Жаль, что нельзя ничего поднять. Блять.
Саша села на корточки и начала пристально всматриваться в глянцевую фотографию. Множество людей смотрели на неё со старого снимка. Кажется, тут запечатлён какой-то праздник. Да, она помнит, что очень любила это фото, но вот только почему? Голова гудела, хотелось просто взвыть от этого противного, щемящего чувства; помнит ведь что карточка важная, но чем именно не знает. Внезапно ее внимание приковал один неприятнейшего вида мужчина, стоящий рядом с миловидной женщиной, которая держала на руках девочку, лет так пяти от роду. В маленьких крысиных глазках, блестящей лысине и парочке подбородков Саша безошибочно определила своего начальника, но на несколько лет старше. Сердце забилось чуть быстрее, будто в каком-то неведомом предвкушении. Что это все значит? Рыская глазами по достаточно темному снимку, девушка смогла определить, что это фото со свадьбы или какого-то подобного торжественного мероприятия, состоявшегося в 2006 году. Шура горела желанием разобраться в происходящем, в конце концов, этот снимок хранился у неё дома, а это значит лишь одно- он с ней тесно связан. Немного поразмыслив, было решено, что та пятилетняя девочка- Саша Вознесенская, женщина, которая ее держит- мама, а отец, мужчина стоящий рядом с Палачовым- отец. Странно было лишь то, что отца девушка пусть и смутно, но помнила, а воспоминания про мать упорно не хотели возвращаться.Блин, блин…нет, глупости. Пятилетка не может не запомнить родителя. Это глупо, глупо. Абсурдно. Так, стоп…
Лишь только Саша решилась прикоснуться к снимку, как вся комната начала стремительно разрушаться: обои, будто состарившись, стали отклеиваться от бетонных стен с весьма неприятным звуком, мебель тлела на глазах. За пару десятков секунд девушка вновь оказалась во тьме. Перепуганная, Вознесенская начала оглядываться в поисках чего-то такого, к чему можно было подойти, прям как в начале этого «сна». Темнота же оставалась непроглядной. Вот над головой раздался электрическое потрескивание, затем загорелся свет. Саша подняла голову и увидела лампу. Треск продолжался, одна за одной загорались все новые и новые лампочки, будто бы освещая собой какой-то неведомый коридор. Шатенка неуклюже поднялась, -«темнота» была вязкой и непонятной, похожей на болото, -пошла вперёд, на свет.Дверь!
Стоило в поле зрения появиться очередной комнатке, как в душе девушке что-то йокнуло. Спешно дёрнув дверь, Саша оказалась в знакомом воспоминании- маленькая девочка с тортом, но вот только на этот раз ее не окружала темнота. В углу, на диванчике рядом с ребёнком сидела женщина с фотографии. Точно мама.…Получается, что до пяти лет я точно с ней жила. А потом?
Воспоминание вокруг девушки внезапно закружилось, постепенно превращаясь в чёрный вихрь. Момент. Новая картинка. Маленькая Саша жмётся к плачущей матери. Женщина держит в руках телефон, кричит что-то в трубку, придерживая другой рукой своего ребёнка. — Я не могу так, понимаешь? Не могу! —… — Не приближайся к нам, прошу! Господи… Тьма. Саша затравлено оглядывается, пытаясь сложить в голове пазл с явно недостающими фрагментами. Ожидание следующей иллюзии затягивается, начинает напрягать. Вдруг слышится шум и шорох, девушка осознаёт, что видение началось, просто в нем она находится в каком-то темном помещении. Кажется, это шкаф. Саша чувствует, как на голову давит тяжелая одежда, пальто например. Шевелится робко, отодвигая вещи, ведёт маленькой ручкой по двери. Хочет открыть. Приглушённый грохот заставляет девочку взвизгнуть, отшатнувшись к стенке своего укрытия и больно ударившись головой. Больно и громко. Заставив себя сдержать подступающие слёзы, Саша приоткрывает дверь. Кровь, там кровь. Через небольшую щёлочку виднеется женская рука. В крови. Маленькая Вознесенская из воспоминаний слышит тяжелые шаги, следом ее ослепляет свет. Дверь шкафа открыли. Перед глазами мелькает темный пиджак в мелкую белую полоску, чёрные штаны, блестящий ботинок. Резкая боль. Снова темнота.***
