***
Ты никогда особо не любила ходить в школу. Друзей у тебя не было ни в младшей, ни в средней, поэтому ты и не думала, что в старшей школе этот факт как-то кардинально поменяется. Всемогущий уж точно не отсыпет тебе в кулек львиную долю коммуникабельности вместе с щепоткой дружелюбия вместо недовольного лица, грубостью и закатывания глаз на каждое приветствие. Но по какому-то неловкому стечению обстоятельств он подтолкнул тебя к встрече с Тендо Сатори. С парнем, который на первом году старшей школы выглядел как сущее разочарование всего родительского мира: хаос красных волос на голове, пластыри на худых ногах с торчащими коленками, длинные пальцы, постоянно почесывающие свой острый нос, который он вечно совал не в свои дела. В первый день он, как водится, прилип к Ушиджиме Вакатоши, который уже на первом году старшей школы выглядел внушительно и грозно. В первую же секунду ты отметила, что смотрелось это весьма комично — непрошибаемый камень и вертлявый птенчик около него. Тендо заметил, что буквально ешь его недовольным с примесью удивления взглядом и показал язык, растянув свои губы в широкой улыбке: — Оки-доки… Приветик, принцесса! Ты отвернулась, чувствуя, как его высокий голос выжег что-то у тебя внутри. Не в сердце, но на подкорке мозга уж точно. Слово за слово, он въедался, как опасный вирус, против которого твой организм еще не придумал вакцину. Первое время ты лишь с опаской и интересом посматривала на Тендо Сатори. Он учился в параллельном классе и вы нередко пересекались в коридорах или кафетерии — он всегда поворачивал на тебя свою лохматую голову; губы растягивались в наиглупейшей улыбке, а затем скрипуче пели тянущуюся, как жвачка, назойливую песню: — Оки-доки-и… Вот и наша принцесса! Ну что, выучила все слова мира, да? Ты закусывала губу всякий раз — Тендо каким-то образом прознал уже через три дня начала учебы о том, что ты хочешь поступить в университет на переводчика. На какого: обычного или же на рыбку покрупнее — синхрониста — пока не знала, вот волейболист и давил на больное. Но Сатори совсем не хотел тебя обижать — уж очень ему нравилось тебя задирать, а потом смотреть на то, как отворачиваешься, губы дергаются в желании ответить на колкое замечание, а нос и щеки краснеют от смущения. Это давало ему невообразимое чувство. Местами он вёл себя эгоистично и самонадеянно, но так он ощущал, что ты причастна к нему и его шуткам. В отличие от тебя, он совсем не был увлечен учебой. Ты усердно училась, старалась каждый день, читая множество книг, штудируя множество словарей английского языка, который понимали всего-навсего три с половиной человека в Академии, несмотря на все уроки. Тендо не был исключением. Он знал лишь то, как будет «кошка» и как попрощаться, остальное было для него непостижимой наукой; смотрю в книгу, вижу… Твое живое воображение представляло его сумасбродную голову, как самый цветастый органайзер в мире: большую часть в ней занимал волейбол, треть точно принадлежала песенкам из тик-тока, которые он знал лучше, чем своё домашнее задание по японскому; что там кроется в остальных зонах ты не знала и догадаться не могла — Сатори, несмотря на его открытость миру, был необыкновенно закрыт местами. И чем сильнее он отворачивался, чем чаще ты слышала его излюбленное «оки-доки», обращенное непременно к тебе, тем сильнее тебе хотелось подобрать ключик к его голове, чтобы узнать, что же там есть еще. А может и ключик от сердца тоже. По выходным ты часто сидела в библиотеке Академии или на заднем дворе, потому что дома нельзя было сосредоточиться — то мама заставляла вымывать каждый сантиметр комнаты до блеска, то брат снова учился играть на гитаре и его позорные попытки раздражали еще сильнее. Поэтому тебе, по несчастью, выдавалась возможность смотреть на то, как тренируется волейбольная команда Шираторизавы. Тендо просек это моментально. — Оки-доки, — в перерыве он подошел к тебе, залпом выпивая половину бутылки и вытираясь светлым махровым полотенцем. — Снова учишь? — Учу, — тупо повторила ты, от страха не отрываясь от электронной книги. Сатори приземлился