Легенды и мифы о живом мертвеце

      Сосредоточенность на боли погружает в прозрачное безмыслие. Андре смотрит на порезы, влажно блестящие от сукровицы, и на растёкшуюся по мельчайшим каналам кожи кровь, упиваясь собственной бесстрастностью и слабым облегчением. Где-то на периферии сознания он осуждает себя и сам же себя оправдывает. Завтра противоречия будут раздирать Жида с остервенением делящих добычу гиен, но пока они не мешают. Как и вопросы. Как и всё вокруг. Мир сужается до ноющих ровных порезов, холодной тяжести в животе и электрически звучащей внутри черепа пустоты.       Зато он не плачет. Зато он силён.       Андре должен быть сильным. Он командир, пример стойкости и сдержанности. Должен быть сильным. Его спокойствие и уверенность — маяк для солдат в час сомнений. Должен быть сильным.       Должен, однако порой исполнять этот долг становится тяжело.       Тревожное ожидание, лёгкое и цепкое, протягивается чуткой нитью вдоль позвоночника. Когда же? Ну когда же? Будто Жид знает о приближении превосходящих сил противника и о неизбежном поражении от их руки, но намеревается принять бой. Зацикленная мантра «должен быть сильным», надёжный щит Андре от сторонних смущений, всё чаще даёт сбои. Должен быть сильным? А ради чего? Сквозь микроскопические бреши прорываются вопросы, на которые он не в силах ответить. Почему не остановится? Сколько это продлится? Что должно случиться, чтобы он понял — гонка напрасна? Что станет камушком, породившим разрушительный обвал? Они сбивают с толку, эти вопросы. Они злят.       Сколько? Когда? Почему? Почему… Да какая разница, почему? Так надо. Он должен быть сильным.       Жид не может сказать что-то ещё, кроме «так надо». Чего греха таить, его самого не устраивает подобный ответ. Сколько? Когда? Почему? Вопросы заполоняют его сознание, точно черви — гниющий труп. Мешают планировать, высчитывать, искать путь к цели. С нерасторопностью и вероломством ржавчины подтачивают железный стержень его силы. Андре понимает, что избавление от них важно для него, для Имитаторов, для их цели, и всё же упрямо твердит: «так надо».       Помощь приходит, откуда её не ждёшь: заказ, шрапнель, откровение. Снова Жид постигает истины в битве. Боль — вот что нужно ему, чтобы заглушить ненавистные вопросы. Боль выжигает мысли и смутное беспокойство в спинном мозгу, а кровь лучше слёз вымывает их незримые останки из тела. В кратковременном покое длиной в путь до штаба нанимателя, утопая в зыбкой слабости и змеившихся под веками колючих тускло-зелёных узорах, Андре принимает решение: боль поможет ему оставаться сильным.       «Кровь — слёзы моего тела; проливать слёзы постыдно, а проливать кровь — нет».       Она действительно помогает. На время. Как наркотик. Сражения случаются не так часто, как теперь хотелось бы, а между тем Андре вновь чувствует натяжение в мифических полостях тела, когда-то содержащих душу, и тягостное ожидание проигрыша. В этот раз он не позволяет проснуться угрожающим его силе вопросам. Жид, с презрением относившийся к добровольному причинению себе боли, полосует свои ноги. Ступни не трогает — не хватало повредить сухожилия, — а вот икры считает местом подходящим: и не жалко, и незаметно.       Мысль о том, что старые убеждения и веру в Бога можно подвинуть ради возможности остаться на плаву, больше не кажется Андре кощунственной. Он — призрак. Он уже не подвластен Богу, тело его — не храм, а его развалины. Покуда руины эти не исчезли окончательно, почему бы не сотворить с ними, что захочешь?       Шрамы медленно поднимаются с ног на торс, смешиваются со следами старых ранений, превращают кожу Жида в холст безумного картографа; на нём отмечены стратегические поражения во имя приближения главной победы. Всё чаще по нервам хлещет двойная доза адреналина; чем выше порезы — тем выше опасность лишить себя призрачного существования. Но Андре не покончит с собой, нет. Ему не нужна смерть ради смерти. Ему нужно быть сильным, чтобы отделить настоящего себя от призрачного солдата. Если ради этого разделения придётся нанести шрам на горло, то он его нанесёт.       Так надо.