***
— Эдвард? — Мне нужно уехать, Карлайл. Я должен уехать немедленно. — Что произошло? — Ничего. Пока. Но произойдет, если я останусь. Он потянулся к моему плечу. Я видел, как ему было больно, когда я отпрянул от его руки. — Я не понимаю. —Ты когда-нибудь... было ли у тебя когда-нибудь такое...? Я видел, как глубоко вздохнул, видел дикий огонь, пылающий в моих глазах, сквозь призму его мыслей, наполненных глубокой тревогой. — Встречал ли ты когда-нибудь хоть одного человека, который пах для тебя лучше, чем все остальные? Намного лучше? — Ох. Когда я увидел, что он все прекрасно понял, мое лицо исказилось от стыда. Он протянул руку, желая коснуться меня, не обращая внимания на мою неосознанную попытку снова увернуться, и положил свою руку мне на плечо. — Сделай все возможное, чтобы сопротивляться соблазну, я не стану отговаривать тебя, сынок. Я буду скучать по тебе. Вот, возьми мою машину. Бак полон.***
Теперь он задавался вопросом, правильно ли поступил тогда, отпустив меня. Сомневаясь, не обидел ли он меня, выказав так мало доверия? — Нет, — прошептал я на бегу. — Именно это мне и было нужно. Я мог бы так легко предать твое доверие, если бы ты попросил меня остаться. — Мне жаль, что тебе приходиться страдать, Эдвард. Но ты должен сделать все, что в твоих силах, чтобы сохранить жизнь дочери Свона. Даже если это означает, что тебе снова придется покинуть нас. — Знаю, я знаю. — Так почему ты вернулся? Ты знаешь, как я счастлив, что ты здесь, но если это слишком сложно... — Мне не нравится чувствовать себя трусом, — признался я. Мы сбавили скорость — теперь мы медленно бежали сквозь темноту. — Это лучше, чем подвергать ее опасности. Она уедет через год или два. — Ты прав, я это знаю. — Но его слова, напротив, только усилили мое желание остаться. Эта девушка уедет через год или два... Карлайл остановился, и я остановился вместе с ним. Он повернулся, и принялся внимательно изучать выражение моего лица. «Но ты ведь не собираешься больше убегать, не так ли?» Я опустил голову. «Дело в гордости, Эдвард? В этом нет ничего постыдного...» — Нет, не гордость удерживает меня здесь. Не в этот раз. «Некуда идти?» Я издал смешок. — Нет. Это бы меня не остановило, если бы я мог заставить себя уйти. — Мы пойдем с тобой, если, конечно, это то, что тебе нужно. Тебе стоит только попросить. Ради любого из нас, ты всегда переезжал без всяких претензий. Они не обидятся на тебя за это. Я вопросительно приподнял бровь. Он рассмеялся. — Да, Розали могла бы, но она в долгу перед тобой. Во всяком случае, для нас гораздо лучше уйти сейчас, не причинив никому вреда, чем уйти потом, когда чья-то жизнь будет оборвана. — К концу фразы из его тона весь юмор исчез. От его слов я вздрогнул. — Да, — согласился я. Мой голос звучал хрипло. «Но ты не уйдешь?» Я вздохнул. — Я должен. Что держит тебя здесь, Эдвард? Ничего не понимаю... — Не знаю, смогу ли я объяснить. — Даже для меня это не имело смысла. Он продолжительное время изучающе всматривался в мое лицо. «Нет, я все-таки не понимаю. Но я буду уважать твое личное пространства, если тебе так предпочтительней». — Спасибо. Это очень великодушно с твоей стороны, особенно если учесть, что я никому не даю уединения. — За одним исключением. И я пытался сделать все возможное, чтобы лишить ее этого, пытался же? «У каждого из нас свои причуды, — снова рассмеялся он. — Ну что, пойдем?» Он только что учуял запах небольшого стада оленей. Трудно было вызвать большой энтузиазм в отношении того, что даже при самых благоприятных обстоятельствах казалось не слишком аппетитным ароматом. Прямо сейчас, когда воспоминания о крови девушки были свежи в моей памяти, от этого запаха у меня даже скрутило живот. Я вздохнул. — Давай, — согласился я, хотя и знал, что даже если заставлю себя влить побольше крови в горло, это мало чем поможет. Мы оба присели в охотничью стойку и позволили непривлекательному запаху молча тянуть нас вперед. К нашему возвращению домой, заметно похолодало. Недавно растаявший снег снова замерз, казалось, все вокруг будто покрылось тончайшим слоем стекла — каждая сосновая иголочка, каждый лист папоротника, каждый стебель травинки были окутаны льдом. Пока Карлайл шел переодеваться, готовясь к своей утренней смене в больнице, я остался у реки дожидаться восхода солнца. Я чувствовал себя почти... распухшим от количества выпитой крови, но я знал, что отсутствие настоящей жажды мало что будет значить, когда я снова сяду рядом с девушкой. Такой же холодный и неподвижный, как камень, на котором я сидел, я смотрел на темную воду, бегущую вдоль обледенелого берега и вглядываясь сквозь нее. Карлайл был прав. Я должен покинуть Форкс. Они могли бы рассказать какую-нибудь историю, чтобы объяснить мое отсутствие. Перешел учиться в школу-интернат в Европе. Уехал в гости к дальним родственникам. Или же взбунтовавшийся подросток сбежал из дома. История не имела особого значения. Никто не станет задавать слишком много вопросов. Всего лишь год или два, а потом девушка исчезнет. Она станет жить своей жизнью — у нее будет жизнь, которую можно будет продолжить. Она поступит в какой-нибудь колледж, повзрослеет и начнет свою карьеру. Возможно, даже выйдет замуж за кого-нибудь. Я мог себе это представить — я мог видеть девушку, одетую во все белое и идущую размеренным шагом, держа под руку отца. Было странно осознавать, какую боль причинил мне этот образ. Это было выше моего понимания. Неужели, я завидую ее будущему, потому что у меня его уже не будет никогда? В этом не было никакого смысла. У каждого из людей, окружавших меня, имелся такой же потенциал впереди — жизнь, и я редко страдал от зависти к ним. Я должен оставить ее наедине со своим будущим. Перестать рисковать ее жизнью. Это будет правильный поступок. Карлайл всегда выбирал верный путь. И мне следует прислушаться к нему сейчас. Не сомневаться. Солнце показалось из-за облаков, и слабый свет отражался от стекла замерзшего льда, мерцая со всех сторон. Еще один день, решил я. Я увижу ее еще раз. Я с этим справлюсь. Возможно, упомяну о своем предстоящем исчезновении, подстрою более правдоподобную историю. Это будет нелегко. Я чувствовал это в тяжелом нежелании, которое уже заставляло меня думать о предлогах остаться — продлить крайний срок до двух дней, трех или четырех... Но