рядом, заглядывая тебе через плечо. В нос тебе врезался терпкий запах пота и чего-то сладкого, отдаленно напоминающего шоколад. Тендо сузил красные глаза и внимательно посмотрел на тебя, хихикнув. — И сдался тебе этот английский?.. Но, признаюсь, посылать людей на нескольких языках мира звучит заманчиво. Ты хихикнула, но тут же заставила себя сбросить весь шлейф его очарования. Тебе совсем не нужно забивать голову этой сладкой ерундой, даже если он тебе нравится до коликов в животе, до спазма в голове, до хрипоты горла. Тендо самодовольно нахохлился — оценила шутку. Он хлопнул себя по коленям. — Знаешь, я тоже знаю кое-что… Но по-французски. — Откуда?.. — вскинула на него взгляд, который он ловко перехватил, заставляя внутренности снова съежиться невесть от чего. — И что же? — Tu es beau. Ты недоуменно посмотрела на него. — Чего? — Тендо! Перерыв окончен, хватит языком трепаться! — со стороны спортивного зала раздался жесткий голос тренера. Он улыбнулся тебе и наклонился. Близко-близко, и ты опять ощутила ту странную смесь самых разных запахов. — Узнаешь, когда точно выучишь все языки мира, — козырнул он тебе на прощание и вновь сладенько улыбнулся, растягивая губы, словно Чеширский кот в очередной раз пытается обаять несмышленую Алису. Ты помотала головой, отчаянно пытаясь сосредоточиться на грамматике будущего времени, которая теперь несуразной вереницей носилась в твоем воспаленном от недосыпа и глупой детской влюбленности мозгу. Тендо был как та самая простуда в середине золотой осени, когда отчаянно хочется гулять с друзьями и собирать гербарий, а не лежать с заложенным носом дома. Тендо был как выскочившее покраснение прямо в день свидания. Тендо был как пакет с клубникой, которую неловко роняешь на лестнице и чувствуешь, что вот-вот разревешься — это была последняя капля в и без того тяжелом дне. И насколько бы сильно он не раздражал, насколько сильно не отталкивал от себя, настолько же тебя к нему тянуло. Тянуло просто с невероятной силой. Да так, что могло и раздавить этим давлением.***
Хэллоуин на первом курсе старшей школы — событие, которое не хотел бы пропустить никто. Твои одноклассники живо придумали идеи для переодевания, поэтому единственное, что оставалось нелюдимой тебе — молча напялить на себя несуразный костюм милого приведения и также, как и призрак, понуро тащиться по коридорам школы. Почему-то ты не разделяла радости одноклассников по поводу праздника — они разбились по парочкам, по группам, бегали и изображали из себя весёлых американских школьников, будто бы никого совсем не заботили приближающиеся контрольные и экзамены. — Чего не веселишься? — ты вздрогнула и инстинктивно отшатнулась назад, чуть не свалившись с парты, на которой ты сидела в пустом классе. Тендо приземлился неожиданно, взбудоражив и тебя, и ты смерила его недоуменным взглядом, прежде чем передвинуться чуть в сторону. — Ну-у… — с досадой протянул он. — Я что, такой страшный? — Нет, — смутилась ты. Сатори поправил свою плотную клетчатую рубашку сиреневого цвета и вновь очаровательно, по-детски улыбнулся. Откуда-то раздалась громкая музыка, скорее всего Академия уже начала празднование, пока ты особняком сидела в пустом и мрачном классе, на кулак наматывая свои удручающие мысли. — А ты?.. Не пойдешь? — Неа, — он вытянул длиннющие ноги и скосил взгляд в сторону двери. — А тут уютненько. — Пусто и тихо, — ты тихонько смотрела на свои ботинки, поджав ноги и чувствуя нарастающую неловкость, которая буквально орала тебе в ухо, что пора действовать, пора хоть что-то сказать, разрядить обстановку. А что говорить-то? Тендо перевёл хитрый взгляд на тебя, и уголки губ его приподнялись. Ты ощутила, как щеки залились легким, противным румянцем, и отвернулась. Сатори хихикнул и легонько ткнул тебя в щеку, заставляя повернуть свое красное, как рак, лицо в его сторону. Так по-детски заглядывает в глаза и щурится, словно пытается увидеть что-то, что не подвластно твоей душе и не видно невооруженным глазом. — Прекрати так пялиться, — отбриваешь ты, недовольно ежась. Тендо вскидывает тонкие брови и