Благими намерениями

      Геральт заглушил мотор, осмотрел парковку, пересчитал машины. Утро раннее, а народу собралось многовато. Из мастерской вылетел парнишка, полубегом устремляясь к автобусной остановке. Пара давно знакомых Геральту слесарей дежурно курили и, встречаясь взглядом с ведьмаком, жестом пригласили присоединиться.       - Цирилла приехала не одна. На байке с неким нильфгаардцем и под эскортом каких-то неместных ребят на местной машине, – отчитались они. – Видели нашу охрану и довольно быстро уехали.       - Номер, данные?       - Всё на месте, босс.       - Откуда нильфгаардец?       - Говорит, из Обрезков. Акцента почти нет, ассимилирован. Золтан одобряет. Цирилла относится равнодушно, не боится, в диалоге с ним держит инициативу.       Геральт сдвинул брови. Ребята свои деньги получали не за хрен собачий. Однако ясности в ситуацию с чёрным это не вносило. По сравнению с теми, что прибыли на машине.       - Добро, – поблагодарил ведьмак и вошёл в здание.       Блудная дочь успела под шум станков, стук инструментов и гул двигателей заснуть на диванчике с тем выражением лица, за которое Геральт готов был ей всё простить. Её спортбайк уже при полном параде даже сверх меры заказа ожидал в сторонке от прочих работ Золтана. Упомянутого нильфгаардца посреди всей этой обыденной обстановки сложно было не заметить. Сам старший мастер, громогласно вещая, стоял над ним, присевшим перед изрядно помятым чоппером племянника политиканши Ингрид Вегельбуд, известного гонщика. И, судя по пышущему краснолюдскому настрою, Хивай был в ударе.       - Золтан, спасибо за помощь, – крепко пожал ему руку Геральт и многозначительно посмотрел на нильфгаардца.       Кагыр тяжело сглотнул, почти не выдерживая контакта с кошачьими зрачками жёлтых глаз. «Чародей, новая работа, ведьмак – на сутки хватит. Мне повезло, что я беру отпуск», – заскрипели шестерни в его голове. Архаизм, сошедший со страниц былин? Кагыр знал, что в мире ещё можно набрать полтора десятка ведьмаков. Однако каков шанс увидеть хоть единственного из них за всю жизнь? Об этом смело можно рассказывать внукам.       - Ты подвёз Цириллу? Спасибо, что не остался в стороне, – ведьмак, испытующе продолжая смотреть в его глаза, также отдал рукопожатие.       И дважды повторять было не нужно: откуда-то седой уже всё знал.       - Я бы назвал историю заслугой господина Золтана, работа чистая и быстрая, – виковарец махнул рукой на мотоцикл Цири, но отделаться от пронизывающего взора не сумел: ни один мускул ведьмака не дрогнул.       - Действительно, как и всегда, – согласился Геральт, бог весть какой смысл вкладывая в свои слова. По крайней мере, Кагыр отчётливо понимал, что их диалог против его воли вышел за рамки. – Как тебя зовут?       - Кагыр, – но ведьмака нельзя было провести. – Кагыр из Эббинга, господин.       - Геральт Ривийский, – отозвался он. – Рад знакомству.       - А по тебе не скажешь, старина! – простодушно хохотнул Золтан, кулаком ударяя ведьмака в плечо. Кагыр был ему благодарен. Кажется, на всю семью этот краснолюд действовал отрезвляюще. – Я как раз показывал парню мастерскую. Его мозги мне пригодятся! Что скажешь?       - Воля твоя, Золтан. Воля твоя.       Несмотря на общий шум, Геральт по привычке подошёл к Цири тихо. Ему больше хотелось укрыть её одеялом, забывая, какая она взрослая, как мало нуждается в его заботе, сохранить её сон. Но их ждали дела. Он мягко тронул её за плечо:       - Львёнок, вставай.       Она тут же скуксилась, жмурясь, но открыла глаза.       - Отец! – признаться, он не ожидал, что она порывисто обнимет его за шею. Отказать себе в том, чтобы выразить ответные чувства, не смог.       - Поехали. Я уже погрузил твой байк.       - Ты на пикапе? Ох, я уже боялась, что мне придётся вести, – она потянулась, продолжая быть совершенно домашней, не стесняясь никого в цеху. Ещё бы. Бегая тут с младых ногтей под ногами тружеников. – Спасибо.       - Что ж, пойдём, – усмехнулся Геральт, принимая благодарность.       Цирилла с напускной бодростью вскочила на ноги, догоняя отца. И, когда позади захлопнулась дверь, вспомнила, что не попрощалась с Кагыром. Но на стоянке его мотарда уже не было. Она достала мобильник: на часах 10:10. «Успел, должно быть, – к своему удивлению ещё раз подумав о нём. – Что ж. Это к лучшему. Теперь всё к лучшему. Кроме одного. – Цири посмотрела отцу в спину. – Как сказать? И говорить ли?»       Они выкатились на главную дорогу, и мимо полетел залитый летним солнцем Новиград. В молчании Цири снова начала отключаться.       - Ты должна быть впредь очень осторожна, – серьёзно сказал вдруг Геральт, и она очнулась с колотящимся сердцем. – И кто этот молодой имперский выходец?       «Как? Нет, как?! Золтан? Парни Золтана? Не может быть...»       - Просто знакомый, – выдавила она, взглядом упершись в приборную панель. Голова пульсировала.       - Мне есть о чём беспокоиться? – отец покосился на дочь.       - Не о чем, – солгала она, переходя в атаку: - А ты следишь за мной!       - А теперь представь, если бы нет. Не знаю, каких приключений ты вчера схватила, Цирилла, но, надеюсь, это кое-чему тебя научит, – голос его отзвенел сталью. Самое плохое было в том, что он был прав.       - Запрёшь меня в четырёх стенах? – продолжала она обижаться. Выигрывала для себя свободы. Не пришлось.       - И не подумаю. У меня не получится ни за что на свете, – одну шрамированную кисть оставив на руле, второй ведьмак открыл бардачок и на ощупь достал карту города, исчерченную на разный манер, передавая дочери. – Здесь всё просто. Зоны ответственности Волков. Оскорбляйся, буйствуй, но твои «друзья» сегодня сами поняли, что попали не по адресу. Все эти годы даже близко подойти не могли.       Цири смотрела в карту, мысленно отмечая, что даже шагу за красные границы маркера не ступила за время их жизни в Новиграде. Кроме двух поездок в «Осётр». Кроме них.       - Но как ты смог... – начала она, всё ещё не веря, – как понял, что я буду сидеть в этой... золотой клетке? Что птенчику не захочется вылететь из гнезда? – совсем уже язвительно закончила Цири.       - Ты к этому привыкла, влилась в хороший Новиград, – Геральт стиснул руль. – Это естественно. Знаешь, мало людей покидают полюбившуюся округу. Сидят всю жизнь на месте, носа не кажут прочь. Это не хорошо и не плохо, Цири. Лично нам это дало шанс защитить тебя.       - От чего? – твёрдо спросила она. Сердце глухо било в ушах, отдуваясь за восемь лет неведения.       - Я не знаю, – выдохнул ведьмак признание. – Мы так и не смогли установить наверняка. Насчёт Нильфгаарда есть соображения, однако в этом городе за тобой охотится не он.       Цири болезненно сжалась, пряча лицо в руки. Её будто добивало что-то изнутри.       - Прости, – с горечью сказал отец. – Есть и хорошие новости. Мама возвращается.       - Мы едем к ней? – промычала Цири, не отнимая ладоней.       - Нет, она будет у нас. И останется с нами. Надолго.       Она отвернулась к окну. Слёзы гадко, непрошено потекли по щекам, размазав мир.       Дома Цири вдохнула полной грудью, по-прежнему болезненно сдавленной бесшумными спазмами приступа рыданий, осознавая, что, как бы то ни было – это была их крепость, подобная Каэр Морхену. Впрочем, и сравнение было не случайным: быт ведьмака отличался военным аскетизмом. Потому они с Йеннифэр не нашли общего языка и, как «прогрессивные люди» по выражению Йенн, приняли волевое решение разъехаться по любимым обиталищам. Мать – в средоточие роскоши и праздности, отец – сюда.       Геральта Цири нашла на кухне. Непривычно сгорбленный, он возвышался над столом, вчитываясь с отрешённой дотошностью в какое-то письмо.       - Это точно не коммунальные счета, – грустно пошутила Цири, прислоняясь к косяку.       Ведьмак протянул ей бумагу:       - Это от Йенн. Не находишь странным?       - Только если нужно было доказать, что написала именно она, – насторожилась Цири, принимая письмо.       Красивый почерк матери она узнала бы из тысяч красивых почерков напыщенных чародеек. Ничего предосудительного письмо не несло. Обращение к семье, дата и приблизительное время приезда, уже почти дошедшее, просьба не встречать, пожелание скорейшей встречи...       - По стилю соответствует, – пробормотала Цири. От письма тянуло колдовством, – Зашифровано магически от чужих глаз. – С трудом покопавшись, она констатировала: – от любых, кроме наших.       Геральт кивнул:       - Я тоже уловил магический след. Заклинание сложное?       - Признаться, я бы даже его суть не поняла, если бы не была избранным читателем.       - Здесь что-то не так, – ведьмак задумчиво прищурился.       Для него бумага трепетно пахла сиренью и крыжовником. Всё также ненавязчиво, как если Йенн действительно писала от руки, а не кто-то сдобрил краешек её духами.       - Но мы ничего не можем сделать, пока не дождёмся её, – сказал он. – Хотя чую я скверное.       Цири вдруг вспомнила, поёжившись:       - Знаешь, мне снился сон...       Геральт, к её удивлению, придал много значения этой фразе, лицо его вытянулось.       - Я не очень хорошо помню, – сразу уточнила Цири. – Не подумала, что важно. Было как-то... сюрреалистично. Но это страшный сон. Много чародеев, война. Танки разрывало магией, щит вокруг магов практически трещал по швам. За щитом была и мама. Помню Трисс... Трисс... ей было очень больно.       Ведьмак на несколько секунд застыл каменным изваянием. Когда он заговорил, голос его сел:       - А Йенн?       - Я не помню, – прошептала Цири, понимая, но не доверяя себе. – Геральт, если это правда... Скажи, почему об этом сражении не говорили в новостях?       - Ты верно сказала, Цири. Слишком сюрреалистично.       Дверь в прихожей с щелчком отворилась. Цири мгновенно выскочила в коридор. Игнорируя звонок, так могла войти только Йеннифэр. Одетая во всё чёрное, избежав и капли белизны, она стояла, гордо раскинув плечи, как и всегда, пока неприметный парнишка позади заносил её вещи. Но Цири, поражённая, смотрела на одно: на чёрную повязку, перекрывшую глаза матери. Воздух наэлектризовался магией. Цири хотелось кричать, хотелось обнять Йенн.       Но разве она могла?       Мать ненавидела сантименты при посторонних.       - Мамочка, – всхлипнула Цири, бросаясь к ней, когда за грузчиком закрылась дверь.       - Дитя. Надеюсь, это слёзы радости, иначе зачем они тебе? – повелительно произнесла Йеннифэр, но голос её дрогнул.       Ласковые пальцы обрамили щёки Цири, вытерли влагу. Йенн с любовью коснулась лба дочери поцелуем.       - Вот так. Не всхлипывай, держи себя в руках, дорогая. Ты уже взрослая, и у меня есть для тебя в честь этого добрые вести. Геральт! Геральт, не стой там столбом, я не настолько слепая, твою мину я и сейчас вижу. Подойди! Я хочу обнять вас обоих.       - Содден мозолил Эмгыру глаза, как муха на метиннском десерте. Поэтому, когда его армия вспахала землю на границах, решено было дать бой всеми силами. Всеми. И любой ценой. – Чародейка ненадолго замолчала.       - Ты рисковала, Йенн. И не сказала мне. Нам, – проговорил ведьмак.       - Операция на то и секретная, Геральт, – съязвила она, выпрямляясь. – Что изменилось бы? Ты примчался бы первым рейсом? Цири залезла бы хоть в багажник самолёта, лишь бы избежать твоего веления сидеть на заднице ровно? – Йеннифэр полыхнула не злостью – строгостью. Цири открыла рот, чтобы возразить, но мать резко повернулась в её сторону, и она захлопнула его назад, не видя, а ощущая фиолетовое пламя прежде здоровых глаз. – Если бы там не было меня, если бы не было двадцать одного чародея кроме меня, Содден пал бы. Сейчас армия Нильфгаарда отброшена. Останься король Эккехард жив, он был бы счастлив. А до тех пор счастлив Фольтест, который имеет большие виды на Содден. И говорю я всё это вам только по одной причине.       - Потому что ты жива... – пробормотал Геральт.       Йеннифэр звонко хмыкнула:       - Что ж, тогда по двум.       Ведьмак чувствовал себя паршиво. Преданно. Вот только всё уже случилось, не вернуть. «Упрекать, злиться, скандалить? Кто теперь я такой? Йенн, ты читаешь мысли, я знаю. Так знай, как я боюсь даже сейчас. Так, как боялся бы и тогда. И я уже не в праве что-либо чувствовать. Я забуду. Но забудешь ли ты?..»       - Почему ты послала бумажное письмо? – вспомнил ведьмак после тяжёлой паузы.       - Ах, да, – она щёлкнула пальцами, и листок полыхнул, исчезая без остатка. – Электронное не умеет так.       Они помолчали.       - Что... с твоими глазами, Йенн? – осмелился нарушить тишину ведьмак.       - Цена, – кратко ответила она и дёрнула губами. – Впрочем, мне теперь платят тоже.       - А Трисс? – тихо спросила Цири, глядя в стол.       Йеннифэр сжала переплетённые пальца добела.       - Она хотела этого, войны. Помочь. Твердила про Заречье. Четырнадцать мертвы. Её имя уже в камне истории. Цена. И её никто не отплатит.       Затем дни полетели легко.       Йеннифэр восстанавливалась. По крайней мере, она так говорила. Цири поймала её без повязки лишь однажды, и сердце пропустило удар: фиалковые яркие, горящие глаза расплылись серыми омутами, стеклянной пеленой. Комната Йенн звенела от магии целительных амулетов и редких камней. Иногда от этого болела голова, но Цири не смела жаловаться даже про себя. Всё ради матери. Эта цена была нулевой.       О Содденском холме и его героях всё-таки рассказали через СМИ. Но ни одного чародея не упомянули, не ославили погибших.       - Почему? – возмущалась Цири. – Есть ведь свидетели! Они расскажут это миру!       - Кто поверит, девочка? – тихо отвечала Йеннифэр.       И позже Цири поняла, о какой причине, позволившей матери сухо описать Содденскую битву, говорила Йенн. Нильфгаард вышел на новое перемирие с тем условием, что Нижний Содден останется за Империей.       Этого было мало. Но этого было много.       Чародейка, отвлекая себя от увечья, готовила Цири к выходу в свет, дрессируя пуще прежнего над этикетом, манерами, риторикой. К осени их троих ждали на Танедде. Зачем вместе, Цирилла не знала, но свою роль уже получила: Аретуза готова была рассмотреть её поступление. И это не могло не возбуждать радости, даже если Йеннифэр в порыве гнева над невыученным уроком заходилась ругательствами.       Приходили и новые сны. Странные, полные света из арочных окон и загадочного волнения. Открывались навстречу двери, невидимая сила тянула внутрь, будто вакуум. Немыслимо звало туда, приглашало войти. Зов не покидал и днями.       Поймав паранойю, на улицах города Цири озиралась по сторонам, избегала глухих и малолюдных мест, сократила контакты с посторонними, даже сама собой, никак это предварительно не обдумав, отложила социальные сети, ограничиваясь перепиской и звонками для ганзы. Закономерно легавые явились к ним домой, вызывали на допрос по поводу инцидента за баром, но ложь Цири исчерпала интерес полиции полностью. Вряд ли к этому не был причастен Геральт. Как ей удалось выяснить, в переулке остались лишь следы вспышек магии и лужица крови с ДНК не установленной личности. «Чародей забрал трупы, тоже заметал за собой. Странно, откуда у него столько магии на два портала подряд, если даже мой стрёмный купол его задержал?..» – рассуждала Цири. Но вместе с тем, как отстали копы, вздохнула спокойно и она, стараясь не слишком загонять себя страхами о том, что уже произошло.       