Жестко лед в груди ломает мне весна, Вчера я только пробудился ото сна И вышел в мир из крови и железа. Нет хуже тяжести кровавого венца, Предателю нет милости творца, Смеетесь вы, мне этот путь отрезав. Судьбы когтей смыкается капкан. Что впереди? Лишь пепел и туман, И в небе свет пожарищ как зарница. Трон одинок и холоден, как лед, Обратно нет пути, и я иду вперед, Живой солдат в бою лишь единица. Мы мертвых почитаем, не живых, Но что моя агония для них? Я оглянусь назад, и я не вспомню лица. В крови омытый я молю о том, Чтоб нашим детям был бы не знаком Тот мир, где довелось нам пробудиться. Весенний луч растопит черный лед, На поле боя вишня зацветет, И прилетит отведать горьких ягод птица.
Последняя нота давно погасла, а потрясенная тишина все длилась, даже соловьи пристыженно молчали в саду. Но вот четвертая струна внезапно соскочила и провисла под пальцами музыканта издав жалобный треньк, и разрушив оцепенение. Тигрица улыбнулась и что-то шепнула на ухо своему господину. Император кивнул, затем поднялся и направился к певцу, поспешно вставшему навстречу. — Рискованный выбор песни. У меня не осталось сомнений в личности твоего учителя. Ты без сомнений и есть Хикэру, преемник Штормового Поэта, Соловей Юга, наследник девятнадцатой провинции. В то время, о котором ты сейчас пел, мои предки отдали эту землю твоим, по праву она должна быть твоей. — Владыка дождался, когда согласное ликование толпы затихнет и продолжил свою речь куда холоднее и строже: — Но ты сам сознался, что обманул братство и заключил сделку с демоном. Твой долг я выплатить могу, даже могу взять тебя на службу и посылать положенную братству долю, дабы у охотников больше не могло возникнуть жалоб. Думаю, в этом случае они согласились бы отозвать обвинения и оставить тебе кинжал. Если бы не твоя сделка. Заключение контракта с демоном по закону карается смертью. — Я с самого начала знал эту цену, — склонил голову охотник. — И не буду спорить. — Нет! — Ежевика вскочила с подушек, гневно всплеснув рукавами. — Повелитель, я призвала вас ценой золотой печати, чтобы помочь этому человеку. Вы сами знаете, за что пожаловали мне это право, но если веса вашего долга не достаточно, возьмите мою жизнь вместо его! — Нет, мою! — рванулся из рук охранников Кохэку. — Я и так ее должен! — Прошу, не слушайте моего сына! — внезапно опустился на колени ведший следствие чиновник, срывая с рыжих волос судейскую шапку — Ему еще долго жить, возьмите мою жизнь в уплату долга Кохэку! — Можете взять мою, — подал слабый голос Мэмору, через силу приподнимаясь на циновке. — Я готов уступить свое право жить человеку, который так поет. Император обвел взглядом протестующих, заглянул в потрясенное лицо забывшего как дышать Карасу и расхохотался: — Ну что, мне теперь половины подданных из-за тебя лишиться? — Нет, — промямлил ворон, чувствуя, как против воли бегут по щекам благодарные слезы. — Я не смогу с этим жить. Пускай все мои грехи умрут со мною, только найдите для Гнезда самого лучшего наместника. — Птенец еще условия мне ставит, — усмехнулся под нос Император. И, шагнув на пень, возвестил, обращаясь к совету: — Вы видите, что за противоречивый выбор лежит передо мной. Святость закона должна соблюдаться, но я не могу закрыть глаза на стольких людей, готовых оплатить совершенное преступление собственной жизнью, как и не могу выбрать, чья именно жизнь это будет. А посему обращусь к единственным, кто стоит выше закона. К Богам. Хикэру, империя вызывает тебя на суд поединком! До первой крови. Победишь — я оплачу твой долг и все обвинения будут сняты. Проиграешь — и будешь казнен на месте. Пусть боги решают. Подайте ему меч! — Кто будет сражаться со стороны обвинения? — перекрикивая одобрительные возгласы толпы спросил следователь, натягивая свою шапку на место. — Я сам. «Вот значит что, — улыбнулся Карасу, принимая от телохранителя меч с драконом на ножнах. — Мудрый феникс нашел способ избавиться от меня, никого не обидев». Потомок живого огня много лет не проигрывал поединков, считаясь по праву лучшим мечником империи. «По крайней мере, смогу еще немного потянуть время, может быть, мои последние минуты позволят Юки прийти в себя и безопасно скрыться». Солдаты и телохранители оцепили площадку по кругу, готовые вмешаться, как только прольется первая кровь. Священники наскоро прочитали на ней положенные молитвы, призывая взор всевышних обратиться на происходящее, и уступили место поединщикам. Тигрица дворцовой рощи поднялась и звонко хлопнула в ладоши, отмечая для них начало боя.Воля Богов
31 декабря 2022 г. в 00:51
На крыльце, сверкая холодными глазами в зареве пожара, держали оборону двое одержимых. Смерть хозяина спустила оставленную в их телах энергию с поводка, сметя плотину без того подточенного разума. Передовой отряд уже десять минут не мог пробиться в глубь поместья. Появившийся из дверей черноволосый мужчина оказался за спинами безумцев и прошел сквозь них в мгновение ока. Кинжал пронзил соловья на спине одного, меч обезглавил второго, обдав невольных зрителей струями крови. Убийца замер на ступенях, обшаривая ошалевшую толпу горящим взглядом. Его тело покрывал изломанный черный панцирь из покореженных пластин и окровавленных лохмотьев, на которые налипли щепки и чешуя. Лицо нельзя было разглядеть под маской запекшейся крови и грязи.
