Ворон и Лис

      После затянувшегося выступления Юки пришлось выдерживать целую осаду из желающих перекупить или одолжить на время «чудесного поющего человека». Музыканты незаметно удалились в покои Поэта, пользуясь возможностью побыть наедине.       — Как вы оказались в мире духов, учитель? — Карасу устало привалился спиной к стене, вслушиваясь в полузабытое чувство горящих от долгой игры пальцев. Кисти рук дрожали, с трудом удерживая чашку с чаем.       — В тот вечер, — глаза старика затуманились, глядя в прошлое, — меня спасли. Я старался не афишировать, что с детства могу видеть духов. Они очаровывали меня, я много сочинял и играл для духов, и они всегда приходили послушать. В тот вечер, стоило убийцам уйти, и сотни собрались вокруг. Я подумал, что, если это будет последним, что увижу, то умирать не так уж и страшно.       Мастер отогнал рукой пар, осторожно сделал глоток и продолжил:       — Духи облепили меня, а потом я очнулся уже на Горе. Тогда еще не знал, как много их погибло в процессе… Духи, да и демоны видят жизнь и смерть по-другому, мой Соловей. Мы с тобой — плоть, в которой едва теплится душа, они — энергия, едва удерживаемая плотью. И твой ледяной Принц такой же.       — Мой ледяной Принц? — вскинул брови Карасу.       Но Поэт лишь улыбнулся и продолжил рассказ:       — Когда поправился, я спросил о вашей судьбе, мне сказали, что в том месте, откуда меня забрали, эти люди больше не живут. Вот и вся моя история, — старик долил себе чай и перевел взгляд на собеседника: — Ну, а ты? Как оказался в мире духов? Как умудрился связаться с белым лисом?       Ворон хмуро окинул взглядом стены:       — Здесь небезопасно об этом говорить. Я расскажу вам позже! Расскажу в…       — В мире людей, ты хотел сказать? — морщинистая рука ухватила мужчину за плечо и крепко сжала. — Ты не дурак, мой Соловей, ты понимаешь: я был здесь слишком долго, ел, пил, дышал этим воздухом. Я уже не вернусь. От меня мало что осталось, но что есть — принадлежит этому миру.       Он непримиримо отмахнулся от открывшего рот ученика:       — Я тоже не дурак! Я знаю: ты здесь не ради меня. Черные одежды, шрамы, Небесный Гвоздь, втоптанный в землю талант — ты живешь и дышишь местью! И ты не рассказываешь мне о своих планах, не только чтобы не поставить под удар. Но и затем… — он печально вздохнул и выпустил плечо Карасу — …чтобы я не мог их выдать демонам.       — Учитель… — Карасу сжал зубы и низко склонил голову, ощущая как жжет в груди от стыда и упрямой ярости. — Простите, учитель. Это я убедил отца вести переговоры с той бандой, я предложил пригласить их в дом. Я подписал приглашение… — слезы брызнули из глаз и потекли между закрывших лицо ладоней.       — Ох, маленький мой соловей, — Штормовой Поэт опустил ладонь на склоненную макушку, приглаживая растрепанные черные пряди. — Мой глупый наивный птенец. Я хорошо знал твоего отца: он заставлял думать, что слушает твой совет. Но вспомни: когда не был согласен, он всегда находил слова, чтобы мягко его отвергнуть. Трюк, способный обмануть лишь ребенка. Неба ради, ты и был ребенком! Хотя понимаю: тебе проще поверить в то, что ошибка твоя, чем в то, что любимый отец тоже мог ошибаться… Полно, давай поговорим о приятных вещах, пока ты не покинул меня… Например, этот белый лисенок, он уже успел залезть к тебе в постель?       — Учитель! — потрясенно выдохнул Карасу, роняя чашку на поднос.       — Ты давно не ребенок, — ловкие руки старшего музыканта остановили беглянку и вновь наполнили чаем. — Мне больше нет смысла притворяться, отринувшим земные страсти, небожителем рядом с тобой. От нас обоих мало что осталось: израненный ворон и забытый миром старик, возможно, это наш последний разговор, отбрось приличия и знай, что пред тобой искушенный двором Императора старый интриган!       