Сосредоточься на мне

Если раньше она почти всегда просыпалась после Шисуи, услышав его возню на кухне в поисках пакетиков чая, то сегодняшний день явно стал исключением. Тяжелая рука, прижимающая ее к своему торсу, покоилась на груди, в то время как он дышал ей в затылок. Просыпаться с Шисуи в столь неоднозначной позе было, мягко говоря, неловко, отчего Кими дернулась в сторону, но быстро была перехвачена. — Доброе утро всем ранним пташкам, — зевнув, шепнул Шисуи ей прямо в затылок и провел носом по ее волосам. — Доброе, — сжалась она, что не осталось для него без внимания. На утро после пьянки всегда думается, что все содеянное — глупость, полный вздор, хочется вернуться в прошлое и дать себе пару подзатыльников, наставляя на лучший исход. Но обычно утренний стыд проходил после холодного душа, а совесть затихала спустя пару глотков свежего кофе. У Кими было что-то схожее: неловкость за вчерашнее поведение и грубые слова. Однако корень зла прятался вовсе не в выпитом алкоголе, а в том, что перевернуло ее жизнь — без преувеличений — с ног на голову. Вовсе не хотелось, чтобы жизнь оставалась стоять на голове, а ноги... болтались в воздухе. — Прости, что нагрубила вчера, — аккуратно развернувшись к нему лицом, сказала Кимико. — Мне не стоило себя так вести... — Ты меня изрядно испугала, — ответил Учиха и, накрывая ее щеку широкой ладонью, тихо добавил: — Не делай больше так. Хорошо? Она нахмурилась. Не делать что? Не терять родителей и не впадать от этого в прострацию? Хорошо. Родителей у нее больше не было. От этой фразы у девушки что-то переклинило, отчего та поджала губы. Злость перемешалась с обидой в гремучий коктейль, и Кими была не в силах контролировать эмоции, грубо скинув его руку со своего лица. — Ты даже представить не можешь, что случилось, и просишь меня больше так не делать? — прошипела Кимико, резко поднявшись, чем заставила его проделать то же самое. Шисуи выглядел растерянным. — Прости, я думал... — замялся он и по инерции пригладил свои растрепанные волосы. — Расскажешь? Учиха склонил голову вбок, и она прикусила щеку изнутри — уже не от слез, а от вдруг нахлынувшей злости. Ей отчего-то было жутко обидно. Обидно на весь мир и на него особенно, даже несмотря на что она понимала, что Шисуи был вовсе не виновен в смерти ее родителей. Осознание того, что парень перед ней был вполне себе счастлив, имел здоровых родителей, гениальные способности и любовь окружающих, сковывало грудь. Когда она была несчастна, ей хотелось, чтобы окружающие вокруг были также несчастны. Счастливцы казались полнейшими наглецами. — Кими? — Учиха аккуратно погладил ее по плечу, на что девушка подняла на него глаза, полные слез. Его теплый взгляд заставил злобу смениться на раскаяние. О Ками, как она могла сердиться на него за то, что он счастлив? Это, по меньшей мере, было неправильным и до жути эгоистичным. В добавок к растерянности прибавилась порция волнения, и Шисуи осторожно провёл пальцем по мокрым дорожкам на ее щеках. У него почти не оставалось сомнений, что она плакала из-за того, что метка Саске таинственным образом исчезла. Он старательно не показывал нахлынувшую злость, за спиной сжимая пальцы в кулак. — Шисуи... — прошептала она, опустив голову вниз, отчего слезы стали медленно сползать на кончик носа и, прокатываясь по острым скулам, капать вниз. Собраться с мыслями оказалось куда сложнее, чем кипеть от злости. Учиха молча ждал и перестал контролировать собственные эмоции, теперь уже сжимая длинными пальцами смятую простынь. Он видел, как она пыталась вымолвить хоть что-то связное, но ее зубы предательски стучали, а слезы не переставали смачивать впалые щеки. — Тебе необязательно говорить это сейчас, — сказал Шисуи, пытаясь скрыть волнение при взгляде на чистую кожу предплечья девушки, на которой еще недавно выступал лист акации. — Я должна сказать, — на выдохе ответила та и, одним движением стерев соленые дорожки с щек, добавила: — Я вспомнила человека, который убил моих родителей. Шисуи, я видела его, — взволновано продолжала Кимико, — я видела его лицо. Это ведь поможет