— Демон! — вынесли вердикт солдаты.
— Здесь еще один!
— Подкрепление!
Копья слаженной стеной нацелились на новую угрозу, беря ее в полукруг.
— Отставить! — остановил готовую развернуться бойню властный окрик. — Не позорьте звание воинов истерикой!
Телохранители в красных плащах проложили дорогу широкоплечему мужчине в красно-золотых доспехах. Одной рукой он держал под мышкой шлем, второй небрежно покачивал окровавленным мечом. Огонь факелов в его присутствии разгорался ярче, сверкая горячими золотыми бликами на волосах наследника древней крови. Такие золотые волосы — отличительная черта потомков последнего феникса. Божественное благословение, передающееся только по старшей линии.
— Повелитель, — Карасу запоздало поклонился.
— Сдается мне, это пресловутый охотник, — усмехнулся Император, отметив про себя, что собеседник не упал ничком, как полагалось бы простолюдину. — Ежевика сказала, что из ее отряда ушло двое. Где твой спутник и выжил ли кто-нибудь из хозяев поместья?
— Я хозяин поместья, — убийца демонов распрямился и ткнул мечом в герб на спине одного из трупов. — Я Соловей Юга.
Солдаты вокруг разразились удивленными восклицаниями и озадаченным гомоном.
— А прогулка становится все интереснее… — протянул Божественный Наместник и повернулся к своим командирам, отдавая приказы: — Потушить пожар в восточном крыле. Поместье зачистить. Убитых посчитать, раненых перевязать, самопровозглашенного хозяина в том числе. Возьмите его под стражу. Я жду всех отчетов к рассвету. Узнаем, во сколько нам обошелся ночной штурм города.
Император удалился, командиры вокруг принялись строить свои отряды, разбивая приказы на более мелкие поручения и передавая их дальше по цепочке.
— Сдай оружие и пойдем, — один из телохранителей опустил руку на плечо ворону и повел его туда, где готовился развернуться полевой госпиталь. — Я присмотрю за тобой, исчадие бездны.
Охотник снова пришел в себя, на этот раз от того, что кто-то снимал с него остатки доспеха. Приподнявшись на обгорелой циновке, куда его несколько часов назад определили занятые спасением умирающих целители, он с удивлением обнаружил, что большую часть пластин благодетель успел снять. Более того — перевязать левую руку, ободранную в бою с хэби, аккуратными полосами свежих бинтов.
«Кто, бездна забери, сумел проделать это, не потревожив спящего?!»
Молодой монах радушно улыбнулся, помогая удивленному ворону сесть. Эта улыбка вкупе с покрывающей всю руку татуировкой, воскресили в памяти встречу в Широком Шаге.
— Ты мне мерещишься? — на всякий случай уточнил Карасу, благодарно принимая протянутую фляжку с травяным отваром.
— На вашей голове следы ушибов, такие травмы могут вызывать галлюцинации, но я — не одна из них, — отозвался бритоголовый, возвращаясь к работе по извлечению заноз и наложению повязок.
— Уважающий себя глюк так бы и ответил, — вздохнул охотник, пытаясь по освещенности шатра прикинуть время суток. — Как тебя зовут?
— Мэмору. Рад видеть вас по прежнему живым, господин охотник.
— Что ты делаешь в свите Императора?
— Это очень интересная история, но не уверен, что она вас порадует… — начал рассказ монах, подавая смоченную отваром тряпку. — Вот, протрите лицо, хватит людей пугать. Как вы тогда с хвостатым умчались, мастер Токаге нам настоящую трепку устроил. Твоему дружку руку сломал, которую тот посмел на него поднять, а мне так по ребрам прошелся, что до сих пор вспоминать больно. Потом он послал Нэко отвести послушников в орден, а сам взял меня и поволок в качестве свидетеля, чтобы найти вас и арестовать. В одном гостевом доме мы повстречали людей, которые тоже вас искали. По их сведениям, похожий по описанию охотник проезжал южной дорогой в свите широко известной Госпожи совсем недавно, но куда обоз направился — никто не знал. Знали только, что не по обычному маршруту. Один из наших новых знакомых предположил, что гейша могла стремиться в свиту Императора. Токаге уже подготовил прошение о признании тебя преступником и был только рад подать его быстрее, в надежде на помощь правительственных ищеек. Но, когда объединенная компания достигла лагеря, оказалось, что гейши там нет, и что во время объезда провинций получить величайшее внимание особенно непросто. Мы прождали своей очереди несколько дней, прежде чем черед подошел, и то, Повелитель внезапно ускакал с отрядом. Чуть позже чиновники секретариата собрали всех лекарей, священников и любого, кто утверждал, что разбирается в демонах, и послали следом. Так я и оказался здесь. Можно сказать, я — лист на ветру в этой разыгравшейся буре.
