Ease My Pain

Котецу угрюмо постукивает пальцами, закованными в высокопрочный жароустойчивый сплав, по засыпанному штукатуркой мраморному полу. На самом деле больше всего ему сейчас хочется растянуться на этом самом полу, уставившись на едва слышно позванивающую хрустальными подвесками люстру, и не шевелиться, покуда Банни не свалится с неба... с зияющего дырой потолка, то есть, и не вытащит его отсюда. Хоть бы даже и на руках - в этот раз Котецу ни капли не будет возражать. Силы его вроде бы перестали убывать, но всякий раз, когда заканчивается отведенная ему минута, Котецу чувствует себя так, будто его приложили кувалдой по макушке. Работать становится все труднее, и Котецу почти с облегчением уступает Банни право покрасоваться в лучах прожекторов. Тем более что с их нынешним местом на скамье запасных щеголять перед камерой им приходится не так уж и часто... Потолок таки обрушивается, едва не задев двоих, находящихся в просторном холле, и Котецу чихает: пыль вздымается столбом, - а затем переводит взгляд на своего молчаливого соседа. Тот неподвижно стоит, уставившись на стену за ресепшеном, увешанную какими-то дипломами в рамках под стеклом, фотографиями, пожелтевшими газетными вырезками. Котецу с некоторым трудом пожимает плечами - покрытые сажей и вмятинами металлические пластины лязгают и скрежещут, кажется, этот костюм ремонту уже не подлежит, - и спрашивает: - Есть идеи, как отсюда выбраться? Тот отзывается не сразу: - Ни малейших, Дикий Тигр. - У нас... - продолжает он с едва слышным смешком, - ...нет выхода. Никакого. - Мы оба здесь умрем. Символично, не находишь? - светски интересуется он. Но Котецу сейчас не в настроении поддерживать салонную беседу. - Не пори чушь! И не из таких передряг выбирались, - он пытается приподняться на локтях, с трудом садится, разглядывая искореженные доспехи на лодыжке - вот, оказывается, почему он вдруг захромал. - Дикий Тигр никогда не сдается! - Дикий Тигр не знает, когда нужно остановиться, - Котецу отчего-то мерещится, что его скрытый под маской компаньон улыбается. - Идут наши последние минуты. Почему бы не провести их относительно мирно? - Да ты псих, - огрызается Котецу. - Хочешь умереть - умирай, но меня в это не втягивай. И потом, - ему в голову приходит неожиданная мысль, - я-то, положим, сгорю, или задохнусь, а может, меня просто раздавит. Но ты же без проблем можешь прожечь себе выход! - Даже мое пламя не возьмет десятиметровую толщу обломков, - легко отвечает тот и непринужденно усаживается в кожаное кресло, закинув ногу на ногу. - А дышу я воздухом, как и ты, и расплющить меня так же легко. И да, я психически нестабилен, на что довольно прозрачно намекает мой псевдоним. Дисфункциональная семья, детская травма, отклонения в процессе социализации... Ты, знаешь ли, не первый проявляешь интерес к моему душевному здоровью. - ...Чё? - Котецу некоторое время таращится на него, затем решает, что у него и без Лунатика есть о чем подумать. - Ничего, Дикий Тигр, - тот подпирает закрытую маской щеку ладонью и принимается покачивать ногой. Вверх-вниз, вверх-вниз, старомодный остроносый ботинок, старомодный диско-клеш, длинные костистые пальцы в синем латексе мерно постукивают по подлокотникам. - Ровным счетом ничего. - Может, эта халупа продержится еще часок, - неуверенно предполагает Котецу. - И мы вместе проложим дорогу наружу. Стены здесь, конечно, добротные, на совесть сделаны, но вдвоем-то у нас непременно получится. Лунатик молчит и покачивает ногой, и Котецу обиженно нахохляется: - И нечего тут из себя самого умного строить! Ну а вдруг?.. И вообще, - внезапным облегчением приходит ему в голову мысль, - ребята наверняка уже справились с этой здоровенной железякой и вот-вот придут за нами! Роза тут все заморозит, Банни с Бизоном вынесут стенку, и все будет ништяк. Ведь правда же?.. - почти жалобно спрашивает он. - Ты правда считаешь... - Лунатик принимается изучать затянутые в перчатки пальцы, словно разглядывая невидимые под латексом ногти, - что твои... товарищи, - неспешно, задумчиво, с бесстрастным интересом, - посчитают тебя важнее... - Котецу поникает и сгорбливается, конечно же, жизни тысяч жителей Штернбилда значат неизмеримо больше, чем жизни одного никчемного, вышедшего в расход героя и одного помешанного на правосудии маньяка, - ...