Sixteen tons

Он любил и страдал. Он любил деньги и страдал от их недостатка. — из книги ,,12 стульев’’

***

— А не раскроете ли вы мне секрет, что это за очарование. — Указывая на диадему под стеклянным накрытием, уточнил Джерард, беря под руку с женщиной, что все, как ей казалось, томила его непонятным ожиданием близости. Подойдя ближе к предмету, что так заинтересовал юношу, хозяйка отметила: — Что сказать, глаз-то у тебя намётан. Это очень дорогая вещь, даже не столь в денежном эквиваленте, сколько в историческом плане. Работа времён французского ампира, продавший нам её свято клялся, что принадлежала диадема одной небезызвестной графине, но естественно, заявления подобного рода – лишь фарс да попытки завысить цену. Наверняка она принадлежала одной из виконтесс, пусть и парижских, впрочем, так ли это важно? — Вы фантастически ориентируетесь в истории и искусстве. Видимо данная тема вам очень близка? — Не отводя взгляда от мелкой россыпи бриллиантов, что в этой толпе, идущей к верху, как-то удивительно обесценивалась, явно уступая центровому крупному изумруду в огранке ,,маркиз’’. — Не столько мне, сколько моему мужу, больно его интересовали вещи былых лет, в особенности драгоценные. — Пожала плечами Джамия. — Эта вещь была одной из его любимых, пусть в коллекции есть экземпляры и старше и дороже с точки зрения материала. Но эта вещица его очаровала. Джерард про себя ухмыльнулся, вспоминая то, каким видел покойного мистера Айеро, после, оглядываясь по сторонам, он взял женщину за руку вновь. Прошло уже около двух часов с начала его визита, кофе давно был выпит и чашки скучающе покоились на низком столике. Разговор перешёл в плавное русло, изначально непрошенный гость стал говорить об абстрактных вещах, картинах на стенах, восхищался идеей постройки здания, плавно, но уверенно переходя к объекту, что его изначально заинтересовал. — Так ваш муж был эстетом? — Удивленно, не без доли иронии, переспросил Джерард. — Не то что бы, — Ответила женщина, слегка посмеиваясь. — но питал слабость к искусству. А я вижу вы так же тянетесь к высокому, так? — Уточнила она. — Верно, даже намеревался попасть в ряды учащихся флорентийской академии изящных искусств, только вот в связи с ситуацией в стране. — Он на секунду умолк, горько ухмыляясь, только вот в этот раз искренне. — Вы понимаете. — Подытожил он, но вскоре переключился. — Также с детства я обучатся игре на фортепиано, английскому, французскому и итальянскому языкам, истории искусств, театра и нескольким техническим направлениям. Женщина изумленно осмотрела его, впрочем удивление быстро покинуло черты ее лица, и она с удивительной для неё самой интонацией предложила: — Мои родственники живут во Франции, но худшие времена претерпели тут, как только война была окончена, вернулись, пусть уже не в Париж, но лазурный берег не так и плох, верно? — Уточнила женщина, поглядывая на собеседника и после одарила его одной просьбой. — Возможно ты что-то сыграешь и для меня? — С превеликим удовольствием. — Расплылся в улыбке юноша. *** Элегантные ноты одного из Шопеновских ноктюрнов вскакивали в неловком пробуждении с рояльной деки и в то же мгновение покидали своё пристанище, скатываясь о тёмное дерево инструмента, часть их шлейфом распластывались на темном мраморе. Некоторые из них вздымались ввысь легким пируэтом, застревая в хрустале люстры, и замертво опадали, растворяясь в отголоски ещё до приземления. И вот, спустя томительные, но такие прекрасные минуты прозвучал финальный аккорд, что в исполнении Джерарда был как-то слишком резок, будто желал сорвать пелену забвения, подаренную произведением. С нежеланием отрывать от белой поверхности клавиш взгляд юноша поднял голову, встречаясь взглядом с висящим напротив семейным портретом четы, в чьём доме он и находился, и с нетипичной ему жадностью пытался разглядеть в этих лицах интонацию их взаимодействий. Но из краткосрочного изучения его вырвал громкий звук: — Браво! — Вскрикнула расположившаяся на чёрной кушетке французского стиля, что находилась подле инструмента, женщина, при этом разворачиваясь, спустив ноги и слегка приосанившись. — Ты — невероятен, кланяюсь в ноги твоим учителям, да и твоему терпению в изучении музыкальных наук. — Проговаривая последнее, Джамия слегка посмеивалась, не сводя взгляда с юноши, что, встав из-за инструмента, стал его обходить, прикасаясь подушечками пальцев к темному дереву. — Шикарный инструмент. — отметил он. — Немецкие мастера, ничего тут не скажешь, высший пилотаж. Да и выставки, на которых он представлялся, впечатляют. — Проглядывая сквозь толстые струны рекомендательные набивки, продолжил Джерард. — Немцы… — Помедлила женщина с явной досадой. — Что же они творят сейчас? Джерард обернулся на неё и с неловкостью подошёл к ней, присаживаясь подле, горько добавляя: — Боюсь, как бы не посыпалась она вслед за Италией. Но все же я предложу сменить тему, вижу, она и вам не многим приятна. Обернувшись к Джерарду, женщина усмехнулась: — Тогда ответь мне, дорогой, раз уж мы стали так откровенны, Бога ради, что с твоими волосами? — Закончив вопрос, женщина расхохоталась, словно ребёнок, подкинувший другу одного из зверьков, которых так боятся дети. И это в самом деле не было удивительно, ведь Джерард четко догадывался о том, что взаимоотношения ее с мужем были лишены всякой лёгкости и теплоты, и эта женщина, как всякий человек, изголодалась по легким, приукрашенным легким флиртом беседам. Слегка улыбнувшись шутке собеседницы, Джерард ответил: — Вам не нравится? — Слека параноически он провёл рукой по гладко уложенным волосам и вскоре объяснился, приподняв плечи. — Вы ведь видите, как скоро меняются тенденции в моде. — Конечно нет, дорогой, это выглядит очень интересно, только вот не лишено комичности, понимаешь ведь. Ты словно маяк. Твоё счастье, что тебя не разыскивают. — Женщина рассмеялась, окончив свою речь, естественно Джерард был в ее миропонимании чем-то ярким, необычным, как весенний ветер, ворвавшийся в затхлое помещение. Юный, взбалмошный, но при этом образованный и, как ей казалось, безумно в неё влюблённый. Уловив то, что женщина ушла в свои мысли, наш Герой скоро вскочил, возвращаясь к инструменту, и стал наигрывать одну из тех мелодий, что сейчас обретали популярность, из-под его пальцев выскивали ноты, сплетаясь в совершенную импровизацию, но тем не менее имеющую какую-то целостность, Джерард захватил последнюю терцию, и после, подорвавшись с места, направился в другой угол комнаты, где под большим, уже известным нам портретом на тумбочке тёмного дерева с мраморным в центре кругом покоился граммофон в прелестном окружении фарфоровых парочек, в которых по крою платьев женщин, изящным букетам и маскам* на лице можно было узнать дебютантов венского бала. Проигнорировав запись лондонской и парижской филармоний, Джерард взял в руки пластинку ансамбля некой красотки Сью*, и когда игла легла на борозды, начиная свой вечный путь, легкие ноты джаза заполонили глухим звучанием комнату. — Позволите? — Сказал юноша, подойдя к женщине и протянув вперёд руку, при этом пряча за спину вторую. — С превеликим удовольствием. — С легким флером передразнивания, ответила леди Айеро, прикасаясь к руке юноши и мягко кладя вторую ему на плечо. Так как музыка имела слегка томные мотивы — они стали то ли кружится вальсовыми оборотами, но более развязными, то ли козыряя элементами кубинской хабанеры, но менее яркими, потому имя тому танцу, что разворачивался на мраморе, было дать сложно. Важен был только контакт двоих людей, в каждом повороте и прикосновении, в редких встречах глаз и ощущении чужого пульса. Только вот в итоге томная композиция быстро была окончена, вслед за ней последовало подобие лишь зарождающегося тогда танго, и для приличия присев в мелком реверансе, двое легко засмеялись, когда Джерард, неожиданно даже для себя, взглянул в окно, уже вечерело. Он взял женщину за обе руки, вглядываясь в ее глаза, но думая при этом совершенно не ней. — Вы подарили мне невероятное счастье, быть с вами в этот день, мне показалось, словно я научился дышать, теперь же я теряю вас. — С грустью закончил он, все ещё не опуская ее рук. — Но на дворе вечереет, потому, мало что подумают ваши подчиненные. — опустив глаза, отметил он, прекрасно зная, что ни подчинёнными, ни с прислугой те, кто держит такие дома, не считаются. Но показать вызывающую навязчивость — для него значило почти что оступиться и проиграть. Женщина выдохнула в лёгком смешке, прикасаясь к линии подбородка Джерарда, и слегка приподняла ему голову, дабы он поднял взгляд, и она смогла взглянуть ему в глаза. — Ты ещё слишком молод и, видно, не так испорчен. — С каким-то наставлением в голосе начала Джамия, после, положив руку ему на плечо, продолжила уже немного тише. — Но это мой дом, в котором никто и не посмеет мне ничего сказать. — Прикрыв глаза, она улыбнулась чему-то в своих мыслях. И юноша подался вперёд, намереваясь поцеловать ее, только действие это прервал звук резко распахивающейся тяжёлой двери, если быть точнее, звук удара о дверной упор. Поддавшись рефлексу двое резко развернулись в сторону раздражителям, не понимая, почему кто-то счёл себя достаточно важной персоной, что посмел их беспокоить. И оба изначально выглядели жутко раздражёнными, но спустя мгновение, как по неуловимой команде, замерли в ступоре, пограничном с предобморочным состоянием. Хотя, от чего же пред? Сделав пару неосознанных шагов назад, леди Айеро, чей невысокий каблук прозвучал, особо громко ударяясь о камень в воцарившейся тишине, стала падать без чувств, благо Джерард, все ещё стоявший за ней, успел подхватить её под руки, но даже не удосужившись найти место, где она могла бы прилечь помягче, чем холодный пол, он взглянул в глаза человеку, что ещё минуту назад казался ему лежащим где-то в подвале с простреленным черепом, обаятельно улыбнулся, отпуская женщину, распрямился, и круто развернувшись на пятках, помчал к противоположной той, из-за которой явился хозяин дома, двери. Распахнув её, он оказался в очередном длинном, богато обставленном коридоре, только вот сейчас ему явно было не до разглядывания интерьеров, скоро открыв одну из дверей, он надеялся увидеть спасительный выход во двор и, возможно, все же что-то ценное. Но ни одна из дверей не подарила ему такой радости, и юноша уже всячески упрекал крепость своей нервной системы за невозможность так же лежать на полу в безмятежном неведении, при том, что мысли стали уже судорожно мешаться, сердце прыгать в горле, ну и шаги сзади, никуда не исчезая, стали приобретать всё более агрессивные оттенки. Естественно, у него имелся козырь в рукаве, только стоит ли разменивать тузов на ,,мелкотню’’, как бы там ни было, цель сохранить свою шкуру была основновной, а что до Конфиденциальности — она могла и подождать. Решив это в аферестичной голове, обрамлённой багряными локонами, созрел план, и он, зайдя в одну из комнат, что оказалась гостевым кабинетом, застыл на месте, опершись на стену в волнительном ожидании тех, кто охотится за его головой. *** В то же время, восседая в своём кабинете, где окружение из нижных стеллажей и картин ничуть не вдохновляло мистера Айеро, что находился в ожидании поимки элемента, который уж больно часто мелькал в его истории и стал первым из живых, кто насолил ему больше раза. Только вот он раздумывал о словах около двух часов назад умершего Роберта, если бы он верил каждому ублюдку, что пытался обвести его вокруг пальца — никогда бы не оказался там, где есть. Понимал так же, что этот самый Джерард не может быть членом семьи знатной и влиятельной, учитывая все, что мог сложить он, ведь и его феноменальных знаний видеть пока не пришлось. Только вот, если это немыслимым образом окажется истиной — счета будут слишком велики, ведь некоторые устои в обществе подобных ему людей являются непоколебимыми. И он знал, что, как бы ему не хотелось уничтожить этого мальчишку, что влез в его жизнь, его карман и семью, торопиться не стоит. Ещё одним весомым аргументом служило, что этот идиот – талантливый аферист и лжец, что в критических ситуациях не поджимает хвост, а начинает ещё быстрее думать. И это также могло сыграть и ему на руку, в не самых честных махинациях, хотя других у него и не предвиделось. А что до жены? Он был зол, естественно был зол, пусть он знал, она всегда была эксцентричной и желала теплоты и страсти, которой в таких браках, как их, быть не могло, но одно дело понимать теоретически, другое встретиться с таким оскорблением лицом к лицу. — Позвольте. — Резкое появление из-за двери голоса прервало какие-либо мыслительные процессы, и мужчина, опершись руками на стол, с трудом выдохнул, для притупления горящей злобы, и вскоре ответил: — Входите. Двое человек вели под руки уже почти родного нам героя, что, казалось, чувствовал себя весьма спокойно, по пути бросая язвительные фразы примерного содержания: ,,Мне очень приятно ваше внимание, но я могу ходить и сам’’ да и вся поза его выражала похабную расслабленность, что читалась во всем, начиналась с заваленной на бок головы и оканчивалась непонятной жестикуляцией кистей. Спустя несколько мгновений Джерарда в довольно грубой форме усадили на стул, и те двое, что его и привели, остались стоять позади, дабы контролировать все возможные его действия. И на удивление всех, кто там находился, первым прервал молчание так называемый гость: — Рад снова видеть, — Улыбаясь, начал Джерард, считая, что выход у него лишь один — раскрыть все карты, потому если и гореть — пусть это будет ярким. — А ведь я тебя так ждал. — Слегка подавшись вперед он начал вести свою линию, с наслаждением улавливая гнев в смешении с шоком на лице мистера Айеро. — Но ты не пришёл. — резко отклонился назад, приподымая руки в слегка театрализованном жесте. — Пришлось мне самому так бестактно прийти в твой дом. — Итогом этого перформанса Джерард сложил руки на груди и, слегка выкатил нижнюю губу, сымитировав обиду. В последствии двое мужчин, стоящих за его спиной, уж подумали двинуться, дабы немного встряхнуть его для ‘’ориентации в пространстве,,, только вот условное движение в виде приподнятой открытой ладони их прервало. — Весьма забавно, — Начал мужчина, тон которого был ровен, но в нем улавливались ноты явно сдерживаемого гнева. — Джерард, верно? — Сложив руки, уточнил он. — Удивительно, как такой мелкий аферист смог провести сотню вымуштрованных идиотов. — Он шумно выдохнул, продолжая. — Что же — А можно вы меня просто застрелите по быстрому, а? — Перебил его юноша, для чего-то, понятного лишь ему, добиваясь крайнего гнева собеседника. — Терпеть не могу долгие нотации, — Говоря это, он активно жестикулировал согнутой в локте рукой, но после успокоился и, театрально захлопав глазами, дополнил. — хотя тебя я бы мог слушать вечно. Он проигрывал свою личную битву, но желал вывернуть наизнанку этого напыщеного индюка, быть сильнее в дискуссии и просто немного позабавиться. Только вот мистер Айеро был совершенно не так примитивен и глуп, потому и этот выпад был уместно проигнорирован. Растянувшись в странной улыбке, он ответил: — О, поверь, в тебя бы я в упор, с превеликим удовольствием всадил прямо сейчас пулеметную очередь, дорогуша. Только вот у меня есть предложение получше. — Не пулеметную очередь? — Вздёрнув бровями, уточнил Джерард, ожидая, что подобная ирония вызовет негодование, да и бровь собеседника уже гневно подергивалась. Главное не перегнуть, ибо Джерард знал, что в крайних случаях и сказать о своей привилегии он не успеет, как получит под ребро стальной подарок, но теперь, когда его заносило на поворотах — подобные вещи были не столь важны. — Твою мать! — Не выдержав и ударив по столу кулаком с интонацией сдавленного от злости голоса, выдал собеседник. — Тебе видно очень смешно, так? Но лучше послушай меня сейчас, ты не знаешь в какую перрону попал и не знаешь, видно, кто я. — Да как же. — Гневно отозвался оппонент, неясно от чего разозленный подобной фразой. — Очередной ублюдок, нажившийся на войне, выворачивающий наизнанку людей во всех смыслах, но тем не менее строящий из себя дворянина. — Закончил он, даже слегка шипя, что выглядело, впрочем, комично. И как бы мистеру Айеро сейчас не хотелось применить оружие или силу своих подчиненных — воспользоваться сторонней помощью означало проиграть, показать, что какой-то мелкий сученок может обставить его и лишить аргументов со значимостью и уважением. — Не тебе, дорогой мой, учить жизни меня, да и кого-либо вообще, ты никто, да, твоего ума хватает, чтоб обставить подобных идиотов. — Он указал на стоящих за ним мужчин. — Ты это знаешь, и это видят не все, в чем твоя привилегия. Но, растрачиваясь на подобные аферы, ты обесцениваешься, потому, когда тебе поступает предложение перестать рисковать свой жизнью ради куска драгоценного металла — внемли и благодари господа, что не прошёл через мучения, подобные адским. Ты — просто подлец, павший на дно Нью-Йоркских улиц, но в тебе есть хитрость, потому ты бы мог быть мне полезен. Потому. — Он прервался, смотря в лицо собеседника, что на удивление внимательно его слушал. — у тебя два пути, или ты становишься частью нашей. — мужчина продолжил с сарказмом, что аж резал по ушам. — дружной семьи, или же тебя выводят на задний двор, ты получаешь в лоб пулю, да закопают тебя рядом с твоим дружком, как его звали? — искусственно задумавшись, он расплылся в улыбке, полной жуткого садистического наслаждения. — Ах да, Роберт. На какую-то долю секунды Джерард впал в ступор, услышав имя, но скоро зажмурившись, и так же резко распахнув глаза, он, протягивая руку вперед и поднимаясь со стула, чуть не выкрикнул: — Я согласен. — Он смотрел в упор на мистера Айеро, но взгляд его был мутноватым от потрясения. Мужчина же встал со стула, и сняв с руки перчатку, что была довольно странным атрибутом в помещении, протянул руку, на пальцах которой Джерард заметил набитые буквы, но был не в состоянии их разглядеть, вперёд. Короткое рукопожатие, полное отвращения. — Явись сюда завтра, в девятом часу вечера. — Вновь надевая перчатку, сказал мужчина, хотя более это походило на приказ. — Как мне знать, что ты не сбежишь? — вызывающе дополнил он, подчеркивая беспринципность юноши. — Привяжешь меня к себе, начальник. — Ядовито улыбнувшись, подытожил Джерард, несомненно радуясь тому, что выжил, сумев спасти не только короля, но и королеву в Фоме и виде информации.