— Токаге — старая упрямая черепаха, — скривился Карасу. — Как был закостенелым садистом, так и остался. Надо полагать, он тоже где-то здесь. Уж теперь-то его выслушают.
— Император вызвал его, когда меня послали сюда… — сочувственно развел руками Мэмору. — Хотите настой для облегчения боли?
— Не нужно, ясная голова еще может мне пригодиться.
— Как хотите, перед казнью уже не предложат. И, если думаете бежать как в тот раз, пожалуйста, подождите пока я закончу и уйду. При всем уважении, еще один заход мои ребра не выдержат.
— Я полжизни бежал, — ворон подвигал руками и ногами приноравливаясь к повязкам. — Добегался. Хватит. Я отвечу за свои решения.
«И, если повезет, еще немного потяну время».
Про кицунэ монах не спросил, и охотник был ему за это благодарен. Вскоре, после того как юноша ушел, появился знакомый телохранитель и сказал, что суд Императора немедленно желает видеть того, кто назвался хозяином этого места.
Зал для церемоний был превращен в руины, поэтому Божественный Наместник с приближенными расположились во дворе на коврах и циновках, под собранными на скорую руку навесами. В середине этого широкого полукруга находился огромный обгоревший пень — все, что осталось от массивного клена, под сенью которого Штормовой поэт любил проводить свои уроки.
Пока Карасу вели к импровизированному подиуму, он рассматривал собравшихся. Ровные ряды похожих друг на друга военных, разноцветную группу чиновников из различных ведомств, нескольких священников и монахов, сидящих с краю. А в центре всего этого — Император, сменивший доспех на великолепные красно-золотые одежды.
По правую руку от него сидели две женщины: первой была Госпожа Ежевика в официальном многослойном кимоно, расшитом спелыми гроздьями темно-фиолетовых ягод. Ее покрытое макияжем лицо белело отстраненной фарфоровой маской. Склонившись к плечу гейши, что-то беззаботно щебетала вторая женщина. Охотник не встречал ее прежде, но немедленно опознал по слухам. Сероглазая и медноволосая, любимая наложница Императора, за внешность и повадки прозванная Тигрицей дворцовой рощи.
Говорили, она способна покорять мужчин одним взглядом. Но, когда внимание красавицы сосредоточилось на охотнике, он ощутил отнюдь не любовный трепет. Очень уж живо вспомнилась ему встреча со старшим братцем Юки. Рыжий лис смотрел с таким же уверенным ленивым превосходством. Серые глаза — тонкий слой пепла на раскаленных углях. Одно неосторожное движение — и ты обжегся.
«Интересно, если красные волосы Рэйдэна вымыть с чернильным орехом, получится такой же глубокий оттенок расплавленной меди?»
Он зажмурился и встряхнул головой прогоняя опасные мысли.
Слева от Повелителя, развалившись на подушках, сидел золотоволосый юноша лет шестнадцати и, невзирая на осуждение косящихся приближенных, откровенно зевал в кулак. Младший принц явно не пользовался любовью двора. Одним фактом своего рождения он поставил империю на грань раскола.
Сотни лет в правящей семье появлялись на свет только два наследника. Количество дочерей могло меняться, но сыновей у каждого Императора было только двое. Появление третьего многие священники и звездочеты посчитали дурным знамением, предвещающим начало эпохи распрей и проблем. На него покушались по меньшей мере пять раз, два из которых еще в колыбельке.
Быть бельмом на глазу целой страны — не самая веселая роль. Возможно Карасу посочувствовал бы, не будь его голова занята беспокойством за другого принца, едва-едва обманувшего смерть.
Охотник поднялся на плоскую как стол вершину обугленного пня. Шедший следом телохранитель молча встал за его спиной, положив руку на меч. Можно подумать безоружный ворон мог что-то сделать против целого войска. Трофейный меч с драконами и священный кинжал у него забрали. Сосредоточившись, он мог чувствовать вокруг Небесного Гвоздя бархат и дерево. Значит тот не слишком далеко, скорее всего в той шкатулке, что лежит у ног Императора.
Пока Карасу рассматривал толпу, а она в ответ рассматривала потрепанного мужчину, представленного на суд одетым только в рваные штаны с ботинками и свежие повязки по всему телу. От группы чиновников отделился человек в синем халате судейской канцелярии, золотой пояс с лотосами говорил о его высоком положении при дворе. Мужчина держал в руках несколько свитков и восковую дощечку для записей. Он пересек пустое пространство и тоже поднялся на пень.
