Серые Земли

«Среди же всех богов более почитаемы Творцы, коих трое. Супруги, Ворон, известный так же, как Владыка Мертвых, и Странник, которую иначе называют Милосердной. Супротив них, но наравне Владычица Пустоты, Всебесцветная» Из записей Айвэра Эйрл Дорога стала более явной, было видно, что, может, не очень часто, но ею пользуются. Я прибавила шагу, надеясь дотемна оказаться среди местных жителей. Придя в итоге к выводу, то я себя смогу выдать за эльфа или на худой конец за человека, я решила, что мои попытки скрываться могут привести нежелательным последствиям. К небольшому поселку за крепким тыном я подходила в ранних сумерках. Ворота были открыты, смотровая башенка над ними темна, во всяком случае, света в ее бойницах видно не было. Стена имела каменное основание, сама же была деревянной. Поражали именно бойницы в смотровой башне, такое ощущение, что и их хотели сделать как можно меньше. Отдельно удивило то, что крыша на стене и башенке была усеяна битой посудой и шипами всевозможных колючек. Я не уверена, смог бы на нее сесть хотя бы воробей. Невольно поежившись, представив, от каких напастей здесь могут быть такие меры защиты, и поглубже натянув капюшон, я прошла в ворота. Стражи у ворот не было видно, но не думаю, что ее не было вообще. Поселок был сложен из местного серого камня и состоял из приземистых одноэтажных домов, некоторые из них были дополнительно утеплены земляными насыпями. Я двинулась к центру, полагая, что там должна найтись таверна или какой-нибудь небольшой кабак. За очередным изгибом улочки, которая шла от ворот, в край моего плаща вцепилась какая-то грязная, оборванная женщина, правой рукой придержавшая у груди какой-то сверток. - Высокая госпожа, высокая госпожа, купи ребенка! – Я опешила от такого. На рабских рынках Пустыни предлагали детей, но не их собственные матери. От дальнейшего я удивилась еще больше. – Купите ребенка, высокая госпожа, все равно зиму не переживет, а мне старших детей кормить надо! Высокая госпожа, купите ребенка! Я понимаю, крови в нем не много, зато она свежая, вам должна прийтись по вкусу… Я выдернула плащ из ее руки и быстро ушла. Я понимала, что женщина, скорее всего, в глубоком отчаянии, но для меня это все равно оказалось шоком. Как и обращение «высокая госпожа», потому что это явно не относилось к моему росту, женщина, судя по всему, была немного ниже меня, это явно обозначало обращение к какому-то сословию или народу. Кабак действительно оказался в центре, на торговой площади. Такое же низкое вытянутое здание, но больше своих окружающих собратьев. Толкнув тяжелую дверь и сильно пригнувшись, я вошла в зал, успев заметить, что с внутренней стороны на двери был закреплен массивный брус, наверняка способный выдержать попытку выбить дверь и небольшую таранную атаку. В зале было несильно светлее, чем снаружи, свечи, судя по запаху, делались из животного жира. За небольшой стойкой стоял мужчина средних лет, с какими-то кошачьими чертами лица. - Еду. Ночлег. - Еда здесь, ночлег тоже в общем зале. Один хрусталь Я хмыкнула и выложила требуемый кристалл на стойку, прикрыв его ладонью. Я понимала, что, скорее всего меня злобно обдирают по здешним меркам, поэтому сочла возможным требовать еще и информацию, не платя за нее отдельно. - Где ближайший храм Милосердной? – Понизив голос, я продолжила – обманешь – всю кровь спущу. - В полудне на юго-запад отсюда. – Мне показалось, трактирщик маленько побледнел. – Ваша еда. Мне протянули грубую керамическую миску, наполненную какой-то кашей, в которой поглядывали кусочки зеленоватого мяса. В это все была воткнута ложка. Я покосилась на остальных немногих посетителей кабака. Остальные люд спокойно ели это месиво. Я отошла за небольшой стол, стоящий у стены, посередине между камином и входной дверью. Аккуратно поставила миску на стол, который выглядел так, будто его пару раз в драках уже разбивали, но потом собирали заново, скинула с плеча колчан с луком, и осторожно села на табурет, составлявший гармоничную пару к столу. Стараясь скрыть недоверие к данному виду пищи, я съела первую ложку. Каша оказалась овсяной и пресной, мясо, не смотря на свой внешний вид, вполне сносным. Я почти доела, когда вошел еще один посетитель. Он был где-то на полголовы ниже меня, кожа была темно-серой, глаза и волосы – черными. Одет он был в кожаную куртку со скошенной застежкой на многочисленные пряжки, кожаные штаны, высокие сапоги и плащ. А еще меня кольнуло ощущение магического фона, которого мне в этом мире так не хватало. Вошедший владел магией, пусть не сильной, но владел. А, учитывая, что у меня ее здесь не было вообще – он был явно сильнее меня в этом плане. Движения выдавали в нем существо привыкшее много ходить и умеющее фехтовать. Я поискала глазами меч, но он, очевидно, был скрыт от меня под плащом. А когда я услышала от трактирщика обращение «высокий господин» я поняла, с кем меня перепутала та женщина. Очевидно ощутив мое пристальное внимание, вошедший мужчина обернулся и пристально посмотрел на меня. Заметив мой медальон, который я утром забыла спрятать, он чуть заметно ухмыльнулся и повернулся опять к трактирщику. Но я была готова поклясться, что за миг его ухмылки я заметила клыки. Все оставшиеся на ночлег действительно спали в общем зале, большей частью просто лежа на полу, в том числе и тот серокожий. Периодически я ловила на себе его взгляды, ровно-равнодушные, но изучающие. Я решила на это не обращать пристального внимания – скорее всего завтра утром наши пути разойдутся, и вряд ли вообще когда-нибудь пересекутся еще. Поерзав на перекосившемся дощатом полу, я нашла удобное положение для сна и уснула в обнимку с мечем. Проснулась я позже желаемого, но это была первая ночевка в тепле, и, наверное, последняя на неизвестное количество времени. Кабак опустел, только какой-то мужчина сидел у камина, почти засунув руки в огонь. Я получила на завтрак кусочек хлеба, кружку молока и поджаренную вчерашнюю кашу. Я ела, думая о том, что и как я буду спрашивать в храме, стараясь не давать себе задремать снова. Как бы ни не хотелось временами что-то делать, все равно наступает момент, когда надо вставать и идти. Я потянула на себя дверь, вышла на улицу и некоторое время стояла, ошарашено промаргиваясь от обрушившегося на меня света. Снаружи сильно похолодало, а за ночь выпал снежок, который, судя по всему, продержится не слишком долго. Небо стало белесым и немного выше, сегодня на нем можно было различить отдельные тучи, несущиеся куда-то с потоками ветра. Я решила выходить сразу на юго-запад, но для этого понадобилось пройти через оставшуюся часть поселения. Так как расположения улиц я не знала, в какой-то момент я свернула не туда, и мне пришлось пробираться задворками. На одном из них я увидела труп младенца, завернутый в смутно-знакомый тряпичный кулек. «Продала» - догадалась я, и нагнулась рассмотреть тельце поближе. У ребенка была свернута шея, быстро и милосердно, потом был сделан небольшой надрез на шее, около артерии. Судя по отсутствию крови на ткани и небольшому отпечатку округлого горлышка от какой-то емкости около ранки, ее собрали. Еще невольно отметилась болезненная худоба, стало понятно почему мать решила, что ребенок не переживет зиму, и наличие довольно густого опушения на щеках и низкая, почти на середине шеи, линия роста волос на затылочной части головы. Разворачивать и трогать трупик руками я не решилась, но была почти уверена, что передо мной был детеныш оборотня. Я вытерла руки пучком травы и ушла. Нужно было выбираться из города. У ворот я встретила похоронную процессию: трое, два мужчины и женщина волокли за пределы города еще одно тело, кое-как завернутое в дерюгу. Отойдя примерно на 20 шагов от стен, они остановились около свежевыдолбленной ямы, глубиной где-то по колено мне. Один из мужчин развернул ткань, и я увидела лицо той женщины, что просила купить у нее ребенка. Другой мужчина достал из-за пояса топорик и, наступив на грудь мертвой, деловито отрубил ей голову. Подняв ее за волосы, он кинул ту в яму. В момент броска я увидела, что у несчастной не осталось затылка. Женщина связала трупу руки и ноги, и при помощи одного из своих спутников они закинули тело в яму, после чего тот, что