— Так. Сиди тут, поняла? Сиди и не рыпайся, — его взгляд был напуган, но сосредоточен. Он пытался сообразить, что же делать. — Нет! Я не могу сидеть сложа руки! — истерика достигает своего пика. — Слушайся меня, блять! Сиди тут и молчи! — ощущаю легкий поцелуй на щеке. — Все будет хорошо — я обещаю тебе. Звуки слетающей с дверного косяка двери. Выстрелы. Чужие крики. Вкус крови и слез на губах. Крик, сдерживаемый внутри, чтобы выжить.
Ты же обещал.
Резко вскакиваю в кровати, чувствуя, как текут слезы и пот по лицу. Дубашу кулаком в грудь, чтобы стереть границу сна и реальности. На губах вновь вкус крови. Но проведя пальцами по ним, я убеждаюсь, что мне лишь кажется. Страшно. Страшно до безумия. Срываюсь с кровати, шарясь по всем своим вещам, пытаясь найти хоть какую-нибудь таблетку успокоительного. Результат нулевой. К несчастью, на глаза попадается нож канцелярский. Нет, ебанутая, не делай этого. Держись. Еще старое не прошло. Слабая. Я срываюсь и режу себе по руке, сразу видя, как кровь начинает течь. Лезвие проходит под рандомными углами. Все эмоции вымещаются в селфхарме. Боль. Я не люблю боль, но только с помощью нее я могу выместить свои эмоции. С помощью нее и скандалов. Мне нужна реакция на эмоции. Даже собственная боль. Я не помню, когда я переместилась в ванную. Наверное, когда кровь начала стекать вниз — чтоб ковер не заляпать. Кровь не останавливается. — Твою ж, блять, мать, нахуй, сука! — в отчаянии выкрикиваю, держась за раковину и садясь на корточки. Попытки нашарить аптечку в ванной успехом не увенчались. Ничего нет. Идти к Рейджи опасно. Вдруг его хищная сущность возьмет верх и он иссушит меня? Еще и наказание можно схлопотать. — Какая же ты до безумия шумная. Голос сверху застал врасплох. Я резко обернулась, видя пред собой Шу. Холодный взгляд у него — точь-в-точь как и интонация. В руке его была аптечка. Я потянулась за ней, но юноша поднял руку, чтоб я не дотянулась. — А-а-а. Нельзя. Сначала заплати за это, — на лице его проскользнула неприятная ухмылка. Они все тут на голову ебнутые садисты? Я зарычала и прямо запихнула Сакамаки руку в пасть — прямо порезами. Глаза блондина округлились. Но вскоре вновь его лицо приняло кирпичное выражение и Шу сделал укус. Будто порезов не хватило. Пил он медленно, большими глотками. Будто растягивал удовольствие. Моментами он кидал на меня взгляд ледяных глаз, чтобы, видимо, посмотреть реакцию. Нет. Я не заплачу и не стану умолять прекратить. Пускай я уже начинаю терять сознание, но не дождетесь! Кровосос отлепляется от моей руки. — Дуреха ты, — последнее, что он бросил, прежде чем кинуть аптечку мне в руки и испариться. Так же неожиданно, как и появился. Времени раздумывать над его словами не было. Судорожно найдя бинты, я пыталась нормально замотать руку, предварительно промыв все перекисью. Забинтовать с первого, а то и со второго раза не вышло. Казалось, что еще чуть-чуть и я свалюсь прямо на залитый собственной кровью кафель. Но я, все-таки, сделала это. В аптечке так же была коробочка клюквенного сока и записка «для восстановления крови». От кислоты во рту все вязало. Но я не в том положении, чтобы привередничать. Коробка, как и использованный тюбик обеззараживающей хуйни, полетели в мусорник рядом с унитазом. Дальше с кафеля, несмотря на все еще легкое головокружение, была убрана кровавая лужа. Выйдя с комнаты, ибо больше там делать мне нечего, начинаю бродить по коридорам. Картины, висящие на стенах, явно очень дорогие. Ровно как и канделябры. Ковер выглядит таким чистым, словно пройдись по нему в белых носках, они такими и останутся. Сколько ж слуг так над этим корпеют? Это резко отличается от моей старой квартиры. Всего там было по минимуму. О картинах, даже обычных с рынка или магазина с разными интерьерными штуками, не было и речи. Только лишь иконы (которые в своей комнате, к слову, я завесила, ибо выводили). Иконы да фотографии. Матери, отца. Нас всех вместе. Еще с тех времен, когда я была здорова. Когда мое детство никак не отличалось от детства других детей. Когда родители л ю б и л и. Раньше мысли об этом вызывали грусть и истерику. Сейчас же — ничего. Пустота. Смирившись с этим, поняв, что как раньше уже никогда не будет, я перестала истерить — проку все равно ноль. В этих размышлениях я дошла до какой-то комнаты, с которой слышалась красивая мелодия. Я знаю ее. Знаю и очень люблю. Сердце замирало, слыша ее. Это была первая песня, сыгранная на гитаре. Все из-за сильных