— Под взором богов и по приказу Императора, я уполномочен провести сегодня внеочередное собрание с целью решить судьбу этой земли. Земли, освобожденной кровью наших погибших друзей и соратников. Двести пятьдесят воинов прибыло сюда. Сорок два из них больше не увидят рассвета. Для мирной эпохи это высокая цена. Пускай ее тяжесть ляжет на плечи каждого, кто будет судить и свидетельствовать сегодня. Пускай принудит их говорить правду и выносить решения справедливо, по закону и совести. — Чиновник сделал небольшую паузу и продолжил, указав рукой на охотника: — Перед вами человек, назвавшийся хозяином поместья и наследником девятнадцатой провинции. Его личность и степень вины нам предстоит установить. Мы начнем с выслушивания свидетельств, — говоривший сверился с табличкой в своих руках. — Прошу, Госпожа Ежевика, вы обратили взор Императора на происходящее здесь.
Вовлеченность в дело знаменитой гейши вызвала в рядах зрителей любопытное оживление. Женщина поднялась на своем месте, в который раз восхищая Карасу безразличием к вниманию толпы.
Она поведала о своей дружбе с охотником, спасшим ее от бандитов. О том, как они расстались три года назад, и как он появился на улице Светлячков с сундуком денег и деловым предложением. Рассказала, что их отряд столкнулся со злыми духами в опустошенной деревне и с жутким гостеприимством одержимых. Закончился рассказ тем, что охотник ушел, надеясь в одиночку вырезать сердце этого зла, а она сочла нужным сообщить Императору о происходящем. О спутнике своего друга Ежевика что-либо говорить отказалась, сославшись на то, что по закону гейши не имеют права свидетельствовать против своего данна, вызвав этим заявлением новую волну интереса.
Пришел черед вопросов.
— Вы подтверждаете, что стоящий здесь мужчина именно тот, о ком вы говорили?
— Да.
— Он когда-нибудь за годы знакомства говорил вам откуда родом? Называл имена родных?
— Нет. Но по воспитанию и образованности я всегда подозревала в нем благородного, хоть он и пытался это скрыть. Предполагала, что юноша бастард или, что его семья совершила преступление и лишилась титулов. Я не знала, что их всех убили демоны.
Следователь сделал пометку в своих записях и продолжил допрос:
— Ради собственных интересов этот человек подверг вас и ваш дом опасности, но вы все равно просите за него? Почему?
Алые губы на бесстрастной фарфоровой маске дрогнули, прогибаясь в ироничной улыбке:
— Самый простой ответ обычно правильный, господин следователь. Я его люблю.
Вопрошающему пришлось повысить голос, чтобы перекрыть поднявшийся после этой реплики шум. Карасу только вздохнул и покачал головой.
«Она это нарочно, обиделась и пеняет мне, что использовал ее чувства. И весь ужас в том, что я не могу полностью отрицать этого. Может и не знал наверняка, но где-то глубоко внутри догадывался. Мертвые не испытывают вины, так странно снова ощущать себя виноватым…»
— Чувства могли повлиять на искренность ваших слов, Госпожа Ежевика?
— Пять лет они не мешали мне работать, не мешают и сейчас говорить правду.
Чиновник снова кивнул:
— Ваши ученицы и охрана большей частью подтверждают эти свидетельства. — Он продемонстрировал два свитка и передал их подбежавшему помощнику. — Спасибо за информацию. Следующим совет желает услышать мастера Токаге, старшего смотрителя ордена охотников, что помог нам в бою с одержимыми и своим содействием спас немало жизней.
Старый учитель поднялся, и ворон наконец увидел его в группе офицеров.
— Где бы этот мальчишка ни родился и сколько бы трепетных женских сердец ни покорил, он остается преступником в глазах ордена. Он должен обители взносы за три года. Он ослушался прямых приказов. И, что хуже всего, он вступил в сговор с демоном, запятнав честь своих братьев! Я здесь для того, чтобы потребовать для него положенного наказания!
— Расскажите все, что вам известно, по порядку, — велел следователь. — Когда вы встретили этого человека в первый раз?
— Около десяти лет назад. Он пришел на площадь в Цветущем Городе, где мы часто набираем сирот, и попросился в орден.
— Обычно охотники принимают детей до десяти лет, почему сделали исключение?
— Он уже хорошо владел мечом, — нехотя признал старший охотник, — я был против, но другие смотрители сочли такое приобретение удачным.
— Вы не спросили у мальчика его имя?
— Нет. К чему оно нам? Вступив в орден, ребенок получил новое имя и новую семью. Братьев, которые его кормили, одевали и обучали, посвящая в секреты мастерства, и доверие которых он предал!
— По порядку, пожалуйста. Что было дальше?
— Мальчика назвали Карасу. Он закончил обучение, пробудил кинжал, покинул стены обители и три года не присылал вестей и положенной доли. Многие считали, что он погиб.
