***
Она слышит собственное имя, проникающее в самое сердце. Это больше похоже на плач того, кто ищет хоть какую-то помощь среди пустыни. Похоже на то, как она умоляет не убивать своих близких посреди поля боя. Бесполезно, но болезненно. Гермиона может лишь чуть-чуть приподнять веки и сквозь тонкую щель увидеть другие силуэты на ногах. Она не может различить лиц или еще кого-то, чувствует только относительно теплую ладонь Астории в своей до сих пор. Может быть, ей мерещиться, и так наступает смерть — кто-то просто заберет их и всё. — Грейнджер… — тянет Драко. Он такой настоящий и реальный, что ей хочется прикоснуться к нему. Его голос теплый, обволакивает с ног до головы и душу наполняет ощущение полнейшей безопасности. Запах его смешивается с дымом, и Гермиона все-таки подается вперед на его голос, тут же чувствуя мягкое плечо его костюма. Он слишком настоящий в её фантазии. Но прежде, чем она успевает насладиться еще немного, она слышит вскрик вдалеке, похожий на Тео. — Драко, здесь Нарцисса! И почти сразу отключается, погружаясь в сладкий и манящий её сон.***
Рука Астории легла на его плечо и заставила Малфоя вздрогнуть. Он стоял в комнате, прижавшись плечом к косяку двери, и смотрел на девушку в своей постели. Она лежала мирно, уже почти без порезов, только с бандажом вокруг груди. Свернувшись калачиком, спала как маленький ребенок. — Я устал, Тори, — он опустил голову, утратив всю свою радость, усмешки, все. Драко будто постарел на несколько лет за одну ночь, а в его голове ни мудростей, ни опыта. — Нам всем надо просто сдаться. А Грейнджер стереть память и отправить на остров на всю оставшуюся жизнь. Она сжала ткань пиджака, а потом положила голову на его плечо. — Нельзя всё бросить и умереть только потому, что сейчас ничего не получается. — Сколько еще люди будут умирать, пока я слишком эгоистичен, чтобы умереть. Поттер без колебаний свалил под палочку Волан-де-морту, когда узнал, что должен. — И это привело нас к тому, где мы сейчас в какой-то степени, — мягко напомнила девушка. — Даже если вырезать всех чистокровных, никакой гарантии, что мир станет лучше, нет. Это может превратиться в жуткую антиутопию. Драко кивнул на Гермиону, которая лежала под теплым одеялом и гуляла между своих снов. — Это спасет её. Гринграсс тихо фыркнула, улыбаясь. — Если бы она искала спасения, она бы послала нас всех к черту и уехала с Поттером. — Может, хоть сейчас уедет, — отозвался он пренебрежительно. — Не уедет, — уверенно заявила Астория и погладила его по плечу еще раз. — Она проснется через пару часов. Будь рядом. Прежде чем девушка успела уйти, Малфой развернулся и обратился к ней по имени, чтобы не дать ей быстрее покинуть коридор. — Откуда в тебе взялось столько мудрости? Я помню тебя легкомысленной девушкой, которая могла думать лишь о платьях. Она грустно приподняла уголки губ и посмотрела на него. — Это не моя мудрость, Драко. Это то, что вертится у тебя в голове, но тебе не хватает сил сказать всё это вслух.***
Если по смерти ничего не чувствуют, то, наверное, она все-таки были мертва. Гермионе было тепло под мягким одеялом, относительно спокойно в душе, и никакая боль не отдавалась в висках или в любой другой части тела. Ей было легко дышать, даже открывать глаза было не тяжело. Она проснулась, когда солнце освещало своими последними лучами комнату, окрашивая все в оттенок золотого, и постаралась осознать, где она находится. Комната казалась смутно знакомой, а ощущения реальными. Поверить в то, что Гермиона все еще жива, было сложно. Она была уверена, что уже попрощалась с жизнью в том горевшем поместье, и призрак патронуса и Драко ей мерещился не просто так. А еще был Тео, кажется, где-то рядом. Она мысленно была готова к тому, что такова цена победы, которую миру принесет Малфой с Ноттом и Пэнс. Это было бы правильно и логично. Либо так выглядел ад, либо её путь на ту сторону что-то оборвало. Как минимум это было странно ощущать. Грейнджер села на кровати и посмотрела вокруг. На кресле слева мирно спал сам Драко, положив голову на руку, уперевшись ею на подлокотник. Она ахнула от того, что с ним сделало время, пока она была без сознания. Бледная, гораздо бледнее обычного, кожа, темные круги, залегшие под глазами и скулы острее, чем она помнила. Он выглядел так, словно он фарфоровый, и по его лицу вот-вот побегут тонкие трещины, которые разобьют его самого. Ведь маски на нём уже не было. Дышал он неровно, сбиваясь. Ресницы дрожали каждые несколько секунд. И тогда она вспомнила, как будто вообще о таком можно было бы забыть. Имя повисло на её языке, так и не сказанное вслух. Нарцисса… Малфой перед ней был почти как другим человеком, а она просто интуитивно знала, что это он. И волосы будто стали серыми, а не белоснежными, как было всегда. И руки в каких-то то ли порезах, то ли следах от ударов. Он вздрогнул, просыпаясь от кошмара, и тут же посмотрел на Гермиону, что испуганно хлопала ресницами перед ним. Было трудно понять, какая эмоция отразилась на лице у Драко, но что-то похожее на радость точно промелькнуло. Разум подсказывал, что возможно это впервые за всё время со времен маскарада. Она ведь понятия не имела, сколько дней или часов прошло. — Грейнджер, — будто не веря её пробуждению, прошептал он. Гермиона кивнула, и он поднялся с кресла, разминая шею. — Как себя чувствуешь? Голос звучал тише, был словно надломан, и это пугало. Ей долгое время казалось, что вообще ничего не могло его сломать, подобраться сквозь толстый панцирь куда-то внутрь. А сейчас… его поразили в самое сердце, раздробили