Школа

      Даня сбил режим с Руслановскими припадками. Немного, но ощутимо. Раньше он был морально убитой мумией, а сейчас ещё и невыспавшейся.       Но хватит о плохом: Онешко, приблизительно сто десятый раз напоминая об абсолютном молчании, сообщил, что Поперечный согласился на его присутствие (Даня от такой формулировки почувствовал себя персоной нон-грата).       Движ был запланирован на день рождения Алишера. Всё было продумано до мелочей… в которые Кашина не посвятили. А хотелось бы, собственно, знать, как ночью группа из нескольких человек покинет закрытую, хорошо охраняемую школу, в то время как выход в туалет после одиннадцати грозил выебанными мозгами. Все решили, что даты и времени рыжему будет достаточно, чтобы не схавать десять упаковок панических мюслей.       Но тот любопытством не отличался, поэтому выпытывать ничего не стал. Была проблема поважнее — Руслан.       Пару раз Даня надумывал посвятить его в ночные планы, чтобы тот с ума не сошёл по возвращении в комнату, но решил отложить эту мысль. Зная Тушенцова, тот накроет эту тусовочку медным тазом и ёбнет Кашина головой об стену.       Дни шли быстрее обычного. Он не помнил, как вставал, учился и снова ложился с перерывами на мелкие дела. Несмотря на недостаток энергии, Даня ебашил, даже не осознавая непривычности ситуации.       Редкое свободное время было пропитано матом и припадками Тушенцова. Усугублялось это из ниоткуда взявшейся упрямостью. Очень хотелось бы знать, почему эта несчастная стиральная машинка твердила, чтобы Кашин засунул успокоительные себе в жопу.       Этот раз — не исключение. По возвращении Кашин снова застал ебучий случай — Руслан задыхался на полу. Приходил в себя он долго, чередуя предсмертные хрипы и старые добрые «в-в-всë в поряд-д-дке». Поспал два часа, перед тем как его снова начало потрясывать, однако потом с помощью успокоительных утихомирился. Можно подумать: «Ого, Руслан молодец, начал думать о себе!». Нет, хуй там. Дане просто надоело, и он воспользовался тем, что чужой рот был открыт.       Сейчас Руслан лежал щекой у Дани на коленях, с усилием держа веки открытыми и занимаясь «важным делом» в телефоне. Этот припадок умотал его раньше времени, но восстанавливать силы он, видимо, ещё не планировал. Ну а рыжий не вмешивался и в спокойной тишине перебирал шоколадные волосы.       Из окна поддувало невесомым холодом. С собственной кровати почти упало одеяло, которым он забыл еë культурно заправить утром.       Голова, слабо пульсирующая в районе виска, была занята то предстоящими контрольными, то музыкой, то чем-то совсем неважным и второстепенным. А внутри было спокойно. Даже… трепетно?.. Забылся страх перед сегодняшней вылазкой, и Данину душу ничего не тревожило.       — Я сейчас засну, — тяжесть на его колене привалилась к животу: Руслан увернулся от гладящей руки, зацепился взглядом за Данину усмешку и, закатив глаза, завалился обратно набок.       — Я этого и добиваюсь.       — Не твоя забота.       Но Руслан больше не фыркал, а Даня продолжал веером пальцев мягко проводить по корням его волос, за что мутным от удовольствия голосом вскоре был назван «сукой».       Причину подобной реакции Даня понимал. Дошёл до этого не без прямых намеков Дениса, но всё же дошёл. Да он бы и сам мог понять, что Руслан каждый день хуеет от непривычно большого количества заботы. Хотя тут правильней сказать «просто хуеет от заботы». Хуеет, брыкается, но факт наслаждения не ускальзывал от зелёных глаз, как бы Тушенцов не пытался строить из себя камышовое хуендукало.       — Всё, хватит, — смущенный Руслан отстранил чужую руку, с трудом поднимаясь в сидячее положение. Даня даже разочарованно поджал губы, а потом вдруг понял, что сам чуть не заснул, пока занимался благотворительным массажем. Руслан встал с кровати, отправляясь ставить на зарядку телефон. Поставил и завис, будто что-то вспоминая. Что-то не очень хорошее, судя по выражению лица.       — Что тебя заставило вспетушиться на Хована?       А.       