пары сотен очков в рейтинг? И понурившийся было Котецу встает на дыбы и яростно топорщит шерсть на загривке: - Да что ты несешь, придурок! Они не такие! Они бы не стали!.. - Знаешь ли ты, Кабураги Котецу, - прерывает его Лунатик, не поднимая взгляда от своей ладони, - что твой лучший друг и тот, которого ты считаешь самым добросердечным из своих... товарищей, в плену у Маверика всерьез задумывались о том, чтобы нажать на кнопку? - Ложь, - хрипит Котецу, и перед глазами, словно листаемые ветром книжные страницы, мелькают воспоминания: косые взгляды, поджатые губы, возмущенные шепотки. - Это другое. Они не оставят друга на смерть. - Ты слишком хорошего мнения о людях, Дикий Тигр, - Лунатик вновь переводит взгляд на выставку покосившихся фотографий. - Веришь в дружбу, веришь в справедливость, веришь в добро... Ты небось и в легенду о Легенде веришь? О несокрушимом герое, спасавшем невинных и каравшем злодеев? Веришь в эту нелепую байку, в эту сказку для маленьких детей? - Я знаю, - помолчав, говорит Котецу - угрюмо и очень серьезно. - Я знаю, что под конец жизни он лишился сил, как я, - Лунатик вздрагивает, будто от удивления или боли, - что из-за этого он опустился и начал пить. А еще я знаю, что он был хорошим человеком, который помогал людям и научил меня делать то же самое. Я всегда хотел быть похожим на него... все еще хочу. И не тебе порочить его память, убийца. Котецу ждет, что Лунатик заспорит с ним, но тот молча, неподвижно сидит, закрыв лицо руками. Затем он начинает смеяться - сперва тихо, затем громче, громче и наконец в полный голос, заходясь истерическим хохотом. Котецу косится на него со страхом и недоумением, прикидывая, где здесь взять валерьянку и каким макаром залить ее под маску. Наконец Лунатик замолкает, тяжело дыша, и бессильно откидывается на спинку кресла. - Пожалуй, - говорит он, - это была самая смешная вещь, которую я слышал в своей жизни. Обида отдается под ребрами холодной болью ножевого удара, и Котецу открывает было рот, чтобы запротестовать, но Лунатик обрывает его, поднимая руку к лицу. - Смотри, Котецу Кабураги... Дикий Тигр. Вот оно, твое хваленое милосердие, - он стаскивает маску, и по плечам беспорядочно рассыпаются густые пепельные завитки, - вот она, твоя справедливость, - Лунатик... нет, судья Юрий Петров зубами стягивает перчатку и с силой проводит ладонью по бледной до синевы коже, и из-под чего-то, похожего на театральный грим, проступает огромное темно-багровое пятно. - Вот она, пресловутая длань правосудия. Нравится, Котецу Кабураги? - Кто... кто это сделал? - горло Котецу пересыхает. - Мой отец, - с ухмылкой отвечает Петров, поблескивая из-под спутанных примятых волос прозрачными светло-зелеными глазами, в которых рыбками в пруду плещется безумие. - Мистер Легенда. - В последние дни своей жизни, - легко продолжает он, - прославленный Легенда испытывал ощутимое психологическое давление - так, по крайней мере, мне после объясняли нанятые корпорацией психологи. Пытаясь справиться со стрессом, он выплескивал агрессию на самый удобный... близкий... легкий объект. На мою мать. - Мне, видишь ли, не нравилось слушать ее крики, - непринужденно заканчивает он. - И во время одного из отцовских сеансов психотерапии во мне пробудилась