хихикает. — Оки-доки-и… Стесняешься? — Еще чего, — голос трескается, пока на фоне громко кричат ваши однокурсники. В центре внимания, скорее всего, снова оказался Ушиджима Вакатоши, настоящая супер-звезда. Куда такому язвительному и скучному фрику, как ты, поспеть за всеми ними? Даже если побежишь изо всех сил, то на середине обязательно выдохнешься, схватишься за сердце и бесславно помрешь где-нибудь в кустах. Так было всегда: ты никогда не поспевала за всеми талантливыми людьми и прыткими умами Академии Шираторизавы. Лишь видела их спины и чувствовала острое чувство несправедливости, которое щемило в сердце и заставляло выжимать из себя все до последней капли сопротивления. — А ты с характером, — Тендо потягивается. На вид он выше тебя на целую бесконечность сантиметров и ты находишь вашу разницу в росте (и в умственном плане) очень милой. Сатори кашляет и секунду-другую смотрит на закрытую дверь. Через небольшую щелку внизу просачиваются крохи света и доносятся нотки музыки с первого этажа. — А музыка-то приятная. Сначала тихонько он отбивает мелкую дробь в такт музыки и что-то насвистывает себе под нос. Ты недоуменно смотришь на него, как на дурачка, но Тендо всё равно. Он продолжает стучать ладонями по парте и напевать эту совершенно дурацкую, попсовую песню, иногда не попадая в ноты и такт, иногда фальшивя так, что уши так и просят заткнуть их ладонями. Но поет он хорошо, честно и от души, продолжая отбивать дробь руками, посвистывая и самозабвенно забывая про всё на свете. — Да-а, раньше я пел куда лучше, — по-старчески потирает поясницу и вновь смеется, запрокидывая голову так, что кадык на худой шее отчетливо виднеется. Завороженно смотришь на его точеные скулы и линию челюсти и думаешь, где раньше были твои глаза и были ли они вообще, если ты смогла просмотреть такое чудо? За дверьми, кажется, раздается еще больше радостных голосов, становится холоднее из-за постепенно наступающих сумерек, но свет вы ни за что, ни за какие коврижки не включите. И вот ты снова чувствуешь, будто плетешься где-то в конце всей группы класса, которая пошла на экскурсию в музей истории. Где всем весело, у каждого есть добрые друзья, с которыми можно взахлеб рассказывать разные истории, размахивая руками так, что случайно заехать кому-то в нос. А ты снова бежишь, бежишь, бежишь. Харкаешься кровью, задыхаешься и обессиленно падаешь ничком, лицом в пыльную землю. Кровь вскипает не только где-то у сердца, попадает уже в легкие, заползает по горлу, душит вместе с отчаянием и острым одиночеством. Вздрагиваешь от сквозняка и холода. На плечи моментально приземляется огромная, безразмерная сиреневая клетчатая рубашка и в один миг становится теплее телу и спокойнее на душе. Она пахнет резко, кожей и конфетами, пахнет волейбольным залом, шутками и искренностью. Поднимаешь голову вверх, отряхивая ладошки от земляной пыли, крови и злости и видишь протянутую длиннопалую теплую руку Тендо, который ласково тебе улыбается. — Вставай, лентяйка, — смеясь, говорит волейболист. — Ну что, догоним их? У нас ещё много всего впереди!***
— Так, подожди, — эта девушка была одной из немногих, с кем у тебя сложились теплые и доверительные отношения. И сейчас она, с удивленными глазами размером с монету, смотрела на тебя, разинув рот. Ты смущенно отвела взгляд, укутывая руки в длинные рукава той самой рубашки. — Вы… эм… встречаетесь? — Ага, — Тендо вновь пишет тебе одно из своих километровых сообщений про то, как Ширабу шлепнулся сегодня на тренировке или про то, как смачно Семи врезался в Ушиджиму, который, в свою очередь, уронил сетку с мячами, рассыпавшимися по всему полю и именно из-за этого Ширабу шлепнулся сегодня на тренировке. — И как оно? Встречаться с Тендо?.. — Ну… Так сразу и не скажешь, потому что и не объяснишь толком. Как можно объяснить то чувство, когда ноги подкашиваются и сердце подскакивает до самого горла, стоит лишь завидеть знакомую красную шевелюру, которую не касалась расческа лет триста так точно. Или как объяснить ваши часовые разговоры по телефону, когда задираешь ноги на стену, лежа на