— Были свидетельства обратного?
— Иногда доходили слухи о работе похожего охотника. Какая разница, если он очевидно жив и стоит сейчас перед нами?!
Следовать словно не заметил возмущение свидетеля, продолжая спокойно задавать вопросы:
— Сколько охотник мог бы заработать честным трудом за три года?
Сбитый с толку смотритель задумался, а Карасу мысленно восхитился вниманием Императорских ищеек к деталям.
— В среднем, примерно, четыре тысячи золотых, — наконец решил Токаге.
— Госпожа Ежевика, сколько этот человек заплатил вам за помощь?
— Пять тысяч четыреста сорок шесть золотых, — отозвалась гейша со своего почетного места. — В учетных книгах есть соответствующая запись. Мастер Токаге забыл упомянуть, что Карасу был лучшим в своем выпуске.
— Орден забирает треть, выходит долг составляет почти тысячу восемьсот шестнадцать золотых, — мгновенно посчитал чиновник и, записав сумму на доске, махнул свидетелю: — Продолжайте.
— Три года спустя я повстречал этого неблагодарного отступника в гостевом доме в нескольких днях пути на север от Цветущего Города. В ответ на справедливые обвинения он попытался заговорить мне зубы, а когда это не удалось, натравил демона четвертого уровня на послушников, которых я сопровождал, украл лошадь и скрылся. Думаю, с демоном у него контракт, и одни боги знают, что кицунэ получает за свою помощь! Он предал обитель и преступил закон! Я привел неопровержимого свидетеля!
— Давайте его выслушаем, — милостиво согласился следователь.
Монах нехотя поднялся и представился.
— Меня зовут Мэмору. Я много лет иду путем открытой ладони. И в самом деле являюсь свидетелем произошедшего в гостевом доме.
— Обеты этого пути запрещают тебе лгать, верно?
— Запрещают. — подтвердил юноша.
«Зато они не запрещают ему молчать, увиливать и недоговаривать», — ворон фыркнул, заслужив предупреждающий тычок рукоятью катаны.
— Расскажи все, что знаешь.
— Этот мужчина действительно остановился со своим спутником в том доме, о котором идет речь. Они даже кинули мне подаяние.
— Его спутником был демон четвертого уровня?
— Верно.
Это признание вызвало волну негодующего ропота среди совета. Чиновник подождал пока она стихнет и продолжил допрос:
— Почему ты не предупредил охрану заведения?
— Открытая ладонь одинаково протянута святому и грешнику, — туманно возвестил монах, — путь учит нас судить души по их делам, а не по нашим мыслям, не спеша с обвинениями.
«Я не увидел выгоды», — перевел для себя охотник.
— Что было дальше?
— Я приглядел за ними ночью, но комнаты они не покидали и вреда людям не чинили. Утром прибыли еще охотники, во главе с мастером Токаге. Между ним и мастером Карасу завязался спор. Я помогал раненым и плохо слышал их разговор.
— Демон в это время напал на детей?
— Нет, это дети напали на демона.
— Эм… дети напали на демона? — допрашивающий решил, что очевидно ослышался.
— Да. Я работал с большим количеством энергии, и случайно снял с него маскировку. Послушники испугались и напали. Затем и охотники вступили в бой. Карасу удалось отбить кицунэ и скрыться. Смотритель Токаге возжелал для него наказания и отправился следом и меня заодно потащил.
— Кто-нибудь в этом бою был убит или ранен?
— Только лиса серьезно ранили.
— Твоя татуировка говорит о высоком уровне посвящения. Ты можешь видеть ауры?
— Могу.
— Были в ауре охотника по имени Карасу признаки одержимости или договора с демоном?
— Я не смотрел.
— А сейчас можешь посмотреть?
— Да, — обреченно сознался юноша.
Помощник вывел его в центр и помог подняться на пень. Мэмору встал почти вплотную к обвиняемому и сосредоточенно сощурился, бормоча молитвы. Его глаза заволокло дымкой, словно облаками, постепенно они стали совсем белесыми, как у слепого. Из этих затуманенных глаз по щекам безостановочно потекли слезы.
Ворон задержал дыхание и впился ногтями себе в ладонь, боясь, что посвященный увидит ту отравленную язву, которую он сам только недавно перестал ощущать в своей груди. Что юноша подтвердит: Юки не удалось его освободить, и даже из небытия хэби еще держится за свою игрушку.
— Не вижу никаких следов посторонней энергии, — мягко улыбнулся бритоголовый монах.
— А что ты видишь? — уточнил следователь.
— Человеческую ауру.
— Конкретнее.
— Извините, мастер Карасу… — шепнул Мэмору и повысил голос, перечисляя для всего совета: — Я вижу много бледно-желтого сожаления и синего страха. Еще вижу светлую, как голубое небо печаль, холодные серые сомнения и очень густое, темно-зеленое одиночество. Но больше всего вижу любви, так много любви… Очень красивая аура.