я поступлю правильно. Я знал, что могу полностью доверять советам Карлайла. И еще я знал, что сейчас слишком противоречив, чтобы принять правильное решение в одиночку. Слишком противоречив. В какой степени это нежелание уехать было вызвано моим навязчивым любопытством, а в какой неудовлетворенным аппетитом? Я вошел в дом, чтобы перед школой переодеться в свежую одежду. Элис ждала меня, сидя на верхней ступеньке третьего этажа. «Ты снова уезжаешь», — с укором подумала она. Я вздохнул и кивнул. «Я не вижу, куда ты отправляешься в этот раз». — Просто я сам еще не знаю, куда отправлюсь, — прошептал я. «Я хочу, чтобы ты остался». Я отрицательно покачал головой. «Может, нам с Джазом пойти с тобой?» — Теперь они еще больше будут нуждаться в тебе, когда меня не будет рядом, чтобы присматривать за ними, предупредить об опасности. И подумай об Эсми. Неужели ты хочешь одним взмахом руки лишить ее половины семьи? «Ты сделаешь ее такой несчастной». — Я знаю. Именно поэтому ты должна остаться. «Все равно это будет уже не так, как если бы ты остался рядом, и ты это знаешь». — Да. Но я должен поступить правильно. «Существует много верных и много ошибочных путей, разве нет?» На краткий миг она погрузилась в одно из своих странных видений, я наблюдал вместе с ней, как мелькали и кружились неотчетливые образы. Видел себя вперемешку со странными тенями, в которых не мог ничего разобрать — туманные и нечеткие формы. А потом, внезапно моя кожа засверкала в ярком солнечном свете небольшого открытого луга. Это было место, которое я знал. На лугу рядом со мной была какая-то фигура, но опять-таки неразборчиво, недостаточно понятно, чтобы распознать, кто это. Образы затрепетали и исчезли, когда миллионы новых крошечных вариантов снова начали менять будущее. — Я мало что уловил из всего этого, — заговорил я, когда видение померкло. «Я тоже. Твое будущее меняется так быстро, что я не успеваю за всем уследить. Но мне кажется...» Она замолчала и пролистала в памяти для меня огромную коллекцию других недавних видений. Все они были похожи — размыты и расплывчаты. — Мне кажется, что-то меняется, — произнесла она вслух. — Похоже, сейчас твоя жизнь находиться на перепутье дорог. Я мрачно рассмеялся: — Ты ведь понимаешь, что сейчас говоришь, как обычная ярмарочная гадалка, верно? Она показала мне свой маленький язычок. — Но сегодня все будет в порядке, так ведь? — Спросил я с внезапной тревогой в голосе. «Я не вижу, чтобы ты сегодня кого-то убил», — заверила она меня. — Спасибо, Элис. — Иди одевайся. Я никому ничего не скажу, позволю тебе самому все рассказать остальным, когда ты будешь готова. Она встала и стрелой помчалась вниз по лестнице, слегка ссутулив плечи: «Я буду скучать по тебе. Правда». Да, я тоже буду по ней очень скучать. Это была тихая поездка в школу. Джаспер чувствовал, что Элис чем-то расстроена, но он знал, что если бы она хотела поговорить об этом, то давно уже все ему рассказала. Эмметт и Розали, ничего не замечая, переживали свой очередной подобный момент, когда они глядели друг другу в глаза с небывалым восхищением — было довольно-таки отвратительно наблюдать за ними со стороны. Мы все прекрасно понимали, как отчаянно они любят друг друга. Или может, мне было так плохо оттого, что только я был одинок. В некоторые дни бывает особенно тяжко, жить под одной крышей с тремя парами, идеально подходящих друг другу, влюбленных. И это была одна из этих парочек. Может быть, все они были бы счастливее, если бы я не болтался поблизости, раздраженный и воинственный, как какой-то старик, каким впрочем, я и должен быть сейчас. Конечно, первое, что я сделал, когда мы добрались до школы — принялся искать девчонку. Просто для того, чтобы снова себя подготовить. Правильно. Я был в замешательстве от того, что в моем мире вдруг не осталось ничего, кроме нее, теперь все мое существование было сосредоточено на этой девушке, даже больше, чем на мне самом. Впрочем, это было довольно легко понять. Когда на протяжении восьмидесяти лет, каждый день и каждую ночь происходит одно и то же, любое изменение становится точкой поглощения. Она еще не приехала, но вдалеке я слышал громовое пыхтение двигателя ее грузовика. Я прислонился к своей машине и стал ждать. Элис осталась со мной, в то время как остальные сразу отправились в класс. Им уже порядком поднадоела моя зацикленность — для них было непостижимо, как какой-то человек, мог так долго удерживать мой интерес, как бы привлекательно она ни пахла. Девушка, наконец, появилась в поле моего зрения, медленно въезжая на школьную парковку, ее глаза неотрывно смотрели на дорогу, а ее руки крепко сжимали руль. Казалось, она была чем-то озабочена. Мне потребовалась секунда, чтобы понять, чем это вызвано, на самом деле сегодня у каждого человека было такое же выражение лица. Ах, дорога стала скользкой из-за замершего льда, и все они старались ехать осторожнее. Я видел, что она серьезно относится к неожиданно возникшему риску. Похоже, это соответствовало тому немногому, что я знал о ее характере. Я добавил эту черту к своему небольшому списку. Она была серьезной личностью, ответственной. Она припарковалась недалеко от меня, но еще не заметила, что я стою здесь и смотрю на нее. Мне стало интересно, что она сделает, когда увидит меня? Покраснеет и уйдет? Это было первое, что я предположил. Но, возможно, она ответит мне таким же внимательным взглядом. Возможно, она подойдёт, чтобы заговорит со мной. На всякий случай я сделал глубокий вдох, наполняя свои легкие воздухом и надеждой. Она осторожно выбралась из грузовика, ногами проверяя на ощупь скользкую землю, прежде чем полностью перенести на них свой вес. Она не поднимала глаз, и это меня расстроило. Может, мне самому стоит подойти, и заговорить с ней... Нет, это было бы неправильно. Вместо того чтобы повернут в сторону школы, она направилась к задней части своего грузовика, весьма забавно цепляясь за край кузова, будто не доверяла своим ногам. Это заставило меня улыбнуться, и я почувствовал на своем лице взгляд Элис. Я не стал прислушиваться к ее мыслям, чтобы это не заставляло ее думать — мне было слишком весело наблюдать за тем, как девушка проверяет цепи противоскольжения на колесах. Судя по тому, как скользили ее ноги, ей действительно грозила опасность вот-вот упасть. Больше ни у кого не возникло таких проблем — неужели она припарковалась в самом скользком месте? Она остановилась, глядя вниз со странным выражением на лице. Это было... нежность. Как будто что-то увиденное на шинах пробудило в ней... эмоции? И снова любопытство мучило, как жажда. Словно мне было жизненно необходимо знать, о чем она думает — словно все остальное больше не имело значения. Я мог бы подойти и заговорить с ней. Она выглядела так, будто ей в любом случае нужна была рука помощи, по крайней мере, до тех пор, пока она не сойдет со скользкой дороги. Конечно, я не мог предложить ей этого, не так ли? Я колебался, разрываясь на части. Принимая во внимание ее враждебность к снегу, она вряд ли приветствовала бы прикосновение моей холодной белой руки. Надо было надеть перчатки... — НЕТ! — громко ахнула Элис. Я мгновенно проник в ее мысли, сначала предположив, что это я принял неверное решение, и она увидела, как я совершаю непростительную ошибку. Но ко мне это не имело никакого отношения. Тайлер Кроули решил свернуть на парковку с неразумной скоростью. Это непредусмотрительность вынудит его машину скользить по заледенелому участку дороги. Видение происходило всего на полсекунды раньше реальности. Фургон Тайлера завернул за угол, когда я все еще наблюдал за тем, что заставило Элис испуганно ахнуть. Нет, это видение не имело ко мне никакого отношения, и в то же время, оно имело ко мне самое непосредственное отношение, потому что фургон Тайлера — чьи шины в этот самый момент скользили по льду, под самым худшим углом — собирался пролететь через всю стоянку и раздавить девушку, которая так непрошено стала центром моего мира. Даже без предвидения Элис было достаточно просто рассчитать траекторию движения вышедшей из-под контроля машины Тайлера. Девушка, продолжавшая стоять в совершенно неудачном месте позади своего грузовика, подняла голову, сбитая с толку визгом шин. Она бросила мимолетный взгляд на мои полные ужаса глаза, а затем повернулась лицом к своей приближающейся смерти. «Только не она!» — Эти слова прогремели у меня в голове так, словно принадлежали кому-то другому. Все еще погруженный в мысли Элис, я увидел, как видение внезапно начало меняться, но у меня не было времени, чтобы увидеть, каков будет конец. Я рванул через стоянку, бросаясь между занесенным фургоном и застывшей девушкой. Я двигался так быстро, что все вокруг превратилось в размытое пятно, за исключением объекта моего внимания. Она не видела меня — никакие человеческие глаза не способны проследить за моим полетом — все еще продолжая смотреть на громоздкий предмет, который как раз собирался втиснуть ее тело в металлический каркас ее грузовика. Я обхватил ее вокруг талии, двигаясь со слишком большим напором, для того чтобы быть настолько нежным, насколько того требовалось ее телу. Минула всего одна сотая доля секунды с момента, когда я вырвал ее хрупкую фигуру с дороги смерти, и моментом, когда я рухнул на землю, держа ее в своих руках, я отчетливо осознал всю хрупкость и ранимость ее тела. Когда я услышал, как ее голова ударилась о лед, мне показалось, что я сам превратился в лед. Но у меня не было даже секунды, на то, чтобы оценить ее состояние. Я слышал, как фургон позади нас скрежетал и визжал, огибая крепкий железный кузов грузовика девушки. Он менял курс, двигался по дуге, снова приближался к ней — как будто она была магнитом, притягивающим его к нам. Слово, которое никогда прежде мне не доводилось произносить в присутствии дам, проскользнуло между моих стиснутых зубов. Я и так уже успел сделать слишком много. Когда я почти пролетел по воздуху, в попытке оттолкнуть ее с дороги, я уже полностью осознал жуткую ошибку, которую совершил. Но понимание того, что это была ошибка, не остановило меня, и я не забывал о риске, на который я пошел — не только для себя, но и для всей моей семьи. Разоблачение. И это уж точно ничем мне не поможет, но я ни за что не позволю фургону преуспеть во второй попытке отнять у нее жизнь. Я отпустил ее и вскинул вперед руки, останавливая фургон, прежде чем он успел коснуться девушки. Его сила отдачи швырнула меня обратно в машину, припаркованную рядом с ее грузовиком, и я почувствовал, как ее корпус прогнулся под моими плечами. Фургон содрогнулся и задрожал, наткнувшись на неподатливое препятствие в виде моих рук, а затем покачнулся, неустойчиво балансируя на двух противоположных от меня колесах. Если я уберу руки, заднее колесо фургона обрушится ей на ноги. О, ради всего святого, неужели эти катастрофы никогда не кончатся? Было ли что-то еще, что могло пойти не так? Вряд ли я смогу сидеть здесь, держа фургон, и ждать спасения. Отбросить в сторону злосчастный фургон я тоже не мог — нужно было подумать о водителе, мысли которого сейчас были бессвязны от паники. С внутренним стоном я толкнул фургон так, что он на мгновение отскочил от нас. Когда он снова падал обратно на меня, я поймал его под раму правой рукой, а левой снова обхватил девушку за талию и вытащил ее из-под угрожающе нависшего колеса, крепко прижимая к себе. Ее тело слабо шевельнулось, когда я развернул ее так, чтобы ее ноги оказались вне опасности — была ли она в сознании? Сколько вреда я причинил ей в своей импровизированной попытке спасения? Я позволил фургону упасть на все четыре колеса, теперь, когда он не мог причинить ей вреда. Он с грохотом рухнул на тротуар, и от удара все стекла одновременно разбились вдребезги. Я знал, что оказался в самом эпицентре кризиса. Как много она успела увидеть? Видел ли кто-то из свидетелей, как я материализовался рядом с ней, а потом жонглировал фургоном, пока пытался удержать ее подальше от него? Эти вопросы должны заботить меня в самую первую очередь. Но я был слишком занят, чтобы всерьез забеспокоиться об угрозе разоблачения. Слишком охвачен паникой тем, что мог ранить ее, пытаясь спасти ей жизнь. Слишком напуган, держа ее так близко к себе, зная, что я почувствую, если позволю себе вдохнуть. Слишком остро ощущал жар ее мягкого тела, прижатого к моему — даже сквозь двойное препятствие наших курток — я чувствовал этот жар. Первый страх был самым сильным страхом. Когда вокруг нас раздались крики свидетелей, я наклонился, всматриваясь в ее лицо, желая убедиться, что она в сознании, и отчаянно надеясь, что она не истекает кровью. Ее глаза были широко раскрыты и шокировано смотрели на меня. — Белла? — требовательно спросил я. — С тобой все в порядке? — Все нормально. — Она произнесла эти слова машинально ошеломленным голосом. При звуке ее голоса на меня нахлынуло облегчение, такое восхитительное, что оно казалось почти что болью. Я втянул воздух сквозь зубы и на этот раз не возражал против мучительной агонии, сопутствующей жжением в горле. Как ни странно, я почти приветствовал это. Она попыталась сесть, но я не был готов отпустить ее. Это чувствовалось как-то... безопаснее? Или лучше сказать, мне нравилось ощущать ее прижатой к себе. — Будь осторожна, — предостерег я ее. — По-моему, ты довольно сильно ударилась головой. Не было запаха свежей крови — к великому милосердию — но это не исключало внутренних повреждений. Мне вдруг захотелось сию же минуту доставить ее к Карлайлу с полным комплектом рентгенологического оборудования. — Ой — сказала она, комично шокированным тоном, когда она поняла, что я был прав насчет ее головы. — Так я и думал. — Облегчение сделало ситуацию для меня несколько забавной, почти головокружительной. — Как это...? — Ее голос затих, а веки затрепетали. — Как ты так быстро оказался здесь? Облегчение испарилось, юмор исчез. Она слишком много заметила. Теперь, когда я понял, что девушка была в относительном порядке, тревога за мою семью стала более существенной. — Я стоял рядом с тобой, Белла. — Из личного опыта я знал, что если буду более убедителен в своей лжи, то это сделает любого спрашивающего менее уверенным в своей правоте. Она снова попыталась сесть, и в этот раз я позволил ей это сделать. Мне нужно было дышать, чтобы я мог правильно играть свою роль. Мне нужно было пространство от ее теплокровного жара, чтобы оно не смешивалось с ее запахом и не подавляло мой здравый рассудок. Я отстранился от нее так далеко, насколько это было возможно в небольшом пространстве между разбитыми машинами. Она пристально посмотрела на меня, и я ответил ей тем же. Отвести взгляд первым было ошибкой, которую мог совершить только некомпетентный лжец, а я не был некомпетентным лжецом. Мое лицо выражало спокойствие и доброжелательность. Казалось, это сбило ее с толку. Хорошо. Теперь место происшествия было окружено. В основном это были студенты, дети, заглядывающие и проталкивающиеся сквозь толпу, чтобы посмотреть, не видно ли изувеченных тел. Раздался шум криков и вслед понесся поток потрясенных мыслей. Я еще раз просмотрел мысли, чтобы убедиться, что пока никаких подозрений не возникло, а затем отключился от них и сосредоточил свое внимание только на девушке. Ее отвлек сумасшедший бедлам. Она огляделась вокруг по сторонам, с все еще ошеломленным лицом, и попыталась встать на ноги. Я легонько положил руку ей на плечо, удерживая на месте. — Просто оставайся пока на месте. — Внешне с ней вроде все было в порядке, но стоит ли ей шевелить шеей? И снова я пожалел, что рядом не было Карлайла. Мои годы теоретических медицинских исследований, не шли ни в какое сравнение с веками его практической медицинской практики. — Но здесь холодно, — возразила она. Только что ее дважды подряд едва не раздавило насмерть, а холод было единственное, что ее сейчас беспокоило. Смешок проскользнул сквозь мои зубы прежде, чем я вспомнил, что ситуация была не из смешных. Белла моргнула, а затем ее глаза сфокусировались на моем лице. — Ты стоял вон там. Это снова отрезвило меня. Она посмотрела в сторону юга, хотя там уже ничего не было видно, кроме помятого борта фургона. — Ты был около своей машины. — Нет, не был. — Я видела тебя, — настаивала она. В ее голосе звучало детское упрямство. Она вызывающе вскинула подбородок. — Белла, я стоял рядом с тобой и оттащил тебя в сторону. Я пристально посмотрел ей в глаза, пытаясь заставить ее принять мою версию — единственную приемлемую версию из возможных. Она стиснула зубы. — Нет. Я старался сохранять спокойствие и не паниковать. Если бы только я мог заставить ее замолчать на несколько минут, чтобы дать мне шанс уничтожить улики... и опровергнуть ее историю, сославшись на травму головы. Разве заставить молчать эту тихую, скромную девушку не должно быть легче простого? Если бы только она сделала то, о чем я прошу, хотя бы на несколько мгновений... — Белла, пожалуйста, — попросил я, и мой голос прозвучал слишком напряженно, потому что мне неожиданно хотелось заслужить ее доверие. Очень хотелось, и не только в связи с этим несчастным случаем. Глупое желание. Какой смысл ей доверять мне? — Но почему? — спросила она, все еще защищаясь. — Поверь мне, — взмолился я. — Ты обещаешь мне потом все объяснить? Меня злило, что снова приходится лгать ей, именно тогда, когда я больше всего хотел добиться ее доверия. Поэтому мой ответ прозвучал резко. — Ладно. — Ладно, — повторила она тем же тоном. Пока вокруг нас начиналась спасательная операция — прибывали взрослые, звонили представители власти, а вдали уже выли сирены — я старался не обращать внимания на девушку и расставить приоритеты в правильном порядке. Я прошерстил мысли каждого кто был на стоянке, как свидетелей, так и опоздавших, но не нашел ничего, чего стоило опасаться. Многие были удивлены, увидев меня здесь рядом с Беллой, но все предположили — поскольку никакого другого возможного вывода не было — что они просто не заметили меня, стоявшего рядом с девушкой до аварии. Она была единственной, кто не принял это простое объяснение, но она будет считаться наименее надежным свидетелем. Она была напугана, травмирована, не говоря уже о том, что ударилась головой. Возможно, она была в шоковом состоянии. Будет вполне допустимо, если ее история будет немного сумбурной, не так ли? Никто не предаст ее словам большого значения, чем мнению многих других свидетелей присутствующих здесь. Я вздрогнул, когда уловил мысли Розали, Джаспера и Эмметта, только что прибывших на место происшествия. Сегодня мне придется чертовски дорого заплатить за это. Я хотел сгладить вмятину, оставленную моими плечами в бежевой машине, но девушка была слишком близко. Мне придется подождать, пока она отвлечется. Ждать было крайне невыносимо — так много глаз смотрело на меня — пока люди боролись с фургоном, пытаясь оттащить его от нас. Я мог бы помочь им, просто чтобы ускорить процесс, но у меня и так было достаточно неприятностей, а у девушки определенно был зоркий глаз. В конце концов, им удалось отодвинуть его достаточно далеко, чтобы медики смогли подобраться к нам с носилками. Знакомое стареющее лицо, оценивающе посмотрело на меня. — Привет, Эдвард, — сказал Бретт Уорнер. Кроме того, он был дипломированным медбратом, и я довольно хорошо знал его, посещая больницу. Это была удача — единственная удача за сегодняшний день — что он первым пробрался до нас. В своих мыслях он отметил, что я выглядел настороженным, но спокойным. — Ты в порядке, парень? — Отлично, Бретт. Меня ничто не задело. Но боюсь, что у Беллы может быть сотрясение мозга. Она сильно ударилась головой, когда я оттолкнул ее в сторону. Бретт перевел свое внимание на девушку, которая в этот момент бросила на меня свирепый взгляд, полный обиды за предательства. Ох, это было ожидаемо. Она была тихой мученицей — и предпочитала страдать молча. Однако она не стала сразу опровергать мои слова, и от этого мне стало немного спокойнее. Другой врач скорой помощи попытался настоять на том, чтобы я позволил себя осмотреть, но его не так уж трудно было отговорить. Я пообещал, что отец займется мной, и он отпустил меня. Для большинства людей все, что требовалось — это говорить с холодной уверенностью в голосе. Для большинства людей, но только не для этой девушки, разумеется. Вписывалась ли она хоть под один стандартный параметр? Когда на нее начали надевать шейный бандаж — и ее лицо покраснело от смущения — я воспользовался моментом отвлечения, чтобы тыльной стороной ноги незаметно изменить форму вмятины на бежевой машине. Только мои братья и сестры заметили, что я делаю, и я услышал мысленное обещание Эмметта исправить все, что я упущу. Благодарный за его помощь — и еще более благодарный за то, что Эмметт, по крайней мере, уже простил мой опасный выбор — я немного расслабился, забираясь на переднее сиденье машины скорой помощи рядом с Бреттом. Шеф полиции приехал еще до того, как Беллу успели усадить в машину скорой помощи. Хотя в мыслях отца Беллы было всего лишь пара слов, паника и беспокойство, исходящие из разума мужчины, заглушили почти все остальные мысли в округе. Бессловесная тревога и чувство вины огромной волной хлынули из него, когда он увидел свою единственную дочь на каталке. Хлынувший из него поток, прошел и сквозь меня, отдаваясь эхом и становясь все сильнее с каждой секундой. Когда Элис предупреждала меня, что смерть дочери Чарли Свона убьет и его тоже, она не преувеличивала. Моя голова поникла из-за переполнявшего меня чувства вины, когда я услышал его наполненный паникой голос. — Белла! — крикнул он. — Со мной все в порядке, Чар... папа, — вздохнула она. — Со мной не произошло ничего плохого. Уверенность в ее голосе едва успокоила его страх. Он тут же повернулся к ближайшему медику и потребовал дополнительной информации о произошедшем. Только когда я услышал, как он говорит, составляя совершенно складные предложения, несмотря на панику, я понял, что его тревога и беспокойство не были бессловесными. Я просто... не мог расслышать конкретных слов. Хмм. Мысли Чарли Свона не были такими молчаливыми, как у его дочери, но теперь я догадываюсь, откуда это у нее. Интересно. Раньше мне не доводилось проводить много времени рядом с шефом городской полиции. Я всегда считал его человеком, думающим очень медлительно — теперь я понял, что это я туго соображал. Его мысли были частично скрыты от меня, но не отсутствовали полностью. Я мог различить только их тенор и интонацию. Мне хотелось послушать внимательнее, чтобы увидеть, смогу ли я найти в этой новой, меньшей загадке ключ к секретам девушки. Но Беллу уже погрузили в салон, и скорая помощь двинулась в путь. Сложно было оторваться от этого возможного решения загадки, которая стала меня преследовать. Но сейчас мне нужно было подумать — посмотреть на все произошедшее сегодня со всех сторон. Мне пришлось прислушаться, чтобы удостовериться, что я не подверг всех нас такой опасности, из-за которой нам придется немедленно уехать. Мне необходимо было сосредоточиться. В мыслях врачей скорой помощи не было ничего, что могло бы меня обеспокоить. Насколько они могли судить, с девушкой ничего серьезного не случилось. А Белла пока придерживалась той версии истории, которую я ей изложил. Первым делом, когда мы добрались до больницы, мне необходимо было увидеть Карлайла. Я быстро прошел сквозь автоматические двери, но я не смог полностью отказаться от наблюдения за Беллой. Образно говоря, я следил за ней через мысли санитаров. Было легко найти столь знакомый разум моего отца. Он сидел в своем маленьком кабинете в полном одиночестве — вторая удача за этот неудачный день. — Карлайл. Он услышал мое приближение и встревожился, как только увидел мое лицо. Он вскочил на ноги и перегнулся вперед через аккуратно прибранный стол из орехового дерева. «Эдвард... ты ведь не...?» — Нет, нет, дело не в этом. Он глубоко вздохнул. «Конечно, нет. Извини, что мне пришла в голову такая мысль. Твои глаза, конечно, я должен был догадаться». — Он с облегчением посмотрел на мои все еще золотистые глаза. — Она ушиблась, Карлайл, возможно, не очень серьезно, но... — Что случилось? — Нелепая автомобильная авария. Она оказалась не в том месте и не в то время. Но я не мог просто стоять там — позволить этому раздавить ее... «Начни по порядку, я не понимаю. Как ты то оказался вовлечен в это дело?» — Фургон занесло на льду, — прошептал я. Говоря это, я не сводил глаз со стены позади него. Вместо толпы дипломов и свидетельств, вставленных в рамках, там висела всего одна единственная простая картина, написанная маслом — его любимая, неизвестный Хассам. — Она была на его пути. Элис предвидела, что это произойдёт, но не оставалось времени, чтобы что-то сделать, кроме как кинутся сквозь стоянку и оттолкнуть ее с дороги. Никто не заметил... кроме нее. Мне пришлось остановить фургон, но опять же, никто этого не видел... кроме нее. Мне... Мне очень жаль, Карлайл. Я не хотел подвергать нас опасности. Он обошел вокруг стола и на мгновение обнял меня, прежде чем отступить назад. «Ты поступил правильно. И это, по всей видимости, могло оказаться не просто для тебя. Я горжусь тобой, Эдвард». Тогда я смог взглянуть ему в глаза. — Теперь она знает, что со мной что-то... не так. — Это не имеет значения. Если нам придется уехать, мы уедем. Что она сказала? Я покачал головой, немного расстроенный. — Пока ничего. «Пока?» — Она согласилась с моей версией произошедшего, но ждет моих объяснений. Он нахмурился, обдумывая мои слова. — Она ударилась головой... Ну ладно, это сделал я, — быстро продолжил я. — Я, довольно сильно сшиб ее с ног. Кажется она в порядке, но... я не думаю, что потребуется много времени, чтобы опровергнуть ее теорию. Я почувствовал себя последним подлецом, произнося эти слова. Карлайл уловил отвращение в моем голосе: «Возможно, в этом не будет необходимости. Посмотрим, что из этого выйдет. Похоже, у меня появился пациент, которого нужно осмотреть». — Пожалуйста, — попросил я. — Я так боюсь, что причинил ей боль. Лицо Карлайла просияло. Он пригладил свои светлые волосы — всего на несколько тонов светлее, чем его золотистые глаза — и засмеялся. «Это был интересный день для тебя, не так ли?» — В его мыслях я видел иронию, и это было забавно, по крайней мере, для него. Прямо-таки смена ролей. В какую-то короткую, безрассудную долю секунды, которая потребовалась мне, чтобы пронестись сквозь заледенелую стоянку, я превратился из убийцы в защитника. Я рассмеялся вместе с ним, вспомнив, как был уверен, что Белла никогда не будет нуждаться в защите от чего-то большего, чем от меня самого. В моем смехе присутствовала какая-то резкость, потому что, несмотря на фургон, это все еще было чистейшей правдой. Я ждал в одиночестве, сидя в кабинете Карлайла — один из самых долгих прожитых мной часов — и прислушивался к переполненной мыслями больницу. Тайлер Кроули, водитель фургона, похоже, пострадал сильнее, чем Белла, и все внимание переключилось на него, пока она ждала своей очереди на рентген. Карлайл держался на расстоянии, полностью доверив диагноз своим ассистентам, согласно которому девушка получила лишь незначительный ушиб. Это меня встревожило, но я знал, что он прав. Один взгляд на его лицо и она тут же вспомнит обо мне и о том, что в моей семьей что-то не так, и это может подтолкнуть ее к разговорам. У нее определенно был достаточно охотный собеседник. Тайлер, съедаемый чувством вины за то, что чуть не убил ее, по-видимому, никак не мог замолчать. Я мог видеть выражение ее лица сквозь его глаза, и было понятно, что ей очень хочется, чтобы он прекратил свою болтовню. Как же он этого не заметил? Для меня настал напряженный момент, когда Тайлер спросил ее, как ей удалось увернуться. Я ждал, с замиранием, пока она колебалась с ответом. — Гм... — услышал он, как она сказала. Затем она сделала довольно долгую паузу, и Тайлер задумался, не понимая, чем этот вопрос мог так смутить ее. В конце концов, она продолжила. — Эдвард оттащил меня в сторону. Я выдохнул. И внезапно мое дыхание участилось. Я никогда раньше не слышал, чтобы она произносила мое имя. Мне нравилось, как оно звучало из ее уст — даже просто услышать сквозь мысли Тайлера. Но мне бы хотелось услышать это самому... — Эдвард Каллен, — повторила она, видя, что Тайлер не понял, кого она имеет в виду. Я осознал, что за миг очутился у двери, держась за ручку. Желание увидеть ее становилось все сильнее. Мне пришлось напомнить себе о необходимости соблюдать осторожность. — Он стоял рядом со мной. — Каллен? — «Хах. Это странно». — Я не видел его. — «Я мог бы поклясться...» — Вау, наверное, все произошло так быстро. Он в порядке? — Думаю, что да. Он где-то здесь, они даже не заставили его использовать носилки. Я заметил задумчивое выражение на ее лице, как подозрительно сузились ее глаза, но эти небольшие изменения в ее очертаниях были незаметны для Тайлера. «Она хорошенькая, — подумал он почти с удивлением. — Даже после всего пережитого. Не мой обычный типаж. И все же... я должен ее куда-нибудь пригласить. Можно сделать это сегодня». Я уже был в коридоре, на полпути к приемному покою, ни на секунду не задумываясь о том, что делаю. К счастью, медсестра вошла в палату раньше меня — настала очередь Беллы делать рентген. Я прислонился к стене в темном закоулке сразу за углом и попытался взять себя в руки, пока ее увозили. И не важно, что Тайлер считал ее хорошенькой. Любой бы это заметил. У меня не было причин чувствовать... А что я чувствовал? Раздражение? Или злость была ближе к истине? В этом не было никакого смысла. Я оставался на месте так долго, как только мог, но нетерпение взяло верх, и я пошел окружным путем в рентгенологический кабинет. Ее уже перевезли обратно в палату, но я успел взглянуть на ее рентгеновские снимки, пока внимание медсестры было сосредоточено на чем-то другом. После этого я почувствовал себя спокойнее. С головой у нее все было в порядке. Я не причинил ей вреда, по-настоящему. Там меня и застал Карлайл. «Ты выглядишь лучше», — прокомментировал он. Я только посмотрел на него. Мы были не одни, в коридорах было полно санитаров и посетителей. «Ах, да. — Он прикрепил ее рентгеновские снимки к световому щиту, но мне не понадобилось смотреть на них еще раз. — Я вижу. Она в полном порядке. Молодец, Эдвард». Похвала отца вызвало во мне неоднозначную реакцию. Я был бы доволен, если бы не знал, что он не одобрит того, что я собираюсь сделать сейчас. По крайней мере, не одобрил бы, знай он мои истинные мотивы. — Пожалуй, я пойду поговорю с ней, прежде чем она увидит тебя, — пробормотал я себе под нос. — Постараюсь вести себя естественно, будто ничего не случилось. Уладить все. Привести все возможные приемлемые доводы. Карлайл рассеянно кивнул, продолжая рассматривать снимки: — Неплохая идея. Хмм... Я посмотрел на то, что его так заинтересовало. «Посмотри на все эти зажившие ушибы! Сколько раз мать роняла ее?» — Карлайл рассмеялся над собственной шуткой. — Я начинаю думать, что эта девушка просто ходячая неудача. Всегда в ненужном месте в ненужное время. «Форкс определенно не самое подходящее место для нее, пока ты здесь». Я вздрогнул. «Иди. Уладь все. Я скоро к вам присоединюсь». Я быстро пошел прочь, чувствуя себя виноватым. Возможно, я был слишком хорошим лжецом, раз смог обмануть Карлайла. Когда я добрался до отделения скорой помощи, Тайлер все еще бормотал себе под нос, продолжая извиняться. Девушка пыталась укрыться от его угрызений совести, притворяясь спящей. Глаза ее были закрыты, но дыхание не было ровным, и время от времени ее пальцы нетерпеливо подрагивали. Я довольно долго всматривался в ее лицо. Это будет последний раз, когда я вижу ее. От этой мысли я почувствовал острую боль в груди. Было ли это вызвано тем, что я терпеть не мог оставлять любую загадку неразгаданной? Но это казалось не убедительным объяснением. Наконец, я сделал глубокий вдох и приблизился настолько, чтобы меня стало видно. Когда Тайлер увидел меня, он хотел что-то сказать, но я приложил палец к губам. — Она спит? — поинтересовался я. Глаза Беллы моментально открылись и сосредоточились на моем лице. На мгновение они расширились, а затем сузились от гнева или подозрений. Я вспомнил, что мне предстоит сыграть свою роль, и поэтому улыбнулся ей так, словно сегодня утром не произошло ничего необычного — кроме удара по голове и немного вышедшего из-под контроля воображения. — Привет, Эдвард, — начал Тайлер. — Мне очень жаль... Я поднял руку, чтобы прервать его извинения. — Нет крови, нет вины, — криво усмехнулся я. Не подумав, я слишком широко улыбнулся своей личной шутке. Тайлер вздрогнул и отвел взгляд. Было удивительно легко игнорировать Тайлера, лежащего не более чем в четырех шагах от меня при том, что его глубокие раны все еще сочились кровью. Я никогда не понимал, как у Карлайла получается это сделать — игнорировать кровь своих пациентов, чтобы лечить их. Не будет ли постоянное искушение таким отвлекающим, таким опасным? Но теперь... я понимал, что если достаточно сильно сосредоточиться на чем-то другом, то искушение становится ничтожным. Даже свежая и незащищенная кровь Тайлера была ничто по сравнению с кровью Беллы. Я старался держатся от нее на расстоянии, усаживаясь на матрац в ногах у Тайлера. — Итак, каков вердикт? — Спросил я ее. Ее нижняя губа слегка выпятилась. — Со мной все в порядке, но они меня не отпускают. Почему ты не привязан к каталке, как все мы? Ее недовольство снова заставило меня улыбнуться. Теперь я услышал Карлайла в коридоре. — Все дело в личных связях, — беспечно ответил я. — Но не волнуйся, я пришел, вызволит тебя отсюда. Я внимательно наблюдал за ее реакцией, когда в палату вошел мой отец. Ее глаза широко раскрылись, а рот даже приоткрылся от удивления. Я внутренне застонал. Да, она определенно заметила сходство. — Итак, мисс Свон, как вы себя чувствуете? — спросил Карлайл. У него была удивительно успокаивающая манера поведения, которая умиротворяло большинство пациентов в считанные секунды. Я не мог сказать, какой эффект это произвел на Беллу. — Я в порядке, — тихо ответила она. Карлайл прикрепил рентгеновские снимки на подсвечивающийся стенд у кровати. — Твои снимки показывают хорошие результаты. Голова не болит? Эдвард сказал, что ты довольно сильно ударилась. Она вздохнула и вновь повторила: — Все в порядке. Но на этот раз в ее голосе прозвучало нетерпение. Затем она сердито посмотрела в мою сторону. Карлайл подошел к ней поближе и начал аккуратно проводить пальцами по коже ее головы, пока не нащупал шишку под ее волосами. Волна эмоций, обрушившаяся на меня, застала меня врасплох. Я тысячу раз видел, как Карлайл работает с людьми. Много лет назад я даже неофициально помогал ему — правда, только в тех ситуациях, когда дело не касалось крови. Так что для меня не было в новинку наблюдать, как он взаимодействует с девушкой, как если бы он был таким же человеком, как и она. Я много раз завидовал его самообладанию, но это было совсем не то, какие эмоции это вызывает сейчас. Я завидовал ему больше, чем просто его самообладанию. Я изнывал из-за разницы между мной и Карлайлом — от того, что он мог прикасаться к ней так нежно, без страха, зная, что никогда не причинит ей вреда. Она вздрогнула, и это заставило меня дернуться со своего места. Мне пришлось на мгновение сосредоточиться, чтобы восстановить свою расслабленную позу. — Больно? — спросил Карлайл. Ее подбородок слегка вздернулся вверх. — Не совсем, — ответила она. Еще одна крошечная черта ее характера встала на свое место: она была храброй. Она не любила показывать свою слабость. Она, возможно, самое уязвимое существо, которое мне когда-либо довелось повстречать, и она не хотела выдавать свою слабость. Смешок сорвался с моих губ. Она бросила на меня очередной свирепый взгляд. — Ну что ж, — сказал Карлайл, — Твой отец ожидает тебя в приемной, можешь пойти с ним домой. Но немедленно возвращайся, если почувствуешь головокружение или возникнут проблемы со зрением. Ее отец был здесь? Я пронесся сквозь мысли в переполненном зале ожидания, но не смог выделить его слабый мысленный голос из общей группы, прежде чем она снова не заговорила. Ее лицо было встревоженным. — А я не могу вернуться в школу? — Может, тебе стоит сегодня отдохнуть? — предложил Карлайл. Ее глаза снова метнулись ко мне. — А он пойдет в школу? Изображай спокойствие, улаживай все... не замечай те чувства, которые возникают, когда она смотрит тебе в глаза... — Должен же кто-то распространить благую весть о том, что мы все остались живы, — сказал я. — Вообще-то, — поправил Карлайл, — Почти вся школа, похоже, собралась в зале ожидания. На этот раз я мог предвидеть ее реакцию — отвращение к всеобщему вниманию. И она меня не разочаровала. — О нет, — простонала она и закрыла лицо руками. Мне нравилось, что я, наконец, угадал правильно. Что я начинаю понимать ее. — Ты хочешь остаться? — Спросил Карлайл. — Нет, нет! — поспешно сказала она, свесив ноги с матраца, и скользнула вниз, пока ее ступни не коснулись пола. Она оступилась делая шаг и, потеряв равновесие, упала в объятия Карлайла. Он поймал ее и поддержал. И снова меня захлестнула зависть. — Я в порядке, — пробормотала она, прежде чем он успел что-то сказать, и ее щеки слегка порозовели. Разумеется, Карлайла это нисколечко не встревожило. Удостоверившись, что она твердо стоит на ногах, он опустил руки. — Прими немного Тайленола для снятия боли, — посоветовал он. — Не так уж она и болит. Карлайл улыбнулся, подписывая ее карту. — Похоже, тебе очень повезло. Она слегка повернула голову и посмотрела на меня многозначительным взглядом. — Повезло, что Эдвард оказался рядом со мной. — Ах, да, конечно, — быстро согласился Карлайл, услышав в ее голосе то же, что и я. Она не списала свои подозрения на плод воображения. Ещё нет. «Она в твоем распоряжении», — подумал Карлайл. — Поступай так, как считаешь нужным». — Большое спасибо, — прошептал я быстро и тихо. Ни один человек не смог бы услышать меня. Губы Карлайла слегка приподнялись в улыбке в ответ на мой сарказм, когда он повернулся к Тайлеру. —А вот Вам, боюсь, придется задержаться у нас еще ненадолго, — сказал он, принявшись осматривать поверхностные порезы, оставленные от разбитого лобового стекла. Ну что ж, я сам заварил эту кашу, так что будет только справедливо, если мне ее и расхлебывать. Белла медленно подошла ко мне, обдумывая что-то, и не останавливалась, пока не оказалась на неприемлемо близком расстоянии. Я вспомнил, как до всего этого хаоса надеялся, что она подойдет ко мне. Это было похоже на насмешку над этим желанием. — Можно тебя на минутку? — зашипела она на меня. Ее теплое дыхание коснулось моего лица, и мне пришлось отступить на шаг. Ее притягательность ничуть не уменьшилась. Каждый раз, когда она оказывалась рядом со мной, это пробуждало все мои худшие, самые назойливые инстинкты. Яд хлынул в мой рот, а мое тело жаждало напасть — схватить ее в объятия и стиснуть ее горло своими зубами. Мой разум был сильнее, чем мое тело, но только отчасти. — Твой отец ждет тебя, — напомнил я ей, крепко стиснув зубы. Она посмотрела на Карлайла и Тайлера. Тайлер не обращал на нас никакого внимания, но Карлайл следил за каждым моим вздохом. «Осторожно, Эдвард». — Я бы хотела поговорить с тобой наедине, если ты не возражаешь, — настаивала она тихим голосом. Мне хотелось ей сказать, что я очень даже возражаю, но знал, что рано или поздно мне придется заняться этим. С таким же успехом, я могу сделать это, сейчас. Я был преисполнен противоречивых чувств, когда выходил из палаты, прислушиваясь к ее спотыкающимся шагам, пока она старалась не отставать. Теперь мне предстояло устроить представление. Я уже знал роль, которую исполню — я придумал себе персонаж: Я буду злодеем. Я буду лгать, высмеивать и буду жестоким. Это шло вразрез со всеми моими лучшими побуждениями — человеческими побуждениями, за которые я цеплялся все эти годы. Я никогда не хотел заслужить доверия сильнее, чем в этот момент, когда мне придется уничтожить любую возможность для этого. Еще хуже было осознавать, что именно таким будет последнее ее воспоминание обо мне. Это станет моей прощальной сценой. Я повернулся к ней. — Чего ты хочешь? — холодно спросил я. Она слегка отпрянула, не ожидая такой враждебности. В ее глазах появилась озадаченность, а на лице возникло то самое выражение, которое постоянно преследовало меня. — Ты должен мне все объяснить, — сказала она тихим голосом. И те немногие оттенки, которые присутствовали на ее лице, цвета слоновой кости, бесследно стерлись. Стало очень трудно сохранять резкий тон в своем голосе: — Я спас тебе жизнь — я тебе ничего не должен. Она вздрогнула — смотреть на то, как мои слова ранят ее, было мучительно больно подобно разъедающей кислоте. — Ты обещал, — прошептала она. — Белла, ты ударилась головой и сама не понимаешь, что говоришь. Затем она вздернула подбородок. — С головой у меня все в порядке. Теперь она злилась, и это упростило мне задачу. Я встретил ее пристальный взгляд, сделав свое выражение лица еще более суровым и холодным. — Чего ты хочешь от меня, Белла? — Я хочу знать правду. Я хочу знать, почему я лгу ради тебя. То, чего она желала знать, было только справедливым — мне было неприятно отказывать ей. — А что, по-твоему, произошло? — Я едва ли не зарычал на нее. Ее слова хлынули потоком. — Все, что я знаю, это то, что тебя не было рядом со мной... Тайлер тоже тебя не видел, так что не говори мне, что я слишком сильно ушиблась головой. Этот фургон должен был раздавить нас обоих... и не раздавил, и твои ладони оставили вмятины на его боку... и ты так же оставил вмятину на корпусе другой машины, а на тебе нет ни единой царапины... и фургон должен был раздавить мне ноги, но ты приподнял его и держал на весу... — Внезапно она стиснула зубы, и в ее глазах заблестели непролитые слезы. Я уставился на нее с насмешливым выражением лица, хотя на самом деле я испытывал благоговейный трепет: она видела все. — Ты думаешь, я поднял над тобой фургон? — спросил я, повышая уровень сарказма в своем тоне. Она ответила одним резким кивком. Мой голос стал более насмешливым: — Этому никто не поверит, ты же понимаешь. Она прикладывала огромные усилия, чтобы сдержать свои эмоции — похоже, гнев. Когда она ответила мне, то произнесла каждое слово с медленной расстановкой. — Я не собираюсь никому рассказывать. Она говорила серьезно — я видел это по ее глазам. Даже будучи крайне разъяренной и чувствую себя преданной, она была готова сохранить мою тайну. «Почему?» Потрясение от этого осознания на полсекунды разрушило мое тщательно продуманное выражение лица, но затем я взял себя в руки. — Тогда какое это имеет значение? — спросил я, стараясь сохранить суровый тон в голосе. — Это имеет значение для меня, — напряженно сказала она. — Я не люблю лгать, так что если приходится, то хорошо бы иметь достойную причину, ради чего я это делаю. Она просила меня доверять ей. Так же, как я хотел, чтобы она доверяла мне. Но это была грань, которую я не мог пересечь. Мой голос оставался равнодушным: — А ты не можешь просто поблагодарить меня и оставить это дело? — Спасибо, — ответила она и молча кипела от злости, дожидаясь продолжения. — Ты ведь не собираешься просто забыть обо всем, верно? — Нет. — В таком случае, — я не мог сказать ей правду, даже если бы захотел... а я не хотел. Я предпочел бы, чтобы она придумала свою собственное объяснение, чем узнала, кто я есть на самом деле, потому что нет ничего хуже правды... Я был бессмертным ночным кошмаром, сошедшим со страниц романа ужасов. — Надеюсь, тебе по душе вкус разочарования. Мы, нахмурившись, смотрели друг на друга. Она покраснела и снова стиснула зубы. — Зачем ты вообще туда полез? Ее вопрос не был тем, на который я ожидал или был готов ответить. Я потерял власть над ролью, которую играл. Я почувствовал, как маска сползает с моего лица, и я сказал ей — на этот раз — правду. — Не знаю. Я взглянул на ее лицо в последний раз, стараясь сохранить его в памяти — на нем все еще оставались линии гнева, а кровь еще не успела сойти со щек — а затем я повернулся и пошел прочь от нее.