Про себя он добавил: «И пускай этот разговор уведет тебя от мрачных мыслей и хоть ненадолго напомнит, что в жизни бывает удовольствие и счастье. Сегодня это все, что я могу сделать для тебя, мой осиротевший, заблудший соловей…»       Карасу поднял посветлевший взгляд на учителя и, утерев рукавом щеки, хвастливо улыбнулся:       — Успел. Дважды. И, бездна забери, я готов продать душу за третий…       Юки вернулся к покоям Штормового Поэта почти час спустя, вслушался в журчание голосов за дверью, перемежаемое низким вибрирующим смехом Карасу и сухим трескучим его учителя, и остался стоять в коридоре. Редкие в этом крыле прохожие бросали на одинокую фигуру удивленные взгляды.       Постепенно стемнело, Лисья Гора погрузилась в акварельный полумрак раннего вечера. Голоса в комнате звучали все реже и, наконец, затихли, Лис выждал еще немного и невесомым лунным лучом скользнул за дверь.       Его встретил внимательный взгляд Поэта, сидящего с длинной трубкой у приоткрытой щели окна, в которую то и дело залетали обреченные растаять снежинки. Карасу спал прямо на жестком полу и, кажется, впервые на памяти лиса, улыбался во сне.       — Вы хотели поговорить со мной, Ваше Высочество? — тихо окликнул старик, и Юки понял, что уже долго созерцает непривычное зрелище. Он заставил себя отвести взгляд.       — Пройдемся?       Они вышли на галерею одного из внутренних двориков. Укутанный в меховую накидку старый мастер с наслаждением вдохнул морозный воздух, глядя на искрящийся снег.       — Ваше Высочество, вам не трудно будет выйти под звезды? Подарите поэту немного вдохновения.       Демон открыл калитку и вышел под лунные лучи, вытащил из волос заколку, и блестящие пряди тут же подхватил не стихающий на вершине ветер. Четыре пушистых хвоста длинным шлейфом легли на снег. Большие голубые глаза наполнились отраженным звездным мерцанием.       — Так?       — Идеально, — Поэт вытащил обрывок бумаги и заточенный уголек, записывая пришедшие в голову строчки. — Спрашивайте, что хотели.       — Детство Карасу…       — Он запретил рассказывать о нем, — старик хитро улыбнулся гневно обнажившему клыки лису. — Поэтому я расскажу о себе…       На закате лет Штормовой Поэт покинул столицу, желая, пока позволяет здоровье, вновь прикоснуться к биению настоящей жизни. Несколько лет спустя, ноги занесли его в маленькую процветающую южную провинцию с коричневой птицей на зеленом гербе. Он решил погостить, но так вышло — остался навсегда.       У хозяина подрастало трое сыновей. Старший наследник уже в семь лет поразил мастера своими способностями в музыке, оправдывающими соловья на гербе. И был взят в ученики, затем его братья, дети слуг, — постепенно образовалась настоящая школа, и начала обретать известность: Сладкоголосые Штормовые Соловьи.       Старший ученик был несправедливо одарен во всем: пение, цитра, искусство меча и речи, — его называли Гением, Восхитительным Соловьем Юга, Надеждой и Благословением Богов. Мальчика невозможно было не любить.       Даже изначально скептичные или завистливые, вскоре, находили себя очарованными юным господином. Друзья и младшие братья вовсе смотрели своему капитану в рот и ловили каждое слово. Штормовой Поэт любил первого ученика, как сына, которого никогда не имел. К тринадцати годам юноша пел и играл с мастером почти на равных.       Тот год выдался голодным. В соседних провинциях и в горах были проблемы с разбойниками. Поэт мало знал о военной ситуации, занятый своей школой. Кажется, одна из банд постепенно подмяла все остальные, даже контрабандистов. Они перекрыли перевалы, блокируя торговлю.       