отрубал голову, стал топориком сгребать землю. Его спутники разбрелись собирать камни и заваливать ими свежую могилу. Все делалось спокойно и привычно, словно это была неприятная, но необходимая работа. На то, что я за ними наблюдала, они даже не обратили внимания. И если я догадывалась, кто убил ребенка, то кто убил женщину? Мотив был вполне ясен, кто-то видел, что она все-таки смогла продать младенца, а, следовательно, у нее появились деньги. Я сделала себе заметку на будущее: выяснить, что сколько здесь стоит и не светить располагаемыми средствами. Мой собственный затылок мне был еще ценен. Я шла по тропке, а мысли постоянно возвращались к увиденному погребению. Все их действия походили скорее на меры предосторожности, а не на ритуал. Наверно ритуальные действия должны были состояться после того, как они должны были сложить курган. А еще я поняла, что не видела кладбища. Но ведь должны же были они где-то хоронить своих мертвых? Я заставила свои мысли вернуться к мерам предосторожности. Возможно в них так же кроется причина, по которой не было и кладбища. Связывание рук и ног и плотное заворачивание в ткань – явно не для сохранения тела в целости, иначе бы они не отрубали голову. Если бы дело было бы с чем-то живым, и его бы так связали и спеленали, я сказала бы, что его хотят обездвижить. Но обездвиживать мертвое, когда оно и так не двигается.… Или двигается??? Я резко остановилась, наткнувшись на эту мысль. Если мертвое может двигаться, то все их действия весьма логичны – связанные конечности надо как-то освобождать, пеленание даст возможность только извиваться, а без головы вообще мало что сделаешь. Каменный курган – это вес, который надо будет свернуть еще, даже если они что-то не предусмотрели. Но могут ли быть спонтанные поднятия мертвецов? «Могут» - всплыло из глубин памяти. Я вспомнила, как в мою бытность на темном факультете я читала краткий обзор возможных причин случайных разупокоений. И если они здесь происходят, то и логично отсутствие кладбища: где поднялся один мертвец, могут подняться и остальные. Следующая мысль спокойно вытекала из предыдущей: если есть спонтанно разупокоившиеся, то должны быть и те, кто может это сделать с мертвыми специально, то есть некроманты. А значит и я, знающая азы данной специальности, на самом деле не так уж и без магии здесь. Это меня даже порадовало, ровно до тех пор, пока я не вспомнила, что у меня нет покровительства никакой Смерти, а, следовательно, мне понадобятся жертвы. Кажется, я начала понимать, почему магию здесь не любят, и зачем тому нужна была кровь… От этой мысли меня отвлек сильный зуд на виске. Я почесалась и машинально глянула на свои когти. Вши! Гадость какая! Потом успокоилась. Если они есть только на мне, а не на одежде, то долго они не проживут – мало кто из кровососущих выдерживает наличие серебра в крови. Зарок себе на будущее – останавливаться в более приличных заведениях. Но избавлением от этих паразитов надо было заняться, иначе маленькие неприятности могут перерасти в большие. Пришлось свернуть с дороги и поискать скрытое от лишних глаз место. К сожалению, никакого родника здесь по близости не оказалось, так что вымыться и постирать вещи не представлялось возможным. Я разожгла костерок, разделась, разложила вещи, прижав их камушками, чтобы не унесло ветром. К своей радости я нашла залежь мелкого песка в старом русле, набрала его, прокалила над огнем, и, когда он остыл, засыпала им мех своего плаща. Потом взялась за гребень и стала старательно вычесываться, сжигая в огне все, что оказывалось на зубцах. Повторив это пару раз просто и еще один раз с песком (и долго потом вычесывая песчинки с кожи головы) я принялась за одежду. Увы, холод не был настолько сильным, чтобы одежда промерзла, по этому я ее прокоптила над костром. Потом пришла очередь плаща, его так же требовалось вычесать. И пока я это делала, одна простая мысль закралась в мою голову: вот приду я в храм и что? Что я буду спрашивать? Допустим, меня и того серокожего отнесли к одной расе (народности?), то и ее, скорее всего, тоже. Но как их называют? Высокие господа – это явно обращение, но не название народа. Эльфа во мне пока не признали. Значит ли это, что их больше здесь нет? Или они каким-то образом изменились до неузнаваемости? Я заварила чай. Стоило перекусить хоть что-то, а под чай и думается легче. Отца за эльфа здесь признавали, и вообще не видели в нем иномирца. Следовательно, здешние эльфы были на нас сильно похоже внешне. Сейчас во мне эльфа не узнали. А кого узнали? «Высокую госпожу». Трактирщик, кстати, меня вообще никак не определил. Было ли ему все равно? Если да, то он испугался угрозы или мне просто почудилось? Если предположить, что раз ребенок был алиэ, то и его мать была алиэ. Соединяя это с кошачьими чертами лица трактирщика, я получаю, что оборотни здесь обычны. Значит, люди разделились на собственно людей и оборотней? В принципе у перевертышей больше шансов выжить в неразберихи глобальной войны. Я сидела, положив локти на коленки, а ладонями обхватив лицо, и смотрела на закипающую воду. Хорошо, допустим, есть здесь люди и оборотни. А откуда взялись эти серокожие? Явно не единичные представители.… А обращение говорит, что они воспринимаются как существа более высокие по уровню… культуры? Достатка? Магии? Последнее явно да, потому что ни у кого еще я магического фона не заметила. Но если магия здесь требует жертв, то к ним должны относиться настороженно. Но трактирщик его не прогнал. Значит, скорее всего, не боялся. Я кинула в кипяток немного листьев брусники, размешала их доцветающей веточкой вереска. Как там женщина говорила? «Крови немного, зато свежая, должна прийтись вам по вкусу». Если кровь нужна только на ритуалы, которые явно не будут проводиться в городской черте (ибо там поднимать некого, и резать жертву на виду у всех тоже не получится – это зрелище не для слабонервных, мягко говоря, да и тело было выброшено с тем расчетом, что бы его не нашли сразу, а позже, когда его бы подъели крысы, вороны и враны, может быть собаки и кошки, кстати, ни тех, ни других я тоже пока не видела…) то не проще ли купить жертвенное животное или ребенка постарше? С младенцами нужно внимательное обращение, потому как если умрет до ритуала, ритуал будет сорван. Следовательно, кровь действительно должна была прийтись по вкусу, то есть была пищей, причем, скорее всего пищей необходимой. После долгих переходов обычно хочется нормальной еды, знаю по себе. Или если уж сильно захочется – деликатесов, причем это желание обычно настигает где-то в середине пути. Но, судя по состоянию дорог около Аэтерны, на восток дальше не ходят. Получается, что кровь – это обычная пища, действительно часть нормального рациона, как для меня мясо. Я себе честно попыталась представить эльфа, который бы мутировал в нечто, нуждающееся для нормального питания в крови. Не получилась. Попыталась еще раз, с тем же результатом. Выходило, что это могли быть только люди, потому как если говорить о загадочных для меня вирви, то они явно не подходили по описанию. Получается, что люди разделились не на две ветви, а на три. Правда, вопрос с их именованием не снялся. Я отпила получившийся взвар. И так, меня приняли за человека. Люди живут коротко, а, следовательно, не очень хорошо помнят некоторые события. И облики вещей. То есть, если бы они долго не видели эльфов, то только бы единицы в необычно выглядящем человеке смогли бы признать эльфа. Что собственно и произошло. Алиэ приняли меня за представителя пьющей кровь ветви, представитель этой ветви скорее всего за оборотня, потому и долго всматривался, так как я не являюсь представителем данного народа морфу по мне определить не реально. Развивая мысль о том, что это третья ветвь людей, на какой бы признак я больше бы всего обращала внимание? Нет, я, конечно, понимаю, что я видела единственного представителя данного народа, но название должно даваться по самому яркому признаку, который заметен или известен всем. То, что они пьют кровь? Вряд ли, потому как это будет постоянное напоминание об угрозе, а их все же именно уважают больше, чем боятся. На что я сама первая обращаю внимание, когда вспоминаю того посетителя кабака? На цвет кожи. Интересно, а