всё изнутри, и она понятия не имела, как это исправить. — Я… — а что она? В порядке. Как она может быть в норме, когда его мать погибла под завалами. Имеет ли Грейнджер вообще право произносить подобные слова. Вместо ответа она снова коротко кивнула и постаралась чуть улыбнуться уголком губ. Драко приземлился на край кровати рядом с ней и замолк. Что они могли сказать друг другу? Гермиона почувствовала, что в горле встает ком от надвигающихся слез. И все, что она смогла сказать ему, ему, черт подери, человеку, о котором думала перед смертью, мать которого держала на руках в последние минуты, которому обязана была еще сказать столько нового всего... — Мне жаль, Драко. Мне так жаль… И это правда было так. Он посмотрел вниз, куда-то в район своих коленей, и это выражение лица она уже видела раньше, когда-то очень давно. Её душу рвало на кусочки его состояние. Грейнджер накрыла обе его руки своими, в надежде переслать ему хоть частичку облегчения сквозь прикосновения. Ах, если бы она умела лечить боль… Малфой качнул головой, когда пара прядей упала ему на лоб, и она подхватила их, чтобы убрать в сторону. Он молчал. Долго, пронзительно, но, если ему это было нужно, Гермиона была рядом. Она потянулась к нему, заключая лицо в ладони, и поцеловала в холодный лоб. Он был почти льдом и, наверное, едва живым. По крайней мере изнутри. Руки Драко дрожали, когда он ответил на её прикосновение и обнял её за талию так, что, наверное, на коже останутся синяки. Много ли ему нужно говорить, чтобы она все поняла? Уронив его голову на свое плечо, она обняла его сильнее и зарылась пальцами в волосы. Она рядом, она здесь и никуда не собиралась, что бы не случилось. Он чувствовался совсем крошечным несмотря на то, что Гермиона едва могла обхватить его плечи полностью. И всё его одиночество и боль стали пропитывать её тело, как кровь пропитывает одежду. Она перехватила его крепче, прижалась щекой к голове и закрыла глаза. Пройдет много недель, прежде чем он сможет снова чувствовать себя способным делать хоть что-нибудь. По каким-то причинам именно сейчас, шепча ему что-то совсем легкое, успокаивая еще не начавшуюся истерику, она вспомнила это чувство, когда мир рушится на части. И ей стало так тоскливо от осознания, что она просто забыла о том, как это больно — терять родителей. Это скорбь, которую нельзя закрыть или заменить, стереть из памяти. Иногда ей казалось, что даже если кто-то наложит на неё забвение, боль останется и никуда не уйдет. Ей не хотелось, чтобы кто-то еще проходил через это, однако реальность такова, что рано или поздно с этим сталкиваются все. — Она верила в тебя, — заверила его девушка, мягко целуя в висок. — Верила, что ты исправишь всё, что натворил. И любила тебя. Он сжался в её руках, и ей стало больно от собственных слов. Должно быть это душераздирающе, когда твоя собственная мать тебя не узнает больше дней в году, чем помнит твое имя. А потом умирает, сказав последние слова совсем другому человеку. Гермиона чувствовала на себе вину за её смерть, но посчитала неуважительным переключиться на жалость к себе, когда плохо на самом деле ему. — Мне не нужно, чтобы меня жалели, — хмуро проворчал он ей куда-то в плечо, она подавила улыбку. Драко все еще Драко. Тот же, кого она знает, это никогда, похоже, не изменится. Она подняла его голову за подбородок, обхватила обеими ладонями, положив на щеки… И заглянула в глаза, надеясь, что он видит всю её душу и всё сожаление. — Со мной, — Гермиона провела большим пальцем по его правой скуле, следя за собственным движением, — тебе не обязательно притворяться кем-то другим. — Мне нужно все еще быть сильным, Грейнджер, — тихо и устало возразил он ей. Он так устал тащить всю эту ношу на себе и беспокоиться о других людях, быть хорошим. Злодеем было куда удобнее. — Я побуду сильной за нас обоих. Она подалась к нему вперед и поцеловала. Это не казалось ей правильным и не казалось ей помощью, но почему-то Гермиона решила, что ему это было нужно. И не ошиблась. После первого, чересчур мягкого и несвойственного им, прикосновения Драко ответил ей куда настойчивее, обхватывая талию рукой и притягивая к себе. Они так долго поддавались лишь порывам страсти и простого желания… сейчас, этот поцелуй, этот момент, он был чем-то настоящим. Она запустила руку ему в волосы и приподнялась на коленях, чтобы быть ближе. Малфой ответил на это одобрительным выдохом прямо в губы, едва отстранившись. Он взглянул на неё только на секунду, чтобы вернуться назад и поцеловать снова. Он не просил о большем, не было никаких намеков, он был аккуратен, хотя сама Грейнджер уже давно не чувствовала от него исходящей опасности для себя. Поцелуи не возвращали её воспоминаниями в ту ночь, в тот ад, и поэтому она могла бы отдать ему себя всю в этот момент. Храня его в своих руках так, чтобы никто другой больше не мог до него достучаться и разрушить изнутри. Ему не нужно больше быть одиноким. У него будет она, пока что будет, а потом… Гермиона не знала. Но точно могла сказать, что очень постарается ради него. Теперь Драко каким-то необычайным образом входил в ту категорию людей, о которых она беспокоилась сильнее, чем за всех остальных в этом мире. Он не был просто единицей, которую ей хотелось спасти, защитить, оградить от несправедливости. Не был больше её заклятым врагом, с которым непременно нужно ругаться и воевать. Всего два месяца превратили их ненависть в терпимость, а потом и в чувства куда сильнее, чем равнодушие. Драко отстранился от неё медленно, не желая отпускать. Прислонился своим