Ворон и Лис

      Человек проснулся на рассвете, но малодушно не спешил открывать глаза еще несколько минут, пребывая между грезами и явью. Демон в его объятиях сладко потянулся и, уткнувшись носом в горячее плечо, сонно пробормотал:       — Давай пропустим тренировку.       — Как хочешь, — охотник потянул за кимоно, укрывая их с головой, пряча свой волшебный сон от пробуждающих лучей восходящего солнца. — Я все равно настаивал на них, только чтобы провести с тобой время.       Он ощутил, как Юки удивленно вздохнул в темноте их укрытия, застигнутый врасплох такой прямолинейностью.       — Не мог придумать менее утомительную причину?! — возмутился лис, обвинительно прикусывая горячую солоноватую кожу. — Фсе этфи ранние подъемы!       — Были тебе необходимы, ленивое чудовище.       — Я победил вчера!       — Потому, что я был безоружен, — сонно зевнул воин и поцеловал юношу в макушку, глубоко вдохнув свежий запах его волос. — Тебе еще работать и работать, к счастью, ты талантливый ученик. Дай мне год и я…       Он оборвал фразу на середине и, сглотнув, продолжил невпопад:       — Через год ты станешь вполне сносным противником, если продолжишь тренировки… Несмотря ни на что.       Юки откинул край кимоно и сел, прямо глядя охотнику в глаза:       — Ты отказался от музыки, как раз когда потерял своего учителя… верно, Хикэру?       — Ох… — человек сел и растерянно запустил обе руки в спутанное воронье гнездо на своей голове. — Не используй это имя.       — Почему? Оно так тебе подходит. Хикэру — значит свет, я прав?       — Это просто глупое детское имя из прошлого. Его дали милому малышу, чтобы тот рос таким же добрым и доверчивым. Свет давно погас, — он поймал прохладную ладонь и прижал к шраму на своей груди, под которым спокойно и размеренно билось безразличное сердце. — Этот удар должен был убить того мальчишку, еще десять лет назад. Убил бы, но отец закрыл меня собой. Его разрубило пополам, а мне достался только самый кончик ядовитого меча. Лезвие провело черту, и Хикэру навсегда остался с той стороны. Понимаешь? Он мертв. Нет смысла звать его.       — Вот как? — лис прижал вторую ладонь рядом с первой. — Кто же этой ночью откликался на мой зов?       — Призрак.       — Я слышал, что за ними опасно гоняться, — кимоно стремительным потоком вернулось на плечи хозяина, тот отнял руки и отвернулся, заплетая прическу. — Сколько ни гоняйся, в конце ты либо разочарован, либо мертв.       — Дельный совет, — Карасу тоже принялся приводить себя в порядок. — И, раз ты к ним в кои-то веки прислушиваешься, позволь дать тебе еще один: оставайся здесь, Юки. Не ходи туда за мной.       — Нет.       Демон решительно направился сквозь лес и вскоре вывел человека к припрятанной в камышах рыбацкой лодочке. Охотник оттолкнулся длинным шестом, и они заскользили к другому берегу среди густого утреннего тумана.       — Ты злишься? — нарушил тишину ворон.       — Я польщен, — лисий принц мягко улыбнулся, склонив голову к плечу и глядя на собеседника из-под длинных белых ресниц, на которых блестело несколько снежинок. — Ты впервые попытался проявить обо мне заботу: не из необходимости или собственной выгоды. Хотя в следующий раз, вместо непрошенных советов, лучше разомни мне плечи. После того, что ты со мной вытворял, это просто меньшее…       Человек тяжело вздохнул и резче необходимого опустил шест в воду, обрызгав взвизгнувшего юношу:       — Я в самом деле не понимаю: зачем тебе ехать? Это будет опасное и бессмысленное мероприятие для тебя.       — У меня есть самая благородная и очевидная из всех причин! — сварливо отозвался пассажир, недовольно отряхивая одежду. И, видя недоумение собеседника, снисходительно пояснил: — Любопытство! Я имею в виду свое неуемное любопытство.       Они вернулись к отряду и через пару часов продолжили путь на юг.       Когда-то на границе восемнадцатой и девятнадцатой провинций стоял большой гостевой дом, где усталый путник мог получить помощь и кров. Там же располагался небольшой отряд. Не для защиты от дружественных соседей, а для поддержания порядка на дороге. Горы смыкались здесь с двух сторон. Оставляя единственный проход дальше в долину: Соловьиное горлышко — узкое ущелье, в котором, не смолкая, пел ветер.       От гостевого дома сейчас остались притулившиеся к скале развалины. Только смотровая башенка уцелела, хоть и слегка покосилась. Вход в ущелье преграждали криво сколоченные баррикады из плохо обструганных больших бревен, неприветливо ощетинившихся заостренными кольями. Вся конструкция, словно огромной темно-рыжей змеей, была обмотана длинной ржавой цепью. В качестве головы висел впечатляющих размеров замок.       Тощая лошаденка без седла безразлично щипала траву, привязанная с той стороны. Не обращая внимания на остановившийся отряд, два человека возле башни упражнялись в стрельбе, на спинах коротких темно-зеленых кимоно раскинул крылья соловей. Второй герб поменьше располагался напротив сердца. Из-под подвязанных рукавов и коротких подолов виднелась, укрывающая конечности, броня. Солдаты из поместья.       Оставив Юки и Карасу скрытыми в повозке, Госпожа Ежевика ступила на пыльную траву. Сирень и Бусинка встали за ее спиной, и в окружении охраны делегация приблизилась к постовым. Один из мужчин наконец отвлекся от своего занятия и смерил знаменитую гейшу ленивым взглядом:       — Че приперлись? Проход закрыт. Приказ наместника.       