это единично или они все такие? Язык здесь больше напоминает язык Гарды, а не Моргана, да и пишут они их рунами, по сути. Серый – это «гар». Серокожий? Серый народ – гарэ? Нет, такое не мелькало в случайно услышанных разговорах явно. Язык здесь скорее несколько рычащий. Как же на темном наречии будет кожа? – подумала я и поймала себя на том, что задумчиво подгрызаю краешек котелка, снимая с него тонкую металлическую стружку. Это называется «хорошо задумалась» Собственно все это было прелюдией к размышлениям о том, что мне говорить в храме. Потому что в любом случае в начале придется объяснять ситуацию, а только потом задавать вопросы. Я обтирала все той же веточкой вереска котелок от сажи снаружи. Это и вызывало ассоциативное воспоминание: я чищу песком котелок, а Рубикон объясняет мне, почему если я не знаю, что сказать, то надо говорить правду. А правда сейчас заключается в том, что моя семья взяла на себя обязательства перед ее семьей. И не смогла их на тот момент выполнить в полном объеме. А теперь, во истину, время возвращать долги. Я положила в котелок свою аптечку, убрала все в сумку. Надо было идти. Выпавший утром снег днем растаял, и без того не слишком крепкую дорогу развезло. Спасало то, что из-за редкого движения она не была разбита, но на скорость движения это все равно влияло. На равнине поднимался холодный волглый ветер, который заставлял меня кутаться в плащ и мечтать дойти до храма – я искренне надеялась, что в нем ветра не будет. Тучи темнели, неслись все быстрее и все ближе прижимались к земле. Если я что-то понимаю в погоде, то все это предвещало бурю в скором времени. Ветер дул сбоку - сзади, и не мешал идти, но, капюшон постоянно сдувало на лицо, пришлось его снять и идти, приложив ладонь к левому уху, продуть ухо на четвертый день в мире мне не хотелось, тем более что с такой погодой и отсутствием постоянного прибежища это могло перерасти в серьезную болезнь. А мне здесь никто помогать не будет. Во всяком случае, на данный момент. В дверь храма (тоже низкую, явно толстую и способную выдержать небольшой штурм) я постучалась уже в глубоких сумерках, когда ветер усилился на столько, что мимо меня пролетали небольшие веточки. В ответ мне была тишина. Я постучалась еще раз, и, решив, что меня просто могут не слышать или быть слишком занятыми для того, что бы открыть дверь, я вошла внутрь. Там было темно, пахло залитым очагом и чем-то кислым. Даже не смотря на то, что внутри храм был явно выложен светлым камнем, проникающего через приоткрытую дверь света было недостаточно, что бы иметь возможность что-то рассмотреть. Я поколебалась перед выбором, что сделать вначале, закрыть дверь или зажечь свет, и выбрала первое. Сделав шаг в сторону от двери к ее петлям, я нащупала в сумке трут и кресало, опустилась на колено, положила трут перед собой и попыталась выбить искру. Получилось не с первого раза. Когда трут затлел, я полезла за лучинкой в сумку, но тут почувствовала острие у себя под подбородком. Я замерла. И тут же увидела более яркий свет у себя из-за спины. - Не дергайся и руки из сумки не вынимай. Я человек старый, могу и ножик в руках не удержать. - Хорошо же в храме Милосердной принимают путников. Милосердно. – Я вложила всю язвительность в данное замечание. Я была уверена, что меня пока не убьют, у него было время сделать это, пока я пыталась зажечь трут. Во всяком случае, пока. Я скосила глаза, пытаясь увидеть руку, в которой держат клинок. Кожа на тыльной стороне запястья была в старческих пятнах. Что ж, в таком случае я оказывалась в более удачном для себя положении. Я сижу в удобной позе, посмотрим, чья выносливость окажется сильнее. Или упрямство. Вот только трут жалко. – Чем обязана за столь теплый прием? - А то ты не знаешь! Твои люди вырезали здесь всех! Я была ошарашена. Какие еще мои люди? Откуда здесь вообще кто-то мой? Если точка выхода в Аэтерне, даже если Князь и решил отправить мне кого-то в помощь (в чем я очень сильно сомневаюсь), как этот кто-то оказался здесь раньше меня? Когда я не видела следов ни единого существа, на котором можно было бы ездить верхом? Я почувствовала осторожное прикосновение чужого разума к своим эмоциям, и нож убрали от моего горла. - Пойдем. Хорош на полу сидеть. Если вы не связаны между собой, то откуда вас столько выползло? Я не верю в такие совпадения. Я навострила уши. Нас? Выползло? Совпадения? Вырезанный храм? Это становилось слишком интересным, что бы просто так все отпустить. А интуиция вопила, что тут все очень не просто. Я вытащила руки из сумки, загасила трут (прогорел на ширину пальца) и повернулась посмотреть на того, кто только что держал меня в заложницах. Это оказался немолодой, но крепкий мужчина. На щеке белел шрам, будто обожженный или оставленный чьим-то плевком, на поясе висели небольшие ножны с ножом, очевидно с тем, что был у моей шеи. В правой руке у него был простой деревянный посох с камнем в навершии, и именно он и светился. Человек опирался на посох всей массой своего тела, одно его плечо было заметно выше другого, а туловище искривлялось на левый бок. Он был в белом жреческом балахоне, с овечьей шкурой, наброшенной на плечи, на его шее висела маленькая фигурка крылатого единорога, символа Странника. Он подвел меня к левой стене, нажал на резные символы на ней и с явным усилием толкнул стену от себя. Потайная дверь открылась без малейшего звука. За ней оказалась не очень широкая, но длинная комната, в дальнем конце которой горел очаг, а на полу перед ним лежали скатанные в валики матрасцы с одеялами. Мужчина показал мне на место за небольшим круглым столом примерно по середине комнаты. Я послушно села на указанную табуретку, прислонилась к стене за спиной. Старик доковылял до очага, помешал что-то в стоящем там котле, снял чайник и с чайником вернулся за стол. Из небольшого шкафа напротив он достал две мисочки и какой-то мешочек, от которого пахло сеном. После на столе появилась краюха темного хлеба, кусок копченого мяса и сыр. Посмотрев на все это, я поняла, насколько я голодная. В свою очередь я из сумки достала сушеные фрукты – все равно больше мне делиться не особо чем было. Жрец заварил чая, пододвинул мне одну мисочку, другую взял себе. - В канун предзимья я предлагаю выпить этот взвар за Творцов, Ворона и Милосердную и помянуть всех их погибших жрецов. Я кивнула, отпила глоток, покосилась на жреца. Тот допил свой напиток до конца. Я сделала то же самое. Единственное, что я успела отметить, что у него необычный вкус, как мое сознание от меня уплыло. Пришла я в себя от сильной пощечины, все так же сидя на табуретке. Я с трудом открыла глаза. Передо мной на корточках сидел все тот же жрец. - Прости старого убийцу за проверку. Пей – он всунул мне в руку большую кружку воды. Я взяла кружку из его рук, невольно заметив, что он теперь бережет левую ладонь. Я помотала головой из стороны в сторону, стараясь прогнать хмарь из сознания. Заметила, что сумка лежит на полу, а все вещи разложены рядом, правда в целости и сохранности. Там же лежат меч и лук с колчаном. Плащ чуть в сторонке, сапоги сняты и стоят рядом, куртка расстегнута. Великолепно! Лизнула воду. Вроде вода как вода. Холодная. Через полкружки в голове начало яснеть. - Что было во взваре? – спросила я, глядя на то, как старик бинтует руку. - Снежник в сочетании с полынью и лепестками пепельных роз. Остальное не интересно. Этот состав действует только на истинных эльфов, и ни на кого больше, заставляя их грезить наяву. Я его открыл, когда Война Богов подходила к концу, и еще не все эльфы переродились…. А под не перерожденных тогда много кто маскировался. Не думал, что еще кто-то остался со времен до того, как боги между собой передрались из-за мира, как из-за игрушки. Я хмыкнула в чашку. В голове родилась одна идея, которую можно попробовать воплотить. Я допила воду, поставила кружку на стол, заправила медальон за ворот рубашки. - Расскажи мне, как здесь все? Я с юга, и ничего не знаю, что творилось здесь после падения Аэтерны. Старик кивнул, дошел до очага, вернулся с двумя мисками рагу, отдал одну из них мне. - Что ж, тогда это кое-что объясняет. Слушай. Ночью я лежала, отслеживая всполохи огня на потолке и думая над рассказом. Старик