кровати, потому что руки затекли, а темы никак не кончаются. Или это чувство спокойствия и расслабленности, когда он увлеченно что-то рассказывает, пока гуляете по парку, а его рука так правильно и нежно стискивает твою ладошку — разве это поддается объяснению? Как всё это объяснить складно? Правильно — да никак! Уму не постижимо — как вы вообще начали встречаться. Просто ты после того вечера, проведенного с ним в этом темном классе, поняла, что нет. Нет, ты теперь его просто так не отпустишь. Словно вы оба пустили свои корни под ту парту, на которой сидели, а они так крепко-накрепко сплелись, что не расцепишь теперь никакими инструментами, хоть бензопилой пили. И руки ваши тоже крепко сцепились, что и не разнять. Будто Сатори их клеем намазал и ни за какие уговоры не желает расцепиться хоть на минуточку, упрямо сжимая её еще теснее, еще сильнее. Встречаться с Тендо Сатори — это быть самой любимой и самой желанной девушкой на свете. Волейболист проговорит с тобой до трех ночи, лишь бы уснула; примчится на зов, если в планах наметиться посмотреть какой-нибудь дурацкий ситком, заедая его чипсами; купит бесчисленное множество тканевых и грязевых масок, чтобы вы, как настоящие иконы стиля, позаботились о своей коже и обсудили всех бесячих одноклассников; зацелует все синяки и порезы, будет целовать колени и внутреннюю сторону бедра, чтобы подразнить, а в итоге в дураках окажется он сам. Встречаться с Тендо Сатори — это праздник Холи в Индии, это фейерверк, это ежеминутно получать огромную дозу любви, это смеяться до боли в животе, это гулять до мозолей на ногах, это кричать до хрипа и сорвавшегося голоса. — Как думаешь, — вы часто зависали у него в комнате. Тендо был таким неуклюжим и беззащитным одновременно с его независимостью и мрачным шармом. Иногда он напоминал тебе заблудшего щеночка, который почти ни капли не изменился с детства — разве что отрастил себе крепкую броню из-за постоянных насмешек других детей. — Что такое любовь? Настоящая. — К чему это сейчас? — ты отложила мангу с его полки, которую листала последние десять минут и удивленно подняла брови. Тендо тут же ухватился за твою руку, начиная перебирать пальцы в своих длинных, холодных, перемотанных бинтами и лейкопластырями. — Интересно, что ты об этом думаешь, — его большие глаза с вопросом таращились на тебя. Ты недоуменно посмотрела на него в ответ. — Я думаю, что любовь это доверие… Когда ты можешь целиком и полностью доверять своему партнеру… И забота… А, ну и еще это надевать теплые варежки, когда холодно, чтобы руки не мерзли… И готовить вкусные пироги вместе! Ходить в парк кормить уточек, забыть зерна и расстроиться вместе, а потом найти ближайший магазин и купить их там. Или когда остается последний кусок пиццы, и вы делите его напополам… Или… А что думаешь ты, Тори? — Я думаю, что любовь — это мы. Вот так вот просто. Сказал как отрезал. И не покраснел даже. А ты вновь краснеешь и смущаешься. Сатори переваливается на бок, утягивая тебя к себе на грудь. Несмотря на вашу разницу в росте, тебе было очень комфортно с ним, словно лежишь с большой (немного костлявой) подушкой. Тендо что-то мурчит в ответ, но время уже позднее, и волейболиста клонит ко сну. — Тори? — твои пальцы медленно проходятся по красным волосам, которые сейчас не топорщатся, а мирно волнами растекаются по лбу и вискам. Ты убираешь их со лба, расчесывая, стараясь не дергать лишний раз, чтобы не причинить дискомфорт. — М? — он смотрит на тебя сквозь полуопущенные ресницы и ты буквально задыхаешься от этого томного, полного любви взгляда. — Странный вопрос… А как ты понял, что любишь меня? — Еще на первом году. Ты стояла такая потерянная в первый день, что не могло не умилить. Когда к тебе обратился Хиори-чан, ты посмотрела на него так, словно вот-вот ткнешь ему в глаз своим пальцем. А когда он ответил тебе, то ты просто засмеялась. — Вот стыдно-то… — А потом я просто наблюдал за тобой в школе или на переменах, когда ты сидела в одиночку… Вакатоши-кун заливал, что я стремный сталкер и всё такое, но мне было так интересно подсматривать за тобой, что не мог остановиться. А когда увидел, что сидишь одна в этом кабинете, то решил, что идеальнее момента и не будет. — Получается, ты меня в себя влюбил специально? — Ерунда! Ты же сама была от меня в восторге, принцесса! И не говори, что это не так, — немного надул щеки Тендо. Ты улыбнулась, ласково целуя его в уголок губ. Волейболист расплылся в улыбке. — Вот же… Догадливый демон.***