лбом к её и с закрытыми глазами прошептал: — Тебе не мешает отдохнуть. — Я спала несколько дней, — возразила девушка также тихо. — Тебе сильно досталось. Гермиона резко втянула воздух и приоткрыла рот. — Что с Асторией? А Блейз? А Дафна? — она запаниковала, вспомнив, что они, как и она, уснули там, в этом подвале. И её душу залило волной тревоги и опасности, разум воспроизвел самые худшие картинки, и ей показалось, что еще шаг и у нее может случится атака. Момент был окончательно разрушен. Драко схватил её ладонь, вынуждая обратить на себя внимание, пока она дышала слишком часто и уже успела начать паниковать. — Они в порядке. Слышишь, и Блейз, и Дафна, и Тори. Грейнджер шумно выдохнула, и её плечи тут же опустились. Мерлин, это было слишком. — Забини раскроил череп, Дафна получила перелом ноги, но не сильный. А у Астории только пара незначительных ушибов, — Малфой поднял её лицо к себе. — Все живы. И врачи обо всех позаботились. Гермиона нахмурилась: — Где вы взяли врачей? — Тео ездил в больницу Святого Мунго. Привез нескольких. Вас всех накачали кучей кислорода, — он фыркнул. — Сложная магия, я так не умею. — Надеюсь, что это больше не пригодится, — улыбнулась она. — Как вы вообще нашли нас? — Был потайной ход под домом, он выводил куда-то за поместье. Меня привел патронус. — Патронус? — Грейнджер скептически приподняла бровь. Драко кивнул. — Ага, в виде фестрала. Не знаю, чей. Но он показал нам, где вход. А с вашей стороны дверь уже была открыта. — Да, кажется, Астория успела открыть её прежде, чем отключиться, — Гермиона смутно помнила, как девушка давила на какой-то камень, и что-то сдвигалось в сторону. Теперь пазл сложился. Но чей был патронус? — Пожиратели смерти ведь не владеют им, да? Малфой коротко качнул головой, давая отрицательный ответ. — Слишком светлая магия. Мы перепробовали на себе слишком много темных заклинаний, чтобы вызывать патронуса. А что насчет тебя? — У меня давно не выходит ничего дельного, — вздохнула девушка и потерла лоб в замешательстве. — Гарри был лучшим в этом деле. Не видела ни у кого более мощного исполнения заклинания, чем у него. — Какой у тебя патронус? — хмуро спросил Драко, все еще уставившись на её ладони в своих руках. — Был выдрой. Когда-то… Гермиона даже не помнила, когда последний раз вызывала телесную форму. Он сложнее, требует больше сил и воспоминание посильнее. Она поджала губы, словно стыдясь этого факта, начисто забывая, что перед ней сидит за человек. Он вообще никогда и не умел, понятия не имеет, какой патронус у него. Мелькнуло в голове, что ей не мешало бы его научить. Но как научить того, у кого в голове сейчас сплошная тьма и никакого света? — Тебе нужно поспать. Она моргнула, смотря на него. — Ты будешь здесь, когда я проснусь? Драко улыбнулся уголком губ, но все равно в каждом его действии сквозила печаль. — Ты же знаешь, что да. Ей стало так тепло внутри, кто-то разлил там ощущение спокойствия. Такого забытого отчасти, оно должно было её покинуть, а рядом с Малфоем оно никуда и не уходило. Он аккуратно погладил её ноги поверх одеяла, встал с кровати и направился к креслу. Уже засыпая под теплым одеялом и мягким взглядом Драко, Гермиона поняла, что это была его комната.***
Он оказался прав, когда уговаривал её отдохнуть. Она чувствовала, что организму еще слишком мало сна и нужны силы, а взять их было неоткуда. Как, в общем-то, и моральных сил. Но этих, наверное, никогда и не было. Гермиона уставилась в потолок, проснувшись среди ночи, переосмысливая все произошедшее. Ей давно пора было понять, что делать дальше и как вообще жить. Она боролась ради туманной цели прекрасного будущего, но свой путь до конца не продумала. Девушка зарылась пальцами в волосы, оттягивая их и думая о своих задачах. Ей нужно подсчитать всех погибших и раненных и установить личности. Нужно проанализировать найденные планы и установить их достоверность. В идеале, предотвратить дальнейшие атаки Торна на города и деревни Англии, если будет такая возможность. И ей нужно выйти из тени, поговорить с чистокровными волшебниками, которые крыли собой некоторые касты жителей. Найти место, куда можно переместить всех своих авроров и добровольцев, чтобы начать формировать свою армию… Гермиона не могла даже представить несколько лет назад, что будет думать о подобном. Она вспомнила о Кингсли и Ордене, но поняла, что, если бы не помощь со стороны Ирландии и жертва Гарри, такой структурной организации у них никогда и не было. Был он, был Грюм, они принимали какие-то жизненно-важные решения и собирали совет. Сейчас совет — это она, Драко, Тео, Пэнси, Блейз и сестры Гринграсс, Кэтрин и парочка её авроров. И им нужно как-то собирать сторонников, чтобы выиграть в этой гражданской войне и установить свое правительство… Она повернула голову в сторону и обнаружила Драко снова спящим на кресле. Подумав еще несколько секунд, Гермиона соскочила с кровати и как можно тише сделала несколько шагов к двери. Где её палочка — она, конечно, не знала. Та была утеряна и, вероятнее всего, сломана еще при падении в поместье Забини. Нужно будет искать новую, которой она сможет пользоваться. Да и вообще иметь запасы волшебных палочек им не помешало бы, если у неё будет армия. Идти было легко, совсем не болезненно. Едва дверь была открыта и девушке удалось тихо выскользнуть в коридор, не разбудив Малфоя, она направилась в свою комнату. Ту, которую по крайней мере раньше звала своей. Она была не заперта, но пустынна, ощущение холода и одиночества почему-то пропитывало её, как будто много лет сюда