в любви нет страха
Верёвки часто коварные. Путают мысли, сознание целиком, а ещё обхватывают грудь, пригвоздив к спинке стула, лодыжки, плотно связав вместе, а потом верхние и нижние ряды ресниц, что так тяжело разлепить, взглянув перед собой.
Тэхён точно и безошибочно уверен, где находится, даже не проморгавшись.
В квартире Сокджина всегда стоял именно такой запах.
Давным-давно (как начало сказки), по рекомендации мамы, Тэхён записался на приём к сыну её подруги, которым и оказался психотерапевт Ким Сокджин. Уже позже Тэхён познакомился с Сокджином, который сейчас перед ним, тоже сидя на стуле, но в расслабленной позе. Он удивился, конечно же, невообразимому сходству братьев, а затем и тому, что они соулмейты. Это настоящая семейная трагедия (?).
Возвращаясь к первому приёму, вспоминается, что, переступая белоснежный порог, Тэхён был сосредоточен на своём внутреннем мире, потому что ему надо было впервые (!) открыться кому-то. Рассказать о том, что тревожит.
(А теперь он может рассказать, кто тревожит.)
Был сосредоточен на внутреннем мире… рецепторах носа, чувствовал аромат духов или спрея для тела, наверное. Такой запах в кабинете раз за разом, приём за приёмом… Вроде медикаменты, а вроде мятная свежесть… Возможно, ко всему прочему, кто-то добавил колючих иголок. Их запах — свежий, словно после утренней чистки зубов, когда вдруг начали кровоточить дёсны…
Вот такой запах в квартире Сокджина.
Психотерапевт.
Весь он. Каким-то чудесным образом, медицинским чудом…
Клятвой… Не Гиппократа. Какой-то совершенно другой.
Тэхён узнаёт носом, затем ушами, услышав шум кондиционера, что стоит в небольшой гостиной (парень здесь уже был в гостях, это от собственного дома недалеко), и понимает, что он сам где-то в центре, а затем открывает глаза смелоуверенно и на раз.
Два.
— Милая вещица, — басит Сокджин.
Когда меняется голос — меняется суть.
— Ненормальный, — сипит Тэхён.
Сокджин усмехается и запрокидывает голову кверху, рассмеявшись. Он похож на делового парня в приступе «потери себя», но он явно в своей обстановке. Квартира современная, идеальная, чистая, блестит… Почти врачебный кабинет, но с кучей мебели, техники, не с жалюзи на окнах, а с полупрозрачными шторами, касающимися скользкого пола. Телевизор выключен. Навсегда. Однажды сломавшись.
Глаза, те, в которые Тэхён бы хотел взглянуть прямо сейчас, бегают по листу бумаги в руках. Как интересно… Неужели договор о вечности может просматривать бесконечное количество людей? Тэхён так не думает, брыкается, пытаясь выбраться, разочарованно хмыкает одному лишь себе.
— Лучше понаблюдай за рассветом, — Тэхён вскидывает голову, свирепо уставившись на Сокджина, а тот рвёт лист пополам, повторяя вновь, отбрасывая уже ничего не значащие осколки в сторону.
Улетели, если бы ветер.
Улетели. И без него.
Разделившись, рассыпавшись, распластавшись…
— Красиво?
— Да, — тяжело сглатывает Тэхён, крепко жмуря веки. — Но зря. Есть копия.
— Не это важно, — Сокджин поднимается со стула, поправляет ворот простого свитера, оказывается рядом, нагнувшись, а младший отворачивает лицо, — нам надо поговорить, — выдыхает драконом в щеку, пламенем обжигающим, синим-синим.
— Ты похитил меня, связал, уничтожил то, что тебе не принадлежит, — перечисляет Тэхён, пытаясь срастись со спинкой стула.
Хочется, чтобы деревянные сучки впились в кожу спины, изуродовав.
А щека Сокджина, кстати, перемотана. Обработана? Тэхён возлагает на это огромные надежды.
— Почему не спрашиваешь, откуда я узнал?
Тэхён пускает свои глаза по траектории, ядовито прыснув.