Юноша часто заморгал, пелена в его глазах рассеялась, он вытер мокрое от слез лицо и обратился к следователю:
— Я больше не нужен?
— Зависит от того, можешь ли ты определять, когда человек врет.
— Могу, но не хотел бы.
— Это воля Императора. Судебное ведомство оплатит твою работу, — отмел возражение чиновник.
— Как пожелает Император, — устало отозвался свидетель.
Карасу подумал, что скорее всего дело не в деньгах, просто такие трюки отнимают очень много энергии, парень будет потом отлеживаться несколько дней.
— Далее мы будем слушать показания самого охотника, пролей на них свет.
Мэмору помедлил, затем бережно взял Карасу за левую руку, надавливая пальцами на запястье, другую ладонь он положил ворону на лицо, вдоль скулы и виска и сосредоточенно закрыл глаза, вслушиваясь в биение крови и движения мимических мышц.
— Как тебя зовут, охотник? — снова начал допрос следователь.
Один помощник держал натянутым свиток, второй уже занес над бумагой кисточку, готовый записать показания. Весь совет любопытно притих, люди подались вперед, не желая упустить развязку. Только почетная ложа оставалась внешне бесстрастной, юный принц и вовсе задремал, разметавшись на коврах и подушках.
«Чем дольше это тянется, тем больше времени будет у Юки, — вздохнул Карасу. — Раз уж боги решили посмеяться, устроив мне суд перед тем как швырнуть в колесо перерождений, быть посему».
Он набрал в грудь воздуха, сильный чистый голос разнесся над советом:
— Родители назвали меня Хикэру, в обители это имя поменяли на Карасу. Сейчас я и сам не знаю какое из двух будет вернее.
— Расскажи о своей жизни до того, как ты поменял имя.
— Я родился здесь, в этом поместье. Я старший сын наместника и наследник Соловьиного Гнезда. Меня обучали владеть мечом и, как отметила внимательная Госпожа, всем прочим положенным наукам. Но, когда мне было тринадцать, мой дом захватили демоны. Могущественный хэби убил моего отца и занял его место, скопировав внешность. Я же был тяжело ранен, но сумел скрыться. — После каждой реплики ворона монах кивал, подтверждая правдивость сказанного, и все больше мрачнели слушатели.
— Почему ты не обратился за помощью?
— Я обратился! — Огрызнулся подсудимый, чувствуя, как против воли возвращается до сих пор не изжитая боль. — В первый же день меня укрыли близкие друзья в городе. Они поверили мне, лечили и скрывали несколько дней. И, даже когда захватчики узнали, где я прячусь, они сражались до последнего человека, давая мне возможность уйти. Их дом сгорел первым. Так я убедился, что являюсь угрозой для любого, кто мне поможет.
— Что было дальше?
— Большая часть наших солдат была убита, остальные поверили хэби или попали под его чары. Своими силами Гнездо уже не могло справиться. Я украл простую одежду, обрезал волосы и бежал из провинции. Несколько раз чуть не погиб по дороге, но мне удалось прорваться в восемнадцатую. Сосед знал меня, поэтому выслушал и обещал защиту, даже сказал, что представит мое дело Императору. Но позже я подслушал, как он распоряжается послать весть в Гнездо и отвлекать меня пока оттуда не приедут. Ему обещали хорошо платить за содействие, и наместник не хотел потерять эту сумму, даже если придется закрыть глаза на жалобы беженцев, парочку разоренных деревень или жизнь соседского ребенка.
— Тебе известна сумма взятки? — нехорошо сощурился Император. И своим внезапным вмешательством в допрос заставил совет удивленно всколыхнуться.
— Нашу кровь и смерть оценили в пять сотен. Ежемесячно.
Повелитель задумчиво кивнул:
— Я видел эту сумму в их книгах, теперь нам известно, что за ней стоит. Продолжай.
— Я снова бежал. Не верил, что друзья смогут меня укрыть, не знал кому могу доверять, поэтому подался в орден в надежде, что там демоны меня не достанут. Так и вышло. За семь лет проведенных там я хорошо научился их убивать, затем взял месть в свои руки. Смотритель Токаге прав, я использовал братство в личных целях, приняв новое имя, но так и не отрекшись от прошлого.
— Тебя обвиняют в сделке с демоном. Это так?
— Да. — Карасу переждал возмущенный ропот и продолжил: — Я изловил кицунэ и заключил с ним сделку, в обмен на помощь, обещав вернуть жизнь и свободу. Без его содействия я не смог бы справиться с более сильным демоном.
Это было не подробно, но достаточно правдиво, чтобы не смутить бледного от усталости монаха. Чиновник нахмурился и задал вопрос, который охотник так боялся услышать:
— Где ваш помощник сейчас?
«Я не могу солгать, но могу попробовать уйти от ответа, подсунув другую правду».
— Хэби нанес ему смертельный удар перед собственной смертью.