никто не заходил. Гермиона быстро отыскала лист пергамента на столе и перо с чернилами. А затем начала строчить письмо единственному человеку, который понял бы её также хорошо, как она понимала себя. Если понимала. Дорогой Гарри, Я помню, что обещала не беспокоить тебя и дать тебе жить своей жизнью. Я даже не уверена, когда это письмо попадет к тебе в руки, и попадет ли вообще. Но я в огромном замешательстве и не знаю, как поступить. Может быть, у тебя найдутся ответы на те вопросы, которые крутятся в моей голове. Напряжение здесь растет ежеминутно. Каждый день мы рискуем жизнями наших людей или нашими, куда-то выбираясь, и я не знаю, насколько серьезной может стать ситуация. Я боюсь, что Торн не поскупится и привлечет жителей Англии, магглов, в этот конфликт. И тогда у нас будет трехсторонняя война. Он собрал вокруг себя множество сторонников, имена которых нам известны. Но все они спрятаны где-то глубоко в его подпольных сетях, подобраться к ним почти невозможно. Остатки Министерства, что еще сидят на своих постах, тоже могут быть на его стороне, моих людей внутри почти нет. Кингсли с ним, Рон с ним. Мне кажется, что весь мир стоит только против меня. Я не хочу бросать свою сторону и сдаваться. Тот, кто начинает войну первым не прав всегда, я буду это повторять. Люди, которых я защищаю, заслуживают такой же спокойной и мирной жизни. Но проблема в том, что многие из них мне не доверяют, а если и доверяют, то отказываются помочь. Что мне сделать? Как собрать и сплотить вокруг себя людей и показать им чистокровных такими, какими их вижу я? И сказать самим чистокровным, что ради своей свободы им придется еще раз встать под чье-то руководство. Ты вел нас куда успешнее, чем я — простой солдат. Ты был хорош в стратегии, в убеждении, в планировании. Я подумала, что, может быть, у тебя найдется несколько советов. Я не прошу вернуться. Я прошу лишь о том, чтобы ты рассказал мне, как нужно правильно вести эту гребанную войну. Научи меня, что нужно сделать, потому что сейчас я просто чувствую себя ребенком, барахтающимся в воде. С любовью, Твой верный друг, Гермиона Грейнджер. Она свернула пергамент в два раза, подожгла свечу под чашкой с сургучом и, пока она горела, подумала над тем, что Гарри сможет сказать ей. Вряд ли что-то сугубо новое, но это будет уже лучше, чем совсем ничего. Тем более прочитать хоть пару слов от него будет приятно. Гермиона соскучилась, особенно по его осуждающему взгляду. По губам проскочила улыбка. Она залила сначала пергамент сургучом, затем конверт, чтобы он мог убедиться, что его никто не распечатывал. Вышла из комнаты и заглянула в кабинет, где вручила письмо прекрасному филину. — Донесешь его до Гарри для меня? Надежнее было бы отправить его через камин, но так как Грейнджер наверняка не знала, где он живет, пришлось воспользоваться филином. Он сможет найти его и передать послание. Простояв возле окна еще несколько минут, подумав о том, что февраль выдался в этом году относительно теплым, Гермиона прикрыла створки и пошла обратно в комнату Драко. Голова была немного тяжелой от резкого пробуждения. Девушка со слепой надеждой, что не разбудила Малфоя, проскользнула обратно в комнату и тут же застала, как он, снова вздрогнув, распахнул глаза. И таким уставшим было выражение его лица, будто она заставила его проснуться после нескольких бессонных ночей. Вполне возможно, что это было правдой. Он ведь неспокойно спал еще несколькими часами ранее. Она так отвыкла от разговоров с людьми, которые потеряли кого-то, забыла, каково это видеть пожирающую их изнутри скорбь по близким. Гермиона многое отдала бы, чтобы он не чувствовал на себе весь тот ужас, который она когда-то пережила сама, хотя и плохо помнила об этом. Ей было совсем не до того в те моменты, а ему как раз-таки придется переживать многие вещи на себе. Грейнджер не смогла даже похоронить родителей, только попросить сделать это других, а потом заявиться на могилу и оставить цветы немало дней спустя. — Прости, что разбудила, — она прошла к кровати с его стороны и села на неё, смотря на Драко. Он только чуть заметно качнул головой, игнорируя важность чего-то вроде сна. Идиот. Он не понимал, как и она, что такое идеально выспаться, когда нет постоянной угрозы свихнуться или умереть. Гермиона закусила нижнюю губу, смотря, как он снова удобнее располагается в кресле, и чувство вины защемило в груди. — Драко… Резко вскинув голову к ней, сонный Малфой окинул её коротким взглядом. И когда она кивнула на постель, удивленно приподнял брови. — Ты уверена? — Это твоя комната, в конце концов. — Грейнджер, я спал и в более неудобных местах своей жизни, я переживу, — небрежно ответил он, снова отмахиваясь. Она вздохнула и попыталась вложить всё свое осуждение во взгляде, обращенном к нему. Вышло не очень убедительно, судя по тому, как он коротко улыбнулся. — Хочу, чтобы ты был рядом. Хочу быть рядом, — Гермиона постаралась сделать акцент именно на свое желание поддержать его хоть как-то, и похоже Драко это убедило. Тихо постанывая от боли в мышцах после часов, проведенных в одном положении, он протопал к постели и почти рухнул на неё рядом с девушкой. Она подползла к нему, полностью одетому, лежащему на спине, как можно дальше от неё, и устроилась на груди. Он резко замер, перестав дышать, но Грейнджер не отступила. Она удобнее устроилась головой, обняла его и закрыла глаза. Прошло не меньше минуты, когда он смог расслабиться и опустить свою руку ей на спину и обнять. Все ещё неуверенно, рискуя сделать ей больно или оттолкнуть. Он почувствовал