Легенды и мифы о живом мертвеце

      Викинги знали цену жизни. Они не жалели ни старика, ни младенца — никого из жителей монастырских стен, бестолково метавшихся в поисках спасения. Они пришли не за рабами и вырезали всех, кто не успел забраться в башню; вход в неё был на большой высоте, мостки оказались разрушены наплывом обезумевшей людской волны. Башня оказалась неприступной, но викингов люди не заботили. Им нужно было золото. Жадно, подобно пламени, они проникали в лачуги, скриптории и подвалы, они несли смерть любому, кто мог помешать забрать скудные сокровища монастыря.       Цена жизни — золото. Она гнала Андре прочь от охваченной багровым пожаром твердыни, где нельзя было продохнуть от дымного чада и запаха горелой плоти. Она гнала его во тьму леса, на призывный блеск в отсвете исполинского костра. Его сытая и спокойная зима приняла вид драгоценных камней на дорогом переплёте неведомой книги. Горе тому, кто посмеет её отнять.       Человек вошёл в лес. Человек оставил за собой кровавую дорожку. Человек слепо шёл за мерцанием золота. Человек был глуп.       Кью бежал, но ему не было страшно. Хватит мгновения, чтобы обернуться белым вороном или огромным волком. Мгновение — и его стая разорвёт чужака на кусочки. Мгновение — и в напоминание о пришельце останется лишь снег, окрашенный алым. Бегут не только от страха. Бегут ради азарта. Ради сбившегося дыхания, подгибавшихся ног и еле сдерживаемого смеха.       Главным было сохранить доверенную ему книгу, но Кью надеялся ещё не упустить свою игрушку. Ведь люди боялись заходить в лес веками.       Взгляд Андре метался от цепочки следов на первом снегу к силуэту в тёмном плаще. Замри он — и, быть может, Андре перестал бы замечать беглеца среди хаотичного частокола голых деревьев. Но он бежал. Думал, что спасался, однако лишь растягивал собственное страдание.       Страх давал им крылья и отнимал разум.       Ноги кормили не только волка, но и воина. Трепещущий плащ был всё ближе. В затишье лесной чащобы хлопки ткани звучали оглушительно, будто сорванные паруса на штормовом ветру, и всё отчётливее среди этой какофонии Андре слышал чужое частое дыхание.       Он хищно облизнул пересохшие губы. Ещё чуть-чуть. Рука, сжимавшая рукоять меча, заледенела от напряжения, однако Андре был уверен: он не промедлит. Он вот-вот схватит беглеца за полу плаща, будто бы дразнившую его, и дёрнет назад — прямиком на меч.       Никто больше не встанет между ним и золотом.       Жёсткая рука с растопыренными, как хищные когти, пальцами поймала грубую ткань и потащила её в сторону.       Кью улыбался. Вот и всё.       Беглец тяжёлым маятником описал полукруг и развернулся лицом к обнажённому мечу, с металлическим шелестом вынутому из ножен.       Андре ослепило яркой белизной. Он увидел видение. Плащ пал на землю, погребая под собой книгу. Не человека он укрывал, а оборотня, чья разверстая пасть смыкается на руке. Белый волк вгрызается в человеческую руку, прокусывает крепкие наручи, скрипит зубами по кости и с рыком вырывает кусок плоти. Тишину леса нарушает крик обезумевшего от боли человека и вой вторившего ему волка.       «И да обрушится гнев небес на того, кто посмел поднять руку на Хранителя этого леса».       Викинг прянул назад, однако волк всё же настиг его. Хрустнули задубевшие кожаные перчатки и пальцы. Резкая боль оглушила вскриком, в котором мгновение спустя Андре узнал свой собственный. Глаза застлала белая пелена, рассыпавшаяся ярким снегом.       Белый… Белая шерсть. Белые клыки. Белое свечение, окутывавшее прикинувшегося беглецом оборотня. Оно фальшивым лунным светом отражалось на залитом кровью клинке, выроненном из покалеченной ладони; Хелльское отродье превратило её в месиво.       