Женщина нахмурилась, прикрывая глаза. Нет, это не оскорбительное поведение простого стражника и не его сочащиеся презрением слова заставили ее сердце тревожно сжаться. Это все взгляд. Карасу предупредил: «Опасайся тех, в чьих глазах увидишь мертвое золото». Тогда она не поняла о чем речь. Но сейчас увидела это вполне ясно: на дневном солнце радужки незнакомца на секунду сверкнули, слабо отражая свет. Так блестит давно ждущая на прилавке, влекущая мух, дохлая рыба — холодный, безжизненный блеск. Госпожа коротко вздохнула, превращая лицо в бесстрастную профессиональную маску:       — Приказы твоего господина на меня не распространяются. На моем флаге золотой лотос. Я пожалована императорской печатью и могу проходить, где захочу. Открывайте дорогу, если не хотите для своего наместника проблем с самим Императором!       Эта угроза привлекла внимание обоих мужчин. Они опустили луки и коротко переглянулись, по прежнему не выказывая особой тревоги или хотя бы интереса. Второй пожал плечами и снова натянул тетиву. Первый наконец развернулся к гостям всем телом.       — А если мы откажемся?       Госпожа махнула рукой и Бусинка шагнула вперед, удерживая в руках клетку из ивовых прутьев. Внутри, насупившись, сидел маленький сокол, недовольный теснотой своего временного жилища.       — Император как раз заканчивает объезжать центральные провинции, на этих крыльях моя жалоба достигнет его меньше, чем за день.       Это было преувеличение, но главное донести мысль.       — Угрожать птицей тому у кого в руках лук! Да я собью ее даже с сотни метров! — расхохотался стражник. — Эй! Бесполезное ничтожество, давай на сотенную отметку!       Он снова вскинул лук и Ежевика ощутила, как похолодели ее пальцы, когда небольшая мишень шагнула от стены башни и покорно пошла дальше к скале. Парнишка лет пятнадцати, обноски на его тощей фигуре не скрывали выпирающих костей и синяков. Отросшие волосы то ли слегка вились, то ли просто перепутались и слиплись от грязи. Большие светло-серые глаза безразлично смотрели с осунувшегося лица. Он встал под деревом у скалы и медленно поднял пустой взгляд на стрелка. Тренькнула тетива. Стрела со стуком вошла в шершавый ствол, вплотную с головой парнишки. Тонкий порез открылся на чумазой щеке, сочась свежей кровью. Мальчик оглянулся и несколько секунд созерцал прошедшую мимо пернатую смерть. Затем взялся за древко, покачав, выдернул окровавленную стрелу, принес и с поклоном протянул обратно:       — Восхитительный выстрел, — юный голос был таким же невыразительным, как взгляд.       — Это бесчеловечно, — с отвращением уронила гейша, с трудом сохраняя спокойное выражение при виде склонившегося ребенка.       — Слышал, брат? — снова расхохотался лучник. — Нас обвинили в бесчеловечности!       Его напарник отсалютовал фляжкой. Судя по запаху, полной разбавленного вина.       — Эй, недоразвитый, скачи в город, предупреди, что у нас гости! — блестящие мертвым золотом глаза презрительно сузились. — Особо настойчивых велено пускать в этом году…       — А выпускать не велено! — фыркнул второй охранник в перерыве между жадными глотками.       Паренек сорвался с места с неожиданной для такого заморенного тела прытью, словно ящерка протиснулся между кольев, вскочил на лошадь и ударил грязными пятками в облезлые бока. Умноженный эхом цокот копыт разнесся по ущелью.       — Лучше бы вы позволили мне вести переговоры! — шепотом возмутился начальник охраны, с поклоном подавая гейше руку и помогая подняться в повозку. — Полметра стали в живот живо научат ублюдка манерам!       Госпожа благодарно сжала шершавую мужскую ладонь, но покачала головой:       — Условия этой поездки не обсуждаются. Все переговоры веду либо я, либо мастер Карасу. Его или мое слово — приказ. Проследите, чтобы ваши люди не отбивались от отряда и не общались с местными. Даже если это красивая женщина или безобидный на вид ребенок.       Загрохотала, сматываясь, длинная цепь, охрана со скрипом отволокла в сторону часть баррикады, ровно настолько, чтобы пропустить одну повозку за раз. С обеих сторон отряд обступили высокие серые скалы, стал слышен печальный вой ветра.       — Здесь нас камнями и закидают… — резюмировал Юки, приникнув любопытным глазом к щелочке в ставнях.       — Не думаю, — хором возразили Ежевика и Карасу. Гейша махнула рукой, уступая, и охотник продолжил мысль: — Никто здесь не захочет лишний раз привлекать внимание, скорее всего они понимают, что такая знаменитая личность не может просто исчезнуть, ее маршрут хоть кому-то еще да был известен. Вся Пенная Гавань ждет возвращения. Думаю, они просто всеми силами попытаются выжить нас прочь. Убийство останется крайней мерой, если наместнику покажется, что гости узнали лишнего.       — Ну теперь я полон оптимизма! — сварливо закатил глаза лис и потянулся проверить ножны на поясе.       На въезде в город их уже ждали: мужчина лет пятидесяти в одежде старшего слуги с гладко зачесанными седыми волосами верхом и в сопровождении отряда охраны. Карасу сжал рукоять кинжала, едва услышав приветливый, слегка снисходительный голос:       — Добро пожаловать в Соловьиное гнездо, Госпожа Ежевика из дома Диких ягод, пожалованная милостью самого Императора! Меня зовут Юудэй, наместник послал встретить вас и позаботиться. Будьте так великодушны, прикажите вашим людям следовать за моими.       Гейша открыла окошко и махнув командиру своего отряда, светским тоном продолжила беседу со встречающим, едущем теперь рядом с ее повозкой. Лис и охотник, надвинув капюшоны, замерли на сиденьях, изображая молчаливых телохранителей.       — Польщена заботой, но не хотелось бы доставить наместнику еще больше хлопот. Я не собиралась искать ночлега в его поместье, гостевой дом в городе вполне для нас подойдет.       — Видите ли, — хмыкнул Юудэй. — У нас не осталось гостевых домов. А в горах слишком много зверья развелось в последнее время, мы не можем позволить отряду такой знаменитой особы рисковать, становясь лагерем вне города. Будет лучше, если я сам найду для вас жилье.       — Что случилось с гостевыми домами? — нахмурила брови собеседница. — По моим сведениям их должно быть не меньше пяти!       — Как вы могли заметить: мы не рады гостям. Господин наместник не принимает никого, кроме близких друзей. Торговля тоже контролируется. А для прочих поездок нужно подавать прошение. Такие меры предосторожности могут показаться излишними избалованному безопасностью жителю центральных провинций, — слуга беззаботно болтал, время от времени тускло блестя остывшими глазами. — Но нашего господина можно понять: он уже десять лет носит траур, с тех самых пор как поместье разорили разбойники. Тогда убили почти всех: охрану, большинство слуг, жену, даже детей! Вы знали? У него было трое сыновей, младшие — еще совсем дети. Их старшего брата зарубили на месте, но малыши… они страдали долго и никто, совсем никто не пришел к ним на помощь! Те, кто должен был защищать этих детей, разбежались как последние трусы! Они так и не дождались своего спасителя…       — Довольно подробностей! — оборвала рассказчика Ежевика. — Я уже достаточно представляю себе ситуацию.       Юки понял, что задыхается в тесноте повозки. Напротив, с остекленевшим взглядом сидел Карасу, кровь текла по прикушенной губе. Вокруг, плавясь и пузырясь, расползалась густая бордовая ненависть. Такая сильная, что сводила демона с ума, заставляя нутро болезненно сжиматься и перекручиваться. Лис ощутил, как когти вспарывают шелковую обивку сиденья, в которое он вцепился, и болят клыки, перестав комфортно помещаться на человеческой челюсти.       К счастью, Юудэй не стал продолжать рассказ, лишь снисходительно улыбнулся, словно безразличие гостей его совсем не обмануло. Разговор свернул в сторону. И вскоре они въехали в сам город.       Слуга привел их на центральные улицы. Лис заметил, что это место звучит совсем иначе чем Цветущий город. Люди так же ходили по делам, работали магазины и прилавки, хлопали двери, велись разговоры. Но все как-то вполголоса, украдкой. Не кричали, торгуясь, продавцы, не лаяли собаки, никто, совсем никто не смеялся… Воздух пропах тоской и напряжением. При виде их процессии, жители не выглядывали из окон и дверей и не пытались подойти поближе. Напротив, улица тихо пустела перед всадниками, возобновляя жизнь, когда их спины скрывались за поворотом. Кто не успевал спрятаться, опускался на колени, склоняя голову в земном поклоне, и не поднимался, пока соловьи на гербах не пролетали мимо.       Наконец, они остановились в том районе города, где располагались жилища мелкой знати и зажиточных торговцев. Красивые большие дома со своими садами и заборами. Треть стояла наглухо закрытая, тщательно скрывая: теплится ли жизнь за опущенными ставнями и запертыми воротами. От доброй трети остались обгорелые руины, вот только, пожар не бывает таким избирательным… И лишь одна треть шумела и жила, выпуская на улицу свет, запах вина, дешевых благовоний, застарелого пота и своих подвыпивших посетителей.       — Какие у вас предпочтения? — Юудэй достал из сумки бумаги и стал их просматривать.       — Я предпочитаю дома с двумя этажами, не меньше десяти спален. С собственной конюшней, садом и колодцем. Идеально если на первом этаже будет большая зала. Но мы можем обойтись и без нее. Выступлений мы не планируем.       — Зачем же вы тогда здесь? — слуга поднял глаза от документов.       — Расширяемся, хотим узнать перспективы.       — Вот как? Что ж, думаю, у меня есть для вас подходящее место.       Повинуясь его приказу, стражники вломились в указанный дом и принялись, не церемонясь, выгонять и вытаскивать на улицу всех его обитателей: вяло бранящихся пьяных мужчин, визжащих в ужасе, полуголых растрепанных женщин. Хозяин борделя с выпученными глазами, хватая ртом воздух и причитая, выскочил сам и рухнул на колени посреди пыльной дороги:       — Мы заплатили в этом месяце! Юудэй, ты же знаешь, мы все заплатили! Не оставляй без крова! Пожалей девочек!       — Мы не за деньгами, — скривился слуга. — Наместник велел отдать Госпоже и ее спутникам любой дом, какой она захочет!       Испуганные взгляды десятка людей разом направились на гейшу, покинувшую свою повозку в сопровождении телохранителей.       — Я не займу этот дом! — отрезала Ежевика, с возмущением глядя на устроенный солдатами погром.       — Почему? Он полностью соответствует вашим запросам.       — Это бордель. Они отвратительны!       — Отвратительно? — слуга посмаковал слово и внезапно, выхватив хлыст, обрушил на склоненные плечи мужчины град ударов: — Отвратительно! Ты это слышал?! Отвратительно! Тебе доверили дом, и во что ты его превратил?! Госпожа даже на порог взойти не желает!       Пучеглазый хозяин не сопротивлялся, лишь закрыл голову руками, вскрикивая от боли.       — Не надо! Пощадите! — вторили его стонам перепуганные женщины.       Юки хрипло дышал, из последних сил сопротивляясь всепоглощающей ненависти. Стиснув зубы и спрятав руки в рукавах, он едва мог стоять.       — Не переживайте, мы освободим для вас другой дом! А этот отвратительный — сожжем, чтобы не позорил наш город! — Юудэй махнул своим солдатам.       — Нет! — гейша тоже не могла больше смотреть на происходящее. — Меня устраивает этот. Мы останемся здесь, сколько наместник за него хочет?       — Это подарок. Господин вам его дарит! — провожатый протянул бумаги.       — Верните хотя бы аренду! — в отчаянии взмолился бывший хозяин. — Нам не на что будет купить еду!       — Заткнись, дурак! Скажи спасибо, что госпожа с тебя за ремонт не требует! — хлыст снова поднялся в замахе.       Черная тень закрыла жертву и удар пришелся в подставленное предплечье, глухо хрустнув по броне. Карасу поспешно сунул пучеглазому за пазуху свой кошелек и едва слышно шепнул:       — Уходите.       