«Шантаж» звучит как-то вульгарно, мне больше нравится «вымогательство». (Шантаж – гадкое слово. Мне по душе «вымогательство», звучит как музыка.) Бендер
***
19/07/02 Хиросимая окия, Конохагакуре-но Сато. На ее первом выступлении на званном ужине в честь известного чиновника страны Огня Саюри порхает словно бабочка. Она взбудораживает гостей печальным танцем о влюбленной в своего покровителя гейше, втягивает некоторых господ в занимательную беседу, скромно принимая их радушные комплименты, и, переливаясь игривым смехом звонких колокольчиков, очаровывает все больше людей. Обычно цветастое, пестрое, изобилующее яркими тенями кимоно для майко строго украшает ее фигуру сплошным синим цветом. Рино-нее-сан, познакомившая с миром карюкая, говорила, что это показатель ее мастерства. Саюри не требуется внешняя красота, чтобы замять какие-либо ошибки в нихон-буе. У нее их нет. После бесчисленных исправлений под гнетом строгих учителей, жестко секущих голени бамбуком за каждую провинность, тихих истерик в подушку из-за одной сплошной боли в образе уродливых синих пятен по телу и крушения себя под устои данной реальности, это ожидаемый результат. Похвала — пустой звук. Лучше скажите перестать. Перестать заставлять стремиться к совершенству, когда ты уже достиг его. Физически ей всего четырнадцать, однако слава уже ступает на шаг впереди, вынуждая обращать заинтересованные взгляды на «юное дарование» квартала цветов. Отчего статус простой ученицы старшей гейши одиозно отягощает сознание. Ока-сан мимолетом отмечает, скрупулезно отсчитывая расходы окии на болотно-коричневом соробане, что наибольший доход в доме приносит Камбэ. Рино-сан поддакивает, устремляя многозначный взгляд на обособленно сидевшую в углу девочку, прежде чем твердым тоном заявить, что та готова к мидзуаге. Внутри растекается невиданное облегчение. Потому что сомнений в том, что это будет Шисуи, ее стремительно взрослеющий друг с истлевшим, изредка загорающимся знакомым агатовым огнем омутом, который так любит мирно отдыхать на чайных церемониях, беспечно засыпая прямо на их середине, нет совершенно. Саюри покорно дожидается его в гостиной, заваривая зеленый женьшеневый чай, прежде чем понимает, что во всей данной ситуации что-то идет не так. Это «что-то» непристойно течет по ее внутреннему бедру, пахнет медовым жасмином и вызывает нестерпимый табун мурашек, отзываясь нещадной сухостью во рту. Течка. За тонкими стенами седзи раздаются неторопливые, затаенные шаги и, не отдавая себе отчета, Камбэ в ту же секунду цепляется за край раздвижной двери до ломоты в фалангах, до первых искореженных ногтей. Сопротивление продолжается не дольше двух секунд. Всего один жалкий миг, и светло-белые седзи безжалостно трескаются, разъезжаясь в разные стороны, позволяя не такому уж и желанному гостю войти внутрь. Саюри сжимается, когда встречается с ним взглядом, испуганно пятясь назад, с глухим стуком натыкаясь спиной на деревянный комод, из которого шумно валится несколько вещей вроде гребня, шкатулки и тонкой кисточки. Из-за чего против воли отвлекается на разбитую рамку фотографии, теряя драгоценные минуты для долгожданного побега, не ожидая, что Учиха успеет так быстро оказаться рядом и, схватившись за ярко красный пояс, уверенным, спокойным движением начать его развязывать. К собственному же суеверному ужасу, изящные бледные пальцы ловко обходятся с множеством мелких ремешков и узлов, грозя вот-вот закончить. Саюри покрывается робкой дрожью и, не пытаясь разобраться в своих сумбурных чувствах, спешно накрывает его запястья своими трясущимися, будто бы при треморе, пальцами, с трудом выдавливая из себя заплетающим языком: — Н-не надо… Ты еще пожалеешь об этом… — Я заплатил сотни тысяч, чтобы просто дотронуться до тебя, — склонившись к самому уху, пустил он глухой смешок, после чего прикусил мочку. — Поверь, об этом я не пожалею никогда. У Саюри непроизвольно сбивается дыхание то ли от возбуждения, то ли от переполняющего изнутри гнева, но тем не менее она находит в себе силы воззвать к зачаткам сохранившегося разума: — Тогда заказал бы юдзе… за любую монету даст все, что угодно юному господину. В воздухе повисает напряженная, натянутая тишина. Шисуи злится и вместо того, чтобы по пунктам разобрать ткань шелкового кимоно с расцветающей сакурой на обороте, грубо рвет ее на части. Шелк зверски расходится по швам, и Камбэ крепко зажмуривает глаза, безвольно опадая на колени, едва придерживая сползавшие тряпки прежде красивого наряда. Чужое внимание удушливо пробегается по ее изломанной фигуре, пока она невольно кривит уста в унылой ухмылке. Шисуи недолго мучает ожиданием, не славясь лишней бесстрастностью, впиваясь в искусанные мягкие губы властным голодным поцелуем. Омега протестующе мычит, давясь влажным, искусным языком, сплетавшимся с ее, не находя в себе сил укусить его. Нежную кожу обжигают дорожки чьих-то неторопливых жгучих поцелуев, а к горлу подкатывает тошнотворная горечь разочарования. Саюри вяло отбрыкивается от чужих прикосновений, плавясь от порывистых ласк, в которых столь сильно нуждается буквально текущее тельце омеги, и нервно прикусывает нижнюю губу, когда ее грубо ставят в унизительную для гейши коленно-локтевую позу среди вороха беспорядочно разбросанного по полу кимоно. Учиха не сдерживается, оставляя болезненные, мертвенные гематомы на бедрах, собственнические следы укусов на шее с каждым глубоким толчком, пылая непроизвольно активированным шаринганом с выступившими альфьими клыками, которые она вовремя останавливает подставленной ладонью в нескольких сантиметрах от своей открытой шеи. Первая течка заканчивается с не один раз сорванным «не надо» на грани тщедушного всхлипа, тяжелым жарким дыханием возле самого уха и последующим хриплым, тоскливым стоном терпкого отпечатка имени «Итачи». Саюри сильнее изгибается в спине, пряча лицо за рукавом порванного содэ, и позорно всхлипывает.***
Примечание.
Карюкай (яп. 花柳界 карю: кай, мир цветов и ив) — собирательное название японской культуры развлечений, связанной с гейшами и проститутками (юдзё), а также их самих и места их работы. Соробан (яп. 算盤 / そろばん, «счётная доска») — японские счёты (абак). Происходят от китайского суаньпаня, завезённого в Японию в Средние века (по некоторым сведениям, в XVI в.) В настоящее время соробан продолжает использоваться преимущественно для обучения счёту в начальной школе. Этот подход имеет ряд педагогических преимуществ по сравнению с обучением счёту на бумаге и калькуляторе[источник не указан 1568 дней]. Мидзуагэ (яп. 水揚げ) — обряд взросления гейши и юдзё, сопровождавшийся у проституток (юдзё) выставлением девственности на продажу. (Существуют источники, утверждающие, что девственности лишались и некоторые гейши.) «Мидзу» означает «вода», а «агэ» — «поднять» или «поместить», происхождение термина — либо жаргон рыболовов (первый улов рыбы), либо метафора антологии Манъёсю, где девственниц называли «ещё не спущенной на воду лодкой». Кроме того, развлечения с проститутками и гейшами назывались «водяной бизнес» (яп. 水商売 мидзу сё: бай). Скорее всего, термин является сочетанием всех этих смыслов.