эмоций, что она у меня вызывала. Из-за ассоциации с ним. Именно после его смерти восприниматься она начала совсем по-другому. Тихо захожу в комнату, обнаруживая за фортепиано Райто. Почему-то атмосфера, исходящая от этой песни, очень подходит ему. Без тебя я — ничто. Без тебя я — ничто. Хочу действовать, но мчусь под откос. Без тебя я — абсолютно ничто. Да. Именно так. Посте твоей смерти я стала ничем. Даже не никем. Я слишком слаба, чтобы прожить в этом мире в одиночку. Мне нужны твое плечо и насмешка — для поддержки. Мне нужно знать, что ты удержишь меня, если я снова начну полосовать себе руки. Можешь материть меня, называть дурой, пинать в живот, чтоб не срывалась, но спаси меня, Дерек. Я люблю тебя до безумия и без тебя я гнию заживо. И я знаю — ты тоже любил меня. — Надо же, какой приятный голос, стервочка. Даже будучи прокуренным, он прекрасен. Не теряет шарма, — Райто мурлыкает, облокачиваясь локтем об инструмент. Запрыгиваю на крышку инструмента, не сводя с горящих зеленым огнем чужих глаз. Почему-то сейчас он больше не кажется тем веселым азартным парнем. В глазах явно читается надлом. И ухмылка играет другими красками. Не пошлостью, хоть и пытается, а печалью. — Не приятнее твоей игры, — закуриваю сигарету, предлагая одну Сакамаки. Он же отказывается. — Чего такой мрачный? Случилось что? Вампир хмыкает слегка разочарованно. Похоже, надеялся, что хорошо скрыл свои эмоции. Но я не могу, когда рядом со мной кто-то страдает. Ведь знаю по себе, что человек может испытывать в эти минуты. И это ужасно. — Да так, неважно. Просто мысли свои. Задумываться, тем более в одиночестве, затея так себе, — шляпник усмехается, хитренько так глазками сверкая. — Скажи мне вот что: ты влюблялась когда-нибудь? Настолько сильно, что внутри все сводило. Что, кажется, вот-вот и ты умрешь. Удивленно оглядываю рыжего, на которого так красиво падает лунный свет. От его вида — еще более печального — внутри все съежилось и захотелось обнять да пожалеть. Сказать, что все будет хорошо. Но я сдержалась. Не подходящий момент. — Да. Влюблялась. Хоть это и были странные отношения с криками, драками и наркотой по венам, я была тогда счастлива. Я до сих пор помню все те дни, — я засмотрелась на собственные пальцы, меж которых держала сигарету. Искаженное чувство любви. Вот моя проблема. Все то, что было в отношениях с Дереком — неправильно и больше похоже на токсичные отношения или абьюз. Но меня все устраивало полностью. Неправильно. Из таких отношений надо бежать. А я в них успокаивалась. Ведь знала — он не бросит меня, не предстат, не даст в обиду. И остальное все устраивало. — Нфу, а что было дальше? — Его убили, — сказала, как отрезала. И после недолгой паузы добавила: — Прямо у меня на глазах. А я просто ничего не смогла сделать, потому что я слишком слабая. — А я лично приложил руку к убийству возлюбленной, — его слова прозвучали, словно гром среди ясного неба. Парень и вопроса задать не дал мне. — Я был влюблен в свою мать. Но был нужен лишь как игрушка. Драная шлюха просто использовала и выкинула. Каждого из моих родных, — выделил это слово, — братьев. Вот мы ее и наказали. Я выбросил ее с балкона этой самой комнаты, — с улыбкой закончил он. — Не находишь это справедливым, м, стервочка? Мне нечего было ответить на это. Да и ответа тут не требовалось. Райто, встав со стула, подошел ко мне, руки поставив по обе стороны от меня. Атмосфера сразу стала очень неприятной. А меня же будто парализовало. Чужая рука — такая холодная — проскользила по ноге, слегка ее поглаживая. — Мы так похожи: оба любовь потеряли, музыка одна и та же нам нравится, — ну явно все за уши притянуто для предлога. — Почему бы нам еще не сблизиться? Ни в действиях, ни в словах вампира не было и намека на нежность или желание сблизиться как люди, а не любовники. Им двигала только его хищная сущность, жаждущая совокупления. Как же вовремя меня отпустило — чужая рука, пытающаяся залезть под футболку, оказалась заломана, а вампир лишь что-то прошипел. Вовремя прозвучал голос Рейджи, собирающий всех на трапезу. — И не мечтай. Мы абсолютно не похожи. Мы никогда не станем ближе, нежели «знакомые». Максимум — «друзья», если ты, конечно, захочешь, Райто, — отпускаю руку его и, спрыгнув с инструмента, двинулась на выход, не понимая — почему не исполнил содеянное? — ведь, захоти он меня взять, взял бы.Я сопротивлялась.
Райто Сакамаки бабник, казанова, извращенец и просто любитель секса. Но не насильник.