— Ты псих.
— Как нехорошо говорить психу, что он псих, — улыбается Сокджин, вдруг становясь милостивым, вновь садится напротив. Садист, — послушаешь.
Утверждение.
Тэхён глазами ищет спасательную шлюпку, зацепившись за входную дверь, которая виднеется за спиной Сокджина. Здесь оставаться?.. Психотерапевт и псих выглядят так одинаково, что становится жутко. Давно уже, если честно.
— Вы занимались совершенно бессмысленными вещами в том кафе, — вздыхает Сокджин, прикрыв глаза, и раскидывается так, словно бог, — я случайно оказался там, а затем опять, опять и снова. Какой смысл связывать пальцы нитью?.. Дети…
То, что началось игрой, ею же и закончится. Понимаешь?
— Всё началось иначе.
— Всё началось случайно.
Проведи параллель.
Тэхён не будет подобным заниматься, нет. Зачем ему параллель, если
все перпендикулярные давно установлены? Он в Чонгука врезается, или тот в него — как угодно. Один смысл, цель, путь.
— Договор? Соглашение? Вы директор и его подчинённый? Раб и рабовладелец?
— Это не так работает.
— Помолчи.
Ладно. Тэхён замолкает, но не потому, что ему нечего возразить. А потому, что Сокджину надо сказать всё, чего требует мозг. Другие механизмы.
Человеку это порой необходимо.
Некоторые
слова, когда их не произносишь, со временем становятся лезвиями. Знаете, что происходит потом? Лезвия врезаются в губы с внутренней стороны и потрошат мякоть, из-за чего боль отдаётся эхом. Затем лезвия двигаются, в конце концов, по пищеводу. Меняют траекторию, врезаются в ни в чём не повинный орган, который
просто качает кровь.
Как же много всего на него возложили…
— Почему ты не можешь смотреть на меня так же? — шепчет Сокджин, уставившись на носки своих же ботинок, которые снимать, как оказалось, — не надо.
В доме, в котором живёт один человек, разве важно это?
— Не люблю тебя.
— А его? — с вызовом.
— Не люблю.
— Значит, ответ неверный, — вздыхает Сокджин, затем набирает побольше воздуха в грудь, — почему ты не можешь смотреть на меня так же?
— Не полюблю тебя.
— А его? — уже со знанием ответа.
— Собираюсь.
А в чём сомневаться? В чём? Тэхён не разговаривал больше, чем с Чонгуком, даже с собственной матерью.
Маму надо любить по умолчанию.
Чонгука так,
увы, к счастью, нельзя.
— Знаешь, Сокджин, — поджимает Тэхён губы и морщит нос, потому что воротит от подступающих слёз, — пытаясь убежать от самого себя, всё растеряешь.
— Мне нужен ты.
— Не я, не убеждай себя, — мотает младший головой, а Сокджин смотрит со злом, сдвинув тёмные брови вместе.
— Ты.
Тэхён глядит в бегающие глаза. Не он. «Ценим только то, что уже потеряно», — крутится в черепной коробке. Так и будет, когда кое-кто конкретный
потеряет луну, считая звёзды облажается.
— Поговори с ним, — предлагает тот, что насильно там, где быть не должен.
— Давай лучше поговорим с Чонгуком.
Тэхён удивляется, Сокджин ухмыляется… как прекрасен тандем!
За Сокджином, помимо двери, виднеется кухня, на которой любимым сейчас предметом для Тэхёна стали столовые приборы, которые хочется швырнуть дорогому другу в лицо.
И как так всё обернулось?
Не то чтобы это похищение очень пугало… Просто зачем? А главное — почему? Ведь Сокджин мог поговорить и так, ведь Сокджин мог избежать
бумажной человеческой волокиты. Видимо, ему скучно. А где он был все дни? Где пропадал? Его сильные плечи не говорят о том, что ответы будут известны.
Возможно, сидел дома, укутавшись в плед?.. Это не похоже на Сокджина, ха.
Если он принц, то где-то сражался.
А если плебей, то копался в себе.