сила НЕКСТа. - Мама так и не поняла, что смерть отца была к лучшему, - грустно добавляет он. - Она до сих пор думает, что он жив... если ей не напоминать. - Надо отдать Легенде должное, - Юрий Петров задумчиво проводит кончиками пальцев по бугрящимся шрамам, - он не ушел без боя. Как ты, впрочем, и сам можешь сейчас видеть, Котецу Кабураги. - Что он для тебя сделал? - спрашивает Юрий Петров. - Снял с дерева кошку? Вернул улетевший воздушный шарик? Погладил по голове, когда ты плакал над разбитой коленкой? - Всякое добро неизбежно уравновешивается злом, Котецу Кабураги. Посмотри, что герой таких глупых восторженных детей, как ты, сделал со своим собственным сыном. Со своей женой, со своей семьей, со своей жизнью. Потому-то все твои слова о чести и милосердии ломаного гроша не стоят. Нельзя извести грязь и самому остаться чистым. - Не стремись быть таким, как Легенда, Котецу Кабураги. Ты совсем на него не похож... и это хорошо, - Юрий Петров внимательно вглядывается в него из-под полуопущенных светлых ресниц. - Ты... не боишься показывать мне свое лицо? - запинаясь, спрашивает Котецу. Неожиданное знание обрушивается на него ударом молота, и Котецу отчаянно пытается не думать о том, что это значит. Не думать ни о чем - ни о том, что самый разыскиваемый преступник Штернбилда оказался его самым уважаемым судьей, ни о том, что идол Котецу только что с грохотом рухнул, похоронив Котецу под обломками, ни о том, что и самому Котецу осталось жить совсем недолго, и могилой его станет старое здание штаб-квартиры благотворительного фонда "Путь к свету", и лежать ему рядом с сумасшедшим, оказавшимся сыном его кумира. Не вспоминать лицо Томоэ - белое, как больничная простыня, с залегшими под глазами тенями, - прикосновение хрупкой бессильной руки, спокойный ласковый взгляд, оказавшийся последним. Не вспоминать обиду в глазах Каэде, ее слезы и горькое, отчаянное: "Ненавижу!" Кажется, Петров все-таки не прав, мелькает в парализованном сознании. Кажется, Котецу оказался даже слишком похож на своего героя. - А что ты можешь мне сделать? - любопытствует Юрий Петров. - Арестуешь? Сообщишь властям? Мы оба умрем через несколько минут. Пожар распространяется, скоро крыша не выдержит - слышишь эти потрескивания? Да и дыма становится все больше. Можем начинать прощаться, кстати. - Мне... надоело прятаться, - тяжело признает Петров, помолчав, - а ты не самый худший собеседник из возможных. - Ты мне даже нравишься, Кабураги Котецу, - неожиданно ухмыляется он. - Твоя наивность не может не умилять. К тому же приятно в наше меркантильное время встретить такого кристально чистого идеалиста. Ты - настоящий раритет, - Петров одной рукой приподнимает Котецу за подбородок, разглядывая его оценивающе, словно лот на аукционе. - Я ведь знаю, что случилось с твоей женой. Поверь мне на слово: что бы ты сейчас ни думал, им очень повезло - и твоей жене, и твоей дочери. И Юрий легко касается сухими губами полуоткрытых от удивления губ Котецу - на одно лишь мгновение, а затем отодвигается и надевает маску. - Прощай, Дикий Тигр, - говорит он, и охваченная огнем крыша падает прямо им на головы, и в стене с грохотом появляется брешь в человеческий рост - в рост Дикого Бизона, и Котецу чувствует, как его подхватывают на руки и уносят прочь, и от рывка у него перехватывает дыхание. Он все порывается что-то сказать Банни - "спасибо", а еще - "я знал, что ты придешь", а больше всего - "подожди, там внутри остался человек". Но тут мимо него проносится холодная голубая вспышка, и Котецу замирает в замешательстве, а затем обмякает у Банни на руках. Вслед им какой-то миг перед тем, как обрушивается здание, с фотографии открытия штаб-квартиры благотворительного общества "Путь к свету" с улыбкой глядит Легенда, перерезающий ленточку.