое самообладание и снова открывает глаза, чтобы встретиться с ярким светом. Поднять руку, прикрыть лоб ладонью и оглядеться, чтобы вновь найти Тори. Дезориентация слишком сильная, пространственное мышление подводит. Понять, находится ли Гринграсс на расстоянии вытянутой руки или в другом конце комнаты, не выходит. — Аст… — голос срывается, Гермиона сглатывает сажу, будто осевшую в горле. — Астория! — если бы она могла кричать, она бы это делала, но связки протестуют, голос безоговорочно сорван. — Я здесь! — она машет рукой, и Грейнджер наклоняется, чтобы встать в её направлении. Едва она опирается на руку, чтобы проползти вперед, кисть пронзает новой вспышкой, и она падает лицом в горячий камень с пылью, сдерживая вопль этой пытки. — Ты в порядке? Мозг напоминает о себе словами, что ей нужно ответить, нужно уверить, что всё хорошо, потому что несомненно так и есть. Анализу все происходящее пока не поддается. Гермиона привстает, опираясь уже на другое запястье, игнорирует ноющую боль в левой руке и ползет вперед на коленях. Ноги целые, хотя и отходят от онемения, но передвигаться ей удается. Ткань от платья смягчает щепки от дерева и каменные выступы. Проходит целая вечность, полная попыток добраться до Астории, прежде чем Грейнджер падает без сил головой возле её талии. Ноги Гринграсс придавлены балкой из дерева, но в остальном она почти в порядке. Разве что в такой же прострации, также потеряна, как Гермиона. Грейнджер утыкается лбом ей в живот и тихо стонет, пока поднимается и встает на колени. — Ты как? — удается проговорить ей, хрипя и прерываясь. Гринграсс кивает и помогает с прилетевшим ей по ногам куском дерева, упирается ладонями и толкает от себя подальше. Гермиона прислоняется спиной к стене и помогает босыми ногами. Им вдвоем удается оттолкнуть его на достаточное расстояние, чтобы Тори смогла вздохнуть спокойно. Гринграсс даже поднимается на ноги, на ней изрезанное и грязное белое платье, волосы все растрепаны, в саже, как и лицо. Такое идеальное, все в царапинах и крови. Астория присаживается рядом с Гермионой и осматривает её тело. — Тебе досталось сильнее, — говорит она, Грейнджер хрипит после прикосновения к ребрам. — Жить буду. — О, поверь, в этом я не сомневаюсь, — блондинка грустно усмехается и поднимает голову наверх, где языки пламени пожирают здание, заодно сжигая последние крупицы кислорода, которыми они дышат. — Где мы? Астория качает головой. — Без понятия, если честно. Похоже, что мы рухнули вниз, под здание, когда случился взрыв. Гермиона приподнимается. Наконец здравая идея рождается в мыслях. — Нужно найти остальных. Гринграсс соглашается и выпрямляется, а затем протягивает Грейнджер руку и помогает той встать. Приходится еще раз оценить свое состояние, но за исключением жуткой боли в районе ребер и ноющей руки, она чувствует себя не так уж и плохо. Они опираются друг на друга возле стены, чтобы не упасть. Тори заходится в жутком кашле, и знания физики из маггловских книг подсказывают Гермионе, что времени у них не очень много, прежде чем они просто задохнуться от угарного газа. — Дай мне секунду, — просит она, наклоняется к своему платью и поднимает верхние юбки из разорванной и подожжённой сетки, чтобы найти слой из тонкого черного шелка. Девушка дергает её, тут же разрывая на куски, и отдает один кусок Астории, второй берет себе, чтобы закрыть рот и нос хотя бы чуть-чуть. Она завязывает узел за волосами, и Гринграсс повторяет действие. — Слишком крошечная помощь, чтобы спасло нас, — замечает блондинка. — Ты знаешь, вся эта ситуация научила меня, что лучше лишние три минуты, чем совсем ничего, — фыркает она в ответ. Но это ни о чем не говорит Астории, поэтому Гермиона молча обещает рассказать ей потом. — БЛЕЙЗ! НАРЦИССА! — ДАФНА! — подключается Гринграсс, выкрикивая имена в пустоту и отчасти тишину, нарушаемую лишь ревом пожара. Грейнджер не доводилось бывать в горящих