Гораздо сильнее её тревожил куда более древний страх.       - Я... кое-что вспомнила из... того дня. Вы понимаете.       Высогота молча кивнул и надвинул на переносицу седые брови.       - Это очень странно, учитывая всё. Но... возможно ли, что... – она вдохнула, закрывая глаза. – Возможно ли, что факта изнасилования не было?       - Довольно смелое предположение, Цирилла, – серьёзно отметил психотерапевт. – Спустя столько лет? Ты уверенна, что это не является новой фазой отрицания? Почему ты вдруг снова встретилась с этими воспоминаниями? Я задал несколько сложных вопросов, знаю. Пожалуйста, не торопись с ответом.       - О, нет, Высогота, всё в порядке, – заверила Цири, только сейчас распахивая ресницы и часто кивая. – Я правда прорабатывала эту мысль долго, прежде чем спросить. Даже если это всего лишь стадия, мне интересен ваш клинический опыт. Бывает ли, что человек... додумывает? да, пожалуй, додумывает более страшные вещи, чем они есть?       Высогота откинулся на спинку кресла, внимательно наблюдая за пациенткой. Она знала: он видит насквозь. Однако в её спокойном, ищущем взгляде он мог прочитать вовсе не безумную попытку уйти от призраков прошлого. Что-то другое. Высогота заговорил:       - Когда ты нашлась и худо-бедно смогла рассказать, что с тобой случилось, Йеннифэр настояла на медицинском освидетельствовании. Это стандартная практика. Полиция была готова взяться за дело, с твоей мамой спорить им было бы дороже. Нашлись ссадины, синяки, указующие на связывание, следы ударов и падений. Сомнений не было, что криминальная сторона вопроса вполне объективна. И, конечно, нужно было установить факт... факт дефлорации, – на лице Высоготы отразилось извинение и скорбь. Цирилла слабо подбодрила его встречным выражением лица, но нахмурилась. – Цирилла. – Он сделал паузу. – Но ведь ты отказалась от обследования.       Она не сразу поняла, о чём он, сердце зашлось чаще.       - Я... не помню.       - Не помнишь? – Он даже удивился. – Совсем? Я находился рядом почти с самого начала, меня наняли твои родители уже тогда. Конечно, в кабинете я не был, там не было посторонних. Тебя старались успокоить. Однако даже присутствие Йеннифэр, когда её пригласили помочь тебе пережить стресс, было тщетным. Ни в день первого приёма гинеколога, ни спустя ещё несколько попыток установить возможность изнасилования, ты не позволила врачам этого сделать.       Цирилла замолчала надолго, переваривая.       - Могу я задать вопрос? – аккуратно поинтересовался доктор.       - Конечно.       - Когда ты начала отношения с Мистле, как прошёл ваш первый раз? Ты рассказывала об эмоциональной части. Что произошло физически?       - Это... – сразу начала отвечать Цири, но сосредоточилась на воспоминаниях глубже. – Она была очень нежной. Мне было страшно, и поэтому она очень долго не... использовала п-проникновение. – Цири тяжело вздохнула, прикрывая на миг глаза, почему-то сильно стесняясь вдруг говорить на эту тему, но когда психотерапевт разомкнул губы, чтобы, как и всегда, дать ей понять, что можно избежать напряжения, она жестом руки остановила его и продолжила: – Я даже не могу точно вспомнить, когда она впервые использовала хотя бы один палец. Кажется, тогда, когда я научилась получать абы какое удовольствие, да. И я... не почувствовала боли. Наверное, поэтому укоренилась в мысли, что... – договаривать было нечего.       Высогота чуть-чуть подумал и начал вдруг издалека:       - Мне бы не хотелось задавать тебе ложный вектор размышлений. И, если твоё предположение о том, что изнасилования не было, всё-таки ложное, то, поверь, мне очень жаль, что это случилось на самом деле, и я бы хотел дать тебе силы справиться с этим навсегда. Однако в ту же секунду мне очень хочется, чтобы этого никогда с тобой не происходило. Ни в прошлом, ни в будущем.       