Школа

      На крыше сидеть заебись. Руслан уже в который раз убеждается, что «свободное» одиночество по вечерам — то, без чего он не может жить. И даже потом, когда все окрестности покроет полотно из опавших листьев, а бетонированную крышу можно будет расценивать как асфальтированную дорогу, полную луж, находиться здесь будет одно удовольствие. Сейчас же на улице опаляющая кожу жара, хоть кремом солнцезащитным мажься.       Тушенцов долго сидел на крыше, вертя в руках купленную в магазине по натоптанной схеме банку энергетика, и всматривался сквозь темные очки куда-то вдаль. Даже успел расслабиться, пока его не оторвал раздражающий в данный момент звук уведомления ВК.       «Кому, блять, неймётся…»       Руслан, морщась то ли от солнечного света, то ли от пока что неизвестно кого, лениво взял в руки телефон и, перевернувшись на живот, открыл приложение. Оказалось, что это вк. Руслан звучно вздохнул.       — Солнце ебаное…       В какой-то момент в голову пришло вполне себе разумное решение, что лучше подняться и отойти в тень, ибо телефон, сука, отражает больше, чем очки. Вставать было лень, но и сидеть без дела тоже немного наскучило. Если не учитывать другие, более ранние случаи, только утром он вместе с Кузьмой довел какую-то новоприбывшую на бюджет до истерики из-за того, что та увидела инцидент в столовой. Выглядела она девочкой неглупой, наверняка смекнула, почему именно к ней прицепились, поэтому, как и советовал ей Руслан, «ушла по собственному желанию из-за нехватки времени для достижения хорошей успеваемости». А Тушенцову уже скучно. Может потому, что это было слишком легко. Ну ничего, осталось ещё двадцать четыре человека. Двадцать четыре из тридцати. А ведь учебный год только начался. Юрий Хованский 16:55 4       Руслан поднял бровь и, зацепив свою защиту от эпилепсии за ворот худи, оторвался от нагретой стены (здесь час-два назад было солнце) и направился к люку с крыши. Этот люк часто страдает от нападок Тушенцова, когда тот приходит наверх без настроения. На этот раз Руслан закрывает его осторожно, стараясь не создавать много шума. Конечно, тут уже всем плевать на то, что он ходит туда, куда нельзя, и все шумы игнорируются, но не всегда же злиться, собственно… Ладно, мысли не о том.       Этаж учеников. Почему наверху? Постоянно приходится проходить этот ад, чтобы попасть в другое излюбленное место Тушенцова.       Опять этаж учеников — уже тех, кто учится в младших классах. Тот, конечно, ор, но честно… Тушенцов их уважал больше, чем индивидуумов выше. По нескольким причинам.       Этаж с классами.       Опять этаж с классами.       Этаж с учителями. Тут на перилах кто-то недавно вывел свои мысли по поводу завуча. Тушенцов усмехнулся и мысленно попрощался с этим человеком, хотя его ни разу не интересовала его судьба.       Собственно, этаж с учителями — последний. Точнее, первый. И самый длинный по протяженности. Тут главное — не попасться на глаза, как раз завучу из-за личных взаимоотношений.       Быстро скользнув глазами по этажу на предмет обнаружения нежелательных лиц, Руслан направился к турникетам и, перепрыгнув через один, вышел из школы. Направление было очевидно.       Как только Рус вышел, солнце поспешило скрыться за откуда-то появившимся облаком, как и настроение парня. От чего оно зависело, интересно? Вряд ли от солнца…       Деревья вокруг неспешно колыхались от ветра. Руслан шел вдоль стены школы к заднему двору, краем уха наблюдательно вслушиваясь в этот лесной шорох вокруг. Глушь, но… Красиво. Но по мере приближения к заднему двору природное спокойствие начал заменять детский и не очень визг. Вот как бы Тушенцов не относился к детям, иногда ему кажется, что это ходячие тонкие голосовые связки без тормозов.       Господи, спаси.       Руслан прошел эту орущую сатанинскую организацию под началом учителей из младших классов, но, к сожалению и удивлению, место встречи было прямо рядом с ней.       К своему искреннему изумлению Руслан также встретил троих своих приятелей нехило так избитыми.       — Вы че, подрались? — Тушенцов усмехнулся и окинул парней отстраненным взглядом, пытаясь выдавить из себя хоть каплю жалости. Немного получалось. Не настолько он мразь, чтобы не проявлять хоть каплю человеческих чувств, хотя… Господи, какие чувства.       — Да мы его, блять, еле положили… — страдальчески вымолвил Кузьма и параллельно сплюнул на пол, держась рукой за крышу лестницы в подвал, рядом с которой была выведена кривая цифра «четыре». Трава чуть-чуть окрасилась в красный.       Руслан поджал губы, внимательно пронаблюдав за этим.       — Кого?       — Новенького.       Вот это поворот. Что дальше?       — Вас трое, камон…       — Оказалось, что это не аргумент. Он сильный, блять.       Руслан напрягся сильнее. Даня против троих, в итоге один держится за живот, у второго живого места на лице нет, а у третьего сломана нога? Руслан сначала подумал, что всё-таки это какой-то прикол, и тот не может так сильно бить. Может, помог кто… В таком случае этот человек точно нажил себе проблем.       — Он один был? — поднял голову Тушенцов. А в глазах читалось искреннее недоумение.       Юра уже хотел ответить четкое «да», но глаза его скользнули куда-то вбок, потускнели, опустились, поднялись и вернулись на место.       — Да.       Как же не хотелось… Но Руслан обернулся.