Хозяину замка пришла угроза: возьмите нас на обеспечение, как военный отряд, или мы заморим вас осадой. Переговоры были назначены. После поэт ждал своего ученика на урок с новостями. Тот опоздал, но пришел.       Пришел в крови с ног до головы, почти без сознания, движимый лишь ужасом загоняемого зверя. Пришел к тому одному, кому безоговорочно доверял.       Учитель, как мог, стянул раны и спрятал мальчика. Вокруг уже не смолкали крики и шум боя, пахло дымом и кровью. Вскоре явились и преследователи с окровавленными мечами и азартом в голодных глазах. Сказали: их Хозяин велел убить всех с соловьем на груди. Но пытки не помогли. Штормовой Поэт не сказал палачам, где сбежавший ребенок и получил ножом по горлу за свою несговорчивость, навсегда лишившись чудесного голоса. Духи забрали его в свой мир, где Белая Госпожа исцелила и приняла в свою свиту.       — Вот и все, что я доподлинно знаю, — заключил мастер. — Остальное лишь мои догадки.       — Поделитесь, — тихо попросил Юки, садясь на перила и опуская узкую ладонь на озябшие узловатые пальцы, яростно смявшие зажатую в кулаке бумагу.       — Не знаю, как Карасу выбрался, — продолжил Поэт после долгой паузы. — И не знаю, как прибывший на переговоры отряд мог учинить такое среди многочисленной охраны. В нем было не больше десятка. Этот факт и то, что мальчишка потом вступил в орден охотников, в сумме наводит на мысль…       — Им не нужны были переговоры, им нужно было приглашение в дом! — выдохнул лис, холодея от догадки. — Это были не люди. Его семью убили демоны!       — Опережая ваши вопросы, — вздохнул старик, — я не знаю, что Карасу задумал, но сомневаюсь, что собственная жизнь сейчас имеет для него ценность. В орден берут сирот до десяти лет, но он как-то уговорил принять его после тринадцати. Пережил их выпускной экзамен, получил Небесный Гвоздь и пришел сюда. И когда он получит здесь то, что ищет… думаю, ты знаешь, куда он отправится дальше…       Штормовой Поэт направился обратно по галерее.       — Постойте!       — Ваше Высочество, моим замерзшим старым костям давно пора в постель.       — Последний вопрос: тот ваш любимый ученик, Соловей Юга… как… как его звали?       Понимая, что привлекли слишком много внимания, Юки и Карасу покинули вершину еще до рассвета. Всю дорогу человек был молчалив и сразу ушел с мечами в сад, отказавшись брать ученика с собой.       Лис чувствовал его смятение и боль от треснувшей брони. «Он злится, что я увидел его таким: искренним, уязвимым, способным любить. Злится, не потому что боится меня, а потому, что видит в моих глазах правду о себе. Правду, которую пытался убить много лет. Теперь ему придется или принять эту правду, или демонстративно отвергнуть».       Поток размышлений прервал, как всегда бесцеремонный Сэйтору. Черный лис возник в комнате брата с шахматной доской в острых коготках:       — Видел твоего убийцу в саду, раз вы вернулись с прогулки, давай сыграем!       — Отвали.       — Ну давааай, здесь ничего не происходит, мне так скууучно!       — Иди к Рэйдену.       Черный лис плюхнулся на кровать и дернул не успевшего среагировать белого за хвост:       — Старший брат меня обижает! Никак не может простить, что проиграл вам. Даже дежурить поставил на праздник! Нирхольд горелый! А ты мне должен между прочим, так хоть одну партию сделай вид, что сопротивляешься.       Юки сел на ложе и расставил фигуры: кость против обсидиана.       — Ты сторожишь хранилище на праздник? — белая пешка начала партию.       — Представляешь?! — черная двинулась на встречу. — Рэйден утверждает, что это приказ сверху, а сам довольный, словно меду напился.       — Только не говори, что не придумал как отвертеться, — конь поддержал белую атаку.       — Трудно что-то придумать за два дня, — еще одна черная пешка присоединилась к сражению. — Но ты не переживай за меня, Одуванчик, я всегда найду как отыграться.       — Я все еще в долгу у тебя, — конь создал угрозу одной из пешек, — в уплату могу заменить тебя на страже.       — Я надеялся получить что-нибудь посущественнее… — третья пешка шагнула вперед, страхуя подругу.       — Да брось, я почти бесполезен, а ты ведь любишь праздники.       — Думаешь?       — Да ты треснешь, если в десятке конкурсов не поучаствуешь. Вино, опять же, гости, танцы, разговоры… Что, вся внешняя политика Горы без тебя решаться будет?       Партия быстро развивалась. Слишком быстро, черные фигуры снимались с доски одна за одной. Вдруг Юки замер, удивленно глядя в желтые глаза старшего брата:       — Ты поддаешься! Подставляешь свои фигуры под мою королеву! — демон покрутил в пальцах, искусно вырезанную белую фигурку с короной, занесенную над очередной жертвой. — Что это значит? Пытаешься мне что-то сказать?       Полминуты они играли в гляделки. Наконец, черный лис медленно произнес:       — Я… просто… не хочу, чтобы ты плакал, когда проиграешь.       — Так это забота? Братская любовь в виде ребуса? — оскалился белый принц. Один из его хвостов ударом смел оставшиеся фигурки с доски.       — Тебе пятьдесят лет, мне пятьсот, — спокойно поднялся Сэйтору, машинально пропуская сквозь пальцы один из мягких черных хвостов. — Ребус — не худшая из форм, что принимала моя любовь. Раз ты не в настроении, я пойду. Если так хочешь, охраняй это дурацкое хранилище вместо меня на празднике оборота.       Черного лиса начало окутывать пламя.       — Обещай зачесть долг! — поспешно потребовал Юки.       — Конечно, — фыркнул колдун и ехидно улыбнулся: — если у Рэйдена не будет претензий к охране.       Гость исчез, забрав с собой доску и даже рассыпанные фигуры. Только белая королева осталась в кулаке у младшего принца.       — Проклятье! — демон хотел швырнуть ее в стену, но передумал и спрятал за пояс.       «Он догадывается? И если так, выдаст ли нас Рэйдену? Других вариантов не предвидится, время поджимает. Карасу, конечно, захочет рискнуть… Клятва требует от меня вывести человека обратно из мира духов, но он не уйдет без того, за чем пришел. Гррр! Как все запуталось! И даже отвлечь себя совершенно нечем!»       Юки раздраженно сжал рукоять катаны: «Плевать, я не давал клятву верности одному единственному учителю, тем более такому жалкому, всего с двумя руками!» И юноша отправился на поиски Рэйдена.       За полночь демон, пошатываясь, вернулся в покои, потревожив чуткий слух спящего охотника. Четыре хвоста истончились до прозрачности, а кимоно превратилось в окровавленные лохмотья.       — Я нашел возможность попасть под Гору, — Юки утер бегущую из носа кровь, стоя в дверях и глядя в глаза разбуженному человеку.       — Проход был за кустами терновника? — поднял брови Карасу.       — Иди на хер!       Лис пересек комнату, на ходу избавившись от одежды, рухнул сверху на хозяина и впился в шею зубами. Небесный гвоздь угрожающе уколол ребра демона слева.       Ворон застонал, но не приказал остановиться и, несколько глотков спустя, Юки сам откатился, вытирая ладонью губы. Его глаза в полумраке горели красным.       — Подробности будут? — буркнул Карасу, растирая место укуса.       — Завтра ночью середина лета, на Горе устроят праздник. Тогда и пойдем, — отмахнулся лис. — Спи.       — Кто тебе шкуру попортил? — человек убрал выхваченный кинжал обратно в ножны и сел на кровати.       — Что тебе за дело?       — Рассказывай.       — Нет!       — Говори, — охотник схватил лиса за руку и рванул к себе, изучая порезы на плечах и ключицах. Юки обволокло тяжелым бордовым гневом. Лис уловил в нем серую тревогу и еще какое-то непонятное чувство цвета морской волны. — Говори сам, или прикажу.       — Просто тренировка. Рэйден связал мне руки, чтобы быстрее научить управляться с хвостами, — опустил глаза юноша. — Считает, что я отстаю по программе.       Карасу скользнул ладонью вниз по руке к запястью, где таяли на бледной коже следы от веревок:       — Я сам потренирую тебя завтра.       — При всем уважении, — презрительно сморщил нос белый лис, — ты не владеешь приемами демонического боя.       — Да, я владею приемами против него. При всем уважении, Ваше Высочество еще очень далеки от того уровня, когда стиль учителя будет иметь значение. В чем дело, Юки?       Лис задумчиво склонил голову набок: «В самом деле, из человека учитель куда гуманнее, чем из Рэйдена, так чего я брыкаюсь?» Он ответил вопросом на вопрос, уходя от ответа:       — У брата шесть хвостов. Ты же понимаешь, что он сильнее? Что будешь делать, если однажды придется сражаться с кем-то вроде него?       — Постараюсь забрать противника с собой, — беззаботно предположил Карасу, чуть теснее прижимаясь к Юки. — Разменяю свои шестьдесят лет на его тысячи.       — В жизнях, это по-прежнему один к одному, — возразил лис, задумчиво почесывая заживающее плечо о щетину на подбородке хозяина.       — Я не понял, мы спим или трахаемся?! — возмутился человек, легонько прикусывая прохладную белую кожу с запахом подснежников и хвои.       — Я так пострадал на тренировке! — Юки картинно заломил почти зажившие руки и рухнул в подушки: — Мне определенно нельзя сейчас напрягаться!       — Маленький лжец, — улыбнулся охотник, но дважды себя просить не заставил, увлеченно целуя распростертое под ним, жадное до ласки, юное тело.       Хотя Карасу по-прежнему в течение ночи исправно раз за разом приводил любовника на вершину, демон заметил, что и на ложе человек едва уловимо изменился. Плотина вечного контроля дала слабину: чуть резче движения, чуть крепче объятия, хаотичнее, нетерпеливые ласки. И совсем в новинку благодарная нежность после. В обжигающем дыхании губ у виска, в заботливо убранной пряди волос, в переплетенных пальцах.       Лис отмечал перемены, но молчал, чтоб не смутить, не спугнуть вышедшее из-за тучи солнце. Следующей ночью будет не до ласк, но эту никто не отнимет.       Пение, музыка и смех долетали от ярких праздничных костров к почетному караулу, расположенному на мраморной площадке у входа в Подгорное Хранилище. Не крошечная потайная дверь в глубоком подвале, как представлял себе Карасу, а огромные каменные врата прямо на теле горы, на уступе над красным дворцом.       Юки в доспехе и красном плаще караульного подпирал спиной скалу, ковыряя когтем резьбу на каменных створках и недовольно глядя на нервно бродящего туда-сюда хозяина. Они договорились ждать полуночи, когда все официальные церемонии закончатся и вино польется рекой.       Наконец, небо окрасилось магическими вспышками, теплый ветерок принес запах еды и благовоний.       Лис отлепился от горы, обошел уступ, осматривая скалы, вересковые кусты и убегающие вниз ступени: пусто. Он встал напротив дверей и, укусив себя за ладонь, мазнул кровью по створкам:       — Извечная Твердыня, Коготь Мира, Лисья Гора, открой свое сердце наследнику.       Мрамор под ногами едва уловимо дрогнул, словно отвечая на призыв, ударило огромное сердце. Узор на левой створке с тихим шорохом сдвинулся, открывая узкий темный лаз.       — Это так ты меня уважаешь?! — возмутился демон. — Открывай нормально!       — Так даже лучше, — прервал поток ругательств Карасу.       Он зажег факел и заглянул в проход. Узкий и прямой коридор терялся во мраке. Лис хотел сунуться следом, но был остановлен взмахом руки:       — Остаешься снаружи.       — Вот уж нет!       — Что если придут проверить охрану?       — Глупости, — оскалился Юки, — ты просто не хочешь, чтобы я знал, зачем ты пришел!       — Остаешься снаружи. Жди меня до рассвета, — отрезал охотник. — Это приказ.       Лис зарычал и развернулся, яростно взметнувшиеся хвосты обдали человека россыпью кусачих синих искр.       «Он сказал ждать до рассвета, а не ждать пока не вернется», — отметил Юки. — «Думает, что может не вернуться, но не доверяет прикрыть спину! Идиот!»       Карасу поправил пояс и торопливо пошел вглубь горы. Чем дальше, тем холоднее становилось. Дыхание клубилось паром, влага на стенах постепенно превратилась в толстый слой льда, мерцающего вокруг горящего факела. Впереди забрезжил синий свет.       Человек замер на краю огромной пещеры. Синее лисье пламя плясало в больших металлических чашах. Повсюду на ледяных пьедесталах лежали всевозможные предметы: свитки, книги, посуда, украшения. Выложенные на подушках, небрежно брошенные, заключенные в клетки из сосулек и полностью погребенные в толще льда сокровища из Подгорного Хранилища. Под ногами, вперемешку с ледяной крошкой блестели серебряные монеты, жемчуг и драгоценные камни.       Карасу сжал рукоять кинжала и медленно пошел сквозь причудливый лес, ища глазами нужные очертания.       «Может быть, рассыпающаяся от старости книга из подвалов ордена была не права? Что, если лисы давно продали свое сокровище другим демонам? Проиграли, потеряли, перепрятали? Вовсе никогда им не владели? Все это было зря? Здесь можно искать целую вечность!»       Он гнал от себя отчаянье, но оно возвращалось с завидным упорством, кружа на периферии занятого лихорадочным поиском сознания, словно хищный акулий силуэт.       Примерно в центре холодного лабиринта, устроенного, кажется, безо всякого порядка, взгляд воина, наконец, зацепился за знакомую форму. Посреди просторной пустой площадки, от пола до потолка высилась широкая колонна. В глубине прозрачного льда словно парили пустые белые ножны. Без украшений, знаков и надписей, прямая и гладкая коробка с узкой щелью для меча посередине. Ничего особенного, но охотник сразу почувствовал дрожь по спине: «Вот то, что он ищет!»       Карасу прижался ладонями к ледяной поверхности, жадно глядя на артефакт невероятной силы на расстоянии вытянутой руки. «Как, бездна забери, их достать?!»       — Я так и подумала, — девичий голос расколол тишину, словно бегущий с ледника ручей: веселый, звонкий, смертельно холодный.       Охотник стремительно обернулся, вжимаясь спиной в колонну. На соседнем пьедестале сидела юная девушка. Большие глаза-сапфиры лукаво смотрели из-под длинных белых ресниц. Серебряные волосы свободно рассыпались по хрупким плечам. Тончайшие одеяния из инея и тумана обнимали, не в силах полностью скрыть изгибы идеального белого тела. Она покачивала узкой босой ступней. Девять длинных пушистых хвостов императорским шлейфом ниспадали до земли.       Демонесса склонила голову набок в знакомом жесте любопытства, но, в отличие от Юки, легко притворяющегося человеком, ее сущность не вызывала у Карасу сомнений. Так могла бы смотреть вьюга, холодная и прекрасная, безразличная к судьбе человека на своем пути.       — Белая Госпожа, — обреченно поклонился охотник. — Вы еще прекраснее, чем я осмеливался представлять.       — Лесть не поможет, — покачала головой девятихвостая. — Умоляй!       Ее воля обрушилась на Карасу, прижимая к земле, сопротивляясь, он вонзил кинжал в колонну, бороздя ее идеальную поверхность. Оброненный факел с шипением погас на полу.       — Гордый, — лиса мягко спрыгнула на снег и бесшумно пошла вокруг колонны.       Синий огонь погас во всем зале, но разгорелся на ее следах, пылающий круг отрезал их от остального мира. Госпожа подошла ближе к хрипящему человеку и мягко шепнула в ухо, так поземка шелестит по замерзшей дороге:       — Умоляй…       Давление усилилось, пальцы Карасу онемели на рукояти, все силы уходили на то, чтобы не выпустить Гвоздь.       Тонкие пальчики обхватили его запястье и без труда вытащили кинжал из колонны. Охотник сполз на колени, маленькая ступня опустилась на спину и нажала, принуждая склониться. Он попытался сопротивляться, но с тем же успехом можно было противостоять своду пещеры, вздумай тот рухнуть сверху. Позвоночник болезненно прогнулся, готовый сломаться.       «Значит, вот как все закончится». Хищный акулий силуэт раскрыл пасть и поглотил человека.       — Умоляю! — простонал Карасу. — Прошу, приведите Юки!       — Зачем? — давление ослабло, позволяя набрать в легкие воздух для ответа.       — Я разорву контракт, он не должен пострадать вместе со мной!       Госпожа замерла и вдруг отступила. Давление исчезло и человек осторожно приподнялся, не рискуя встать с колен, он смотрел на миниатюрную Хозяйку Горы снизу вверх.       Она взмахнула одним из хвостов, и колонна за спиной охотника беззвучно рассыпалась в завихрениях метели, ножны с тихим стуком упали на снег:       — Бери.       Человек нерешительно протянул руку и сомкнул пальцы на холодной гладкой поверхности, ладонь отозвалась покалыванием. Он подтянул артефакт к себе и прижал к груди. Хриплое тяжелое дыхание оседало инеем на ресницах и волосах.       — Зачем вы даете мне шанс?       Девятихвостая рассмеялась, словно льдинки столкнулись в проруби:       — Разрывающий Души можно извлечь только раз, ты не мне предназначил это сражение. Но, даже отступи ты от плана, удар еще нужно суметь нанести. Мне нет интереса играться с тобой, человеческое дитя.       — Не понимаю…       — Я знаю, кто, скушав птичку, поселился в гнезде, у меня есть к нему счет, и кое в чем наши с тобой интересы совпадают. Увы, убийством отступника должен заниматься его клан, а они не из торопливых, знаешь ли… Шансов с тобой маловато, но можно и рискнуть…       — Ведь за человеческого вора Госпожа ответственности не несет, — поднялся охотник.       — Нет, — нахмурилась белая лисица, — отвечать придется Юки.       — И вы им пожертвуете?       Возмущение подсказало эти слова, он ожидал вспышки гнева за свою дерзость, но демонесса лишь улыбнулась и покачала головой:       — Дуб роняет сотни желудей, но лес не становится гуще. Нет толку в правителе, что не способен распорядиться даже собственной жизнью.       — Он ваш сын!       Порыв ледяного ветра швырнул Карасу прочь к самой стене синего пламени.       — Он Лисий Принц, а не беспомощный щенок! И ты зря забываешь об этом! Хочешь уйти отсюда живым? Подумай о том, чтобы уважать его решения, так, как уважаю их я.       Подброшенный ветром снег медленно осел на землю. Охотник смущенно склонил голову, не понимая: «Что на меня нашло — дерзить высшему демону, что почти отпустил меня?»       Белая госпожа бесшумно приблизилась и приподняла его подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза:       — Лети, ворон, выполни свое предназначение и в час испытаний поступи, как пропоет твое сердце. А сейчас забудь, что видел меня, — она коснулась прохладными губами его лба, осторожно вытягивая все воспоминания о состоявшемся разговоре.       Человек озадаченно моргнул, голова кружилась от холода, он убрал бесценную добычу в мешок, подобрал факел и направился к выходу.       Два восьмихвостых лиса, черный и рыжий, вышли из теней и приблизились к своей супруге, задумчиво смотрящей вслед ушедшему вору.       — Что скажете?       — Ты лучше нас умеешь видеть надежду во мраке, — черный нежно поцеловал свою Госпожу в висок.       Рыжий был куда более прямолинеен:       — Сдохнут оба.       Хозяйка горы вздохнула и взяла консортов за руки, двойная вспышка черно-синего пламени вернула их на праздник.