Ворон и Лис

      Юки чувствовал себя переполненным энергией. Казалось, стоит запустить когти поглубже в белые дырки звезд на темном покрывале ночного неба и можно будет, потянув, повернуть вселенную по своей воле. Даже поднял руку вверх, глядя между пальцев и представляя круглую серебряную монетку луны в своей горсти. На кончиках ногтей, затрепетав, вспыхнул крошечный язычок холодного синего пламени, колеблясь в такт биению сердца. Лисий Огонь. Хвостатый опасливо покосился на охотника, но тот безмятежно спал.       После любовного сражения человек ополоснулся и вернулся на импровизированную постель, одобрительно погладив оглушенного произошедшим лиса по спине. К тому моменту, как демон подобрал слова, Карасу уже спал. Почти бессонная ночь в деревне, сражение с пятиглазым, долгое купание и любовные игры: человек уже какое-то время жил взаймы у своего резерва, на деле бесконечно нуждаясь в отдыхе.       Убедившись, что магия прошла незамеченной, Юки зажег еще один огонек и сложил руки вместе, собрав пламя воедино. Иней покрыл его кисти, влага в воздухе замерзла, несколько крупных блестящих снежинок, медленно кружась, опустились на землю. «Хоть одна способность пришла самостоятельно!» — довольно улыбнулся лис и сжал кулаки, гася пламя.       Он поднялся, потягиваясь, наслаждаясь гибким, сильным, все еще полным расслабленного удовольствия телом. И призвал первый хвост. Затем второй. Третий. И, наконец… четвертый.       «Ты лег со мной добровольно, Карасу, прекрасно зная о моей природе. Ты подарил мне больше, чем можешь представить, и я всегда буду помнить этот подарок», — он с нежностью оглянулся на спящего. Два хвоста взялись за правый рукав кимоно, два за левый и потихоньку укрыли человека крест-накрест. «Спасибо, ворон, но мне пора. Я находился возле тебя слишком долго… опасно долго…»       Демон пошел в сторону тропы, борясь с желанием оглянуться. Густая черная тень постепенно истончалась, вытягиваясь, и через десяток шагов… Ощущение было такое, словно попытался шагнуть из собственной кожи. Юки рухнул на дрожащие колени. «Нет! нет, нет, нет…» — он попытался снова, но заклятие держало надежно. В ярости юноша обернулся и проследил свою тень до ритуального кинжала. «Ублюдок, Карасу, какой же ты ублюдок!» Хвостатый подошел к стене и, резко выдохнув, взялся за резную рукоять. Его хватило на две секунды. Кожа на обожженной ладони почернела и потрескалась. Кинжал остался на месте. Лис прижал пылающую болью руку к животу и тихо съехал спиной вдоль стены. «Я и впрямь позор лисьего рода, и ты не устаешь доказывать это, да, охотник?»       Кроваво-красная ярость требовала уничтожить человека, сломать ему все конечности, кроме той руки, что вытащит Гвоздь. А потом и ее сломать. В четырех местах. «Разбудить Карасу дружеским ударом в челюсть, а затем…» — он прокручивал в голове полные насилия картины, так и не двигаясь с места. — «Сил теперь хватит, он даже дотянуться до своих мечей не успеет… Жалкий, хрупкий, слабый человечек, что ты можешь противопоставить мне сейчас, кроме своей граничащей с безумием силы воли? Я могу пытать тебя, могу покалечить, могу убить… но не смогу заставить вытащить нож, не смогу запугать, соблазнить или сломать. Но самое страшное не это, Карасу. Самое страшное, что мне этого не хочется…»       Лис просидел под стеной всю ночь. Затихли соловьи, нежные цветки вьюнка закрылись в предчувствии жаркого дня. Занялся рассвет, ночь полнолуния кончилась.       Алый гнев выгорел, оседая липкими черными хлопьями тоски.       Карасу проснулся ближе полудню и сразу почувствовал направленный в спину взгляд. Он обернулся, приподнимаясь на постели:       — Смотрите-ка, кто больше не боится солнечного света.       Лис в ответ слегка сощурил глаза:       — Ты знал.       — Ты не счел нужным упомянуть, как наша близость на тебя повлияет…       — Я демон, а какое у тебя оправдание?       — Ты демон.       Юки рассмеялся — льдинки в хрустальном стакане. Но глаза его оставались холодными.       Охотник принялся одеваться и собирать вещи. Стоило ему подняться и кимоно струйкой тумана утекло к своему хозяину, воплотившись на нем в грубую серую тряпку: под стать настроению. Полуденное солнце сократило тени, и лис уже не мог сделать от стены ни шага.       