Ни на того, ни на другого Сокджин не похож.
— Да? — голос из динамика…
У Тэхёна, он готов поклясться, сердце делает несколько кульбитов один за другим, потому что, о боже, с каким волнением… Простое «да?»… Разве так может быть?
Сокджин старается злорадно не смеяться, а рот Тэхёна не находит ответов, пока из динамика доносится шуршание, клацанье, словно Чон чем-то занят.
Боже, если бы Тэхён раньше знал, что даже друзьям нельзя выдавать пароль от телефона… Хотя, если бы он остался в тайне, Сокджин бы мог отрубить младшенькому палец, чтобы воспользоваться отпечатком.
По-другому неинтересно.
— Чонгук, привет, — Сокджин улыбается, облизывает губы, а Тэхён залипает на острый язык.
Вырвать бы с корнем.
— Сокджин?
Чонгук, конечно же, теряется лишь на секунду, ведь он о ситуации прекрасно знает. Он утирал одному ненаглядному и переживательному платками слёзы, сопли,
целовал бы ресницы, но не целовал, такого не было.
— Да, как ты узнал?! — счастливо восклицает Сокджин, тут же подсунув Тэхёну динамик к подбородку, чтобы говорил.
— И я, — тихо бормочет тот.
Кажется, что действует гравитация какой-то другой планеты, потому что вместо того, чтобы Тэхёна невидимое толкало к земному ядру, указывает на экран, где теряются следы голоса того, кого несколько часов тому назад мог целовать, хоть и довольно странным образом, следы.
— Сокджину просто скучно, — успокаивающе хихикает Тэхён, а Чонгук понятливо хмыкает.
— Так, голубки, я не о ерунде поболтать вас собрал!
Бросив телефон на ближайшую тумбу, Сокджин облокачивается о стену, скрестив ноги, и задумчиво поворачивает голову к окну.
— Чонгук, что ты чувствуешь, когда рядом с Тэхёном?
Второй упомянутый заметно напрягается, отчего верёвки сильнее впиваются в кожу, и задерживает дыхание, потому что, по сути, подобное всегда волнительно.
А зачем Сокджину ответ? Наверное, чтобы посмеяться или погрустить. А может, ему действительно скучно?
Но, скорее всего,
одиноко прямо сейчас, когда по факту — не один.
— Чувствую, что
я его человек, — ровным тоном и без единой запинки.
— Что за самонадеянность? — смеётся Сокджин, пока сердце Тэхёна пропускает много ударов невиданной ранее силы.
«Я его человек».
— Впервые слышу, чтобы вместо «ты мой» говорили подобную глупость, — фыркает старший, бросив Тэхёну кривой оскал, — ещё что дурацкое скажешь?
— Скажу, что
глупость присваивать себе кого-то, когда можно отдать себя.
— А я твой человек! — восклицает Тэхён, когда Сокджин швыряет телефон в сторону, смахнув рукой с гладкой поверхности.
— Я знаю! — смеётся на том проводе Чонгук, что ещё сильнее злит одну единственную персону.
Сокджин трёт лоб и мотает головой.
— Любишь его?
— Нет, не люблю.
Ответ Чонгука вновь заставляет смеяться, меряя комнату шагами, а Тэхён лишь считает их, ведь сам не может ходить, даже толком пошевелиться. Это всё похоже на то, словно…
— Как ты можешь так просто говорить подобное?! — взрывается Сокджин, взмахнув руками невидимому собеседнику. — Он слышит!
…словно Ким Сокджин ищет свои личные ответы.
—
Почему я должен искажать свои чувства? Если я не люблю, то не люблю. Если люблю, то люблю. Боже, парень, всё проще, чем ты думаешь.
— Я тебе не парень!
— Девушка? — смеётся Чонгук, одиноко лежащий в тёмном углу.
Сокджин срывает штору, наверное, по приколу и оседает на пол, сжимая ткань в руках.
— Заткнись…
— Процитировать тебе что-нибудь? — и сердце Тэхёна ёкает, потому что это он рассказал Чонгуку о том, что психотерапевт любит такие вещи, а Сокджин наверняка улавливает связь.