Цири наконец подняла на него печальный взгляд.       - Цирилла, секс никогда не приносит женщине положительных впечатлений в первый раз. И даже во второй. В этом ты не одинока. Справедливости ради, даже мужчины в первый раз толком не понимают, что произошло, – он ободряюще улыбнулся, встречая смешинку в её зелёных глазах. – Для удовольствия нужна привычка. – Высогота снова стал очень серьёзным. – Не знаю, что именно заставило тебя пересмотреть события прошлого, но, надеюсь, ты нашла истинную зацепку, опровергающую этот груз.       «Он словно знает. Знает, что я не сама додумалась, – с тревогой подумала Цири, силясь скрыть своё волнение. – Чёрта с два этот... Кагыр смог меня переубедить. Но и другие факты... Мистле и впрямь меня долго растягивала... Должно быть, потому крови и не было... Так. Нельзя цепляться за эту версию, как за единственную! Я подумаю ещё...»       Но её медленно отпускало, и она даже признавалась себе в этом открыто.       «Золотая клетка» отца поначалу, как он и предположил, вызвала приступ дерзкого сопротивления перелому свободы. «Он знал о Крысах, знал о Мистле. Обо всём. Чёрт. И позволял?..» – судорожно соображала Цири. Однако опасения за своё здоровье, страх перед возможным новым похищением медленно делали своё дело. Накладывалось и то, что Цири и впрямь некуда было идти, кроме отведённого ареала. Тщетно было пробивать по интернет-картам, что новенького есть там, за гранью. Магазины – скучны, бары – мелковаты, кино, театры, музеи – все были в её распоряжении. Мегаполис кончался там, где обвёл его отец лучше любого префекта.       В итоге она смирилась. И осталась благодарна.       Иногда Цирилла вспоминала о Регисе и его травах. Очередную посылку для отца она перехватила вперёд него, изучая отправителя. Нет, то не был знакомый аптекарь. Надежда связаться, ещё пообщаться таяла с каждым днём. Иррациональный интерес Цири мозговала, но не находила подкрепления. «Это из-за Высоготы, – наконец заверила себя она. – Мне не впервой черпать чужую мудрость. Если бы это помогало...»       Иногда она вспоминала о Кагыре. С ноткой раздражения, с ноткой уязвлённости, с бесформенными вопросами. Раз за разом отбрасывая эти мысли как можно дальше.       Говоря о «Хамелеоне», нельзя было не упомянуть о его владельце и, конечно же, нельзя было говорить о том, будто «Хамелеон» один. И как можно было бы построить рассказ: начать с того, кто же такой владелец, дабы составить представление о том, какими заведениями он правил, или же с того, какие бары, клубы и казино он держал, чтобы надёжно дать понять, кто он в конечном итоге такой?       Мечты Юлиана Альфреда Панкраца виконта де Леттенхофа сбывались, как подснежники весною. Свою дурную молодость он потратил на одни лишь музыкальные инструменты и песенки разной степени примитивности. Так ни с кем и не спевшись до хотя бы мелкого бэнда, он всё равно умудрился пролезть на большую сцену, и гастроли его с завидной быстротою приобрели масштабность. От Ковира и Повисса до Этолии и Хакланда виконт, потеряв будто свой титул, колесил взад и вперёд, транжиря всё, что падало на его счета. Абсолютная медийность этой ветреной до женского полу персоны не смущала новых и новых молоденьких дам, мечтающих разделить богатства с настоящей звездой, подобравшей себе какой-то даже не модный псевдоним «Лютик».       - Скорее уж «Гладиолус», – бурчал старый друг Геральт, недвусмысленно намекая на латинскую игру слов.       Лютик, каким-то чудом и в какой-то момент своей жизни умудрившийся получить достойное оксенфуртское образование, которое тот же Геральт иногда называл «профурсетским», только жемчужно смеялся над шуткой.       Его позитив ничто не могло умерить.       