Мужчина сраженный этой неожиданной милостью сильнее, чем привычной жестокостью, озадаченно поднял взгляд, заглянув в лицо под капюшоном, побледнел, согнулся в очередном поклоне и попятился прочь. Подгоняемые его дрожащим голосом прежние обитатели исчезли с улицы в мгновение ока, оставив дом свободным. Юудэй пожал плечами и убрал хлыст. Затем подъехал к воротам и, сорвав со столба красный бумажный фонарь, сделал приглашающий жест рукой, устремив на гейшу и ее телохранителей мертвое золото глаз:       — Прошу. Чувствуйте себя как дома!       У Бусинки болела голова. Целый день ученица вместе с подругами и малочисленными слугами отмывала дом и ухаживала за ранеными. Вся эта поездка пугала и утомляла ее. Только новый данн госпожи неизменно радовал взгляд и сердце. И еще Карасу. Ах, кто же знал, что он умеет так петь! Заставляя ее то млеть от жара, то покрываться мурашками. Увы, с самого поворота на Пенную Гавань, господин охотник ни разу не пел!       Не в силах больше выносить одуряющий запах мыла, пропитавший одежду и комнату, ученица открыла окно и выглянула в сад. Госпожа запретила выходить из дома, но от сквозняка хуже не станет! Рядом завозилась во сне Сирень, что-то невнятно пробормотала, но так и не проснулась. Вот бы и Бусинке иметь такой же крепкий безмятежный сон! Но не с этой головной болью… Все лучшее вечно достается другим, тем, кто красивее, богаче, талантливей…       Она уже почти решилась пойти просить у Игрушки сонные капли, когда заметила в саду темную фигуру. Черные волосы сливались с тенями ночи, тихо шуршало по траве длинное кимоно. Профиль мужчины ненадолго попал в свет фонаря.       «Это же Карасу»! — удивилась девушка. — «Неужели ему тоже не спится»?       Она схватила расческу, несколько раз торопливо провела по волосам, отодвинула створку еще немного и, протиснувшись в щель, вылезла в сад.       Ворона видно не было, но Бусинка помнила в какой стороне видела силуэт. Поплутав между незнакомыми клумбами, она вышла к укромной скамейке возле заменяющей прудик каменной чаши с водой. Мужчина в самом деле был здесь, неподвижно сидел, созерцая черную водную гладь и мелкие кувшинки.       — Не спится? — ученица села рядом и взяла озябшую, холодную руку воина в свои теплые ладони.       Тот удивленно оглянулся и девушка поняла, что обозналась. Это был не Карасу! Хотя незнакомец очень сильно на него походил и лицом, и телосложением. Возможно, так будет выглядеть ворон, если бросит свое занятие и десяток лет проживет безмятежно. Глубокие, черные глаза визитера смотрели ласково и вопросительно. Длинные черные волосы струились до самой земли, закрывая спину расписанного соловьями темно-зеленого многослойного кимоно, блестящего в свете фонарей и луны драгоценным шелком. Белая траурная лента венчала высокий лоб. Пояс оттягивала катана в ножнах из редкого черного дуба.       — Простите… — удивленно пролепетала девушка.       — Тссс! — мужчина прижал палец к губам, призывая не шуметь. — Я пришел сюда украдкой!       — Но зачем? — удивилась Бусинка. Ей уже не было страшно, собеседник был красив и очевидно богат. Показалось, что когда он заговорил, его глаза едва заметно посветлели. Или это сама ночь посветлела?       — Я хотел увидеть знаменитую гейшу хотя бы краешком глаза! Вы еще прекраснее, чем вас описывают! И куда моложе!       — Да нет же, — смутилась ученица. — Вы приняли меня за другую, я еще не гейша. Вам нужна моя Госпожа!       — Нет, мне нужна именно ты! — его глаза посветлели еще немного, приобретя завораживающий холодный блеск. — Расскажи мне все, что знаешь…       Через полчаса, демон уже обладал всей доступной девчонке информацией. Он задумчиво облизал губы и снова подался к замершей в трансе добыче:       — Ты вернешься, ляжешь спать и забудешь про нашу встречу. А позже… — его пальцы нырнули в рукав, вытащили маленькую тетрадь в кожаной обложке и вложили в девичьи руки. — Позже ты для меня кое-что сделаешь…       Холодное золото глаз хищно сверкнуло в слабом свете луны.       В небольшой гостиной стояли сразу две жаровни. За стенами дома царило лето, но его новые обитатели постоянно растирали озябшие руки, кутались в платки и одеяла, винили сквозняки и собирались по вечерам у огня, подолгу не спеша расходиться. Судьба предыдущих жителей давила на плечи, заставляя чувствовать себя неуютно в этих стенах. Охранники сменяли друг друга на постах чаще обычного, жалуясь на усталость, головные боли и слезящиеся без причины глаза. Ученицы, репетируя, постоянно путались в шагах и нотах, а, сев рукодельничать, рассыпали бусины и ошибались в стежках.       Ежевика и Юки третью ночь напролет сидели в гостиной, ожидая возвращения Карасу из его вылазки. Обычно охотник возвращался под утро, ел и ложился спать, чтобы, промучившись кошмарами, встать и уйти снова. Эти кошмары становились все сильней, даже маковые капли перестали от них помогать. Время, как всегда, играло против людей. Дни, отпущенные на поездку, утекали, пока ворон до предела загонял свое тело, обходясь без нормального отдыха.       Лис догадывался, что человек ищет свою роковую возможность. Свой шанс выйти на демона один на один. Но родное гнездо давно превратилось в чужое логово. Старые пути и лазейки были уничтожены и неизвестно из чьих, казалось бы, знакомых глаз может блеснуть навстречу безразличное золото.       Юки с пониманием относился к отказу брать его с собой. Но, нирхольды проклятые, каким же невыносимым было это ожидание! Каждую ночь они не знали, в каком виде вернется бесстрашный разведчик и вернется ли вообще. Уже дважды Ежевика пускала в ход нитки, а Юки целительную магию. И сейчас шкатулка с иглами и бинтами ждала на столике молчаливом свидетельством их тревоги.       