На осуждающий взгляд Даня тяжело вздохнул. Нет, он, конечно, понимал, что поступил мало того, что недальновидно, так ещё и опасно хуëво, но было смутное ощущение, что Руслан в любом случае Даню нещадно отчитает. Даже если тот на колени встанет и прощения попросит.       — Под горячую руку попал.       Руслан тëр лицо ребром ладони, закрывая пальцами недовольный прищур.       — Мне, наверно, надо сказать «спасибо», за то, что «под горячую руку» попал не Алишер, занимающийся единоборствами?       — Он не полезет на меня. А если полезет, его ебало испытает болезненное чувство дежавю.       — Ни разу не сомневаюсь, — осуждение в карих глазах всё росло и росло. Дане внезапно захотелось съязвить. Бросить что-то типа «чья бы корова мычала», но в последний момент он прикусил язык. В его полномочиях либо создать конфликт, либо предотвратить его появление.       Подперев голову пальцами и приподняв брови, Даня взглянул наверх спокойно, желая в ответ получить что-то кроме пассивной агрессии. Руслан, наблюдавший за каждой его эмоцией, поджал губы и сел рядом, мрачно смотря на скрещенные в замке руки.       — Как бы ты не нарвался.       Даня тупо моргнул, потому что всё это время пребывал в легком шоке от осознания того, как часто стал контролировать свой падкий на подъëбки язык. Пальцы прошлись по волосам, Даня с неприязнью парировал:       — Юрец твой в сплетнях меня искупал.       — Не думаю, что это он.       — Пруфы есть?       — А у тебя? — Руслан хмыкнул, а Данины брови сдвинулись ещё ближе.       — Слепому видно, что он приëбывается ко мне чаще остальных.       — Это не показатель.       — Да блять.       Что-что, а спорить с Русланом бесполезно. Но ему тоже это всë конкретно не нравилось. День за днём вбросы, и Даня бы попробовал забить. Только вот содержание про еблю девушек задевало его не так сильно, как ревнивицу, сидящую рядом.       Хорошо, что Руслан не реагировал так, как в первый раз, однако было трудно не заметить хмурых и пытливых взглядов, долгих влажных поцелуев, главной целью которых было «перебить» вымышленные женские касания. Даня даже кончиками волос чувствовал всю эту ревность. Наверно, потому, что им тоже досталось от цепких пальцев.       Но решать проблему Руслан с недавних пор больше не пытался. Говорил, что никто не знает, кто рассылает, ибо аккаунт фейковый и местоположение указывает вообще на другой город. А Кашину после таких подробностей ещё сильнее стало интересно — кто вообще, блять, будет так париться? А главное — с какой целью, если Кашин уже давно «расстался»?       Уголки губ медленно тянуло вниз: от Руслана вдруг потянуло ментальной раздавленностью, чем-то ощутимо тяжёлым. Он таким был последние несколько дней, а сейчас, видимо, задумался о своей проблеме.       — Я, скорее всего, на ночь останусь у Моргена.       Даня кивнул и немного расслабился, что придумывать причину ночного отсутствия не придётся.       — Хорошо.       Это давление только росло и настолько непривычно ощущалось, что Кашин на пару минут замолчал, непроизвольно пытаясь наткнуться на что-то вроде напускного похуизма. Но ничего другого не было. Даня скованно обвел его взглядом.       — Интересный факт, — Руслан нечитаемо хохотнул, убирая ладонь ото лба, — Меня не хотят там видеть, а мне в хуй не упало приходить. Но это типа… жест вежливости?       Больше он ничего не говорил, да и взгляд отсутствующе застыл на блекло-голубой стене. Даня же молчал, потому что чувствовал себя так, будто случайно прочитал чужой личный дневник. И трепет от внезапной открытости Руслана омрачался страхом её спугнуть.       — Ладно, похуй. Вернусь, как ток меня перестанет веселить этот цирк.       А, ну, в прочем. И делать ничего не пришлось. Руслан за пару секунд, за несколько слов почти заставил поверить в то, что на самом деле поведение одноклассников его веселит, а не угнетает.       Отнюдь, Даня не такой уж спец в человеческих чувствах, чтобы говорить точно. Но когда Руслан с выдавленным «до завтра» хлопнул дверью комнаты, неподвижный взгляд зелёных глаз заметно помрачнел.