спал. Или делал вид что спал. Если исходить из его рассказа, то до Войны Богов он действительно был убийцей, причем довольно успешным, а жрецом Странника стал после того, как увидел ее на поле боя, защищающей своих жрецов. Не знаю, чего тогда было больше в его поступке – веры или желания выжить любой ценой. Думал ли он тогда, что отдает свою душу в залог? Очень вряд ли. Это я сейчас, пожалуй, осознаю это в полной мере. Как на это можно пойти добровольно? Зависеть от чьей-то милости или немилости… В общем-то, это было не столь важным. Гораздо важнее, что я теперь примерно представляла, с чем и кем могу столкнуться. Приятно было услышать, что на счет людей я почти права. Почти – потому что самих людей не осталось. Только алиэ, разделившиеся на 4 народа и тергар, те самые кровопийцы, над чьим названием я днем ломала голову. Меня за их представителя принять сложно, судя по всему. Просто под описания других рас я похожу еще меньше. А вот Серебряную – можно и очень легко, особенно если она в полной мере сохранила черты своего народа. Эльфы действительно очень сильно изменились, и их название – ан-текке, перерожденные, вполне соответствовало действительности. Они стали ниже, темнее кожей, научились приручать гигантских волков и ездить на них верхом. Я невольно сравнила их с народом севера у меня дома, в Моргане. В целом, я не буду сильно удивлена, если отыщутся общие корни. Периодически упоминались вирви. Расспрашивать о них я не решилась – если верить дневникам отца, то все три начальных расы были распределены почти равномерно по миру. Значит, не смотря на то, что я с юга, я должна о них знать. В одном из описаний монстров узнала ту тварь, которая мне встретилась на вторую ночь. Я была права в своем нежелании ее видеть. И очень рада тому, что сумела не попасться ей на глаза. А после фразы о том, что выворотни (именно так она называется) питаются при помощи некромантии, я поняла, почему на свежей крови лежали истлевающие останки. В общем, основные источники безопасности здесь это выворотни, тени, птеродактили и нээнке. Последние сейчас в стадии взрослых особей и хорошо заметны. От теней (это те монстры, о которых я читала в свитке) есть защита. Правда, сделать ее личной не смогли, хотя и пытались. Так что окружают ею в основном дома. С птеродактилей можно получить кожу, мясо, когти, пластины брони. Полезная тварь, правда, глупая и агрессивная. Все проблемы с ними из-за их размеров и атаках с воздуха. Опасны в основном для детей и небольших животных. Если говорить о более близком к моему заданию, то получается вот что: ищу ее я не одна, примерно три-четыре дня назад здесь в храме побывали двое, судя по описанию больше всего похожих на черных эльфов или это были тергар. Сначала попросились на ночлег. Так как их приняли за тергар, то впустили – оставлять кого-то просящего в ночи о крове не принято. Как только все заснули – они перебили всех, кого смогли найти. Старик говорит, что он спрятался. Я в этом сомневаюсь – за время войны с черными я неоднократно убеждалась в их профессионализме в таких делах. Да и не видела я свежих могил, когда сюда подходила. Я скорее поверю, что они нашли кого-то кроме старика, под пытками вытянули все интересующее их, свидетелей увели с собой и убили в ближайшем тихом месте. А местные хищники и падальщики доделали их дело. Старика же… Пощадили? Нет, не верю. Не их методы. Либо подкупили, либо запугали, либо он им полезен сам по себе. Учитывая его две попытки меня… убить? Не складывается. Скорее заставить ему верить. Допустим. Зачем? Ввести меня в заблуждение? Узнать то, что я знаю, передать им и прекратить мое существование? Направить меня по ложному следу? Одно радует. Если черные приходили сюда, и оставили на меня засаду, то тогда Серебряная была здесь. Но, скорее всего, в раннем младенчестве. Что бы я сделала, если бы ко мне в храм принесли младенца? Учитывая строение храма, оставить ее здесь не было бы возможно. Тогда бы я отправила бы ее с сопровождением до ближайшего приюта. Скорее всего, он опять-таки, при храме Странника. В сопровождение надо было бы дать женщину и воина. Двое. Откуда здесь может быть лишний воин? Ни откуда. Следовательно, только одна женщина, скорее всего владеющая оружием. Интересно, дошла ли она до приюта? Я повернулась, посмотрела на старика. Убить? Поморщилась от этой мысли. «Не в моем храме» - тихий голос внутри меня. Я чуть не подпрыгнула. «Странник?» - спросила я, чувствуя себя откровенно глупо. «Мы следим за тобой. Но пока это максимум наших возможностей. И не волнуйся, мы вытащим вас обоих» «Почему мы можем говорить сейчас? Почему я не чувствовала опасности?» «Он глушит твои чувства. Уходи, пока он спит» Я еще раз покосилась на старика. Да, пожалуй, быть здесь и гадать, что он попытается сделать в следующий миг – не лучший вариант для меня. Я зашнуровала сапоги, подхватила сумку и оружие и покинула храм. Снаружи властвовали ночь и буря. Я медлила, решая, куда идти – по дороге или через пустошь. Поколебавшись, я выбрала пустошь – было больше шансов, что, если этот старик захочет меня найти, непогода надежно скроет следы. Вспомнив, как я отводила взгляд выворотню, я решила повторить этот трюк. Я откинула все мысли, и открылась навстречу дождю и ветру, принимая их ледяные струи в себя. Очередной порыв ветра подхватил меня и понес. Это не было магией в чистом понимании слова. Это было той особенностью, которая зачастую отличает тех, кто подобен эльфам, от тех, кто подобен людям – способность к слиянию с природой, душой и духом. Мой народ это, конечно, не те эльфы, которые описываются многими странниками, но в этом мы действительно сильно похожи. Остаток ночи и часть дня я провела в игре с потоками воздуха, в салках с дождем, в этом неком безумии воды и ветра, но ближе к полудню ветер стих, а дождь из ливня превратился в морось. Все стало тихим, глухим и серым. Я поняла, что силы покинули меня, хотелось сесть, где стояла, и сразу же уснуть. Я понимала, что делать этого нельзя, поэтому собрала всю свою волю воедино и пошла дальше, к смутно чернеющейся роще. Я решила устроить себе дневку: все равно, если я сейчас хорошо отдохну, то идти придется ночью. Поэтому я решила так: отдыхаю остаток дня, ночь сплю и следующим утром выхожу. Еще требовалось понять, куда я примчалась вместе с бурей, и куда мне идти дальше. Ветер, кажется, был западным… Я нашла себе убежище под корнями большой сосны, которую опрокинуло бурей. Я заставила себя обломать ее ветви и сделать себе еще и навес. Пока я занималась этим, пришла мысль о том, что бы носить еще с собой некий кусок непромокаемой ткани или кожи, и не мучиться с ветками, а тем более, посреди пустошей, где деревьев крайне мало. Но эту мысль я отложила на потом. Гораздо более важной вещью сейчас был сон. Я забралась в построенное мной гнездо, завернулась в плащ, свернулась клубком и уснула. Спала я недолго и проснулась от того, что мне сначала свело ноги, а потом скрутило желудок. Я кое-как, стараясь как можно быстрее, выбралась наружу и добралась до ближайших кустов. Меня вырвало, и стало легче. Я еще немного посидела, прислонившись к молодой иве, приходя в себя. Терпеть не могу, когда тошнит одной желчью, противное ощущение – в желудке ничего нет, а он все равно стремится вывернуть себя наизнанку. Ива навела меня на мысль, что здесь может отказаться родник. После недолгих поисков я нашла его: родник изливался из каменного колодца, выложенного из черных и белых камней. Очевидно, когда-то в прошлом за ним ухаживали – ручеек стекал по керамическому желобу, теперь кое-где потрескавшемуся и заросшему водяной травой. Чуть поодаль стоял менгир, но надписи на нем были не различимы. Я вволю напилась и решила обновить свой запас воды и сделать себе поесть. Пока я ходила за флягой и котелком, мне вспомнился кислый запах в храме. Этот старик пытался отравить или отравил еще кого-то? Я порадовалась, что нам от наших предков достался крепкий желудок и довольно высокая сопротивляемость ядам. Кому повезло меньше? Другим путникам? Настоящим жрецам храма? А куда он девал трупы? Мне вспомнилось мясное рагу и мне резко стало хуже. Есть мясо других разумных существ – это одно из строгих табу нашего народа. Я зачерпнула горсть