зданиях внутри. Она тушила однажды небольшой дом на окраине, и когда они с Малфоем застряли посреди взрыва, то вокруг был огонь. Но, черт, сейчас это ощущается совсем иначе. Вокруг дым, пламя, шум какой-то приближающейся смерти, что накрывает постепенно и весьма мучительно. — Мы здесь! — отзывается спустя минуту, которая почти заставила их потерять надежду, Забини откуда-то издалека. Астория рвется вперед, но ей с разодранными в кровь коленями тяжело передвигаться быстро. Гермионе хочется верить, что они тоже пострадали не сильно и что никто не погиб. Но почему-то это ощущение потери уже дырой зияет в груди, и возможно это просто предчувствие скорой смерти. Как она смогла предугадать, что что-то случится, так и сейчас… Еще один голос, на этот раз женский, это Дафна и она тоже задыхается от дыма. Но она жива, внутри пытается загореться огонек веры в лучшее. Они проходят сквозь пелену поднявшейся вверх пыли и сажи, сворачивают за угол, чтобы найти полуразрушенную комнату подальше от пламени. Она темная, по краям в проемах висит ткань, но это помещение похоже пострадало меньше всего. Потолок целый, из камня, возможно здесь на них ничего уже не рухнет, если они под землей. Сердце замирает, когда Гермиона осматривает Блейза. На его голове огромная рана, кровь из которой покрывает всю его голову, стекает по глазам и щекам, по белой рубашке. Дафна в слезах и агонии лежит на его коленях, сжимает ткань брюк, потерянная в своих страданиях. Её ноги все в крови, и на мгновение кажется, что видны торчащие из-под кожи кости. А потом оказывается, что совсем не кажется. Они с Асторией одновременно оказываются рядом. Грейнджер аккуратно касается раны парня пальцами, и он шипит, пока Тори осматривает ноги сестры. — Ну хоть сознание не потерял, — улыбается Гринграсс младшая, и Блейз молча соглашается. Гермиона не спрашивает, когда разрывает его рубашку на груди и отрывает кусок белого хлопка. Ей плевать на его обнаженную грудь, как и всем в комнате, она лишь сворачивает ткань в несколько раз, чтобы обмотать его голову и хотя бы попытаться остановить кровотечение. — Спасибо за заботу, конечно. Но нам это не поможет, — грустно усмехается он. — Не говори так, — умоляет Дафна, захлебываясь болью и отчаянием у него в ногах. Блейз вздыхает, отворачивается и не говорит ни слова. — Давно мы здесь? — наконец способная задавать логичные вопросы Грейнджер напоминает о себе. — Думаю, что уже несколько часов. По ощущениям целую вечность, — отвечает он. Астория садится на пол рядом, помогает принять Дафне более удобное положение. Обе её ноги сломаны, жуткая картина, от которой в горле встает ком. Гермиона остается, но опирается на стену. Дышать здесь немного легче, поэтому она стягивает импровизированную маску с лица. Забини кивает на маленькую струйку воды, что капает с потолка вниз. — Не снимай, просто намочи и надень обратно. — А сам? — К черту, Грейнджер, я отсюда уже не выйду. Его хочется ударить, но вместо этого Гермиона поступает так же, как и обычно. Срывает еще один кусок шелка, подносит его к воде и после того, как пропитывает ткань, надевает на его лицо не спрашивая. Дафна даже не спорит, но она и едва дышит. — Ты пробовал аппарировать? — Астория гладит сестру по голове, шепча что-то периодически, чтобы успокоить её. — Это бесполезно. — Так ты пробовал? — встревает девушка, надавливая на него взглядом и голосом. Блейз закатывает глаза и вздыхает так, будто разговаривает с глупым ребенком. — К чему эти хлопоты, крошка? Из дома можно выбраться, только если имеешь портключ, если ты не за границей барьера. Он огибает дом сверху, слева, снизу, справа на десять метров, а может и больше. У меня нет портключа. — А что с портключом? — Гринграсс хлопает ресницами. — Я попытался найти его сразу, как очнулся. Но это бесполезно. — Какие еще варианты у нас есть? — У нас нет вариантов. — Ты ведь прожил тут какое-то время, ты знаешь этот дом