Прочие полуночники давно разошлись, а гейша все так же невозмутимо читала книгу, но внимательный лисий глаз видел, как крепко ее тонкие пальцы сжимают переплет и как резко переворачиваются страницы. Демон потянулся и лег, пристроив голову на коленях у женщины:       — Читай вслух.       — Если я не смогу царить в сердце человека, то предпочту, чтобы он совсем не любил меня… — голос гейши зазвучал вкрадчиво и нежно, озвучивая любимый текст. — …пусть лучше ненавидит или даже преследует. Скорее умру, чем соглашусь быть второй или третьей…       — Кто это написал?       — Моя подруга.       — Ты с ней согласна?       — Это не имеет значения, — Ежевика заложила страницу шелковой закладкой и отложила книгу. — Любовь для меня — недоступная роскошь.       — Потому, что ты гейша? — Полюбопытствовал лис, заглядывая в ее лицо снизу вверх.       — Потому, что женщина.       — Категорично.       — Умно, — ловкие пальчики нырнули в густое серебро, перебирая и подергивая длинные пряди. — Мы слишком часто вынуждены выбирать между тем, чтобы жить по любви, или тем, чтобы жить хорошо. Сердца мужчин менее постоянны, чем их кошельки. Вот разумные женщины и выбирают второе.       — Следуя этой логике, ты перестала видеться с охотником, и все же ты здесь.        — Да, но после у меня останется большой сундук золота, — собеседница легонько щелкнула юношу по носу. — А что останется у тебя?       — А я предпочитаю жить со своим сердцем, — пожал плечами демон. — И если оно более не в моей груди… Что ж с того?       Госпожа рассмеялась так сильно, что едва не уронила данна со своих колен. Отсмеявшись, она наклонилась и поцеловала юношу в лоб:       — Сумасшедший! Я ревную и завидую, и обожаю тебя в одно и то же время! Хорошо, признаюсь: какая-то часть меня здесь не ради денег, какая-то часть меня просто очень хочет узнать, чем все для тебя закончится.       — Скажи прямо, — фыркнул лис. — Хочет узнать, чем все закончилось бы для тебя самой, выбери ты другую дорогу!       — Ай-ай! — скривилась красавица. — Меня читают как открытую книгу! Ты прав, я вижу в тебе себя и, будучи тщеславной, питаю за это особое расположение. Время скоро рассудит наш выбор. Я молюсь лишь о том, чтобы поминальные благовония не пригодились.       — Я не верю в молитвы.       Зашуршала, открываясь, дверь, в гостиную вошла Бусинка и, спросив разрешения, присела у огня с небольшой тетрадкой в руках.       — Простите, что мешаю, — вздохнула она, зевая и протирая слипающиеся глаза. — Меня опять разбудили кошмары, хочется посидеть рядом с кем-то, кто также не спит.       — Я вижу тебя на ногах уже третью ночь подряд, — нахмурилась Госпожа. — Дать тебе маковых капель?       — Игрушка мне давала, но они плохо помогают, — призналась ученица. — Я надеялась найти ответы в этой тетради, но могу понять только несколько первых страниц.       — Это что-то по медицине?       — Не знаю, я нашла ее среди вещей предыдущих жильцов. Не ругайтесь, пожалуйста, я знаю, вы велели все их вещи закрыть в кладовой. Но здесь написано что-то про кошмары и демонов, мы ведь все ощущаем: с этим домом что-то не так. Если бы мне только удалось разобрать остальные страницы…       — Можно мне взглянуть? — Юки сел и протянул руку.       Получив тетрадь, он бегло ее просмотрел.       — Тебе это не поможет, здесь говорится о тех, кто был отмечен демоном, а на тебе такое проклятие не лежит, — он сунул тетрадь за пазуху.       — А сам дом может быть отмечен демоном? — поежилась девушка.       — Интересная мысль, непременно обсужу ее с господином охотником, когда он вернется.       — Ладно, тогда можно мне все-таки ваших маковых капель, Госпожа Ежевика?       Через полчаса ученица задремала у жаровни, и лис снова вытащил книжицу, углубившись в чтение.       — Ты же сказал, что ей этот текст не поможет? — удивилась гейша.       — Ей не поможет, — согласился юноша. — Но среди нас есть один, чьи кошмары едва меня не придушили. Для простых снов это слишком реалистично, а я дурак, что не подумал об этом раньше.       Карасу вернулся и застал Юки за чтением в кровати. Демон убрал книгу за пазуху и поднял на покрытого кровью и грязью человека обеспокоенный взгляд, но тот небрежно отмахнулся, жадно прикладываясь к кувшину с водой для умывания:       — Я в порядке, просто нужно поспать.       Он устало привалился спиной к стене и медленно съехал по ней на пол. Белый принц подошел и опустился рядом:       — Опять нарвался на одержимых?       — Да, в старом винограднике. На тех, что уже за чертой. — Охотник закрыл отяжелевшие веки, позволяя осторожно освобождать себя от доспеха. — Ушел живым, потому что они уже пару лет нормально не ели. Воля хозяина надежно держит их на том месте, так что со стороны гор к поместью тоже не подобраться.       Юки тщательно протер все пластины наплечника пропитанной воском тряпочкой, отложил его в сторону и принялся снимать второй, острыми когтями проворно распутывая узлы.       — Что значит «за чертой»?       — Ты же демон, почему мне приходится объяснять такие вещи?       — Кицунэ редко создают одержимых. Это не то чтобы запрещено, просто считается ниже нашего достоинства. На Лисьей Горе их точно не держат. Хотя за Сэйтору не поручусь.       