Наконец, Карасу замер напротив хвостатого:       — Мне нужна от тебя услуга. Ведь человеку, подарившему лису хвост, полагается щедрый ответный дар? Вы же обычно их так вымогаете?       — А если откажу?       — Даже четыре хвоста не спасут от сотни стрел.       — Что ж, — заговорил демон после задумчивой паузы. — Я соврал, что у меня была лишь одна причина отдаться тебе. Мне в самом деле стоит поплатиться за эту ошибку, и поплатиться жестоко, чтобы впредь не повторить ее. Так чего же ты хочешь, человек?       — Проведи меня в мир духов и, если останусь жив, обратно.       Юки озадаченно наклонил голову, впервые за разговор показывая признаки эмоций:       — Хорошо, через три года.       — Через три дня, — отрезал Карасу. — Дубовая Арка…       — В трех днях пути… Ты продумал все от начала и до конца…       За спиной лиса по стене заметались четыре хвоста. Глаза загорелись красным, но на этом трансформация не закончилась: клыки резко выдались вперед, остальные зубы заострились, уши увеличились, становясь звериными, плечи и грудная клетка раздались вширь, ноги вытянулись, обретая в пятке еще один подвижный сустав и прибавляя демону роста и скорости.       — Подойди! — рявкнул Хвостатый.       Охотник сжал челюсти, глубоко вдохнул и приблизился вплотную, глядя в глаза ожившему кошмару. Пальцы демона поймали его за подбородок:       — Ты знал, кто я такой, когда вчера спасал мне жизнь.       Он оплел человека хвостами прижимая руки к телу и, просунув в рот Карасу коготь, порезал скривившемуся ворону язык:       — Ты знал, кто я, когда этой ночью взял меня.       Лис порезал собственный язык, и темная кровь потекла между клыков:       — Ты знаешь, кто я такой сейчас, когда заключаешь со мной сделку на крови. Я, Юки, белый демон-лис, обещаю через три дня провести тебя через Дубовые Врата и потом обратно, и на этом мой долг перед тобой, человек, будет навсегда уплачен. А до тех пор я у тебя в услужении: верой и правдой, жизнью и смертью, сроком до исполнения обета.       Он склонился и, придержав охотника за шею, медленно болезненно поцеловал, смешивая кровь, пока Карасу не начал трепыхаться и кашлять от обжигающего рот обряда. Демон отшвырнул его прочь, ворон, с трудом поймав равновесие, демонстративно сплюнул, утираясь рукавом. Хвостатый улыбнулся во все клыки, жадно облизываясь длинным тонким языком. На серой тряпке мигнули и пропали несколько вишневых лепестков.       Пришлось приблизиться снова и просунуть руку за спину лису, вытаскивая кинжал. Юки тут же отлепился от изрядно надоевшей стены и направился к дальнему сарайчику, на ходу возвращаясь к внешности хрупкого юноши. На недавнего любовника он больше не смотрел.       — Фу… блядство какое… — уловил Карасу едва слышное ругательство.       Влекомый любопытством, он последовал за лисом, жадно прикладываясь к фляжке с водой.       В пыльной темноте тесного помещения висели плотно прижатые друг к другу паучьи коконы узнаваемой формы. Запас еды на голодные времена. В воздухе витал запах смерти, и слабый кислый — паутины. Охотник замер в дверном проеме, деревенские и сами могут позаботиться о своих мертвых, тем более что в подобном хранилище тела не испортятся еще очень долго. Демон же любопытно обошел жуткую гроздь, прислушиваясь к одному ему понятным ощущениям. Определившись, он срезал один кокон когтями и легко оттащил его в сторону.       Внутри обнаружился молодой мужчина лет двадцати. Дорогая одежда и доспех, покрытый редким изумрудным лаком, выдавали в нем благородного, как, впрочем, и косы наследника, украшенные тремя лентами: черной, зеленой и красной. Три кисточки тех же цветов висели на рукояти катаны. Лис тут же извлек оружие из ножен, рассматривая. А Карасу, уловив под сомкнутыми веками едва различимое движение глаз, опустился на колени и придавил пальцами артерию на шее. Прошло почти десять секунд, прежде чем он ощутил слабый толчок.       — Он жив… — пораженно шепнул охотник.       — Он на границе, — безразлично поправил Юки, делая парочку пробных взмахов.       — Кто-то еще? — человек оглянулся на другие коконы.       Демон покачал головой.       — Ты услышал стук сердца?       — Я почувствовал его гнев, даже ты не умеешь так злиться. Думаю, именно это продержало его в живых так долго.       — Ты должен был сказать мне раньше! — ворон принялся избавлять найденного от доспеха и остатков паутины.       