воды и умылась. Подняв голову, мой взгляд упал на менгир. Яростный луч солнца, красным закатным светом сделал видим среди седых мхов изображение двух птиц, летящих крыло о крыло. Я приблизительно поняла, где я нахожусь. Когда-то это место называлось рощей Жизни. Паломники совершали восьмидневный переход от храма Странника до храма Ворона при монастыре в дне пути от Аэтерны точно вдоль кряжа. Роща находилась посередине пути. Получается, что я за ночь совершила почти полуторадневный переход. А до интересующего меня места – четыре - пять дней пути. Как повезет с погодой. Лес полыхал в закатном пламени. Я уже успела привыкнуть, что здесь преобладает серый цвет, и теперь наслаждалась буйством всех оттенков красного, не смотря на то, что я плохо воспринимаю этот цвет. Иглы сосен были черными на форе серо-розового неба, ивы казались нарисованными бордовой тушью, мох был от нежно-розового до кроваво-красного. Это был самый приятный ужин за все мое недолгое пребывание здесь. Омрачало его лишь одно – я обнаружила, что забыла сушеные фрукты у того старика. Костерок, устроенный внутри шалаша, хорошо прогрел землю и воздух. Мышцы еще гудели после перехода, не смотря на отдых, но их уже хотя бы не сводило. Тело ощущало общую усталость, но спать пока не хотелось. Я старалась не смотреть на пламя, но танец огня все равно притягивал взгляд. Вдруг в огне треснула веточка. Я чуть встрепенулась. Потом вторая, и тут же обрушилось ощущение опасности. Я быстро закидала костер землей, замерла и начала вслушиваться. Что-то большое шло через рощу. Большое и тяжелое – я ощущала вибрацию земли при каждом шаге. Я осторожно, стараясь сделать это как можно тише, потянула меч из ножен. Я слышала тяжелое, какое-то булькающее дыхание этого существа. Воображение упорно рисовало какие-то фантасмагорические картины внешнего облика твари. Она была в шагах восьми - десяти и весь вопрос был в том, считает ли оно меня достойной для себя добычей или я слишком маленькая. Во втором случае был шанс, что существо пройдет мимо. Но я на это не слишком надеялась. Я быстро окинула взглядом шалаш. Особо не подвигаешься, да и даже если я с этим справлюсь, портить свое вполне уютное убежище не хотелось. Я тихо выбралась наружу. Существо действительно казалось недалеко – стояло около ивы и принюхивалось. Я протянула руку на место кострища и схватила когтями еще тлеющий уголек. Немного сместившись по дуге, я зашла ближе к голове монстра и, предварительно немного раздув, швырнула уголек туда, где по моим прикидкам должны были быть глаза. Тварь взревела, шумно втянула воздух и бросилась на меня. Именно на это я и рассчитывала, и побежала к опушке. Надо было выманить существо на пустошь. Рощу жалко. Монстр двигался с изрядной скоростью, не смотря на свой довольно комичный внешний вид – этакий длинный кольчатый конус, диаметром с полтора меня и длиной в шагов пятнадцать, с хвостом на конце и многозубой пастью в основании, на двух небольших перепончато-палых лапах. Я заставила его с разбегу плюхнуться в довольно узкий овраг, развернулась, кинулась к голове, надеясь нанести удар в глаза, но монстр оказался слеп, а лобная доля головы закрыта толстой пластинкой брони. Я попыталась зайти сбоку, спрыгнула в овраг и нанесла длинный рубящий удар за лапой. Меч легко прошел через тело существа, из раны хлынула какая-то темная слизь, с такой силой, будто она внутри тела находилась под довольно сильным напором. Я еле увернулась от этого, но тут тварь начала от боли бить из стороны в сторону хвостом и мне пришлось срочно выбираться наверх. Оставался единственный вариант – бить в основание черепа, а для этого надо было забраться на ревущую, метающуюся тварь, которая, к тому же, сумела-таки развернуться вдоль оврага, зато ее хвост оказался ограничен в движении стенками. Я разбежалась и запрыгнула на голову твари и двумя руками сверху нанесла колющий между черепом и позвоночником, но ноги поехали по слизистой кожи существа, и я промахнулась. Хуже того, я начала съезжать в пространство между телом монстра и стенкой оврага. Я вцепилась в меч, который довольно глубоко вошел в тело. К моему ужасу меч поддался и поехал под моим весом. Тварь при этом ломанулась вперед. Клинок при этом съехал еще, меня окатило слизью, и я начала падать. Тут в довершении всего мой полуторник с каким-то чавком и хрустом все же вывернулся из тела, и я свалилась на дно оврага, чтобы еще вдобавок получить хвостом по груди и в лицо. Встать я смогла не сразу. Тварь агонизировала чуть ниже по оврагу, очевидно из-за кровопотери. В воздухе стоял уже знакомый кислый запах. Я сплюнула попавшую в рот слизь, вытерла меч пучком вереска и пошла к роще. По описаниям, там, чуть ниже источника, должна была быть небольшая купальня. Купальня действительно нашлась. Воды в ней, правда, к сожалению, оказалось мне на ладонь выше колена. Я попыталась умыться, обнаружила, что эта слизь отмывается с большим трудом, ее приходится долго отмачивать, пока она постепенно становится все менее и менее плотной. Я сняла одежду. Ладно, сапоги, штаны и куртка – кожа отмывается относительно легко. А вот шерстяную тунику было откровенно жалко. Я ее прижала камушком на дне слива из купальни – пусть отмокает, вдруг получится. А потом пошла отмываться сама. Вымывать это все из волос пришлось стоя на коленях на дне, немного зайдя в воду. Вы когда-нибудь пытались длительное время стоять на коленях в воде осенью? Я замерзла как зимние яблоки, так что пришлось побегать вдоль купальни туда-сюда раз двадцать, что бы согреться. Благо, нижняя туника осталась чистой. Меньше всего оказались испачканы сапоги и штаны, их я отмыла относительно быстро, а вот с курткой и туникой пришлось повозиться. Судя по ощущениям, закончила я всю эту мороку около полуночи. Вернулась в шалаш, набрала еще хвороста, разожгла огонь снова. У входа, за костром, распялив на двух ветках, поставила сушиться куртку, мокрую тунику повесила на свисающий корень. Сама же переоделась в запасную. Уже при свете дочистила меч, подогрела себе чай и съела еще полоску мяса. После этого нервное напряжение отпустило, и сон мягко обрушился на меня. Утром, собираясь, я поняла, что мои запасы мяса потихоньку подходят к концу. Еще несколько кусков и останется только неприкасаемая часть запасов на крайние случаи. Значит, придется охотиться. Змеи уже все попрятались на зимовки, остались мыши-крысы и им подобные, зайцы и, наверно, некоторые птицы. Пока из всех видов птиц я видела здесь воронов, ворон, воробьев и раз, высоко в небе – ястреба. Но не питаться же ими? Уж лучше мышами… Туника, к сожалению, до конца еще не просохла. Я поколебалась – не одеть ли ее, что бы досохла на мне, но решила не рисковать, лучше досушу ее этой ночью, чем замерзну днем. Туника пошла наверх в сумке. Я разобрала шалаш, покидала ветви под сосну, затушила и забросала землей костер. Но перед тем как окончательно уйти, я решила взглянуть на останки твари. В овраг я решила не спускаться, тем более что там и сейчас копошились какие-то падальщики. Уже при свете дня я внимательно осмотрела тушу. Там, где меч прошел около позвоночника, торчали остатки хрящевых костей. Стало ясно, почему меч так легко вывернулся: он просто перерубил хрящ, когда я на нем повисла. Лапы были без когтей, и кисть больше напоминала плавник. Хвост так же больше был похож на рыбий, чем на какой либо еще. Я крепко задумалась. Откуда здесь взяться довольно большой водной или земноводной, но предпочитающий водный образ жизни твари, когда здесь единственный водоем мне по колено? Если бы она жила здесь где-то поблизости, то явно были бы следы ее жизнедеятельности. Их не было, не было и чувства опасности до ее появления. Могло ли это обозначать, что и твари не было? В Моргане я бы с уверенностью ответила да. Здесь – не знаю, но логика не находит другого объяснения пока. Я быстро зарисовала к себе в дневник монстра и пошла прочь. Думать я могу и на ходу. И так. Водная тварь, взявшаяся на пустошах неизвестно откуда. Мне вспомнился кислый запах в храме, от твари и от моей желчи, которой меня вырвало. Или известно? Допустим, меня не собирались травить, а просто знали, что через такое-то время некие вещества вызывают симптомы отравления. А на запах