Его лицо вдруг так несчастно, он прикрывает глаза.
Чонгук, оценив молчание, продолжает:
— Начни романтизировать свою жизнь…
— А если жизнь дерьмо? — тут же перебивает Сокджин, а из динамика на него шикают, чтобы заткнулся.
— Просто послушай, это цитата, хорошо? — два существующих тела в четырёх стенах кивают.
А Тэхёну и вовсе хочется пробежаться по орбите, потому что у него вдруг слишком много энергии, которой заряжает тихий очень знакомый голос, спокойно спрашивающий «хорошо?».
Если удариться в воспоминания, то…
— Я позвоню вечером, хорошо?
— Давай встретимся через час, хорошо?
— Оденешься теплее, хорошо?
— Возьмёшь плеер, хорошо?
Бесконечное множество.
—
Начни романтизировать свою жизнь, потому что она достойна этого. Поверь, что чашка утреннего чая — это важно и круто, даже такая мелочь может доставить тебе радость, если захотеть. Ведь всё в голове. Поверь в то, что поездка в автобусе не пытка, а настоящее приключение, которое достойно пера самого искусного писателя, поэта.
Грустным он будет или нет — зависит лишь от твоих мыслей, которые с тобой от рождения и до самой смерти. Умереть не страшно,
страшно умирать впервые. Так зачем двойные смерти? Начни романтизировать свою жизнь, видеть хорошее в новом блокноте и в первом растаявшем снеге, подумай о том, что кто-то о подобном и мечтать не смел, но всё же рад тому, что может ходить. А кто не может, то тому, что есть способность дышать… А если и это недоступно, то можно погрустить лишь одну секунду, ведь былого не вернёшь. Начни романтизировать свою жизнь и людей, что тебя окружают: их счастливые улыбки, глубокие глаза, ямочки на щеках или веснушки, а может быть, родинки? Романтизируй так, словно твоя жизнь состоит из одной лишь романтики, словно она бледно-розовое полотно с белыми побегами, на котором цветут цветы, даже лишившись корней. Понимаешь?
Романтизируй каждый свой шаг.
— А если шаги не в ту сторону? — спрашивает Сокджин, уже держа телефон в руках, словно верного помощника.
Тэхён засматривается на блестящие яблоки. Глазные.
— Если шаги не в ту сторону, то есть лишь один вариант:
надо так их повернуть, чтобы гордиться полётом.
— Кто так сказал? — улыбается Тэхён, прикрыв веки.
Он не устал видеть Чонгука в кромешной темноте, с ней все чувства обострённее, а голос проникает глубже.
— Так сказал Чон Чонгук, — смеётся из динамика, заставляя подхватить, — в две тысячи двадцать первом году.
— Ничего не понимаешь в жизни, — вздыхает Сокджин.
Наверное, если бы цитата была кого-то другого, он бы воспринял серьёзно. Не в этот раз, не в этот… И не в следующий.
Звонок в дверь, доносящийся и наяву, и из динамика, нарушает пятиминутную тишину.
— Гость пришёл, откроешь? — спрашивает Чонгук, наверняка улыбаясь.
А у Тэхёна лишь одна картинка перед глазами и одно желание: вырваться из окутавших его
цепей верёвок и броситься в объятия, зарыться носом в шею, чёрт возьми!
Чувствуете, как это происходит?
Нет, никто не чувствует.
Дверь открывается сама под удивлёнными взглядами, а взъерошенный Чонгук вваливается в квартиру, тут же вскинув брови при виде Тэхёна.
— Открыто было, не помешал? — размахивает он руками. — А то вижу тут пахнет бдсм-практикой.
Тэхён не сдерживается, широко улыбается, так широко, что даже прячутся глаза.
— И как мы тут оказались? — обращается Сокджин к нежданному-негаданному-нежеланному.
— А это было проще простого,
у меня компас, — кивает Чонгук в ту сторону, где сияющий от счастья младший Ким.
Слишком довольная морда.