Мэмору колебался лишь несколькими мгновениями дольше, прежде чем снова кивнуть:
— Правда. Этот человек уверен в правдивости всех своих слов. — Он побледнел еще сильнее и сполз в обморок, помощникам пришлось отнести бесчувственное тело к лекарям.
— Вот именно, что уверен! — тем временем оскалился Токаге, в гневе позабыв всякий протокол. — Лисы известны за то, как хорошо втираются людям в доверие. Демон мог внушить сироте, что тот наследник и использовать в разборках с соперником. То, что он верит, еще не значит, что так оно и было! Владение мечом ничего не доказывает. Послушайте местных: детей и жену открыто проводили на погребальных кострах! Тела видел весь город!
— И я могу назвать десяток своих слуг и друзей, что были на тот момент одного со мной роста! — рявкнул в ответ Карасу. Исповедь окунула его в боль и ужасы прошлого, подточив самообладание. — Уверен, большинство из них погибли или загадочным образом исчезли!
— Хватит! — Вмешался недовольный чиновник. — Вы перед лицом Императора! Постыдитесь ругаться! К сожалению, у нас нет никого, кто мог бы подтвердить правду.
— Я могу!
Все присутствующие удивленно повернули головы на голос.
Молодой рыжеволосый мужчина поднялся на дальнем ряду, показавшись из-за спин чиновников. Он был одет в изумрудное кимоно с трехцветным поясом. Три дракона: красный, черный и зеленый сплетались на гербе замысловатым узлом. На левом виске тянулась полоса свежего шрама, а вокруг головы широкие пятипрядные косы. Та, что начиналась над шрамом, была совершенно седой. Он почти не изменился с тех пор как ворон видел его в последний раз, лишь залегла меж нахмуренных бровей обеспокоенная морщинка.
— Назовитесь!
— Кохэку, наследник Драконьей Колыбели. Вы и сами можете подтвердить мою личность, господин следователь. Я немного знал Хикэру, когда мы были детьми. Наши матери дружили, но жили далеко и виделись нечасто, всего пару раз за мое детство. Несмотря на это, я хорошо помнил молодого соловья. Когда с юга пришли вести о его гибели, мы объявили положенный траур вместе с опустевшим Гнездом. Затем наместник, сославшись на горе, оборвал всякую переписку с нашим домом, и я больше ничего не знал о судьбе этой провинции. Но недавно и в моем доме появился опасный демон! Цутигумо разорял наш священный источник, я пытался его одолеть, но лишь погубил свой отряд и попал в плен. Я должен был умереть, если бы не забредший в поселение охотник со своим спутником. Они убили тварь и спасли меня. Очнувшись, я узнал в одном из спасителей друга детства. На тот момент я был слишком слаб, чтобы говорить. А когда силы ко мне вернулись, его уже не было рядом. Потому я отправился на поиски, желая вернуть долг, но еще больше желая убедиться, что мне не показалось. Теперь я точно уверен: Карасу и есть Хикэру, мой объявленный погибшим друг. Вы можете проверить — спаситель забрал мой родовой меч. У него гладкая рукоять, а на ножнах малахитовый дракон и четверостишие Штормового Поэта.
— Драконы в небесах парят свободно… — слабо улыбнувшись процитировал охотник, успевший хорошо познакомиться с добычей Юки.
— Да, именно эти! — воскликнул Кохэку, рванувшийся к другу, но остановленный солдатами.
Клинок в это время принесли и показали совету.
— При всем уважении, молодой господин, — снова встрял смотритель Токаге, — это подтверждает, что вас спас и, между делом, ограбил именно Карасу. Но не более. Вы опознали во взрослом ребенка, которого видели много лет назад. Что если вы попросту ошиблись? Или, что вероятнее, сопровождавший его демон и вам голову задурил? Вы не справились с цутигумо, отчего же считать, что справились бы с чарами кицунэ? Разве мы для того лили кровь против демонов вчера, чтобы сегодня снова быть обманутыми очередным выродком?!
Такая постановка вопроса вызвала среди собравшихся бурную поддержку.
— Прошу всех соблюдать порядок! — устало постучал по своей дощечке чиновник. — Кто-нибудь еще может внести ясность во всю эту историю?
— Может быть я могу? — из самого дальнего ряда неуверенно поднялся Тэкеши. Его волосы были коротко неровно обрезаны и не успели еще отрасти, юноша больше не носил сине-желтых цветов родного дома и в целом был одет очень скромно, но верный лук и колчан, из которого торчали длинные некрашеные стрелы, как и прежде оттягивали крепкое плечо. — Меня зовут Тэкеши, я родом из Туманного предела. Как известно, моя родина ближе всех к Лисьей Горе. Этот человек проходил по нашей земле со своим спутником. Они никому без повода не чинили зла, и даже уничтожили тяготившую нас банду разбойников. Мне довелось беседовать с демоном, хоть на тот момент я и не знал с кем имею дело. Он был первым, кто увидел во мне что-то большее, чем удобный инструмент…
— Говорю же: морочит людям головы! — уверенно хмыкнул Токаге.