Ты скучающе перебираешь в руках волосы, пока одноклассник восторженно тянет тебя за рукав кофты, чтобы обратила внимание на происходящее на поле. — Ушиджима-сан просто машина! — кричит он куда-то в толпу, пока ты уже не знаешь, как закатить свои глаза, чтобы парень прекратил орать тебе в ухо. — Посмотри, какой он потрясный! Руки только так отлетают! — Ага, ага… — в один момент замечаешь, как суживаются красные глаза центрального блокирующего, который устремил свой взгляд на трибуны болельщиков Шираторизавы. Закусываешь губу — знаешь, что Тендо иногда очень неуверен в себе и в том, достаточно ли он хорош для тебя. Сатори никогда не будет ревновать в открытую и никогда в жизни не запретит тебе общаться с парнями. Тебе неприятно от того, что волейболист чувствует эти зачатки неуверенности в своем сердце и стараешься подбадривать его всеми известными человечеству способами. Тендо молча кивает тебе и улыбается уголками губ, возвращаясь к сетке и закрывая затылок ладонями. Стискиваешь руки в кулаки, чувствуя, как тревога душит тебя за горло, а ладони потеют сильнее с каждой секундой. Где-то внутри него по-прежнему сидит тот маленький мальчик, которого никто не понимал и не принимал. Он кричит этому миру через призму отчаяния «Мне так одиноко!», а его всё еще никто не слышит, он стучится в закрытые двери, а ему никто не открывает, он как слепой котенок, как чудаковатый гений, он… — Тендо Сатори! Я тебя обожаю, блин, и ты мне до ужаса нужен! Порви их всех к чертям собачьим, мой Догадливый Демон! Трибуны недоуменно смотрят на тебя, Вашиджо пялится как на умалишенную, Семи на секунду роняет мяч, а Ушиджима словно бы в одобрении по-отечески кивает головой. Тендо секунду ошарашенно смотрит на тебя своими большими глазами, а потом широко улыбается, растопыривая перебинтованные длинные пальцы, вскидывая их вверх. — И я тебя люблю, крошка! Я их сделаю, будь уверена! Ну что за чудо-мальчик, Са-то-ри! Смеешься и посылаешь ему воздушный поцелуй, который он театрально ловит, прижимает к щеке и, словно заправский ловелас, отправляет целый мешок таких же воздушных поцелуев обратно, заваливая тебя и твоих соседей с ног до головы этой любовью. А потом блокирует все атаки.***
В начале декабря прохладно и дуют такие противные сквозняки, что от них и спрятаться негде во всем Сендае, во всем Мияги. Туда-сюда снуют шальные туристы, неторопливо бредут по своим делам старички и старушки, бегают беззаботные дети-проказники и уже вовсю разбушевалась эта зимняя суета. Отбиваешь знакомую песенку стуком ботинок по лестнице перед храмом и глубоко вдыхаешь холодный воздух, чтобы потом громко шмыгнуть красным носом. На душе было мерзко и гадко. То, о чем ты хотела поговорить с Тендо, казалось тебе ужасным, несправедливым, таким болезненным, что хотелось выть от раздирающей тебя тоски. — Бу! — вдруг из ниоткуда появляется Сатори, в огромном черном пуховике и с криво повязанным мягким желтым шарфом, с широкой улыбкой от уха до уха. Становится еще хуже. — Тьфу ты! — давишься воздухом и хватаешься за сердце, в шутку ударяя его по плечу. — Повелась, дурашка, — Тендо потрепал тебя по голове, звонко смеясь. — Ты почему без перчаток? — строго спрашиваешь ты, замечая, как раскраснелись его изящные пальцы. Парень пожимает плечами, внимательно смотря на тебя, пока ты краснеешь с ног до головы и натягиваешь на его холодные, длинные и худые пальцы свои светлые варежки. — Спасибо, принцесса, вот только ты сама замерзнешь. — Не замерзну, — уклончиво отвечаешь, чувствуя, что вот-вот и упадешь в обморок от волнения. — Хэй, ты чем-то встревожена? — аккуратно спрашивает он, засовывая твои руки себе в карманы и сжимая их в своих внутри, чтобы стало теплее