может прийти вот такая тварь. Хорошо, допустим. Но зачем? Где здесь могут обитать подобные существа? Пустоши же. Известняк сплошной, вся вода уходит в трещины бывшего морского дна. Но если она уходит, болот здесь, на этой террасе нет, значит, куда-то она девается? Где-то она должна быть? Если за время моего пребывания, за пять дней, еще не было совершенно ясного дня, то ее должно где-то скапливаться довольно много. Известняк – довольно мягкий камень, а, следовательно, вода под землей здесь может себе вымывать огромные полости. Учитывая, что тварь слепая, то вполне может обитать и в карстовых пещерах, где ей зрение не нужно совершенно. Я вспомнила карту и мысленно отчертила сутки пути от храма, но ничего толкового не получилось. Но уж очень сильно это не похоже на совпадение. Даже если здесь где-то есть провал в карстовую пещеру, лазить по стенкам это существо точно не умеет. Хорошо, я вот так вот рассуждаю, а призыв существа здесь вообще возможен? Мертвого – понятно, что да, вопрос в количестве жертв. А живого? С каждым шагом становилось все холоднее, глаза видели все хуже, а попыталась проморгаться и открыла глаза. Я была в шалаше под корнями сосны. Костерок прогорел и сюда заползал стылый холод. Ничего не понимая, я полезла в сумку за дневником. Записи были сделаны сбивчиво, отрывисто, слова не дописаны, некоторые были написаны поверх друг друга. Рисунка не обнаружилось, вместо него были какие-то ломаные линии и каракули. Волглая туника обнаружилась тут же. Тело скрутило судорогой, я со всей возможной скоростью бросилась прочь из укрытия. В этот раз после приступа рвоты во рту остался металлический привкус. То ли я опять горло разодрала, то ли желудок оказался поражен. Немного продышавшись, и пройдясь вокруг, я поняла, что ночью меня рвало еще как минимум раз. Я вернулась к источнику и напилась воды. Вскоре меня вырвало еще раз, но стало легче. Я сидела, облокотившись на менгир, через вспотевшую спину ощущая холод камня. На меня напала страшная слабость, но позволить себе ничего не делать я не могла. У меня есть долг, и мне не стоит его усугублять. На подкашивающихся ногах я дошла до шалаша, кое-как раздула огонь. Надо было сварить себе если не бульона, то крепкого чая. Не решив толком, что будет для меня лучше, я достала пакеты и с чаем и с мясом. Мяса действительно оказалось маловато, и я решила приберечь его до лучших времен. Трясущимися руками я развязала пакет с чаем, но насыпать его с первого раза в котелок не получилось – сбор высыпался на плащ. Я начала было его собирать, но заметила в нем небольшие включения каких-то листиков, которых я туда не добавляла. Я вытащила отдельно пару кусочков и принюхалась. Пахло как в Аэтерне рядом с пепельными розами. Я растерла листочки с капелькой воды и почувствовала знакомый кислый запах. А ведь если бы не просыпала, то следующая доза могла оказаться бы смертельной. Кто, когда и как подмешал мне их в чай у меня не вызывало сомнений. Я перебрала все свои запасы в поисках подобных сюрпризов, но, к счастью, ничего больше не нашла. Достала из аптечки лепесток златоцвета, я их всегда берегу на крайний случай, и он, похоже наступил. Заставила себя выпить получившийся приторно-сладкий отвар, пока пила, убедилась в том, что я все же опять таки повредила себе горло. Это, конечно, тоже не слишком приятно, но почти привычно и в любом случае лучше поражения желудка. Спустя некоторое время я почувствовала себя легче. Отравленный чай я выбросила, пакет тщательно промыла в источнике. Но вопрос с едой это не решало, так же как и с новым составом для чая. Поэтому я взяла лук и пошла охотиться, а заодно собрать трав. Мне удалось подстрелить одну куропатку и собрать немного листьев земляники и черники, а так же цветков вереска. Птицу я распотрошила на месте – нечего к своему временному убежищу привлекать лишнее внимание, а ощипывать решила в шалаше – с трясущимися руками это не быстрое занятие. Две стрелы у меня ушли впустую: я попыталась подстрелить зайца, но неудачно. Стрелы, правда, я нашла и они, слава Аслану, целы. Вернувшись, я собрала еще хвороста, скоро ощипала дичь, не забыв приберечь некоторое количество перьев, и, тоненько нарезав мясо, повесила его коптиться. Печень я поджарила, сердце съела так – уж очень не хотелось возиться с его готовкой. Собранные листочки я скрутила в жгуты и так же положила подкоптиться – мне не хотелось бы, что бы они заплесневели. На следующее утро я уложила новые припасы, переоделась в высохшую тунику, сделала все записи в дневнике, на самом деле разобрала шалаш, и действительно ушла. Сегодня погода в пустошах их сделала еще более неприветливыми, чем обычно. Постоянно дул ветер, а дождь резко сменялся мокрым снегом и наоборот. Вся вода не успевала уходить в землю, и мне приходилось идти постоянно по небольшим лужицам. Там, где верески росли редко, земля превратилась в грязные чавкающие болотца. Сырость приникала под одежду, и к середине дня я совершенно продрогла. Мечталось оказаться хотя бы в сухости, не говоря уже о тепле, но никаких, даже относительно пригодных укрытий не было видно, и мне ничего не оставалась кроме как идти дальше. В какой-то момент мне дорогу преградил небольшой, но бурный и стремительный поток. Я сначала немного удивилась, по карте здесь никогда не было речки, но потом поняла: воды стало столько, что начался паводок. Я решила не рисковать и не пытаться перейти его в брод. Пришлось подниматься выше по течению и искать место поуже, а потом перепрыгивать. При приземлении я поскользнулась, и немного проехалась, с некоторым трудом удержав равновесие. Это навело меня на мысль, что стоит уже начинать искать себе укрытие на ночь, потому что паводок, скорее всего, продолжится, идти, возможно, станет просто нельзя. Во всех распадках, естественно, вода, а, следовательно, мне надо поискать себе место повыше. Но, как назло, почти все обозримое пространство было плоским как столешница. Я старалась идти, придерживаясь направления на храм, но часто приходилось петлять, обходя потоки, и я уже не могла точно сказать, что иду в правильном направлении, единственное, что я знала, что я иду примерно в нужную сторону. Ветер тем временем крепчал, а снег шел все чаще, налипая на плащ с наветренной стороны, и скрывая неровности почвы. Стремительно темнело, ухудшая и без того небольшую видимость. Я начала нервничать: никакого пристанища на ночь пока найти не удалось, а с каждой минутой мои шансы сделать это, падали. Но мне пока ничего не оставалось кроме как идти дальше. Через некоторое время я почувствовала, что я иду с небольшим уклоном вверх. Это меня немного обнадежило: даже если тут не найдется никакого укрытия, то паводок, если он не будет слишком сильным, его не накроет. К этому моменту я уже была согласна заночевать просто в высоких зарослях вереска, но, к моей радости, я заметила стоящий под небольшим углом скальный обломок, за ним вполне можно было укрыться от ветра. Я подошла к нему и увидела, что такая мысль приходила в голову не мне одной: под обломком, как раз со стороны, укрытой от господствующих ветров, обнаружилось старое лежбище – ямка, на подобии тех, что роют себе волки. Дно лежбища было сухим и чистым, я решила, что ничего больше искать не буду и расположусь в нем на ночлег. Мокрый вереск никак не хотел разгораться, пришлось плеснуть на костерок спирта, и только тогда он занялся неуверенными язычками пламени, то и дело норовя потухнуть. Я кое-как согрела себе воды и сделала чай, съела кусок птицы, запивая им. В который раз я жалела о том, что у меня нет даже никакого куска ткани, что бы соорудить себе полог. Ложась спать, я надела на себя вторую тунику и забралась под плащ целиком. К утру крепко подморозило. Я проснулась до рассвета, не выспавшаяся и несколько разбитая. Делать было нечего, есть пока не хотелось. Я заставила себя встать и заняться разминкой, а потом и повторить весь комплекс упражнений, которые можно делать одной. К тому моменту как я закончила, я согрелась, проголодалась и начало светать. Я разожгла костер, подогрела себе завтрак. В пересвете было видно, что вся влага на вересках замерзла, и кустики стояли будто из серебра с хрусталем, постепенно, по мере восхода местного солнца, окрашиваясь