***

      Как-то раз ему сказали «не теряться во временных эмоциях» типа страха, гнева и воодушевления, иначе щелчок — и ты неуравновешенная легкодоступная мишень.       Пока Даня сидел на кровати, освещаемый лишь экраном телефона, он пришёл только к одному выводу: жизнь — пиздец.       Как же было хорошо, когда не приходилось каждый день забивать себе голову проблемами, гоняться в бесконечном поиске правды и спокойствия. Данин похуизм утëк так неожиданно, что обратной дороги уже не найдешь. Уже не представишь себе необдуманных поступков или беззаботного веселья в ответ на «уроки жизни». Это же пиздец! И… Даня что-то написал. Данила Поперечный 00:56 ща тут problems с дежурной но думаю успеем, будт готов       — Блять, господи, помоги.       Ладно, душевные терзания потом. Хотя, с хуя ли?       Единственное его желание заключалось в том, чтобы его хотя бы попытались заверить, что вылазка пройдёт не плачевно. Но всем было похуй, поэтому Даня задумался о необходимости запасной смерти, ибо если они попадутся, и его так глупо отчислят, он сдохнет со стыда. А стыд — это не то, от чего хотелось бы сдохнуть.       Короткий стук в дверь. Даня, впопыхах напяливая куртку, случайно проебал телефон. И, главное, очень вовремя. Матно помолившись богу, он-таки нашёл его спустя пару минут и далеко не пару повторных стуков. Выплыл к бессмертному тëзке он уже порядком вспотевший и заебавшийся, моментально получая насмешку, мол, красился, что ли?       — Нет, укладку делал, — Даня закатил глаза, семеня за прыснувшим Поперечным до лестницы, — Слушай…       — Слушаю, — моментальный ответ, заставивший еле собранные в мыслях слова потерять логическую связь. Но Кашин не пальцем деланный.       — Что ты сделал с дежурными, охраной и гипотетическими желающими выйти ночью поссать?       — Уж извиняй, но на первые два вопроса нихуя сказать не могу, кроме того, что там наши люди.       Поперечный дошёл до второго этажа и тихо начал открывать дверь в коридор. Даня проглотил лишние вопросы, ибо в этот момент сердце чуть не сделало суицид. Ебучий скрип разнесся, кажется, по всему Красноярску.       — А по поводу третьего, — Даню Поперечного, казалось, ничего не волновало, поэтому он чуть не снес рюкзаком фикус, — Нам несказанно повезло, бро.       — Ну охуеть.       — И главную угрозу мы уже прошли.       — Типа…       — Руслан, Алишер, Кузьма, Юра. Но в основном, Руслан, конечно.       Даня встал за Поперечным при входе в незнакомую аудиторию, поджимая губы и осматривая тёмный коридор. Тот возился с ключом, причём довольно тихо, учитывая то, что двери тут исконно шумные.       — Заходи.       Поперечный приоткрыл дверь в кабинет, а сам скрылся за углом. Внимая жестам «поторапливайся», Даня послушно зашел внутрь, и тут его гипотеза о том, что они будут прыгать со второго этажа, раскололась. Главное, чтобы не сотни маленьких пробирочек, которыми были уставлены стеклянные полки.       Это было похоже на химическую лабораторию. Большую, светлую. Двухэтажную… Из окон падал свет на многочисленные приборы, среди которых был самогонный аппарат. Или… Похуй.       Даня подошёл ближе к ступеням, удивленно оглядывая нижний этаж. Тем временем Поперечный, закрыв дверь, поравнялся с ним и уже начал спускаться.       — У нас всё это время был двухэтажный кабинет?.. Ну, типа, кроме спортзала и актового, — шок не спешил уходить с его лица даже когда он оказался внизу, а Поперечный уже возился с окном.       — Тут химический кружок занимается. Сделали два этажа, вроде, для того, чтобы воздуха было побольше и никто при опытах не задохнулся.       — А-а, — Кашин скользнул взглядом от белых халатов к партам и идеально вымытой доске.       Нижний этаж в принципе был обустроен как класс. Класс с особенностями. Парты были белыми, одиночными и далеко расположенными друг от друга. Когда Даня поступал в эту школу, он думал, что такие будут везде, но нет. Во всех классах использовались двухместные, как и в обычных школах.       Да его много чего в начале года удивляло. Возможно, ожидания у него тогда, всё-таки, были. Что попадёт в рай, где не ебут мозги учителя, где все встают на сторону ребёнка, готовы подтягивать его в любое время, а не «в среду я свободна, говна кусок. У тебя четыре секунды до перемены». Ага, щазз. Помечтали и хватит.       