до сантиметров. Что-то должно быть! — продолжает настаивать Гермиона. — НЕТ, НИЧЕГО У НАС НЕТ, ГРЕЙНДЖЕР! — ревет он яростно, скалясь на неё. Дафна снова заливается истерикой и закрывает уши руками. Гермиона замолкает, изучая его глаза слишком упорно. Она не собирается сдаваться под его напором и криками. Слушает его тяжелое дыхание от гнева, что его поглощает, пытается предугадать мысли. — Блейз, я знаю твою мать. Эта женщина продумывала все пути отступления до мелочей, должна... — Не думаю, что в её сценариях был горящий дом после взрыва, чтобы она могла выбраться из какого-то подвала, — язвительно шипит Забини в ответ Астории. — Она могла исчезнуть с помощью портключа, который никогда не теряла. Это весь ответ. Гермиона опускает голову, смотря на свои ладони, на черные от грязи пальцы с каплями крови. И думает, а не сдаться ли ей. Это кажется самым простым выходом, логичным. Но потом в голову закрадывается образ, который отметает всё разом. Грейнджер поднимает голову наверх, будто разглядит что-то за слоем бетона. Где-то там, она надеялась, где-то там есть Драко. Он наверняка в ужасе, он в панике, пытается вытащить их отсюда. Его сердце болит за мать, за друзей, ему больно. Он напуган. Она не может позволить себе просто сдаться, потому что путь назад слишком сложный. Все и так уже сложно, хуже некуда. Нельзя просто отпустить и бросить на самотек. — Нужно осмотреть это место в любом случае. И найти Нарциссу, — твердо заявляет она, даже не смотря в сторону Блейза. — Да, согласна, — кивает Астория, поднимаясь со своего места. — Мы все равно рано или поздно задохнемся. Имеет смысл попытаться. Кстати, где мы? Забини дергает плечами, не зная ответ на этот вопрос. — Мы были на первом этаже, когда все рухнуло. Значит, это что-то под ним. Я никогда здесь не был. Гермиона поднимает к ним голову, долго всматривается в трещины на камне на стене, хмурится. — Из тайных подвалов обычно есть тайные ходы, не так ли? — Это может быть не тайный, а обычный подвал. Я последний раз был здесь несколько лет назад, многое могло измениться, — он скептически щурится и качает головой. — Разве ты не знаешь о погребе с вином в любом поместье, куда попадаешь? — пытается пошутить Дафна. Блейз улыбается ей слегка грустно, накрывает её ладонь своей и мягко сжимает. — Мы идем искать Нарциссу. Вы оставайтесь здесь, если что — кричите, — Гринграсс младшая оставляет на щеке у сестры легкий поцелуй, поднимается с пола и с Гермионой под руку они выходят из маленького убежища. Их поход по некоторой части подвала проходит в легкой тишине, нарушаемой лишь кашлем, криками с именем Миссис Малфой и шумом обрушиваемых конструкций. Астория отскакивает в сторону, когда очередная балка падает недалеко от неё. — Ты как? — Гермиона резко разворачивается к ней, находя её испуганные глаза. Она кивает, переводит дыхание и шагает дальше. Наверное, им обеим кажется, что от этого страха они больше не избавятся никогда, он будет преследовать, дыша в затылок. Почему-то становится до жгучего больно каждой клеточке тела именно от осознания, сколько они переживают. — Ты так и не рассказала, почему ты прибежала, — напомнила девушка, отталкивая дерево ногами, чтобы пройти вперед к Грейнджер. — И где Драко, Тео и Пэнси. — Торн… — она сбивается, чтобы вдохнуть еще немного пропитанного ядовитым газом воздуха. Голова кружится, но это глупости, поэтому Гермиона шагает дальше вперед. Она проводит пальцами по стенам, чтобы найти любой не соответствующий выступ. — Он назвал два поместья. Это и Ирландское. А потом дал нам пять минут на спасение. Я отправила их туда, а сама аппарировала сюда. — Почему выбрала нас? — искренне интересуется Тори, освобождая им путь в еще одну комнату, заваленную деревом. — Понятия не имею. Это было инстинктивное решение. — Малфой тебе серьезно доверяет, раз позволил вытащить свою мать и не прибежал следом. — Я не оставила ему выбора, — улыбается