— …я же отплатил за это стрелой в спину.
— Вообще-то двумя, — педантично уточнил Карасу, заставив ореховые глаза виновато потупиться.
— После произошедшего я долго не мог решить, правильно ли поступил, атаковав вежливого гостя, пусть он и оказался демоном. Тот разговор словно разбудил что-то. Мне больше не хотелось оставаться дома и принимать уготованную судьбу. Я отправился в путь, желая найти сбежавших гостей и разрешить свое противоречие. По пути я повстречал Кохэку, он услышал, как я спрашиваю про охотника и подошел познакомиться. Сравнив описания, мы поняли, что ищем одну и ту же цель и решили объединиться. Позже к нам примкнули смотритель Такеши и Мэмору, и все мы оказались здесь. Что это, если не воля богов?
— Смертным не дано познать их волю, — охладил пылкую речь следователь. — За что тебе обрезали волосы?
— Родители не одобрили мой уход, — еще больше смутился лучник.
— Ясно, — вопрошающий раздраженно что-то накарябал на воске, охотник подозревал, что заметка была матерной, хотя его самого затянувшееся разбирательство полностью устраивало. — Хорошо, что в Туманном Пределе больше нет бандитов, но боюсь, мы по-прежнему не можем полностью подтвердить личность этого охотника. Кто еще из присутствующих обладает какой-нибудь информацией?
Карасу уже не удивился бы, поднимись для дачи показаний Сэйтору, Нэко или даже сама Девятихвостая Госпожа. Но зрительные ряды оставались тихими, с неким разочарованием косясь друг на друга.
— Дозвольте сказать, — не выдержал Кохэку, дождался разрешающего кивка и продолжил: — Хикэру очень похож на своего отца! Велите принести из поместья портрет, и мы все убедимся…
— Убедимся в том, что кицунэ выбрал Карасу за внешнее сходство с погибшим! — не пожелал уступать старый охотник.
— Довольно! — Император взмахом руки воцарил на собрании абсолютную тишину, стало слышно, как, приветствуя закат, поет соловей на крыше старой беседки. — Возможно у нас есть способ убедиться, что молодой человек тот, кем себя считает. Да, некоторые демоны способны менять воспоминания и внушать мысли, но им не под силу превратить тебя в того, кем ты не являешься. Штормовой Поэт хорошо знаком большинству присутствующих, он развлекал и утешал нас много лет, прежде чем покинул мой двор. В своих письмах мастер по дружбе рассказывал мне о школе, которую открыл. Потом он исчез и письма перестали приходить. Если не ошибаюсь, местные утверждают, что Штормовых Соловьев обучали именно здесь, и наследник из поместья был среди них лучшим.
Под вопросительным взором Божественного Наместника Кохэку поспешно кивнул:
— Именно так, Повелитель. Хикэру заслуженно называли будущим преемником Штормового Поэта, сладкоголосым Соловьем Юга.
— В таком случае, все очень просто, — довольно улыбнулся Император, обнаружив легкий выход из запутанной ситуации. — Спой нам, охотник!
Такое решение весьма оживило совет. Какой же придворный откажется от хорошего развлечения? Или безумная история сироты-отступника сейчас подтвердится, или все вдоволь посмеются, глядя, как замороченный демоном дурак пытается петь.
Ворон хорошо видел довольный оскал Токаге, не знавшего за Карасу бесполезной привычки драть горло. Подсудимый сел на пень, поджал ногу и, с вызовом глядя в толпу зрителей, рванул бинты на левой руке, разматывая:
— Велите подать цитру.
Инструмент искали долго, охотник успел с комфортом устроиться и даже выбрать балладу. Самая сложная мелодия в его репертуаре, та самая, за ошибки в которой любимый учитель ругал его совсем недавно. В этой балладе говорилось о темных и опасных временах смуты, когда правящий сейчас род феникса только-только восходил на престол. Во многом — по отрубленным головам конкурентов. Горестный плач терзаемого сомнениями кандидата в правители был запрещен к исполнению при дворе ввиду своей неоднозначности. Единственным, для кого было сделано исключение в этом правиле, был человек, балладу написавший — Штормовой Поэт, которому за талант прощали почти любые выходки.
Вот цитру наконец принесли. Карасу устроил ее на колене, проверил натяжение струн и мягко опустил на них пальцы, мысленно здороваясь с чужим инструментом. Он кожей чувствовал растущее как грозовые тучи нетерпение зрителей, парил в его восходящих потоках. И, когда напряжение достигло предела, опережая первую молнию возмущения, он упал в шторм, выпустив из клетки струн вой холодного неистового ветра, затем звон безжалостных капель и наконец плач. Тихий плач абсолютного одиночества, знакомого лишь тому, кто пожертвовал абсолютно всем ради недостижимой цели. Плач, разрывающий его собственную душу, выплескиваясь из кровоточащих ран наружу: