Легенды и мифы о живом мертвеце

      Пламя костра протягивало к ночному небу рваные огненные лоскуты. Оно двигалось, между тем как время вокруг него словно остановилось. Жиду казалось, что утро — а вместе с ним и штурм — никогда не наступит.       Остальные солдаты разошлись спать сразу после ужина. Андре тоже нужно было набираться сил перед важным сражением, но огонь заворожил его. Он размышлял обо всём подряд и одновременно ни о чём не думал, словно мысли его пожирал костёр.       К негромкому треску сгорающего валежника добавилось постукивание откуда-то со стороны. Феху, снайпер из взвода Жида, опять проводил вечер за рунами.       — Хотите, я вам погадаю, командир? — тихо спросил он, складывая помеченные неровно выжженными символами деревяшки обратно в мешочек.       Война заставила Андре крепко запомнить, что в тяжёлые времена нет надёжнее костыля, чем вера. Ради того, чтобы найти в себе силы жить, чтобы не сломаться, чтобы заглушить боль искусным самообманом, люди готовы на всё. Сколько бы ни хаяли религию, мистику и магию, сколько ни обличали в лицемерии и лженаучности, а она не изживала себя. Это удивляло и восхищало.       Первое время на фронте запомнилось суеверностью некоторых сослуживцев. Андре хоть и был человеком набожным, но всё же испытывал испанский стыд, заставая чужие обсуждения удачных примет. Такие беседы подошли бы легковерным гостьям ворожей, но не суровым командирам, от которых требовалась трезвость ума. Предрассудки вроде веры в гадания, по мнению Жида, ум как раз замутняли.       Обыденная жестокость военных будней смягчила его пуританскую категоричность. Безнадёжность — благодатная почва для веры, какой бы она ни была.       — Погадай.       Андре обернулся на плохо различимый шёпот и наблюдал за тем, как Феху что-то бормотал себе под нос, рассеянно поглаживая мешочек. Огонь бросал резкие тени на загорелое лицо, делая его похожим на поразительно реалистичную ритуальную маску шамана. Из-за этого вид Феху вызывал противоречивые чувства — неловкость, как при лицезрении плохой актёрской игры, и уважительное нежелание эту неловкость проявить.       — Спрашивайте. Постарайтесь чётко сформулировать свой вопрос.       Когда нет уверенности в помощи материального мира, ты готов поверить не только в Господа. Выбравших костыль-веру людей Андре порой сравнивал с детьми: стремясь облегчить своё существование, они перекладывали ответственность за себя на Бога, Люцифера, демонов и карты Таро.       Когда Жид засыпал, то слышал нестройный хор произносимых шёпотом молитв; они просили Господа спасти и сохранить.       Терзаясь от неизвестности — умру ли я завтра или буду жить? — многие пытались заглянуть в будущее.       Вот тут-то и вступали в дело Феху и его руны. От него Андре меньше всего ожидал увлечённости мистикой. Ожидать что-либо от этого молчаливого парня с безмятежной усталостью в глазах в принципе было сложно, но он представлялся более приземлённым. Потом выяснилось, что он вовсе не закоренелый реалист, каким его воображал командир.       — Будет ли штурм удачным?       Гадание Феху было простым, лишённым артистических пассов руками, имитации транса и прочих вещей, любимых владельцами мистических салонов. Закрыв глаза, он выложил на утоптанную вокруг кострища землю три руны, после чего посмотрел на них с непривычной его лицу мрачностью.       — Руна в центре означает настоящее. Наутиз — нужда и отчаяние, «необходимость атаки». Руна слева — прошлое, причина этой необходимости. «Война». Тейваз, руна воина, вам уже знакома. Руна справа…       Феху сделал паузу, принимаясь накручивать на палец тощую прядь отросших волос. Насколько помнил Андре, этим жестом он выражал растерянность.       — Руна справа — будущее. Хагалаз несёт разрушительную силу и перемены. Вы одолеете противника, однако… возможно, что и у вас в жизни что-то порушится. Учитывая это, присутствие Наутиз можно трактовать как предупреждение о предательстве. Гадание по рунам неоднозначно, командир, — голос Феху звучал виновато. — Иной раз смысл предсказания можно понять только когда оно сбудется.       Жид не прислушался к предостережению рун, ведь его соглашение было всего-то проявлением вежливости. Он верил: Господь спасёт и сохранит.