***

      Рыжий, дрожа всем телом, поднялся с холодного асфальта, который местами окрасился в алый. Живот крутило, вывихи и ушибы болели до слез, но Кашин твердо решил этому не поддаваться. По крайней мере, это не смертельно, прорвется.       Вытерев нос, из которого струей сочилась кровь, он попытался до конца разогнуться, но игнорировать — в этот раз уже боль в животе — было просто невыносимо.       «Блять…» — Даня болезненно зажмурился, — «Ну давай, давай, тряпка…»       Ещё одна попытка. Больно. Но терпимо. Хотя бы стоит на месте и не падает — уже хорошо. Хорошо бы, конечно, поваляться на асфальте, расслабиться, подумать о жизни, только вот заболеть Даня не хотел, ибо в этом месте снизу почему-то сифонил холодный ветер, поэтому и асфальт тоже был холодным.       Здоровье мест, в которые его били, также оставляло желать лучшего. Дышать было тяжело, колени болели из-за того, что эти убогие придурки били его туда, чтобы свалить. Что ж, у них получилось. Но Даня, казалось, побил их не меньше. Пока те пытались уронить его на асфальт, Кашин выбирал места специально побольнее, чтоб жизнь медом не казалась. А то, ишь, втроем на одного. Лопухи слабые.       Руслана же он считал трусом. Отправить своих друзей, нежели разобраться самому? Даня уже встречал таких, но быть так тесно связанным с одним из них было до блевоты противно.       Из нескончаемого потока мыслей Кашина выдернул внезапный холодный ветер, который давно уже гулял по этим местам. Просто сейчас стало действительно холодно, а ещё противно от ноющих костей и скручивающего чувства в животе.       Даня оперся рукой о стену. Больно. Костяшки избиты до синяков. Кашин лишь ухмыльнулся, вспоминая рожу одного из дружков Руслана.       Все, пора в комнату. Сколько можно торчать здесь?       Стараясь не делать никаких лишних движений, Кашин аккуратно побрел к главному входу, успешно игнорируя взгляд удивлённых прохожих. К сожалению, сейчас было время прогулки начальных классов, поэтому, по приближению, к нему подбежала молодая учительница, охая на ходу и начиная предлагать помощь. И так добитый Даня только хмуро отмахивался и коротко закатывал глаза, стараясь увернуться от ее внимания.       Отчасти, он понимал ее. Наверно, он выглядел довольно страшно. Весь изгвазданный, в синяках, в ранах, которые нехило так кровоточили, а состояние руки вообще оставляло желать лучшего. Ему бы следовало принять ее помощь, ведь кровь надо остановить, но Даня и не думал об этом. Он гордо шел, взглядом паля даже асфальт. Хоть ноги и подкашивались, а сам он грозился свалиться в любую минуту.       Учительница лишь сочувственно выдохнула и отбежала, спешно доставая по пути телефон. Дополнительная поддержка пропала, и Даня тут же нахмурился в попытке встать ровно. И, теряя силы и освещение в глазах, снова это сделал и снова с прожигающей уверенностью поднял глаза.       Случайно встретился своими со стеклянными глазами Руслана.       Показал средний палец.       Мило ему улыбнулся.       И свалился, отдаленно ловя остатками сознания крики каких-то учителей.       Руслан обернулся и увидел то, что заставило заткнуться все мысли.       Казалось бы, он должен уже лежать на полу, но шёл… Шёл, даже не прося помощи… И в самый последний момент посмотрел прямо на Руслана, огнем прострелил насквозь и упал на землю без сил и сознания.       Тушенцов отвернулся от него, потирая глаза и стеклянно смотря в пол.       — Эй, чел! Норм всё?       Юра потряс парня за плечо. Тот вышел из транса и только неопределенно закатил глаза.       — Ты у меня спрашиваешь? — с лёгкой ироничной улыбкой выдал Руслан.       — Да.       — Зато будет знать, что не стоит лезть, куда не надо… Ну? Жалеешь его, что ли? — криво ухмыльнулся Кузьма, но после одного взгляда Руса заткнулся.       Тушенцов запихнул все мысли о том, что это было чересчур, в пятую точку и, резко развернувшись, точно направился в школу, а ещё точнее — в общую с Даней комнату, в место, где он бывает реже всего. Все равно его не будет. Может, неделю. Может, две. Может, месяц… Но Даня же не слабый — наверняка скоро выправится. Скорее всего… Учителя повсюду, вызовут скорую, на крайняк отведут в школьный медпункт, а верха школы сделают всё, чтобы эту ситуацию замять, ибо жалобы от родителей не нужны.       Рус как будто на автомате достал гитару, задумчиво разглядывая отражение окна на блестящей поверхности и параллельно перекидывая черный ремень через голову.       Один мотив. Не то.       Второй.       Третий.       Зачем он вообще ее достал? В этой ситуации играть только песню про деда Максима, вот только Руслан ее считал отсталой и глупой, а Юра каждый раз с важным видом парировал, что он просто завидует, а Кузьма добавлял «его девушке». С тех пор, кстати, над ним больше никто не шутил.       Играть не получалось никак. Все злило, абсолютно всё. Даже игра на гитаре, которая обычно успокаивала. Такого беспорядка в голове у него не было давно. Это… Пугало? Нет, просто непривычно.       Задумавшись, он даже и не заметил, как уже какую минуту безотрывно пялится в окно.       Рыкнув, Тушенцов вскочил с кровати, схватил стул и, поставив его перед открытым шкафом, полез наверх, перед этим наспех перекинув ремень гитары через себя.       —…это не то, это… Тоже… Да… блять, где? Ах, вот.       Достав с глубин верхней полки кепку с красной надписью «hell», Руслан дёрнул уголком рта и, осторожно напялив ее на себя, ретировался из комнаты.