Со стороны Поперечного послышалось тяжёлое «бля-я», и Кашин, глянув, как он старается, лишь понимающе хмыкнул: он и сам в прошлой школе ебался с окнами. И не только с окнами. С потолками тоже, ибо там однажды нашли пятитысячную купюру…       Даня такой мечтательный.       Сейчас делать нечего. Поперечному он вряд ли поможет, зато сам кабинет его заинтересовал, потому что обставлен он был будто с реальным знанием дела, а не на «отвали». Это тебе не обдрипанные микроскопы с уроков биологии и убогие чучела лягушек. Тут он даже явно пустые пробирки трогать боялся.       У стены — длинный серый стол. Наверное, он был единственным предметом мебели, на котором не находилось ничего, кроме бумаг и папок. Но когда Даня подошёл ближе, разглядел за самой крупной стопкой поднос с камушками. Небрежными, серыми и не особо-то привлекательными.       Слева — то ли тесты какие, то ли анкеты. Кашин достал телефон и подсветил бумаги. И все-таки, он был прав. Это практическая работа, к тому же, уже оцененная.       Даня, обернувшись на Поперечного, куснул губу и снова глянул вниз. Руки немного сдвинули верхние слои с тройками и какими-то красными надписями, а глаза забегали по инициалам учеников.       — Че ты там делаешь? — неагрессивное шиканье. Даня цокнул, смазано просматривая чужие кривые почерки.       — Просто смотрю. Тут какие-то неспособные… — светлые брови чуть сдвинулись, — Одни тройки. А, вот одна четвёрка. Из десяти работ, бля.       — Училка строгая. И материалы даёт на три уровня сложнее. Вот есть у тебя пять по химии в полугодии, — со стороны окна послышался сомнительный щелчок, но обернувшийся Кашин застал только очередную порцию мата, — А тут у тебя будет три, а то и два. Моя девушка ходила, но таких требований не выдержала.       Поперечный, вытирая лоб рукой, звучно выдохнул.       — Сорри, окна снова поменяли. Весь городской бюджет течёт сюда. Лучше бы дороги сделал, хуила.       Кашин, хмыкнув, вернулся к старому занятию. Скоро в татуированной руке оказалась добрая половина стопки, но зелëные глаза заострились на верхнем листе оставшихся работ. Руслан Тушенцов 10А 26/26 — оценка 5       Уголок губ дёрнулся вверх.       — Всё, чувак, сворачивайся.       Со стороны окна понесло долгожданным морозным воздухом. Даня оперативно убрал всё на место и через минуту уже стоял ногами на ледяном асфальте, скептически смотря на камеру, направленную прямо на них.       — Она сейчас не работает. Давай, ускоряйся.       Пошли они немного в обход, чтобы следы попали в общую массу и сильно не палились.       Задний двор. Тут нет жилых комнат учителей, только пустые кабинеты завуча, директора и тому подобных важных лиц. Поперечный просеменил к забору по вытоптанной детьми полянке и под сиплое «блять» от Кашина отогнул палкой колючую проволоку.       Чтобы отойти от ступора, рыжему понадобилось какое-то время.       — Она…       — Разрезана.       Самодовольно ухмыльнувшись, Поперечный перекинул рюкзак на ту сторону и сам с огромным трудом начал карабкаться наверх. Что ж, шансы уебаться об неё были уже не настолько высоки, но достаточно того, что просто были.       — Уже давно, кстати. Года четыре назад мы с Юликом чуть не попались Тушенцову и Алишеру. Думали всё, пизда рулю. Но в итоге вчетвером решили разрезать эту хуйню. Типа, всем это было выгодно. Им же тоже надо сучек своих за сигаретами и бухлом посылать.       Кашин, едва успевший перелезть и чудом не выронивший понапиханные в карманы вещи, с нескрытой искрой глянул на Поперечного. А в голове непонятно почему сердито забилось:       «В смысле, блять, сучек своих?!»       Этого ещё не хватало.       Кашин успокоился, едва вспомнив то, что сам раньше Кузьму и Юру сучками Руслана называл. С протяжным и негласным «пиздец» Даня вскинул брови и неосознанно мазнул взглядом в сторону пятого этажа. Зачем? Непонятно. Его окно ведь с другой стороны.       Однако в порыве внезапных бурных раздумий Кашин зацепился за силуэт человека, и…       — Сука, Поперечный. ПОПЕРЕЧНЫЙ, ËБ ТВОЮ МАТЬ, — Кашин пихал его, пока вместо недовольной рожи не получил ступор и фокус в нужном направлении. А тот неизвестный человек будто шёл на них.       — Пиздец, — лаконичный шёпот.       