Лис мог бы возразить, что зацепил эмоции недавно, да и тогда уже было поздно, но он промолчал, не снисходя до оправданий. Меч окончательно перекочевал к нему на пояс. На деревянных ножнах вился инкрустированный малахитом дракон.       — Это сын местного лорда, — заключил Карасу. — О нем говорили в деревне: на гербе три дракона, прибыл из Небесной Колыбели, замка, что в трех днях пути на восток.       Он поднял мужчину на руки и понес к источнику.       — Слишком поздно, — отметил лис. — Ты уже ничем не сможешь ему помочь.       Полчаса спустя, человек был готов с ним согласиться. Яд Цутигумо проник слишком глубоко, разрушая тело на энергетическом уровне. Длинный порез, оставленный паучьим когтем на левом виске, до сих пор не закрылся, сочась кровью и черным маслом. Прядь густых темно-рыжих волос над этим местом выцвела, став полностью серой. Антидот был уже бесполезен, но Карасу все равно влил все, что оставалось.       — Ты прав, я не могу ему помочь, — обратился он к дремлющему неподалеку лису. — Но ты можешь.       Юки лениво приоткрыл один глаз:       — Мне сегодня объяснили, что в этом мире ничего не делается бесплатно.       — Что ты хочешь?       — Отмени нашу сделку.       Охотник скрипнул зубами, сильнее стискивая в кулаках ткань черно-красного кимоно на плечах незнакомца. Лиса попеременно обдало волнами его гнева, отчаяния и стыда.       — Прости… — Карасу нежно погладил увенчанную косами, медную голову. В его голосе звучали слезы, во всю бегущие по щекам. — Прости мой эгоизм, Кохэку.       Он вытащил кинжал и замахнулся. «По крайней мере, это будет быстро». Нежные, но неожиданно сильные пальцы перехватили его руку в последний момент:       — Так ты его знаешь? — полюбопытствовал лис, моментально оказываясь рядом.       — Виделись несколько раз в детстве, — опустошенно ответил ворон.       Юки склонил голову, собирая в стопочку всю информацию: Карасу знает, как себя вести в обществе, Карасу умеет плести пятипрядные косы и петь баллады, Карасу — охотник на демонов, в чей орден принимают только нищих сирот, помнит имена и гербы благородных наследников… Ты сказал: «Все Штормовые Соловьи мертвы», но, похоже, правильнее будет: «Всех Штормовых Соловьев перебили…»       — Я спасу его, — предложил Юки. — Но ты будешь учить меня мечу и музыке, и не до конца контракта, а сколько пожелаю, даже если всю твою прискорбно короткую, человеческую жизнь.       Охотник поспешно кивнул, пока непредсказуемый демон снова не передумал:       — Скрепим кровью?       — Нет нужды, — отмахнулся лис. — Ты хозяин, нарушишь обещание, и я буду свободен от своего. Если только ты не ищешь лишний повод поцеловать меня… — он с легким смешком склонился над умирающим и, приникнув к бледным губам, выдохнул, отдавая накопленные силы.       Борьба получилась тяжелая: даже после смерти паука, его жадная воля никак не хотела уступать, из-за грани вгрызаясь в свою добычу. «В какой-то мере даже поэтично…» — думал Юки, упрямо продолжая отдавать все накопленное за ночь. — «Карасу сам подарил мне силы спасти этого парня: без четвертого хвоста ничего бы не вышло». Когда хвостатый в изнеможении откинулся на землю, ощущая пугающую слабость, Кохэку больше не походил на труп. Но седая прядь, похоже, осталась с ним навсегда. Мужчина открыл такие же зеленые, как в детстве, глаза, потеряно изучая окружение:       — Где я?       — У источника, — отозвался охотник.       — Демон?       — Мертв.       — А мои люди?       — Все мертвы, мне очень жаль.       — Кто спас? Кого мне благодарить за мое… — он потерял сознание, не закончив фразу.       — Отдохни, Кохэку, я пришлю помощь, — ворон укрыл мужчину своим теплым плащом и направился к тропе, махнув по дороге демону. — Идешь, отродье?       Лис не ответил, занятый изучением надписи, обнаруженной на ножнах. Свежая каллиграфия заметно контрастировала с древним деревом, явно добавленная последним владельцем:       Драконы в небесах парят свободно,       Пока их цепи чувств не прикуют к земле.       Простить могу себя за что угодно,       Но не за то, что стал однажды якорем тебе.       «И здесь Штормовой Поэт…» — Юки, пошатываясь, побрел в сторону тропы. — «Стоит зайти познакомиться, раз уж я собираюсь, нарушив все традиции, вернуться в мир духов на три года раньше срока. Может он расскажет мне, что же случилось с его сладкоголосыми Соловьями?»