Андре пнул оборотня в живот. Поднимая меч другой, пока ещё целой рукой, он мельком огляделся — и зарычал от досады. Волчья стая брала воина в кольцо. Звериные глаза сверкали, выделяясь на чёрных мохнатых мордах. Непростые это лесные охотники. Они медленно окружали белого волка и человека рядом с ним, будто бы появляясь из ниоткуда. Волки чуяли запах крови. Волки были голодны.       Новое видение показало их пиршество.       Шумно втянув воздух сквозь зубы, Андре остановил глаза на белом оборотне. Ему нужно было золото.       Ведь золото — цена жизни.       — Отдай, — твёрдым рокочущим голосом сказал Андре, — и я тебя не трону.       — Не тронешь? — с издевкой переспросил вновь принявший обличье человека Кью, кружа вокруг воина. — А ты попробуй сперва!       Угрожающий низкий рык стих, потонул в звонком детском голосе. Так это фея! Андре, плавно переступая, следовал за ребёнком и телом, и хмурым взглядом. Острие опущенного меча прочерчивало границу между ними, вороша припорошенную снегом сухую листву.       — Не стоит угрожать тем, что не сможешь исполнить, — добавил Кью, глядя на покрытое шрамами лицо чужака, — да и золото — ничто. Оно лишь красиво блестит на солнце. Оно не стоит твоей жизни. Остановись. Я даю тебе выбор!       Кью задорно улыбнулся человеку. Будто бы спрашивал, куда тот повернёт: направо или налево? Вот только предлагал он выбрать между жизнью и смертью. Кью не любил людей. Не любил этих глупых лживых существ, для которых золото значит все. Они были готовы на всё ради золота. Не замечая ничего вокруг, они шли на смерть, лишь бы заполучить побольше. Разве не глупо? Интересно, а этот человек такой же? Или он наконец нашёл того, кто предпочтёт жизнь золоту?       — Оно ничто для тебя, дикая тварь из дикого леса, но не для людей.       Мог ли Андре объяснить, что порядки среди человечьего рода другие? Мог ли сказать, отступление лишь отсрочило бы его смерть, голодную и более мучительную, чем кончина от клыков волчьей стаи? Мог, но не стал. Это дитя никогда не поймёт Андре, потому что он не был человеком.       Меч устремился вверх, намереваясь рассечь фею пополам. В своём видении Андре узрел посмертное удивление в странных глазах дикой твари: в одном звезда, в другом — солнечный диск. Они были золотыми.       — Дикая тварь из леса… Обидно, знаешь ли. Я, между прочем, живу на этом свете гораздо дольше тебя.       Тяжёлый меч, обагрённый кровью, застыл в воздухе, так и не обрушившись на голову мальчишки.       Широко раскрытые глаза Андре с удивлением взирали на нечто, лежащее на маленькой и перепачканной алым ладони. На мокрый и упругий, чуть подрагивающий комок, сжатый тонкими детскими пальцами. Кью поднёс чужое сердце к лицу, чтобы рассмотреть его.       — Такое красивое! — радостно воскликнул он, кинув взгляд на оседавшего на землю воина, поражённого нестерпимой болью. — Ты правда думал, что твоей расплатой станет смерть?       Кью перевернул ладонь. Сердце упало в снег, чтобы тут же быть разорванным волками.       — Ты обидел меня! — растягивая гласные, проговорил Кью и наклонился к Андре. Тот задним умом понимал, что должен был умереть, но отчего-то не умер. — Знаешь, что я сделаю? Я подарю тебе жизнь. Вечную жизнь, — прошептал фея, кладя руки на грудь человека и закрывая глаза.       Андре был обречён бродить по лесу вечно. Такова его расплата за жизни, отнятые во имя золота и его собственных сытых зим. От безысходности он цеплялся за воспоминания о прошлом, варился в них, старался не забыть, кто он… Однако этим лишь причинял себе боль, ломал сам себя и постепенно терял разум.       — И когда ты почти упадёшь в бездну безумия, когда почти потеряешь остатки человечности, мы встретимся вновь. Vive valeque (живи и здравствуй)!       С тех пор Кью любил пугать страданиями этого призрака других людей, попадавших к нему в когтистые ручонки.