Сокджин молчит, опустив нос, и совсем не обращает внимания на то, что происходит дальше. Просто о многом нужно подумать, ведь каждый из планов (основных и запасных) безбожно рухнул, оставив стоять посреди пустыря с перекати-полем во рту, чтобы вкусно. М, очень.
Тэхён снова не дышит (или он даже не начинал), когда Чонгук подходит к нему, опускается на колени и развязывает верёвки. Его изящные пальцы, конечно же, скрывают перчатки, но не мешают уверенно маневрировать между препятствиями, словно Чонгук каждую неделю развязывает по одному пленному.
— Как ты так быстро тут оказался? — шепчет Тэхён, а Чонгук, нахмурившись, вопросительно мычит.
Не услышал, Тэхён забыл…
— Я спросил… ты правда мой?
Чонгук улыбается уголками губ и глаз, перемещаясь к верёвке, что связала туловище со спинкой стула.
Боже, Тэхён чувствует иногда проблески дыхания на своих щеках, отчего те наливаются румянцем… Так хочется прикрыть их ладонями, но пока нет возможности… Ким хочет проваливаться сквозь землю.
Но не провалится без Чонгука.
Точнее, с ним — ни за что.
— Я выбрал не сон, а тебя. Как считаешь? — опаляющими словами на ухо, отчего кожа Тэхёна покрывается миллиардом мурашек.
А затем Чонгук поворачивается, почти соприкасаясь кончиком носа со скулой, из-за чего младший чувствует не просто горячий воздух, а и взгляд, анализирующий его сквозь кожу.
— Повернись, — и Тэхён поворачивается, краем глаза замечая, как Сокджин вертит в руке телефон, отойдя подальше, но уже свой.
Миллиметр. Столько между ними.
Почти штиль. Вот что между ними.
Но не внутри.
Буйство не просто стихий, а точек на костяшках, что чувствуется и без наглядного примера. Из-за них Чонгук нашёл, начал искать ещё до телефонного звонка.
— Я твой, — тихо-тихо.
— Я твой, — чуть громче, чтобы Чонгук отчётливо расслышал.
И всё, что хочется, податься вперёд… Чтобы встретиться… Со своим страхом…
Тэхён одёргивает себя, чуть не свалившись со стула, а Чонгук подхватывает под локти, помогая подняться. Его взгляд проходится по всему телу, сканируя, хотелось бы прикрыться,
если бы кто-то чужой так смотрел.
— Порядок? — Тэхён кивает. — Значит, уходим, — это вводит в мимолётный ступор, потому что… вот так просто? Тэхён застывает, схватившись руками за куртку Чонгука и неловко указывает в сторону Сокджина, которого будто подменили.
— Мы эгоисты, мы уходим, — улыбается старший, поправляя пряди волос своего соулмейта, и ерошит, вновь приводя в беспорядок, — одуванчик.
Как-то вроде и правильно, как-то вроде и нет…
Эгоисты, которые не эгоисты.
— Можешь не гипнотизировать его номер, я сам позвонил, — бросает небрежно Чонгук в пространство квартиры, подталкивая всё ещё обеспокоенного Тэхёна к выходу.
Он хочет знать, что с Сокджином будет всё в порядке.
И с одним, и с другим.
Тэхён не видит, как пугается один из них, но в то же время будто облегчённо выдыхает. Не этого ли хотел, похищая своего друга? Бог
знает не знает…
Когда дверь закрывается, Чонгук притягивает к себе Тэхёна, крепко обхватив двумя руками, и прижимается щекой к пушистой копне волос, зажмурившись.
— С ума сведёшь, — шепчет, пока Тэхён обнимает его в ответ, прижавшись.
— Прости.
— Ни за что, — улыбается старший, а его ладони ползают по спине Тэхёна, останавливаясь на лопатках.
— Как мне с тобой прощаться?
Тэхён отодвигается и устанавливает зрительный контакт.
— А ты не прощайся.
— Есть идея.
Щеку Кима тут же накрывает ладонь, пальцы трепетно касаются кожи. «Какова на ощупь?» — думают оба.