толику её поддержки и опустил голову к макушке, втягивая запах её волос. Всю девушку теперь окутывал его легкий запах, и он был чем-то действительно родным. Гермиона думала, что знала его достаточно неплохо, чтобы предугадать содержание мыслей в этой голове. Она могла бы с уверенность в процентов 90 сказать, что он считает себя монстром, виновным в смерти матери. Что винит себя в том маскараде. Что вообще всё взвалил себе на плечи, назвал себя ужаснейшим человеком на планете и теперь пытается с этим жить. И прежде всего своими поступками она намерена была показать, что каким бы монстром он не был в собственном понимании, она сейчас рядом с ним. А ведь монстры её пугают, из-за них она вздрагивает по ночам. Может быть, это была первая ночь за долгое время, когда им обоим было спать достаточно спокойно. И, может быть, Драко забыл на несколько минут, что его мать мертва и мир раскалывается на части.***
В родовом поместье Блэков в Йоркшире было до ужаса тихо. И до того, как они прибыли и занялись подготовкой похорон. И даже когда по коридорам шныряли все подряд, то развешивая черные ленточки, то готовя в одной из комнат тело Нарциссы… С плеч Драко все проблемы организации были сняты друзьями. Астория прекрасно справлялась с тем, чтобы указывать, куда ставить цветы, кому нести гроб, откуда и как его будут везти к маленькой церкви на территории поместья. Пэнси поддакивала ей, периодически раздавая и собственные приказы, а Дафна руководила в церкви. И только Гермиона осталась без дела, стоя посреди комнаты, полной людей, не зная куда себя деть. Малфой едва ли удостоил её словом за всё утро, пока они собирались сюда, а уж после тем более. И она не хотела лишний раз навязывать ему себя, хотя и знала, как паршиво оставаться одной. Поэтому всё время до официального начала похорон она провела, помогая пребывающим гостям расположиться в комнатах, и помогала домовикам с их обустройством. Как оказалось, похороны графини Блэк, последней в своем роде, должны были быть проведены со своим официозом и согласно четким правилам. Если и существовало слово, которое все британцы безоговорочно превозносили в любые времена, так это точно протокол. Вероятнее всего даже Малфой был удивлен количеством оставшихся дальних родственников, но его это волновало слабо. На каждое «прими мои соболезнования, Драко» он натягивал фальшивую улыбку и кивал, получая объятия или похлопывания по плечу в ответ. Гермиона и подумать не могла, что семья Блэк была настолько обширной, но, как оказалось, это всё были совсем дальние родственники. Астория откопала их список в завещании Нарциссы, в котором, само собой, все переходило Драко, были указаны пожелания по похоронам и гости. Пэнси сказала, что оно писалось уже после войны, так что может считаться наиболее достоверным и близким к её истинной воле. Малфою было не то чтобы всё равно, он просто молча согласился. И всем этого было достаточно. Грейнджер напрочь забыла, как правильно вести себя на непубличных похоронах. Это мероприятие было больше похоже на очень семейную встречу, а не выступление под камерами. И она понятия не имела, как правильно взаимодействовать с Драко, с лордами и их женами, прибывшими сюда на похороны. Многие действительно были поражены и убиты новостью о смерти Нарциссы, это было видно по их состоянию. Семья, друзья, далекие знакомые… человек 30 в общей сложности, исключая всех слизеринцев и команду помощи. Она смогла чуточку выдохнуть, когда спустя пару часов все гости разместились, всё было готово и у них оставалось еще около получаса до начала церемонии. Гермионе оставалось лишь восхищаться, как на самом деле быстро всё было организовано. Стоя на террасе с другой стороны от площади, смотря на катафалк, который повезет гроб Нарциссы, Тео выглядел подавленным. Но из всех он сохранял внешнее спокойствие, поэтому Грейнджер рискнула потревожить его своим присутствием. Она подошла к нему, выдавая себя стуком каблуков, и положила руку на плечо. Нотт улыбнулся, даже несмотря на внешнюю тоску, он постарался выглядеть чуточку менее напряженным. Развернувшись, Тео коротко пробежался глазами по наряду Гермионы и кивнул. Она не была специалистом в одежде на похороны, конечно… — Неплохо выглядишь. — Трудно ошибиться. Надеваешь черное и всё, — она пожала плечами и поравнялась с ним. Она выбрала черное платье-пальто, каблуки, маленькую черную шляпку с сеткой и жемчужные сережки, как дополнение, а волосы оставила в пучке сзади. Выглядела немного старше обычного, но других вариантов и не было особо. — Ты в ужасе, да? — усмехнулся Нотт, покосившись на девушку рядом. — Немного, — честно призналась она. — Никогда не бывала на подобных мероприятиях. — Надеюсь, что больше и не побываешь. Гермиона молча согласилась и замерла на несколько минут, пока теплый февральский ветер трепал волосы и пытался уничтожить прическу. Они не принимали участие в шествии за гробом, поэтому и могли никуда не торопиться. Им предстояло встретить остальных уже на входе в церковь. Минуты до этого тянулись бесконечно. — Тео, — набрав в легкие воздуха и решившись на свою просьбу, обратилась к нему Грейнджер. Он чуть приподнял бровь, показывая свое внимание. — Могу я попросить тебя сделать кое-что… с моей памятью. Нотт удивленно повернулся к ней и слегка нахмурился. — Ты же помнишь, что твой мозг еще может быть травмирован после того, как ты отключилась тогда после приема? Я не уверен, что это хорошая идея. — Мне очень это нужно, — выдохнула Гермиона, опустила глаза в пол. — И я готова пойти на риск. — Что именно ты