Карасу приоткрыл глаза проверяя свой доспех, протертый и аккуратно разложенный на полу: «Он запомнил порядок. Смотрел, когда я это делал, и сейчас безошибочно повторяет». Ворон облизнул пересохшие губы:       — Разница между заключением контракта и одержимостью, как между наемной работой и рабством. Контракт заключается добровольно, обычно между демонами и духами, в зависимости от условий, его можно исполнить или разорвать. Одержимость происходит, если демон помещает часть своей энергии в тело животного или человека, добровольно или нет — уже не важно. Чем больше энергии и чем слабее воля ее носителя, тем серьезнее будет эффект. Многие демоны всерьез считают такой подарок наградой и знаком особого расположения. Ведь их энергия дает получившему ее способности за пределами человеческих. Использование таких способностей приносит чувство всемогущества и эйфории. Но чем чаще одержимый к ним обращается, тем сильнее власть демона над ним и тем быстрее разрушается разум. Человек становится жестоким, несдержанным, агрессивным, забывает родных и друзей и в целом теряет память и личность. Чем дальше, тем хуже. Пока не переходит черту, становясь бездушной марионеткой, пустой оболочкой, которая не способна самостоятельно мыслить и лишь выполняет простейшие приказы, прислуживая демону, пока не рассыплется в прах.       Юки разложил на полу последние части доспеха, хвостом задвинул пояс с оружием глубже под кровать и забрался к человеку, на колени. Охотник ощутил, как прохладные руки взялись за воротник его нижнего кимоно и резко рванули распахивая. Левая ладонь демона тут же опустилась на шрам у сердца, правая легла на горло и прижала Карасу к стене, останавливая возможное сопротивление.       — А что будет, — тихий голос лиса вибрировал от сдерживаемого гнева. — Что будет, если получивший энергию никогда ей не воспользуется? Если, несмотря на все испытания, он устоит перед искушением? В этом случае власть хозяина над ним может ограничиться кошмарами, не так ли?       Ворон открыл глаза и встретил горящий алым взгляд наследника Лисьей Горы.       — Догадался, значит, — вздохнул он, подозревая, что если собеседник усилит нажим, этот вдох может стать последним.       — Было непросто.       — Одержимость может долго оставаться незамеченной, по сведениям ордена внешние признаки появляются только где-то на полпути за черту.       — Речь не об этом! Идиот, почему не сказал?! Почему сам давным давно не обратился к священникам и не снял проклятье?! Оно тебя изматывает, а ему дает преимущество!       — Оно было мне нужно, — виновато развел руками охотник. — День за днем эта тень в груди заставляла меня вставать по утрам, заставляла держаться на ногах, когда другие уже падали. Да, я не пользовался той каплей энергии, что случайно попала с клинка в мое сердце, но я мог чувствовать, как ее яд медленно разъедает мне душу, и эта боль все это время вела меня к цели!       Юки отпустил его, поднялся и несколько раз прошелся по комнате туда-сюда, кончиками пальцев за пазухой задумчиво поглаживая тонкий кожаный переплет. Наконец, он остановился и обернулся обратно к человеку:       — Есть одна возможность избавить тебя от кошмаров. Но придется полностью мне довериться…       Карасу шагнул на циновку в кругу разнокалиберных свечей, что удалось собрать по дому. Он снял кимоно и перебросил его лису, затем на ощупь расплел волосы и лег. Пока человек ерзал, устраиваясь на жестком ложе, белый Принц закрыл окно и задвинул засовы на дверях и ставнях. Небольшая спальня погрузилась во мрак. Затем в изголовье ворона вспыхнула первая свеча, осветив сосредоточенное лицо человека холодным голубым светом. Едва различимый в темноте демон повел рукой, и пламя побежало по кругу, перепрыгивая со свечи на свечу, вычерчивая вокруг охотника зыбкий мерцающий контур. «Нужно было внимательнее слушать Сэйтору, магия на крови — его вотчина, а все, что я наверняка усвоил из наших уроков, — это то, что с ней не стоит заигрывать». Юки укусил себя за ладонь и прошептав заклинание, резко тряхнул рукой, оросив подопытного россыпью темных капель, ужаливших холодом обнаженную кожу.       — Теперь спи! — велел заклинатель.       — Да уж, обстановка располагает, — сплюнул Карасу, плечом стирая с губ и подбородка обжигающие брызги.       Он вздохнул и закрыл глаза, даже сквозь опущенные веки видя проносящийся мимо ярко-синий свет. Вслушиваясь в тихое потрескивание вспыхивающих и гаснущих свечей, ощущая исходящую от них прохладу со слабым запахом талого снега, ворон сосредоточился на своем дыхании, приводя его в единый ритм с кружением лисьего пламени.       Вдох — выдох — вдох… спина затекает на твердом полу, кровь высыхает и больше не холодит, зато стягивает кожу. Выдох — вдох, истосковавшееся по сну сознание отступает. Выдох. Границы тела перестают ощущаться. Вдох. Синий свет проносится мимо. Выдох… Карасу словно вновь оказался в прохладной реке, кружась и покачиваясь в ее волнах, уносимый стремительным течением. Потоки все плотнее обхватывали его тело, обнимая, стискивая, сдавливая. Повсюду вокруг темнота уплотнялась, обретая ужасающую знакомую форму бесконечных излучин и петель. Пока охотник не повис беспомощный и обездвиженный в их плену. Голова кружилась от нехватки воздуха, легкие горели сражаясь за каждый вдох.       — Юк-х-х-и! — из последних сил слабо позвал человек.       Но в ответ услышал только шелест бесконечной чешуи.       Лис видел, как Карасу заметался на своем ложе, дыша хрипло и часто. Но заклинание не позволяло ему проснуться. Когда несколько мучительных минут спустя ворона перестало трясти, Юки призвал хвосты и шагнул в круг, заставляя все свечи вокруг разом вспыхнуть, отрезая их защитной стеной синего пламени. Он протянул руку, намереваясь коснуться бледного, покрытого испариной лба, но спящий резко перехватил его запястье, рывком сел в постели и распахнул глаза, устремив на лиса их холодное мертвое золото.       Незнакомая снисходительная улыбка искривила его сухие искусанные губы:       — Ну здравствуй, незваный вор, думаешь забрать то, что мое по праву?       — Незваный? — Юки, скрестив ноги, опустился напротив. — Разве это не ты прислал мне приглашение попытаться?       