И тем было удивительнее, когда в наследство этому раздолбаю-менестрелю достался стрип-клуб «Шалфей и Розмарин», и Лютик клуб не пропил. Напротив, заведение под его чутким руководством сменило имидж, облагородилось и превратилось в вышеупомянутый «Хамелеон», моментально собрав публику.       К слову, стриптиз Лютик тоже подарил Новиграду. Но это уже совсем другая история.       За считанные годы артист разросся до уровня крупного мецената, взяв под крыло Театр имени Ирэн Ренар, бар с уклоном в живую музыку «Зимородок», а так же создав несколько мелких питейных с нуля.       Цири бары Лютика всё-таки любила.       Когда прошёл шок, утихомирилась в груди заноза утраты, Цири познала голод до плотского счастья. Одним из важнейших Лютиковых достояний для неё стала «Антресоль» – клуб на втором этаже здания со смешным названием, где, как и впрямь в тёмной коробке, творились не самые возлюбленные простым народом вещи. А именно знакомства по гомосексуальным интересам. Сам Лютик был, разумеется, толерантным малым, но его репутация могла пострадать с открытием подобного «чёрного ящика». Но он рискнул и не прогадал. Нигде, кроме как здесь, Цири с Мистле не могли в своё время так открыто демонстрировать свою любовь, упиваясь ею. Здесь всегда было полно народу.       Путь был заказан.       Не выбрав между узкими джинсами и юбкой, Цири нашла на вешалке потрясающе перекликающиеся с настроением шорты, подчеркнула грудь отличным декольте и не забыла претенциозный макияж с глубокими тенями на глазах. Крутанувшись перед зеркалом и найдя марафет удачным, она морально приготовилась к атаке в баре: знакомых там была масса, и появление спустя столько занятых сезонов в гордом одиночестве вызвало бы одни вопросы.       Подбор музыки в уважающем себя заведении никогда бы не доверили абы кому, вот и здесь этим занимался совсем не гетеро, хотя ради рекламы песни Лютика встречались в плейлисте. Впрочем, в тему. Цири наслаждалась, погружаясь в хорошо знакомую атмосферу, и давненько с любопытством посматривала на каштановую макушку над милым личиком. Девчонка в короткой розовой юбке – клубника в шоколаде. Цири усмехнулась самой себе за сравнение. Тёмные глаза с густыми ресницами хлопали в ответ скромно и маняще.       Цири довела себя коктейлями до нужной кондиции. Трезвость почему-то сегодня сильно мешала.       - Хочешь чего-нибудь? – подойдя, кивнула она на меню бара, улыбаясь.       - Нет, мне уже хватит, – улыбнулась в ответ «клубничка».       Цири не видела смысла дальше ломать комедию. Влажный взгляд незнакомки был весьма красноречив.       Такси катило их в заранее снятый Цириллой номер. Какую бы слежку не вёл Геральт, а таскать в дом случайных подружек, тем более при Йеннифэр, она себе не позволяла. Бесстыдно гладя ногу девушки, Цири подсела поближе, убрала тёмную прядь за ухо.       - Как тебя зовут? – мурлыкнула Цири, с восторгом наблюдая, как розовеют щёки девчонки.       - Берта, – отозвалась та, встречаясь с Цири взглядом.       Близость обдала жаркой волной. Цири, словно сёрфер, поймала этот кайф от случайной связи, вдохновляясь свежими ощущениями. «Всё к лучшему, – пронеслось в голове. – Оторвусь за годы заточения».       - А меня... – начала она.       - Цирилла. Я знаю. Вас все знали, – выдохнула Берта.       - Теперь это не важно, красотка, – Цири совсем осмелела и приложила палец к её губам, не желая разрушать свою игру чувств. – Можешь об этом забыть.       И она мягко коснулась губ Берты своими, овладевая ответом. Так и оставляя ладонь на бедре девушки, Цири рывком притянула ногу к себе, и стыдливо сомкнутые колени разъехались. В губы Цири врезался короткий тихий стон. Она не сдержала победоносной улыбки сквозь поцелуй. Начало ей нравилось.       