— Шур, ты это…ну, если слышишь… Голова нестерпимо болит, в глаза, ещё закрытые, бьет свет. Очередное воспоминание? Саша заставляет себя разомкнуть отяжелевшие веки. Нет, не воспоминание. — К-какого хрена тут происходит? — белая пелена потихоньку спадала, обнажая под собой не менее белое помещение. Что-то размеренно пикало над ухом, начиная раздражать буквально с первых секунд. Саша хотела было приподняться, даже предприняла жалкую попытку это сделать, но внезапная слабость заставила ее плюхнуться на мягкую подушку. — Сашка! — Миша всплеснул руками и подскочил, — я уж думал, что ты не очнёшься! Е-мае… ты не напрягайся главное. — Не очнусь? — А то! Блять, помнишь…если помнишь конечно, -последние слова Горшок пробубнил себе под нос, — когда ты мне позвонила? Я сразу к тебе помчался тогда. — И…? — И, и, что и? А ты обморочная на скамейке валяешься, рядом Светка вьётся, будто бы ее попытки побить тебя по щекам могли на что-то повлиять. Ей Богу, а, — Миша запустил пятерню в свои взлохмаченные волосы, — и все же хорошо, что ты с ней пересеклась, она медиков вызвала. — Светка? Это… — Так, ясно, не бери в голову, в плане… Потом как-нибудь познакомитесь. Наверное. Это Князева подружка. Ты как себя чувствуешь то? — Да знаешь…хуевастенько, по правде говоря, -Саша огляделась по сторонам, будто бы за минуту диалога что-то в палате могло измениться, — и долго я…ну, это самое? — Ну и голос у тебя, Сань. Ровно 40 дней. — Сколько?! На лбу девушки даже выступила испарина, слышать о том, что она сорок дней валялась в бессознательном состоянии было как-то дико. Миша, заметив в глазах подруги испуг, поспешил ее успокоить, но Саша не слушала. Точнее, она просто не могла разобрать, что именно лепечет Горшок. Да и какая разница, один только голос его мог унять любую дрожь. Вознесенская что-то промямлила в ответ и снова провалилась во тьму. Реабилитация проходила на удивление быстро. От милой медсестры, которая была приставлена к Саше, девушка узнала, что Горшенев на протяжении всей ее комы регулярно приходил «в гости». От таких новостей на лице впервые заиграла робкая улыбка, покраснели щеки. Миша приходил и потом, вечерами в основном, но иногда и утром, а иногда его не пускали, обосновывая это тем, что «пьянчугам вход воспрещён».И все-таки я тебя люблю.
***
Наконец наступила зима. Белый пушистый снег был повсюду: на дорогах, крышах, на одежде прохожих. Саша давненько не видела настолько чудесных зим, поэтому наслаждалась буквально каждым мгновением. Постучав пальцами по покрытому витиеватыми узорами стеклу, девушка прижалась к нему носом. Холодное, чертовски холодное. — Ну, сгоняем за пивом? — А за подарками? — Вознесенская чуть ли не подпрыгнув на стуле, обернулась на Мишкин голос. — Пфф, спрашиваешь. Ладно, давай, беги собираться. Горшок решительно не любил походы по магазинам, но подарки и еда являлись исключением из этого правила. Собрав по ящикам последние деньги, замотавшись в несколько тёплых, но колючих кофт, пальто, натянув на голову платок и ботинки на ноги, Саша гордо встала в дверях. Миша же только сейчас выскользнул с кухни и, бросив смеющийся взгляд на разодетую девушку, направился в комнату. — А ты скоро там? Жарко все-таки… — Не жалуйся, торопыга. Проверь лучше ключи, по-любому ведь забыла. И вправду, похлопав по карманам, Вознесенская не без удивления обнаружила, что ключи от квартиры она не взяла. По пути к центру, где и было запланировано закупаться, Саша погрузилась в лёгкое забытьё. Мысли о том, что ей довелось увидеть во время комы, которая ещё и непонятно чем была вызвана (врачи развели руками и сказали что-то про нарушение каких-то связей в мозге), девушка старательно игнорировала. Полной картинки у неё все равно не было, хотя теперь она знала, что с детства связана с бывшим начальником, и что ее мама была убита, и что она, Саша, судя по всему, потеряла память в тот день. Узнать так ли это можно было с легкостью, в медицинской карточке определённо есть информация, только вот все эти документы и выписки остались в родном 2019. А родном ли? И все же на носу был 1998 год, в планах- подарить Мише новую гитару и скинуться ребятам на запись альбома.