Он извлек из-за пазухи тетрадь и бросил на пол между ними. Одержимый скосил на нее взгляд и снова повернулся к собеседнику:       — Мелкий паршивец! Но такой аппетитный…       — И тебе до свидания! — юноша вывернул руку из захвата и опустил на лоб человека, разбивая чужую волю. Тело охотника расслабилось возвращаясь в сон, и лис аккуратно уложил его обратно на циновку. Затем наклонился и поцеловал в лоб:       — Прости, что солгал тебе, Хикэру.       Вырвать чужую энергию из тела носителя для демона почти невозможно. Но можно ее выместить гораздо более сильной. Белый принц поймал кончик своего последнего хвоста и смотал его в плотный шар серебристого тумана в своих руках.       — Жаль отдавать, — вздохнул он. — Сам толком не успел наиграться!       И, прижав к жуткому шраму, он мягко нажал, помещая свою жизненную силу в чужое сердце.       Карасу ощутил, как затопившие сознание боль и скрежет отступили. Руки и ноги, до хруста костей сминаемые в чешуйчатых тисках, вновь обрели свободу и приземлились во что-то мягкое и теплое. Бесконечные черные петли исчезли, вокруг простиралась белая трава. Одни травинки были высокие и серебристые на концах, другие — короткие, белые и пушистые. Они переплетались друг с другом как густой лисий подшерсток.       «Похоже, он спрятал меня на одном из своих четырех хвостов.» — предположил человек, обессиленно падая на мягкое ложе. — «Что бы там Юки ни провернул, это наконец сработало. Хотя из закуски меня, кажется, понизили до блохи!»       Синяки на теле быстро таяли, легкие спешили отдышаться, жадно наверстывая упущенное. Пошел снег, крупные идеально ровные снежинки не холодили и не таяли на коже, постепенно укрывая охотника пушистым одеялом. Он потянулся, устраиваясь в странной постели, и, закрыв глаза, провалился в обычный сон, приносящий истощенному телу отдых, а истерзанной душе — покой.       В щели ставен давно сочился дневной свет, узкими линиями вычерчивая на покрывале полосы, словно прутья узкой клетки. Принц с Лисьей Горы сидел на кровати, поджав ноги. Глубокая задумчивость не сходила с прекрасного лица, пока он вырывал страницы из тонкой кожаной тетради и складывал из них бумажные фигурки, тщательно проглаживая сгибы острыми когтями.       Журавлики, лягушки, несколько лотосов с лепестками, покрытыми угловатыми иероглифами, усеяли грубые простыни и обшарпанные доски пола. Человек завозился рядом и едва не рухнул с края кровати. Его спутанные черные волосы сейчас особенно походили на растрепанные вороньи перья. Блестящие, припухшие от долгого сна глаза недовольно щурились спросонья.       — Жарко! — охотник откинул одеяло, сел, зевнул и раздраженно сдул нависшие перед глазами пряди. — Который час?       — За полдень, кажется, — демон запустил очередную бумажную птичку в полет, описав плавный полукруг, она ткнулась в стену и рухнула на пол.       — Какого хера ты не разбудил меня раньше!       — Помереть всяко успеешь, — фыркнул лис, отрывая от переплета последнюю страничку.       Карасу поспешно выбрался из постели, спотыкаясь в сумраке о позабытые на полу свечи, прошел вдоль стены, поднял ставни и открыл единственное окно. Серый холодный свет пасмурного дня затопил маленькую комнату. Налетевший с гор ветерок с шелестом разметал фигурки оригами по углам. К удивлению человека, влажный воздух с запахом отцветающих хризантем не принес прохлады. Наспех умывшись, он подобрал с пола кимоно и броню и принялся облачаться. Уже вешал пояс с оружием, когда от ворот дома послышались грохот и удивленные голоса. Юки забрался на подоконник и, склонив голову, вслушался в нарастающую суету:       — Что-то долго этот нирхольд над доской раздумывал…       — Ты о чем? — тут же насторожился охотник.       — О том, что мой собрат из поместья наконец прислал за тобой, — холодно резюмировал демон, свешивая босые пятки над садом.       — Ты что наделал?! — сдавленно прошептал Карасу, осторожно, как больной зуб, щупая зародившееся в груди подозрение. — Бездна тебя забери, отродье! Что ты, блядь, натворил?!       — Дал тебе то, что он хочет, — с царственной надменностью изогнул бровь белый лис, сверкнув из-под ресниц холодом древних ледников, и, спрыгнул из окна, на доли секунды опередив попытку себя схватить.       — Ублюдок! — рявкнул ворон, обрушивая кулаки на подоконник.       Он выскочил из комнаты, сбежал по ступеням, прыгнул через порог и занял место за спиной идущей к воротам Ежевики одновременно с Юки.              — Госпожа, я за вами послал, потому что это тот мерзкий слуга из поместья к нам в ворота тарабанит, — доложил караульный, понизив голос. — Найдете предлог не пускать?       — Он не уйдет, открывайте, — меланхолично велел красавец-данн.       Стражник озадаченно перевел взгляд на него и обратно на свою хозяйку, сомневаясь исполнять ли указание. Гейша, озадаченная не меньше, оглянулась на Карасу. Ворон до боли сжал резную рукоять кинжала и сплюнул:       — Открывайте.       За воротами в самом деле обнаружился Юудэй в сопровождении небольшого отряда.       — Что привело вас… — начала было Ежевика.       Но внимание гостя миновало ее, словно пустое место, и сразу впилось в свою цель:       — Давно не виделись, Хикэру, смотрю, ты неплохо в жизни устроился. Интересно, что за блажь заставила тебя всем этим подтереться?       Охотник отреагировал на этот выпад с безразличием трупа, просто вышел вперед, даже стоявший рядом лис не ощутил никаких эмоций:       — Чего явился?       — А вот манер у сосунка поубавилось… — скривился одержимый. — Крысы в канавах не научили тебя кланяться старшим по положению?       — Они научили меня перегрызать болтливые глотки, говори, что тебе нужно.       — Господин дарует тебе аудиенцию. Велел передать, что не против прояснить все разногласия между вами раз и навсегда.       — Не раньше, чем тварь поклянется отпустить моих людей, а своим слугам не позволит меня тронуть ни до, ни во время нашей встречи.       Солдаты из поместья с возмущенными возгласами подняли свои короткие луки, охрана Ежевики ответила тем же. Юки поспешно шагнул вперед, закрывая собой человеческую женщину.       — Боги по ошибке дали таланты нескольких людей одному надоедливому ребенку, — зло сощурился Юудэй. — Но, знаешь, Хикэру, я всегда думал, что это можно исправить, просто порубив тебя на части…       — Хороший пес без команды не гавкает, ползи к своему хозяину, передай мои условия.       — Нет нужды… — слуга закатил глаза, его тело забилось в седле, словно от сильнейшей лихорадки.       Лошадь испуганно прижала уши. Все присутствующие, кроме лиса и охотника, сделали несколько опасливых шагов назад. Через пару мгновений одержимый снова распрямился, открыл полные стылого золота глаза, одним изящным махом перенес ногу через холку и спрыгнул на землю с нечеловеческой грацией, странной для пожилого тела. Черты лица исказила маска чужого присутствия, особенно заметная в лениво полуприкрытых веках и слабой, тонкой как новорожденный месяц улыбке. Он подошел ближе и остановился в шаге от ворона.       — Я согласен на твои условия, с одним дополнением… — голос тоже звучал иначе, мягко и вкрадчиво, словно крупа сыплется в деревянную миску. — В обмен на жизни твоих людей и твою безопасность до конца переговоров, ты отдашь мне хвост, что щенок с Горы доверил тебе в припадке собственнической ревности. В противном случае, я велю истребить вас, несмотря на возможные последствия.       Карасу ощутил в коленях противную слабость, но заставил себя не оглядываться на Юки и не отводить взгляд от лица двоюродного дяди, из чьих глаз сейчас смотрел убийца его семьи.       «Я мертв. Мертвые не сожалеют. Мертвые не боятся. Мертвые… мертвые не способны полюбить!»       — Хорошо, — он не узнал собственный голос, хриплый и отрывистый, как мрачное карканье. — Сдержи слово и забирай.       Одержимый проткнул ладонь острым ногтем, охотник воспользовался кинжалом. Крепкое рукопожатие смешало кровь. Полумесяц улыбки стал чуть шире, золото глаз сверкнуло через плечо человека:       — Ты же не думал, что мальчишка использует твою силу для боя, когда он столько лет отвергал мою?       — Я сбился со счета, сколько раз он использовал меня. Еще один уже ничего не изменит.       Голос принца был спокойным и высокомерным, но в спину Карасу пахнуло холодом, а в груди все рвалось и болело, словно пронзенное ледяными осколками. Слуга хмыкнул и предвкушающе облизнулся, затем пошатнулся и рухнул на колени, приходя в себя.       Присутствие демона не прошло бесследно: пошатываясь и кашляя кровью, бледный Юудэй с трудом забрался в седло. Его отряд собрался вокруг, готовый возвращаться. Карасу наконец обернулся. Звонкая пощечина заставила Юки пошатнуться.       — Я всегда, слышишь, всегда оставлял тебе выбор! — человек ткнул кинжалом в воротник белого кимоно. — Быть одержимым ужасно, но в сотню раз хуже, если это ты! Хвост?! Рехнулся?! Если я проиграю, ты не получишь его обратно! Надеюсь, это хоть чему-то тебя научит.       Он убрал оружие на пояс и вышел за ворота, отряд с соловьями на спинах мгновенно окружил чужака со всех сторон, уводя в сторону поместья.       — Если ты проиграешь, — прошептал лис, глядя вслед ворону и вытирая кровь с разбитых губ. — Это не будет иметь значения.       — Проклятье! Это же была черная магия?! — опомнился кто-то из часовых, породив волну испуганных реплик и охранных жестов.       Ворота поспешно захлопнулись. Ежевика осторожно потянула Юки за рукав, привлекая внимание:       — Сколько он даст нам времени, как думаешь?       — Сутки, может двое, — прикинул демон. — Достаточно, чтобы успеть безопасно уйти, но потом, скорее всего, наместник будет считать обещание выполненным. Прости, у меня совсем не осталось времени, справишься здесь сама?       Он поцеловал гейшу в висок и, получив ответный поцелуй, скрылся в доме, слыша, как за спиной Госпожа командует поднимать всех на ноги, укреплять окна, двери и ворота и наполнять ведра водой, на случай, если скоро придется держать оборону.              Раздав указания и оставив начальника охраны следить за исполнением, Ежевика уединилась в своей комнате и, нырнув рукой в декольте, извлекла на свет маленькую, покрытую резьбой золотую монетку на тонкой цепочке — именную императорскую печать, что была ей пожалована. Эта вещица давала много привилегий, само обладание ей привлекало в Дом Диких Ягод лучших клиентов. Император жаловал такие знаки лишь тем, перед кем считал себя в большом долгу. Ни за какие деньги в мире гейша не согласилась бы с ней расстаться.       Она прикрыла глаза, вспоминая как ушел Карасу, нет, Хикэру, кажется, так к этому дураку обращались. И взгляд Юки, когда он сказал, что у него не осталось времени, он ведь не время до отъезда имел в виду…       Ежевика распахнула глаза, решительно вытащила из шкатулки для писем полоску тончайшего пергамента и открыла чернильницу:       «Я в девятнадцатой. Даже вашим всемогущим крыльям не поспеть ко мне вовремя, но молю, пошлите помощь! Кого-то, кто не испугается демонов и одержимых.       Вечно преданная, ваша Связующая Нить».       Обмотав полоской лапку маленького сокола, до крайности возбужденного перспективой наконец размять крылья, женщина закрепила послание красной ниткой, на которую повесила свою печать. Самую главную ценность монетки составляла именно возможность потребовать возвращения долга. Правда всего лишь один раз… Гейша нежно погладила золотой кругляш и упругие перья птицы и, прошептав: «Я тоже хочу быть там, где мое сердце!» — бросила посланника в окно навстречу пасмурному серому небу.