Легенды и мифы о живом мертвеце

      Финал своей жизни Жид считал закономерным, хоть и не совсем ожидаемым: медленное и мучительное угасание в изоляции. Де факто клиника, где содержались пострадавшие от вируса, не являлась тюрьмой. Им говорили, что это приют, что здесь они могут не думать об осуждении за уродство, спровоцированное вирусом; мол, общество отнесётся к ним с неприязнью, когда признаки болезни станет трудно скрывать. Де юре — Андре превращался в чудовище, поэтому его заперли в клетке подальше от брезгливых, порядочных, державшихся в неведении граждан. Его таили от тех, кому повезло больше, кто мог стать таким же, но не стал.       Освободит его только смерть. Снова. Разница в том, что теперь Андре не мог искать гибели сам. Оставалось позорно ждать, пока его сомнут в кроваво-костную кашу проросшие внутрь драгоценные кристаллы.       Бездействие уже не так сильно свербило занозой в мозгу. Жид долгое время не смирялся с тем, что от него ничего не зависело. Отказывался принимать, что жизнь преподнесла ему препаскуднейший сюрприз — болезнь, которую нельзя одолеть. Когда кварц почти сплошным покровом укрыл ноги до колена, но ещё возможно было двигаться без проблем, Андре прилежно ходил на обследования и пил выписанные препараты (плацебо-пустышки, как выяснилось потом). Он создавал видимость борьбы для успокоения себя: обламывал кристаллы и залечивал оставленные ими лунки, блестящие от сукровицы и белёсых крупинок, полагался на силу собственных мышц и костей, часто крошивших не набравшие крепость кристальные стержни.       Так не могло продолжаться вечно. Со временем кристаллы стало сложнее ломать.       А потом Жид понемногу свыкся со всем: с кварцевой взвесью, попадавшей на зубы и заставлявшей слезиться глаза; с глухо пульсирующими ранами от выдранных в порыве бессильной злобы камней; с отяжелевшим телом; с натужными скрипом суставов, с трудом выносивших новые нагрузки. Выбора не было, вот и привык.       Ему почему-то вспоминалась боль от первого прорезавшегося зуба мудрости — ноющая, раздражающая из-за нарыва во рту, приносящая отвратительную слабость. Сейчас Андре испытывал нечто схожее, только распространялось оно по всему телу. В начале болезни сравнимое по дискомфорту с уколом, ныне это чувство изматывало, сводило с ума. Андре невольно думал о раковых больных. Он не чувствовал покоя в зудящих мышцах даже когда лежал. Он был одним сплошным раздражённым нарывом.       Иногда ему то ли слышался, то ли мерещился тонкий ровный звон. Наверное, так воплощалось в реальность его напряжение. Звон наравне с болью порой доводил Андре до помешательства, и он кричал до тех пор, пока были силы кричать, чтобы его заглушить. Его не прерывали. Всё равно не могли как-то помочь. На первых заражённых, особенно в терминальной стадии, сыворотка не действовала.       В последние дни всё отчётливее становилось ощущение наполненности чем-то угловатым. Кристаллы теснили внутренности, мешали поворачиваться или наклоняться, начинали проявляться буграми на животе. С каждым днём эти бугры прощупывались выше и выше.       Шевелиться было всё труднее. Позавчера, поднимаясь с постели, Андре продырявил кожу у локтя мелкими щетинками кристаллов. Болезнь добралась до суставов.       Следующая на очереди голова — последнее, что осталось в нём от человека.       Дальше лёгкие.       Дальше смерть.       Вместе с бессонницей — что за ублюдская насмешка судьбы? — Жида доканывала способность. Камни нет-нет да ворочались и сдвигались, ощутимо царапая рёбра. В эти моменты Андре отчаянно надеялся, что подохнет раньше, чем пророчили врачи, но получал вместо смерти её дразнящий фантом: поломанные кости, растёртые в фарш кишки и белёсо-розоватый кварц, величаво распустивший свои тупые иглы.       За ужином Андре чуть не раздробил зубы об крупинчатую поросль камней на внутренних сторонах щёк.       Скоро они пронзят его сердце. Скоро они лишат его рук и ног. Скоро они сдавят его лёгкие.       «Скоро», билось под воспалённой кожей, пробитой кристаллами в алых подтёках крови.       «Скоро», скрежетало в суставах.       Скоро.