Берта была худющей в отличие от жилистой Цири и чуть скруглённой Мистле. В который раз прогоняя образ бывшей, Цирилла провела кончиками пальцев от хрупкой шейки до костлявого лобка раскинутой под ней обнажённой Берты. Впалый живот дёрнулся, тонкие руки взялись мурашками, бёдра лихорадочно слиплись, едва скрывая хоть что-нибудь. Цири голодно улыбнулась:       - Разве ты не делала этого раньше?       - Делала, – шёпотом отозвалась брюнетка.       - Надеюсь, что так. Иначе мы быстро закончим, – предупредила Цири и встала с кровати, оставляя Берту рассеянно приподняться на локтях. В сумочке был готов арсенал из лубриканта, некрупного вибратора и спиртовых салфеток. Цири вернулась на кровать, тщательно протирая игрушку и хищно сверкая глазами. Полупьяное состояние грело не хуже предвкушения. Берта прикусила губу, округляя глазки.       Её тощее тело быстро сдавалось. Цири нежно разминала розовые ягоды сосков на маленьких грудках, самозабвенно целуя удивительно сладковатые губы Берты. Берта тихо постанывала, сначала конвульсивно подрагивая, затем осмысленно выгибаясь навстречу, обвивая Цири руками, притягивая к себе. Угловатые рёбра ходили ходуном в неровном темпе под музыку вздохов. Цири плохо умела терпеть, опуская пальцы ниже, туда, где уже сделалось влажно и горячо.       Влажно и горячо.       Как старо, как избито. Но всякий грёбанный раз одуряюще.       Цири рвано выдохнула, куснула распухшую нижнюю губу Берты под слабый вскрик удовольствия и сползла вниз, сразу припадая к мягким складкам. Берта в волнении охнула, прикусила себя за предплечье.       - О, нет, – отвлеклась Цири на секунду, – я заплатила за звукоизоляцию, и хочу использовать её.       Затуманенный взгляд брюнетки столкнулся с её горящим, и Берта, пискнув, кивнула. Следующий широкий мазок языка выбил уже уверенный стон.       И то, какое вожделение охватило юную нимфу, заставило Цири несдержанно запустить руку себе между ног, восполняя жгучую пустоту. Почти тщетно.       Перед ней открывается чудный вид на налитые кровью губки, короткий и подрагивающий пухлый клитор. Пальцы внутрь по сочащимся стенкам, – туго обхватывает, – Берта стонет до крика там, наверху. Такая чувствительная! Цири лакает, оставляет поцелуи на папирусной коже бёдер и лепестках. Как много пустых слов ходит о каких-то невиданных умениях в постели. Бред, домыслы. Морок влюблённости делает всё за тебя, заставляя руки, губы, язык работать в самом правильном танце. Цири греет в ладони вибратор под вскрики и метания ничего не подозревающей Берты. Когда машинка заменяет пальцы Цири и сотрясает распалённое нутро мелкой дрожью, Берта неожиданно для себя опрокидывается в первый оргазм, отшатываясь от Цири. Та хватает её за пояс, прижимая за бугор тазовой кости к матрасу, и, перекладывая один палец на клитор, вращает кистью, растягивая податливую киску отчаянно колотящейся в экстазе Берты.       Всё так правильно. Так хорошо. Недостаточно хорошо для самой Цириллы.       - Что ж, теперь твоя очередь, – выдыхает она на ушко, влажно чмокнув, устраиваясь под боком загнанно дышащей девушки.       Но на лице её находит лишь растерянность:       - Разве ты не верхняя?       Цири чувствует, что уже остывает, но желание не уходит, свербя в груди и в низу живота.       - Какая разница? – вопрос получается грубоватым, и Цири надеется, что это не помешает. – Подруга, в этом нет ничего сложного, – заканчивает она уже мягче, гладит тёмные волосы.       - Я... не умею так, – густые ресницы глупо хлопают в ответ.       - Просто повторяй, – Цири берёт её пальчики, вкладывает туда игрушку и тянет вниз, навстречу своему лону, где уже, кажется, коснись, и всё взорвётся фейерверком перед взором.       Но то, как неумело и скучно скользит Берта снаружи, едва попадая внутрь, забыв про груди, страсть и поцелуи, тушит огонь до апатии, прохлады, предпохмельного забытья.       И более никто, сколь не ищи, не может раздразнить эти угли.