— О…
Парни вздрагивают и оборачиваются, замечая психотерапевта, что оказался на одной с ними лестничной площадке.
Вид у него такой себе… Бежал марафон или делал утреннюю зарядку с упражнениями повышенной сложности, но по вискам стекают капли пота, а раньше пальто, что казалось самым серьёзным и деловым в мире — нараспашку. И почему-то психотерапевт не кажется Тэхёну собой, он похож на одного из тех, кого доводилось встречать в белых коридорах.
— А Сокджин?.. — психотерапевт указывает рукой на дверь квартиры, замолкает.
Парни синхронно кивают и отступают, чтобы тот прошёл внутрь.
Ботинки со скрежетом встречаются с полом, каждый шаг сопровождается странным волнением, психотерапевт надолго закрывает глаза перед тем, как оказаться на кухне.
— Ты как? — спрашивает он, когда встречается с Сокджином взглядами.
Тот запрокидывает голову кверху, моргая.
Очертания его тела… Психотерапевту хочется подойти ближе, на всё плюнуть, просунуть большие пальцы в лямки джинс, где должен быть ремень, и уткнуться лбом в ту грудь, что посильнее собственной. Такие желания делают несчастным.
— Никак…
— Поверишь, если скажу, что понимаю?
— Не поверю, — мотает Сокджин отрицательно головой, усмехнувшись, — не поверю.
— Почему?
Сокджин откладывает телефон, который до этого держал в руках, на тумбочку, подходит ближе, отключает все лишние звуки и краски, оказываясь в чёрно-белой градации.
— Потому что все психотерапевты так говорят.
Острой стрелой прямо в сердце.
— Не воспринимай меня так, — шепчет психотерапевт, делая шаг вперёд, — я не врач для тебя.
— Да? — язвительно. — Тогда почему мы сейчас отправимся в твою клинику, найдём подходящий мне курс и бла-бла-бла?
— Чтобы помочь…
Сокджин начинает смеяться, он смеётся так, будто ему сказали что-то немыслимое. Будто сказали то, что неправда, совершенный бред, идеально придуманный высшими силами.
— Себе? — спрашивает он, вскинув подбородок.
А психотерапевт широко распахивает глаза, когда прямо в них приходится уверенный взгляд.
— Не боишься? —
смотреть в глаза…
— Не боюсь, — больше нет.
Психотерапевту хочется подойти ближе, на всё плюнуть, просунуть большие пальцы в лямки джинс, где должен быть ремень, и уткнуться лбом в ту грудь, что посильнее собственной.
И он это делает.
Оказывается вплотную, затем впивается поцелуем в губы, пока его обвивает пара давно желанных рук. От первого настоящего прикосновения кроет, не просто прикосновения — поцелуя. Полного недосказанности, но глубокого и жадного.
Психотерапевт впервые понимает, что и сам он жадный, если дело касается одного конкретного человека.
У него подкашиваются ноги, выступают слёзы на глазах, что заставляет крепче ухватиться за плечи перед собой, сжать, ногтями впиться… Как ему хорошо прямо сейчас.
И как больно представлять, что Сокджин вновь оттолкнёт.
Скажет, что они не могут думать друг о друге, что они неправильные и судьбой немыслимые, что дом их — адский котёл. А потом уйдёт, пытаясь убедить себя в том, что никаких чувств, никаких мыслей, что соулмейт на самом деле совершенно другой человек.
Но это ведь не так.
Абсолютно не так.
Ощутив руки на бёдрах, психотерапевт теряется в пространстве, оказывается на кухонной тумбе и обхватывает ногами Сокджина, прижав.
Сам он окольцован. Руками.
И ему достаточно.
Если Сокджину надо что-то доказать, то он сделает это, если ему надо помочь, то он сделает это, если надо отстать от него…
то, пожалуй, нет.
Каждый раз смотря прямо в глаза психотерапевт надеялся на такой же в ответ. Почти тридцать лет.
И он у него есть.
Психотерапевт целует того, кому нужен психотерапевт.
И наоборот.
Поцелуи — это индивидуальный метод лечения.
5