Сердце отбивало чечётку. Всё время, начиная с выхода из комнаты, Даня так паниковал внутри, что дышать забывал. Как перелез, немного успокоился, но вспомнил, что поймать их ещё более чем реально.       — Что ты встал?! — сердитый пинок в куртку. Даня боялся отводить взгляда от силуэта, но обернулся. Поперечный мелькал уже где-то в кустах.       Ладно. Похуй.       Бежали они от школы как от голодных собак, пока не увидели тëмно-синюю тойоту. Рядом подмахивали встревоженные темпом одноклассников Юлик и Эльдар. Впрочем, последнего почти не было видно за машиной.       Даня бухнулся на заднее сидение, Поперечный — на водительское.       — Вы чë, спалились, что ли?! — Эльдар будто уже был настроен орлом лететь обратно, но больше всего тревожных волн исходило от замершего Онешко.       — Да хуй знает, — фыркнул Поперечный. В рыжую голову прилетел чуть ли не кулак.       — Куда те бухать, у тя с головой не всё в порядке!       — Лиза тебе не писала? — голубые глаза серьёзно уставились на мелкого.       — Нет.       — Вот и закрой хлеборезку.       Вот смотрит Даня на них и понимает — лучшие друзья! С Юликом они обменялись разными по эмоциональной наполненности взглядами. Но в конце концов оба пожали плечами — видимо, стоит привыкнуть. И ус-спок-коиться.       Во время поездки в машине Дане удалось избавиться от параноидальных мыслей, мол, за ними следит кто-то из школы, чтобы поймать момент, вывести их на чистую воду и с небывалым позором исключить.       Эльдар с Поперечным над чем-то угорали, Юлика мутило, поэтому он с донельзя громкой музыкой в наушниках скукоженно смотрел вдаль. Зачем — неизвестно, ибо кроме несущихся хлопьев снега за окном черта с два было видно.       Даня сидел в телефоне, периодически отвлекаясь на дружеские перепалки одноклассников и недоумевающе поднимая бровь. Слишком много юмора, понятного только этим двоим, в то время как Даня не понимал даже того, останется ли он завтра в живых.       В вк ничего интересного, никто из знакомых не в сети. Ещё бы, в два часа ночи только его быдловатые одноклассники обкуривались и перемывали косточки своим недругам. Ладно, иногда обсуждали зарубежных рэперов и баб с параллели.       Даня отмер и почесал голову. Глаза остановились где-то в ногах, где ничего не было видно. В голове, вероятно, тоже ничего не разглядеть, иначе он бы не сформулировал мысль так, будто это спасает положение. Чат класса — ад с любой точки зрения. Кроме того, что тот всегда юлил сверху.       Приехали они довольно быстро. И какое облегчение, что не в ближайшие к школе три района, где ходить без ножа и шокера страшно.       Юлика высадили, чтобы он помог припарковаться между двумя близко оставленными машинами, а Даня вышел с ним за компанию — в тесноте сидеть не комильфо.       — Блять, ближе! Ещё! Да не ко мне ближе!!!       Странно, что изо рта Онешко вылетел пар, а не огонь. Заржавшему Дане вручили многозначительно звенящую стеклом сумку и пнули под зад. Что же, Кашин выпендриваться не стал и с ехидной улыбкой понёс… потери.       Понял, что содержимое одной из бутылок просачивается, он только тогда, когда Слава — друг Поперечного и арендатор хаты — громогласно, с ярким белорусским акцентом кинул «пиииздец!».       — Это с тебя вычитается, я ниче не знаю.       — А я-то тут причём? — Кашин то ли ржал, то ли недовольно руками разводил — непонятно. Но скоро всем стало похуй, потому что у самого Славы нашлась залежавшаяся, хорошая такая водка.       Понеслось всё с какой-то невиданной скоростью. Даня просто не знал, что говорить и делать, ибо кроме Юлика ни с кем из присутствующих раньше не общался. Поэтому нахуярился, накурился и сейчас расплывался где-то между «я вас так люблю!!!» и «да, отличная идея, давайте скинем нашу общую фотку училке по физике». Самое страшное, что фотку они действительно кинули, только неизвестно куда. Пьяный в хлам, но не до конца, Даня пытался выведать инфу про это, дабы успокоить свою душу, у единственного более менее трезвого человека в компании — Онешко — но тот то ли ухмылялся, то ли хуй знает. Даня отстал от него после ещё одной стопки водки.       В принципе, похуй.       Последнее, что помнил Кашин из той ночи — это рябящее в глазах время 3:45, потресканная старая гитара и что-то про сахар.       Ах да, ещё кто-то ему написал…