в медные и золотые тона. Я редко наблюдаю рассветы, поэтому обычно стараюсь уловить каждый подобный миг. Так и в этот раз я тронулась в путь только после того, как солнце окончательно встало. Паводок спал, на оставшихся болотцах появилась корочка льда, но ручьи в оврагах, хоть и стали гораздо мельче, пока и не думали замерзать. Но сегодня мне, по крайней мере, не приходилось петлять. День обещал оставаться ясным, но довольно морозным, температура хоть и не падала, но и подниматься не спешила, а солнце почти не грело. Я шла спокойным размерянным шагом, надеясь к вечеру выйти на старую дорогу, и идти дальше по ней, что бы уж точно не промахнуться мимо храма. Еще я надеялась кого-нибудь подстрелить – куропатка это было хорошо, но сейчас от нее уже мало чего осталось. Около полудня я в небе заметила большой крылатый силуэт. Птеродактиль – догадалась я, но он был слишком высоко и в стороне от моего маршрута. Потом я вспугнула зайца, но не смогла пристрелить сразу, а на преследование решила не отвлекаться. Пришлось успокоиться на десятке местных мелких грызунов – мясо оно и есть мясо. Чтобы не терять времени, тушки я решила потрошить уже на ночном привале. Эту ночь я провела в небольшом ивняке на краю болотца. Отдельно приятно было найти довольно толстый сук и не мучаться из-за нехватки дров и того, что костер быстро прогорает, заодно и мясо получилось вполне прилично пожарить. Я искренне надеялась, что теперь до того, как я доберусь до храма, мне охотиться больше не придется. Ночью начало теплеть, и я порадовалась, что по старой привычке устроилась спать на крепкой ветке: не пришлось просыпаться в луже. Но вместе с изменением температуры пришел ветер, а вместе с ветром – снег. К счастью, дорога была уже в пределах видимости, и сбиться с пути было крайне сложно, поэтому через довольно небольшой промежуток времени я уже стояла на ней, а там мне никакой снег страшен не был – сложно идя по единственной дороге заблудиться. Ближе к вечеру я начала думать, что, говоря про сложно заблудиться, я накаркала себе проблемы, потому как природа создала все возможности, что бы именно это я и сделала. Мокрый снег шел весь день, лениво и размеренно, огромными хлопьями, накапливаясь на плечах и капюшоне, постепенно тая и сваливаясь вниз, под ноги, комками. Дорога, не смотря на то, что довольно хорошо сохранилась, кое-где просела, и там образовывались огромные лужи, состоящие из снега и воды пополам, а переходя их вполне можно было дорогу потерять. Пришлось кончиком меча выстукивать каменные плиты, которыми было выполнено мощение. Я сильно устала, но боялась сходить с дороги – снег не думал прекращаться, и была вероятность, что если я сейчас с дороги уйду, то завтра ее уже просто не смогу под снегом найти. Я уж было совсем собиралась заночевать на дороге, благо никакого движения на ней не было, но на небольшом пригорке нашлись развалины постоялого двора. Я обрадовалась – это значило, что завтра к вечеру я уже буду в храме. В одном углу я нашла запас дров, небольшую жаровню и несколько склепанных между собой листов металла, из которых можно было соорудить себе крышу. Там же нашлось некое подобие лежанки из вереска. Очевидно, здесь периодически кто-то останавливается на ночлег. Я знала о подобной практике: пользуйся, если хочешь, но оставь что-то взамен тем, кто придет после тебя. Я посмотрела на хорошие, толстые поленья: скорее всего, кто-то, зная, что будет здесь ночевать, специально принес сюда запас – поблизости рощ не было. Я водрузила лист на оставшиеся куски стены, прижала сверху камнями, разожгла огонь и сварила себе густую похлебку из мяса и полгорсти чечевицы. Надо будет выменять крупы на сухари или печенье, раз уж здесь такая беда с дровами и на нормальную готовку их просто не хватает. По возможности пополнить запас меда и орехов, если делают сыр – то взять и его. Если получится – овощей, хотя бы чуть-чуть… А еще не забыть про кусок ткани! Я поежилась от очередного порыва ветра. Надо было что-то сделать с большими прорехами между стенами и импровизированной крышей. Я решила заложить особо крупные камнями, те, что поменьше – вереском. Пока я искала подходящие камни, я обнаружила провал в подпол. Я заглянула туда издали, не решившись ночью подходить близко: во-первых, не видно, на что наступаешь, а во-вторых, мало ли что там может обнаружиться. Но так я ничего не увидела, в яме было темно, как в брюхе дракона. Щели я заложила, ветер стал беспокоить меня гораздо меньше, но теперь меня волновал погреб. Неприятно знать, что рядом с тобой есть что-то, могущее стать потенциальным источником угрозы. Хотя если не лукавить, меня просто заедало любопытство, и я с трудом уговорила себя оставить это дело до утра. Утром, когда я открыла глаза, меня поразила белизна всего окружающего. Снег шел всю ночь, основательно погребя под собой все верещатники, и продолжал идти сейчас, будто этого ему мало. Я раздула огонь, подогрела себе остатки вчерашнего ужина, позавтракала ими, расчесалась, немного оттягивая удовольствие от удовлетворенного любопытства. Я взяла меч и осторожно приблизилась к самому краю провала. Пока глаза не адаптировались, я ничего не видела, но потом заметила какой-то сверток на земле под оставшимся полом. Я прикинула, как буду выбираться, и спрыгнула вниз. Первое, что я заметила, были ноги, торчащие из свертка. Потом я поняла, что сверток состоит из плотно свернутых крыльев. Мне показалось, что под крыльями что-то шевельнулось. Я замерла, зафиксировав взгляд на камушке. Шевеление повторилось. Я взяла меч и кончиком попыталась поддеть крыло. Оно отошло с усилием, за краем тянулись какие-то слизистые нити, а под ним я увидела спину довольно крупного белого червя. Я взвизгнула и рубанула по нему мечем. Брызнула красная кровь, и туда потянулись еще такие червяки. Я содрогнулась от омерзения и начала их рубить во все стороны. Когда я снова начала осознавать происходящее, от свертка и его содержимого остался крупно порубленный фарш, перемешанный со слизью. Я закинула меч на верх, оперлась на балку, подтянулась и вылезла на снег. Торопливо очистила меч, брюки и сапоги, тщательно вытерла руки, скинула весь испачканный снег вниз, стараясь сама туда не заглядывать. Ну и мерзость же! Я собрала вещи, сняла крышу, накрыла ею поленницу, не забыв оставить там один из двух своих горшочков с медом в знак признательности и в качестве платы за свой визит, и ушла. Мне предстоял еще один дневной переход до храма. Весь день шел снег, а ветер то стихал до полного штиля, то пытался сдуть меня в сугроб. Снега нападало примерно по середину голени, пришлось повторять свой вчерашний опыт с нащупыванием дороги кончиком меча. За полдня у меня устала рука, пришлось снимать тетиву с лука, и прощупывать дорогу им. Скорость передвижения повысилась, но я опасалась, что дотемна еще не приду к храму. В сумерках начался буран. Все мое внимание оказалось сконцентрированным на дороге, поэтому храм я заметила тогда, когда дорога внезапно оборвалась, выведя меня на округлую площадь в центре поселения, которое я до этого не замечала. Я удивленно огляделась, кое-как засунула лук под лямки колчана и направилась к храму. Дверь открылась легко, стоило ее только потянуть на себя. Внутрь вели четыре ступеньки вниз, в большом зале было светло и тепло, там сейчас велась служба. Я стряхнула с плаща снег, чтобы не замочить циновки, в больших количествах лежащие на полу. На них сидели прихожане, впрочем, их было немного. Я решила не мешать и подождать до конца службы, поэтому я отошла с прохода, и села рядом с одной из колон на циновку. Я проснулась от того, что меня слегка потрясли за плечо. Я вздрогнула и открыла глаза. На меня ласково смотрели желтые глаза одного из здешних жрецов. Сам он был не высок, и вряд ли доставал мне до плеча, смугл, с белыми волосами, рассыпанными по плечам и в белом балахоне, поверх которого был накинут шерстяной плащ. - Простите, что разбудил. Я хотел бы предложить вам разделить с нами трапезу или, если вы сильно устали, я могу вам предложить спальное место в одной из келий. - Благодарю за любезное предложение. Я бы не отказалась от трапезы. – Я пошевелилась, пробуя свои мышцы: за время перехода я подмерзла, и сейчас они