Гермиона и помогает отодвинуть еще одну преграждающую им путь доску с проема. Еще несколько падают следом, и что-то рушится где-то сверху, так что девушки ныряют в темную комнату за мгновение до того, как на их место приземляется горящие остаток от перил. Астория жмется к Грейнджер, и та сжимает её локоть, лишь бы не потеряться. Когда страх чуть отступает, Гермиона делает шаг из укрытия в новое открытое пространство. Над головой снова дыра, снова пламя, снова никакого выхода. Думая о колодце света или воздуха, она не сразу замечает тело. И вот тогда дышать становится невыносимо. Хватка Гринграсс на её руке болезненна, и в какой-то момент ужас застилает глаза им обеим так сильно, что ни у кого нет силы пошевелиться. И тогда Нарцисса что-то хрипит, и они срываются с места. Это опасное положение, потому что с дыры в потолке в любой момент может что-нибудь грохнуться вниз, но им все равно. Женщина лежит, придавленная огромной металлической люстрой. Кусочки хрусталя впиваются в неё по всему телу, кровь просачивается сквозь фиолетовую ткань халата, в котором она была. — Миссис Малфой, — мягко зовет Астория, обводя пальцами лицо бледной, уже почти ледяной Нарциссы. Гермиона смотрит на неё, стоящую на грани между жизнью и смертью, и не верит, что это правда происходит. — Миссис Малфой! — Астор...ия… — шепчет она, открывает глаза и смотрит лишь в потолок секунды две. Поворачивается в сторону девушки со своей стороны и на губах какие-то мгновения даже играет некое подобие улыбки. Слишком недолгое. Гринграсс смотрит на Гермиону, но та коротко качает головой. Кусочки дорогого стекла врезались ей под кожу и задели все артерии, в том числе и ту, что на шее. Металлический каркас люстры придавил ребра, у неё наверняка внутреннее кровотечение. Боль чувствуется через её тонкую светлую кожу. Она кажется совсем хрупкой, и Грейнджер не может не вспомнить ту красивую куклу с окровавленной лентой в волосах. Её раны не сопоставимы с жизнью — так сказали бы на войне несколько лет назад. Сегодня она не скажет ничего, просто держа руку Нарциссы в своих теплых ладонях, пока тепло постепенно будет её покидать. Огонь гаснет в ясных серых глазах, таких знакомых. Миссис Малфой поворачивается к Гермионе, но смотрит словно сквозь неё. Ей хочется сказать, чтобы женщина молчала, не тратила свои силы, уверить её, что все закончится хорошо, но она и сама все понимает. Столько ясности она не видела много лет, даже у самых умных и мудрых людей. Только перед смертью, она смогла окончательно вернуться к себе, чтобы умереть в собственном теле с чистой головой… на глазах наворачиваются слезы. — Скажи ему, что я в него верю, — хрипит Нарцисса. Гермиона всхлипывает. — Что он исправит все, что натворил. И скажи, что я люблю его. Она кивает несколько раз усиленно, и женщина перед ней улыбается. Она видела это сотни, если не тысячи раз. Как постепенно жизнь тает, покидая тело, как человек теряет то, что делало его человеком. Его глаза закрываются, его руки слабнут и постепенно каждый нерв в его теле расслабляется, превращая в тряпичную куклу. Но сейчас все будто иначе. Будто впервые. Гермиона сравнила бы это с третьим братом из сказки Барда Бидля. Нарцисса встречает смерть достойно, как старшую сестру, уходя с ней на равных куда-то так далеко, где им не будет суждено встретиться еще много лет. Она захлопывает веки сама и выпрямляется, поднимает голову наверх и глубоко вдыхает, последние разы глотая воздух почти что жадно. Грейнджер смотрит на неё, и ровно в момент, когда она распахивает рот, чтобы глотнуть еще немного, её вдруг осеняет. Люди не умирают мирно. Они мучаются в агонии, когда все внутри пожирает нечто куда более страшное, чем просто «боль». Она сжимает ладонь Нарциссы в своей и подносит к губам, шепча что-то в морщинистую кожу. Слезы текут по щекам не от утраты, от еще одной совершенно зря потерянной жизни в этой бесцельной войне. Гермиона перестает дышать, так сильно сосредотачиваясь на заклинании, и кожа под её руками постепенно теплеет, пока магия впитывается в тело, в котором едва хватает сил. На губах Нарциссы замирает легкая улыбка, но глаз она больше так и не открывает. Пока её конечности не становятся тяжелыми, и девушка не опускает её вниз. Астория всхлипывает и подается вперед, прижимается лбом к груди. У Грейнджер кружится голова и она чуть отползает к стене. Беспалочковая магия была её последним возможным оружием, а она потратила её на спасение от боли… ей хочется успокоить себя тем, что на заклинание защиты, достаточно сильное, чтобы их спасти, или очищения воздуха, воды, да банального патронуса её бы уже не хватило. Яд в легких сжимает все сильнее. Гринграсс плачет на груди у оставившей их Нарциссы, но слов не находится совершенно. Она была ей куда ближе, была почти как мать, судя по всему. И Гермиона могла бы сказать, что она понимает, какого это. Но на самом деле уже давно не помнит это жгучее ощущение потери родителей как тогда. Она помнит механические первые дни, помнит тяжелые мысли и попытки помочь и поддержать от друзей. Но боль стерлась, как будто её и не было, оставив после себя только скорбь и тоску по тем временам, когда о смерти не думал никто. Может, в каком-то смысле это и хорошо, что их нет сейчас. Любая смерть делает человека сильнее, любой близкий человек — уязвимее. Хотя, скорее всего, если бы Грейнджер было кого спасать, она бы не стала в это ввязываться, уехала бы с ними и стерла бы память уже себе. И навсегда обо всем волшебном мире, о войнах, пока не останутся только банальные проблемы вроде слишком сильного дождя и протекающей крыши. Она могла бы сказать, что знает, как будет чувствовать себя Драко, но даже не может предугадать. Узнает ли он вообще когда-нибудь, что сказала ей Нарцисса? Сможет ли она передать её сообщение? Гермиона не осознает, что её глаза закрываются, пока Астория не хлопает её по щекам, заставляя проснуться. Она едва не потеряла сознание, так усиленно копаясь в своей голове, пока все внутри отравляет угарный газ. — Идем, нам нужно выбираться отсюда, сейчас все рухнет, — Гринграсс говорит сквозь слезы, кивает наверх и оказывается права, конструкция наверху выглядит так, будто вот-вот упадет. С помощью подруги удается встать, и голова еще чуть мутная, хочется лечь, свернуться калачиком и просто поспать. — Не отключайся. Пожалуйста, Грейнджер, еще слишком рано. И она понимает, что, если заставит Асторию пройти через смерть кого-то еще раз, это будет эгоистично. С неё хватит на сегодня и Нарциссы. Поэтому Гермиона, думая о ней, шагает уверенно и заставляет себя очнуться. — Давай вернемся к Блейзу. Там более-менее чистый воздух, — как можно тверже выдает она, Гринграсс соглашается, и они ковыляют по полуразрушенному зданию сквозь обломки обратно в укромный уголок. Огонь все еще далеко, но отсутствие кислорода ощущается очень ярко. Хотя он еще есть, и его куда больше, чем в других помещениях. Дафна почти без сознания, Блейз мягко гладит её по волосам, рассказывает о прошлом. Отрывки их разговора доносятся еще издалека, и сердце сжимается за Тори. Она падает рядом с сестрой и обнимает ту крепко. Гермиона приземляется на пол рядом. Её гложет чувство вины. Забини понимает все без слов, горечь утраты также мелькает в его глазах. Он молчит, хотя в уголках скапливаются слезы. Грейнджер дотягивается до его руки, он сжимает её и пытается улыбнуться. Её не покидает ощущение, что они прощаются. Они сидят под звуки разговора двух сестер еще какое-то время, пока не устают насколько, что просто смотрят в стены и молчат. — Что бы вы сказали? — Забини поджимает губы, в каждой его интонации слышится отчаяние. — Если бы имели возможность попрощаться с ними? — Я попрощалась со всеми, с кем хотела, много лет назад, — тихо отвечает Астория, зарываясь пальцами в светлые волосы Дафны, что-то бормочущей во сне, от которого её уже не пробудить. — Уезжая в Азкабан, я сказала всем всё, что хотела. — И ничего не изменилось с тех пор? — Гермиона откидывает голову к стене. Гринграсс коротко качает своей. — Не думаю. Ей не хочется ничего говорить в ответ, поэтому она замолчала. Забини тоже, кусая нижнюю губу до крови. Она не знает, что сказала бы. Всегда ненавидела прощаться, и не была уверена, что умеет. Люди умирали слишком внезапно, так резко, не сказав ни слова. Никого не заботили чувства живых, когда они становились мертвецами, поэтому и нужды в этом не было. Она могла мучиться потом чувством вины, извиняться, придумывать прощальные речи, но на самом деле никому уже до них не было дела, поэтому она перестала переживать об этом. — Я…бы попросил…про…щения… — уже почти во сне бормочет Блейз, закрывая глаза. Гермиона тянется к нему через силу, тормоша колено. — ЗАБИНИ! — почти в панике визжит она, стараясь привести его в чувство. Его имя доносится и со стороны Астории, но все тщетно. Он прислоняется к стене и пока еще дышит, но постепенно и его дыхание замедляется до совсем несущественных вдохов и выдохов. В панике, в какой-то непреодолимой страсти разбудить его или из-за веры, что все еще можно спасти, Грейнджер находит в себе силы встать и потрясти его за плечи, хлопнуть по щекам, даже прикоснуться к ранам, чтобы боль заставила его открыть глаза. Упав в рыданиях ему на плечо, она бьет его по телу, умоляет проснуться. Гринграсс тихо просит её успокоиться и не тратить силы. Так и обняв парня за плечи, Гермиона разворачивается к ней и смотрит, как слезы катятся по грязному от пыли лицу. — Всё не должно было так закончится. — Они выиграют, — она кивает наверх, имея в виду Драко, Тео, Пэнси, конечно. Кэтрин и её авроров. — Это цена любой победы. — Тори… — Блейз прав, нам всем стоит попросить прощения, — Гринграсс улыбается. Гермиона слезает с Блейза и подползает к ней, устраиваясь на таком горячем, по сравнению с её кожей, полу. — Мне жаль, что всё было так, как было, Гермиона. Она качает головой, целует её ладонь. — Это моя вина. — Это уже неважно, — снова светлая, даже мудрая улыбка касается её губ. — Если ты выберешься. Просто не теряй время зря, ладно? Обещаешь? Гермиона кивает, но становится слишком тяжело сделать даже это. Теплый камень у стены кажется удобным, и она так легко прислоняется к нему виском, смотря на Гринграсс. Она не умеет прощаться. Благодарить. Прощать. Извиняться. Не умеет жить, только выживать. Надо было бежать много-много лет назад, игнорируя войны и обязанности, находить работу, заводить семью где-нибудь в Европе и желательно больше никогда не обращаться к магии, что бы не случилось. Она не уверена, но кажется, она видит, как Астория удивленно нащупывает что-то в стене и давит на выступ, стараясь продавить тот внутрь. Гермиона ни в чем не уверена. Она видит Гарри, который улыбается ей из её старых воспоминаний. Рон так тепло сжимает её ладонь после допроса у Амбридж, и она в ужасе от всего происходящего. Она вспоминает последнюю встречу с родителями, теплый взгляд отца и мамины любимые духи, что отпечатались в памяти слишком хорошо. И слышит Драко. Где-то вперемешку со звуком чего-то открывающегося в стене, она слышит его шепот, слова заботы. И ей жаль, что она так много не успела сказать ему. Не передала слова матери. Не сказала, что влюблена в него. Не сказала, что не винит. И еще много чего. Она видит его глаза в бреду, и руки сами тянутся к его образу, пока вторую ладонь держит уже ослабевшая Астория. Пальцы искрятся остатками той магии, что еще могла быть в теле, и его призрак перед ней сверкает платиновыми отголосками. Она движет губами, но не слышит собственных слов. Серебряный фестрал взмывает перед ней, чей-то патронус мелькает перед глазами и исчезает в стене. Это фантазия. Это спокойствие. И это конец.Гермиона закрывает глаза совсем и чувствует, как выравнивается её дыхание.