вам вдвоем. — Тори, я… Я очень сильно тебя люблю. Он улыбается. — И я тебя очень сильно люблю. — И поэтому нам нужно расстаться. Улыбка Тендо оседает мгновенно. Из шутливого его взгляд переходит в озадаченный, тоскливый, тревожный. — Принцесса, ты шутишь? Скажи, что это шутка, прошу. — Это не шутка, — ты чувствуешь, что тебе невыносимо даже смотреть на него. Слезы подкрадываются к горлу, становится тяжело дышать. — Я… я сейчас очень плохо себя чувствую, Тори. Я запуталась, я не знаю, что будет дальше. Родители, учеба, мои мечты, наши мечты. Я понимаю, что ты будешь меня ненавидеть после этого и да, ты будешь прав. Прости, что я вот так сбегаю… Просто я… Он через силу выжимает из себя улыбку и склоняется к тебе ближе, своим лбом утыкаясь в твой. Ты глотаешь соленые слезы и жмешься к нему теснее. Так больно. — Я всё понимаю, принцесса. Но разве мы не можем пройти через это вместе? — Я не знаю! — чуть ли не кричишь ты. Эмоции, которые ты копила в себе так долго, теперь отчаянно ищут выход и пробивают трещины в твоей собственной броне, которую помог склеить Тендо. И больнее оттого, что ты правда не можешь сейчас ничего объяснить. Кокон проблем собирался несколько лет, весь сгнил и теперь отравлял тебя изнутри. — Я правда… Я не знаю! Я хочу… разобраться в себе. Я не хочу тебя терять, но сейчас… Я не могу. — Всё хорошо. Я продолжу любить тебя. Просто будь в порядке, когда мы снова встретимся. И заботься о себе, пожалуйста. Ты поднимаешь на него глаза. Волейболист словно бы по своей натуре однолюб — привязывается по-детски наивно и крепко; на всю жизнь. Тендо мягко улыбается и своими теплыми губами прижимается к твоим. И тебе полностью сносит крышу — поднимаешься на носочки, обнимаешь его за шею и целуешь так, будто вы не виделись несколько лет. Ударной волной тебя сносят воспоминания: воспоминания о вашем первом поцелуе после матча, когда Тендо поцеловал тебя на глазах у всей команды и родной матери; воспоминания о том, как он чуть не утопил тебя в бассейне, когда вы соревновались, кто дольше продержится в воде; воспоминания о том, как он обнимал тебя, когда снились кошмары; воспоминания о том, как поддерживала его мечту стать кондитером, несмотря ни на что. Сатори ласково гладит тебя по скуле, ушам и голове; язык прочерчивает дорожку от зубов к щекам и обратно, а взрослые смотрят на двух жадно целующихся подростков как на сумасшедших. Так нестерпимо хорошо и так нестерпимо больно, ты готова умереть за него, готова прожить всю свою жизнь рядом с ним и поэтому так позорно сбегаешь сейчас. — Буду ждать несмотря ни на что, — ты отстраняешься и Тендо мягко целует тебя в уголок губ. Чувствуешь кожей влажность на его мягких щеках. — Я люблю тебя, моя принцесса. Очень сильно. И буду любить всегда.***
Шмыгаешь, не решаясь дернуть за прохладную ручку двери. Посетителей в кондитерской много, в нос тебе ударяет такой знакомый и такой приятный запах его творений. Снова вспоминаешь, как Сатори готовил тебе свои фирменные булочки, пироги, пирожные, а ты жаловалась, что он раскормит тебя до невообразимых масштабов. Косишь взгляд и видишь на витрине одно из самых красивых пирожных, которое берет большинство посетителей, которых сейчас пруд пруди в кондитерской. Сквозь слезы улыбаешься — оно названо твоим именем. Смотришь за витрину и видишь его — всё такой же красивый, высокий, теперь с бритой головой, немного поникшим взглядом, но всё такой же неунывающий и непокорный. — Здравствуйте, что будете заказывать? У нас есть… — хозяин поднимает голову и пакет с багетами, который он держал в одной руке, падает на пол с оглушительным хрустом. — Я пришла, чтобы вернуть это, — поднимаешь руку, показывая кусочек сиреневой ткани клетчатой рубашки. Наивно улыбаешься. Тендо улыбается в ответ. — И тебя. Je comprends maintenant. — Первое не приму, — замечаешь, как в уголках красных глаз скопились слезы. Начинаешь плакать сама. — А вот второе… Как насчет сегодня в шесть часов вечера, mon amour? — С радостью, Тори. Тендо улыбается еще раз; как раньше — открыто, широко, с любовью. Теперь у вас точно всё будет хорошо.