ныли, отогреваясь. Жрец протянул мне руку, и с его помощью я встала. Не смотря на свой действительно небольшой рост, он был довольно силен. Мы прошли с ним за алтарную часть, в небольшую трапезную, совмещенную с кухней. Дальнюю стену занимали очаг и плиты, справа от очага виднелась дверь черного выхода, рядом с которой помещалась стойка для оружия и разлапистая коряга, на которой висели плащи. У огня в плетеном кресле, завернувшись в плед, сидела старая высохшая женщина в черном, и, казалось, дремала. У ближайшей к нам стены располагались шкафы с припасами. На открытых полках я заметила горшки с довольно широкими горлышками и плотно притертыми крышками, - в таких обычно хранятся лекарства. У плиты хлопотали девушка и мужчина средних лет, оба оборотни. За длинным столом собралось существ пятнадцать, в основном средних лет, но было и трое подростков. Я не увидела никого старшего возраста, кроме дамы в кресле. В основном собравшиеся были алиэ, но я увидела еще двух ан-текке и тергар. Я поставила оружие в стойку, повесила плащ и куртку на ветку коряги, нашла себе место на длинной скамейке, стоящей у стола. На стол накрыли быстро. Место во главе стола занял тот жрец, который меня разбудил. - Поблагодарим Милосердную за еще один прожитый день, и попросим ее благословить нас, нашу вечернюю трапезу и сохранить нас от бед этой ночью. – Произнес он. - Просим – донеслось нестройным хором. После этого все приступили к еде. Пища была простой, но вкусной и в достаточном количестве. За столом слышались тихие обсуждения последних вестей, что-то явно проговаривалось по восемнадцатому кругу, но я все равно вслушивалась, стараясь найти что-то полезное для себя. Сплетен было много и разных, начиная с того, что у кого-то птеродактиль утащил поросенка, заканчивая обсуждением очередного странного приказа императрицы, но ничего интересующего меня я не заметила. Постепенно разговоры стихали, и народ расходился по кельям. В конце – концов мы остались вчетвером: спала, уронив голову на руки на столе, девушка, которая занималась готовкой, сидела с кружкой теплого пива с медом старуха в кресле и мы со жрецом. Ан-текке расшевелил девушку, отправив ее спать в постель. Я невольно улыбнулась искренним заботливым ноткам в его голосе. После он налил две кружки пива и жестом предложил сесть у огня. Я понимала, что именно сейчас я смогу задать интересующие меня вопросы. Ан-текке сел на циновку, подтянув пятки к промежности, этакой лягушкой, колени в стороны. Я просто села подогнув ноги. - Я – Кельгор, верховный жрец. Как дела в окрестностях Аэтерны? – спросил он. Я чуть не подавилась пивом от удивления. Потом сообразила, что если я шла, никого не замечая, это не значит, что меня не заметили. А, учитывая, с какой стороны я пришла, вывод был очевиден. - Я – Ли. В Аэтерне пепел и розы. – Я решила ничего не скрывать и вкратце рассказала о выворотне, женщине с ребенком, о событиях в тамошнем храме, и о том, как меня попытались отравить. В какой-то момент я поймала на себе твердый, ясный взгляд проницательных черных глаз дремавшей женщины. Мне она напомнила хищника перед атакой, причем скорее крупную кошку. После этого взгляда я была уверена, что она прекрасно слышала все разговоры за столом и уж точно сумела найти в них что-то интересное. - Странные вещи рассказываешь ты – Кельгор задумчиво смотрел в огонь. – В том нашем храме лет пять никто постоянно не живет, не говоря уже о том, что бы там были еще и послушники. А уж чтобы попытаться пришедшего в храм отравить – на это способны только те, кто служат Пустоте. Последнее слово повисло в воздухе, будто осязаемое. Я сделала большой глоток из кружки, но не почувствовал вкуса. - Будьте осторожны со словами, молодой господин – услышала я голос над своим ухом. Старуха проснулась, хотя я была уверена, что она и не спала, и смотрела на нас строгим, пристальным внимательным взглядом. - Не стоит лишний раз звать то, над чем вы не властны. Я понимаю, что вам, эльфам, только дай волю, вы всю ночь проговорите, но зачем мешать спать пожилым людям?! Начинать надо с главного, а то ведете себя будто действительно бессмертны! Юная леди, зачем вы сюда пришли? – мне показалось, что еще немного и она во мне проковыряет взглядом дырку. - Я ищу девушку, истинную эльфийку. Скорее всего, она попала сюда в приют совсем младенцем, примерно около двадцати лет назад. Мне очень хотелось бы знать, где она сейчас, у моей семьи есть обязательства перед ней. - У нас в приюте никогда не было истинных эльфов – покачал головой Кельгор. – Но это не значит, что я о ней ничего не знаю. Ее взяла к себе группа Соландж. Я не знаю, с ними ли она сейчас, но то, что они о ней что-то знают, я обещаю. Тут проблема в другом – с Соландж очень сложно разговаривать. Она мнительна и очень упряма. Из нее хороший лидер, но ее лидерство держится на полном подчинении, а лучшей тактикой она считает опережающие атаки. Хотя Владыку Мертвых и Милосердную она уважает, но на нее может не подействовать даже жреческий статус, в этом я убедился на собственном опыте. - Что бы тебе не мучиться и не искать их по всем пустошам, - продолжал жрец, - я подскажу тебе, где их можно перехватить, но идти придется быстро. – Он взял уголек с краешка очага, отодвинул одну циновку и начал рисовать на полу схему. – Смотри, этот крестик – это этот храм.. А этот кружочек – это стоянка Соландж сейчас, сегодня должны были на нее прийти. Да, вон там Аэтерна (он нарисовал руну а) и вот тут – стена (он провел линию). Это так, что бы ты в пространстве ориентировалась. А вот тут (ан-текке нарисовал еще один кружочек) их следующая стоянка с дневкой. Между ними (он соединил кружочки линией) 3-4 дня пути. Тебе от храма до следующей их дневки идти дней четыре или пять. Если завтра выйдешь – на мой взгляд должна успеть их перехватить там. Но идти придется очень быстро. Если не успеешь, то в следующий раз они будут только весной. - Хорошо, а ориентиры есть какие-нибудь? Встаешь лицом к закату, делаешь от нее поворот на четверть четверти противосолонь. Это задаст основное направление. Если к середине второго дня выйдешь к заросшей балке – слишком взяла к полудню, если к разрушенному поселку – то к полуночи. Место дневки узнать легко – это каменная площадь, вымощенная черным камнем, с узором, охватывающем ее в кольцо. Не знаю почему, но снега на ней почти не бывает. - А как узнать Соландж? Кельгор изумленно посмотрел и усмехнулся. - Лидера группы сложно не узнать, особенно когда его никто не сменял уже лет пятьдесят, а ее авторитет непоколебим даже среди многих других групп. Кстати, у меня будет одна небольшая просьба. Если сможешь, передай письмо одно девушке там. Ее зовут Джинред, у нее волосы цвета красной меди и стилизованные языки пламени вдоль ворота и кромки рукавов на куртке. - А об остальном сговоритесь позднее! – услышала я снова ворчливый голос. – Хватит мешать спать старухе! Да и разве это милосердно: далеко за полночь, а ты гостье еще ее келью даже не определил! Тоже мне, верховный жрец! Мальчишка! Ан-текке вскочил на ноги, изрядно пристыженный. Я посмотрела на женщину немного изумленно, в ответ получила хитрое подмигивание. - Иди, дитя, ночь хороша, да утро лучше. Жрец проводил меня в небольшую келью с правого бока храма, располагающуюся ближе к его середине. Когда мы шли, я обратила внимание на подсветку витражей – с внутренней, обращенной к кельям, стороны были расставлены стеклянные прозрачные сосуды, мягко светившиеся зеленовато-желтом светом. Я спросила у него, что это, и он ответил, что алхимики придумали какой-то состав, который надо сначала выставлять на солнечный свет на день, а потом он ночью светится. Сам он его состав не знает, знает только, что пить это нельзя ни в коем случае, и что стоят такие сосуды весьма приличную сумму – средний кристалл хрусталя каждый. Я поняла, на сколько меня обманули в таверне, и не поняла, почему меня не убили там на месте… В келье было тепло. Ан-текке затеплил свечку из жира. В ее тусклом свете стало видно комнату, рассчитанную на троих: три матраца на полу, три сундучка по стенкам. Пока я осматривалась, Кельгор пожелал спокойной ночи и ушел. Я раскатала узел с постелью, порадовалась двум шерстяным одеялам, разделась и легла спать.