хочешь? — Тео сложил руки на груди. — Хочу, чтобы ты задвинул воспоминание об изнасиловании за одну из ментальных стен, — на одном дыхании протараторила девушка и зажмурилась на секунду, чтобы потом выпрямиться. — Оно тревожит меня, сама я не могу это сделать. Но ты ведь владеешь легилименцией. Он задумался, хмурясь и рассматривая её лицо. Потом сказал: — Я не так хорош в этом. Ты могла бы попросить Малфоя, не думаю, что он откажет. — Могла бы, но… — Гермиона замялась, заламывая свои пальцы в ладонях. — Это воспоминание не является чем-то приятным также и для него. Для тебя оно не такое травмирующее. И я всё еще чувствую себя не очень комфортно, пуская его к себе в голову. Сначала Тео кивнул, но потом снова улетел куда-то глубоко в свои размышления, думая, помогать ей или нет. Он потер подбородок указательным пальцем, смотря скорее на горизонт за её спиной, чем на неё саму. И спустя некоторое время мучительного ожидания одобрительно хмыкнул. — Хорошо, — Грейнджер выдала радостную полуулыбку. — Но не сегодня. Для твоей головы — это будет нелегко, тебе понадобятся хотя бы сутки на то, чтобы восстановиться после. Не будем портить день. Она кивнула с согласием и прошептала короткое «Спасибо», снова поворачиваясь к катафалку. Её сердце замерло в груди, когда у главного входа в поместье появился Драко в своих солнечных очках. На его лице все еще проглядывали едва заметные следы усталости и того, что он не ел уже несколько дней. Но для сына на похоронах матери он все же выглядел довольно хорошо. А держался даже слишком. — Почему ты еще здесь? — Тео чуть повернул голову в её сторону. Гермиона удивленно хлопнула глазами. — По правилам я… не имею право идти там. — К черту правила, — тихо возмутился он, дабы не привлекать к себе внимание. Грейнджер еще раз окинула собравшихся рядом с гробом людей. Заметила Асторию. В статусе бывшей невестки за спиной у Драко, одобрительно улыбающейся ему. — Зачем я там? У него есть, кому его поддержать. Тори прекрасно справлялась за сегодня. Это прозвучало ревностно, хотя она не вкладывала в эти фразы такой смысл. У неё не то чтобы не было повода ревновать к Гринграсс… просто даже мысли такой в последнее время не возникало. — Ты ему там нужнее, чем Астория. И прекрасно это знаешь. До последнего ей казалось, что все произошедшее ночью ранее — лишь минутный порыв. Но то, как красноречиво смотрел на неё сейчас Тео, заставило её засомневаться. Гермиона последний раз посмотрела на парня рядом, хлопнула глазами и после его приглашающего жеста рукой скрылась в поместье, почти переходя на бег. Он прав. Она позволила себе оставить Драко в такой важный для него момент, и ей надо было вообще не покидать его ни на секунду, а она снова повела себя как… как Гермиона Грейнджер. Испугалась, что всё себе надумала, что её отвергли и людям не до неё. Прорвавшись сквозь маленькую толпу тех, кто только ждал своего выхода, она остановилась лишь на долю секунды, чтобы потом снова пробежаться по камню вперед и найти Драко. К черту протокол, к черту правила. Она была ему нужна, и поняла это довольно поздно. Но еще не слишком. Гермиона оказалась рядом с ним и схватила его ладонь, крепко переплетая пальцы. Малфой повернул к ней голову, из-за очков было трудно различить, что именно он скрывает под своей маской сегодняшнего дня. Но он сжал её ладонь в ответ, и это было однозначным одобрением. Она улыбнулась ему, и, пожалуй, всего этого было достаточно для него и для неё. Они сделали самые первые шаги ровно тогда, когда внутри дома пробили часы. Нарушая правила, находясь чересчур близко, они шагали рука об руку, смотря четко перед собой. Гермиона крепко держалась за парня, грея пальцы в тепле его ладоней, а он хватался за последнюю крупинку чего-то реального. Ей казалось, что Драко вполне мог бы упасть, если бы не она рядом. Это было тяжело. Морально и физически. Пройти 378 шагов к этой маленькой часовне за границей поместья, чтобы там провести церковную службу. Каждый шаг маленькой делегации отдавался в ушах, в полной тишине был слышен лишь стук их шагов. На первой сотне у Грейнджер начала кружится голова. Нарцисса была слишком светлым лучиком во всём том ужасе, который происходил. Гермиона могла помнить её даже в Мэноре, отстаивающую более гуманные методы. Тогда её фигура в черных одеждах, смотрящая на неё с высоты своего отнюдь небольшого роста, умоляющая Беллатрису пощадить бедную девушку… была почти ангельской, вообще-то. Но Белла же никого не слушала, даже сестру. Она олицетворяла то, что звалось любовью в жестоком мире убийств и кровопролития. Умела идти на жертвы ради своей семьи, но оставаться человеком в любой ситуации. Гермиона восхищалась ей, но понимала, что такой же ей никогда не стать. Удерживая руку Драко, пока он кидал первую горсть земли на поверхность гроба, Грейнджер вспоминала только все самое хорошее, что только могла, о женщине по имени Нарцисса Малфой. И этого оказалось много вопреки ожиданиям. Утеря её была невосполнима не только как матери, как жены, но и как человека. Это прозвучало бы жестоко вслух, и даже от мысли Гермиону воротило, но… когда люди умирают там, в других семьях, у других незнакомых, это бьет не так сильно. Как когда ты хоронишь кого-то столь близкого. Драко пошатнулся рядом с девушкой, и она тут же обеими руками обвила его плечо, помогая устоять. Коротко осмотрев пространство маленькой часовни, она подтолкнула его к колонне, за которой скрывался узкий коридор, неосвещенный полуденным солнцем. Гермиона повернула Малфоя к себе и подняла его темные очки. Из-за них на неё смотрели красные заплаканные глаза сына, который только что похоронил мать. Аккуратная маленькая слезинка покатилась по его щеке, и Грейнджер смазала её большим пальцем. Она не знала, что сказать. Первый раз на её памяти ему было больно так открыто. Она могла бы рассмотреть каждый шрам, каждую зажившую и открытую рану, если бы вглядывалась чуть дольше. Но сейчас Гермиона могла чувствовать только крайне хрупкое сердце в своих руках, обливающееся кровью и разбитое на бесконечное множество алых кусочков. Может быть, ей нужно было напомнить ему, что всё непременно будет хорошо. Но она могла лишь сцеловывать каждую новую слезинку с его щек, пока они все катились и катились вниз бесконечным градом. Драко распадался на глазах или его образ, который он себе придумал. Вся сила утекала сквозь пальцы, каждое движение отдавало болью. И только перед ней, стоя в тени стен, скрытый ото всех, он мог позволить себе показать ей себя совсем немного слабого и разбитого. Гермиона прижала ладонь к его щеке, надеясь согреть холодную мраморную кожу. И он подался навстречу её прикосновению, закрыв глаза. — Я рядом. Всё хорошо. И обняв его обеими руками, ей хотелось бы, чтобы он ей верил. Она сжала его тело так сильно, что, наверное, переборщила, если это вообще применимо к такому сильному и высокому мужчине, как он. Но он всё еще был просто мальчиком где-то внутри. Которому просто было невыносимо среди всех взрослых, которые будут повторять ему еще миллион раз, как им жаль. Оставленный всеми, покинутый семьей, потерявший единственное, что привносило в его жизнь что-то кроме страданий. И сколько бы слез он не лил, это давящее чувство в груди никак не уходило. Гермиона выводила его из церкви, держа сильно, напоминая о себе. И слава богу, что гости успели сами дойти до поместья, где сейчас должен начаться ужин и всё в этом духе. Она не хотела, чтобы кто-то давил на Драко, ему и так было нелегко. Ему было сложнее, возможно, чем когда-либо в жизни. Каково это? Знать, что больше никогда не услышишь шепота матери «с добрым утром», которой пробуждал так нежно даже из самого желанного сна. Не почувствуешь её прикосновений. Не вдохнешь аромат её духов, которые всегда ассоциировались с домом. Смерть человека — это чудовищно и отвратительно, но, когда это родители, это больно так, что раскалывается сердце и дышать уже трудно. Будто забрали кусок души, возможность чувствовать, проявлять какие-то эмоции, но сделали это так, что в груди осталась дыра. Напоминающая об этой пустоте до тех пор, пока не заживет, оставив вечный рубец на и так израненном войной сердце. Они шли обратно исключительно медленно, и весь путь до поместья остался в тумане. Грейнджер не имела никакого желания оставлять Малфоя наедине с самим собой, но и противиться его желанию не было смысла. Провожая его глазами в спальню, она увидела в этом только желание быть подальше от толпы родственников, которые теперь шумели в зале за ужином. Она сама не хотела, но опять же. Позаботится обо всех и не дергать его было меньшим, что она могла бы сделать для него в этот вечер. После долгого, совершенно изнурительного ужина Гермиона осела на ступеньках главной лестницы и уставилась в эту темноту, полную спокойствия и тишины после многих часов пьяных разговоров и воспоминаний о Нарциссе. Она не стала пить, ей захотелось, чтобы голова была легкой, но на самом деле это не помогло. Изнутри пожирало чувство необоснованной вины. Хотя нет, весьма обоснованной, и это не радовало. Пэнси вышла с кухни после помощи домовикам с последними тарелками и увидела Гермиону на ступеньках. Они все были разбиты сегодня, но Грейнджер было положено страдать меньше всего, поэтому она постаралась сделать менее уставший вид. Паркинсон лишь слабо улыбнулась на эту попытку и присела рядом, подбирая полы черного длинного платья. — Как ты? — прошептала Гермиона, боясь нарушить девственно прекрасное спокойствие в комнате. Пэнси набрала в легкие воздуха, тяжело выдохнула и покачала головой. В её глазах заблестели слезы. — Я пойду посплю. Трудный был день, — запнувшись от наступающей истерики, проговорила она, и Грейнджер оставалось лишь поймать её руку и сжать в знак поддержки. Паркинсон улыбнулась, вставая со своего места. Гермионе и так было понятно, что она будет плакать на груди у Тео всю ночь, пока сон не возьмет своё. У неё он был. Девушка обернулась на дверь спальни Малфоя и перестала дышать, раздумывая. А кто был у него? Сердце заныло, и Грейнджер поднялась на ноги, скинула каблуки, чтобы подняться наверх и застыть перед его дверью. Её рука замерла прямо перед тем, как постучать, потому что неуверенность все еще теплилась в её груди. Будет ли она также важна ему, как он ей. Да и нужно ли ему вообще, чтобы кто-то был рядом. Каждый переживает утрату по-своему. Она постучала раз. Два. Четыре. Никто не открыл, какой бы настойчивой она не была. Гермиона опустила глаза в пол, тяжесть осела грузом на плечах. И девушка уже развернулась, чтобы шагнуть в сторону, чтобы отойти, позволить ему побыть одному, когда все-таки решила поступить иначе. Она взмахнула палочкой, открывая дверь, толкнула ту вперед, чтобы встретиться с тем же пустым одиночеством холодной комнаты. Где не горели свечи, постель идеально заправлена, дверь в ванную нараспашку и там пусто. Ни вещей, ни Драко, ни хоть единого знака его присутствия. — Черт, — недовольно выдохнула Гермиона, озираясь по сторонам. Сколь разрушительными могли быть его поступки прямо в эту секунду, сколько последствий они будут иметь в будущем? У неё было несколько вариантов, и, увы, самым вероятным мог бы стать бар в Лондоне, вроде того, где он напился некоторое время назад. В коридоре ни из-под одной двери не виднелось ни единой полоски света, и ей стало стыдно кого-то беспокоить. Малфой ведь взрослый мальчик, мог бы сам о себе позаботиться… Гермиона трансгрессировала в первое же место, что пришло ей на ум. В Мэнор. Драко взревел, ударяя по креслу рукой, и то отлетело в сторону. Дерево с характерным треском разлетелось на щепки вместе с тканью. Следом отправилась картина со стены, которая упала из-за удара. Под ногами лежали осколки ваз или стаканов. Малфой крушил всё, что только видел перед собой, с бешеной яростью, похожий на огнедышащего дракона, уничтожал все от боли внутри. Он ударил по стене, бил снова, и снова, и снова, а когда услышал хруст стекла позади себя, вдруг обернулся. И Гермиона посмотрела на него, с разбитыми костяшками и порезами на лице, испуганно. Драко выдержал её взгляд несколько бесконечных минут, и плечи его опустились. — Я так больше не могу, Грейнджер, — он покачал головой. — Не могу. Я не уберег её. Она просила меня о помощи, а я не смог. А этот, — Малфой размахнулся и разнес стеклянный столик в середине гостиной, так что осколки полетели по полу, — УБЛЮДОК ДАЖЕ НА ПОХОРОНЫ НЕ ПРИЕХАЛ! Она стояла перед ним, и горячие слезы полились вниз, пока вся гостиная превращалась в гору испорченной мебели. — Я УСТАЛ КОГО-ТО ВЕЧНО ТЕРЯТЬ! — статуэтки с камина полетели вниз, глухо ударились о поверхность ковра. — КТО СЛЕДУЮЩИЙ? МОИ ЛУЧШИЕ ДРУЗЬЯ? ТЫ? Драко ткнул в неё пальцем и замер вновь. — Я заебался быть злодеем без хорошего конца, Грейнджер. Хватит с меня. ХВАТИТ! Она подбежала к нему как раз в тот момент, когда он потянулся к особо крупному осколку стекла на земле, и сжала все его тело так сильно, что он не смог даже пошевелиться. Её руки обвили все его туловище, и она расплакалась ему же в грудь, моля о чем-то, сама не зная о чем. Малфой застыл, посмотрел на неё, такую маленькую перед ним, бессильную в своем желании помочь. И он стоял так какое-то время, пока его колени не подкосились, и он не начал падать вниз на пол. Грейнджер ослабила хватку, обняла его плечи уже поперек, прижала к себе его голову, когда он окончательно коснулся земли. Драко зарылся носом куда-то ей в ключицы, и рыдания его были такими громкими и сильными, что в один момент ей казалось, что они разобьют и её. Уже разбивали. Разносили всё, что она могла знать о нём. — Я так больше не могу, — прошептал он ей в самое сердце, захлебываясь собственными рыданиями. — Гермиона, я не хочу жить. Не хочу сражаться. Не хочу пытаться. — Я знаю, — она крепче сжала его в своих руках, — знаю и понимаю, Драко. — Сколько можно всего этого? Скажи мне, сколько?! Не могу больше терпеть эту ебаную жизнь, полную только ебучей боли! — он ударил по полу кулаком, а Гермиона только прижалась к его виску губами. — У меня никого не осталось… — У тебя есть я. Была и буду. До самого конца. Больше Драко не говорил, только плакал у неё на груди, не сдерживая слезы от потери дорого ему человека и от всего, что происходило. Он страдал из-за Нарциссы, страдал из-за войны, из-за неё, из-за друзей, из-за отца, который не приехал сегодня. И она держала его рядом с собой бесконечно долго, не желая отпускать. Успокаивая его, убаюкивая в каком-то смысле, пока у него не осталось слез. Гермиона поцеловала его в лоб, а потом помогла встать с колен, на которых уже сквозь ткань брюк просачивалась кровь от осколков, и все его лицо было теперь в крови и слезах. Смотреть на него было больно, именно потому что таким она не видела его еще никогда. Драко имел удивительную способность переступать через себя и всё, что происходило, чтобы жить дальше. Какие бы кошмары ему не снились, он об этом не говорил, а ему снились — она могла быть уверена. Легким движением девушка усадила его на диван и опустилась на пол, чтобы посмотреть на него снизу вверх. Серая кожа, заплаканные глаза, искусанные губы. Откинула прядь волос со лба. — Мне было больно, — хрипло сказал он, даже не поднимая к девушке на коленях перед ним глаз. — Многие годы, и всем было всё равно, — Драко сглотнул, думая, продолжать ли. Гермиона умолкла, давая ему шанс закончить. И только заключила одну руку меж своих ладоней, не давая ему потерять с ней контакт. — Она никого не интересовала, потому что у каждого были такие же тонны собственной. Я жил ей одной. А потом появилась ты, и у меня… как будто появился какой-то другой смысл. Малфой вернул ей свой взгляд, и она поцеловала разбитые в кровь костяшки его пальцев. — Пусть забирают дома, поместья, — начала отвечать Грейнджер. — Пусть забирают Рона, всё министерство, власть, хоть саму магию. Но тебя… — она всхлипнула. — Тебя они не получат. Драко посмотрел на неё так, как будто она только что подарила ему Луну просто потому, что он сказал, что она красивая. Но на самом деле это было чем-то куда большим, чем небесное тело в его руках. Она подарила ему желание ещё кого-то сражаться за него. Он не один в схватке с собственными демонами. Гермиона толкнула его дальше на диван и стянула со спинки черный плед. Она забралась в платье и с макияжем к нему рядом, укутала обоих в теплый материал и обняла Драко вновь, как ночью ранее, прячась у него на груди. — Спасибо, — успел прошептать он перед тем, как измученный всеми событиями погрузился в сон. Она оставила на его губах легкую дымку поцелуя, закрепляя данное обещание. А потом и сама, прижимаясь к нему, заснула под треск незаметно зажжённого кем-то из домовиков камина.