расследованию? Дело ведь не закрыто, правда? Он напрягся всем телом и поджал губы, но эта перемена осталась незаметной для возбужденной девушки, которая, заглядывая брюнету в глаза, ждала его ответа. — Дело... Как ты вспомнила это? Когда? — вкрадчиво произнес Учиха, боясь услышать ее ответ. — Вчера, — быстро ответила Кимико и также продолжила, считая, что все подробности ее внезапного осенения были не столь важны , — ты ведь мне поможешь? Я ведь единственный свидетель, мои показания должны что-то дать. Правда? — заглядывая ему в лицо, вторила она, но не могла найти и каплю поддержки в его глазах — только смятение. — Да, должны. — Что-то не так? — она слегка нахмурилась и неуверенно облизнула губы. — Так как ты вспомнила? Его назойливые вопросы успели надоесть. Казалось, Шисуи были важные не столько подробности убийства ее родителей, сколько то, каким образом к ней вернулись воспоминания. Стоило ли рассказывать, что все произошло благодаря Саске? Она могла еще долгое время не находить себе места в Конохе, считая себя куноичи деревни Скрытого Камня, если бы не Саске. Если бы он не привел ее к Иноичи... кто знает, сколько еще лет она бы жила не своей жизнью. Кимико закусила губу не в силах придумать какую-то вразумительную ложь, которую не смог бы раскусить Учиха Шисуи. Поэтому она выбрала наименее простой вариант — сказать правду. Говорить правду всегда было проще, даже если после следовало жесткое наказание. — Саске привел меня в отдел допроса к Яманака Иноичи. Он был приятелем моего отца. Я узнала его с первого взгляда и... — пробормотала она, — думаю, все это время я была немного не в себе. Не знаю как правильнее сказать. Я еще толком не разобралась, все произошло слишком быстро... Она заламывала пальцы, он — сжимал ими простынь. Шисуи впервые за долгое время понял, что все пошло не по плану: то, что он желал скрыть, всплыло наружу, и контролировать это было не в его силах. Новые обстоятельства значительно пошатнули его мир. Умение справляться с непредвиденными ситуациями было частью его профессии и во многом являлось решающим фактором на поле боя, но сейчас Учиха чувствовал, что его застали врасплох. — ... и думаю, поэтому меня испугал твой шаринган — это напомнило мне о глазах того человека, — дошло до ушей Шисуи, когда он вновь вернулся в реальность. В попытках отгородиться Кимико прижала колени к груди и пыталась не смотреть на брюнета. — Кимико, — он впервые за долгое время назвал ее полным именем, чему сам был удивлен, — это... — Да, звучит абсурдно, я понимаю, но Шисуи, — перебила его та, не желая слышать что-то об ее разыгравшемся воображении — брюнет часто воспринимал ее как ребенка, — это правда. Поверь мне. Я все вспомнила. — Я тебе верю, — кивнул он. Казалось, ей этого было достаточно. Главное, что он не считал ее сумасшедшей. Она знала, что кто угодно мог бы назвать ее безумной, но только не Шисуи, только не тот, в ком она была уверена даже больше, чем в себе. Брюнет по-доброму, приподняв уголки губ, выдавил из себя что-то вроде улыбки. Улыбаться не хотелось совсем. Шисуи боялся, что она узнаёт о том, что ему давно известно о посттравматическом расстройстве и о причине убийства ее родителей. Главное, что он знал и не мог ничего поделать с этим, просто закрыв на все глаза и смирившись с происходящим. Ему было страшно представить ее реакцию. Что бы она испытала? Отвращение? Неприязнь? Сложно сказать. Шисуи сам бы возненавидел себя на ее месте. — Тогда отправимся в полицейский участок? — Зачем? — вынырнув из своих мыслей, растерянно спросил брюнет и поймал себя на том, что завис на непозволительную пару минут. — Чтобы я дала показания, — повторила Кими. Шисуи по привычке провёл ладонью по затылку, приглаживая волосы, и пытался придумать правдоподобную ложь. Она не должна была знать, что дело закрыли из-за неимения достаточного количества улик, а он ничего не сделал, чтобы сместить процесс с мёртвой точки. — Сегодня воскресенье. Полицейским тоже нужно отдыхать, — робко улыбнулся он и, заметив секундную растерянность девушки, потрепал ее по волосам, — сходим завтра. А сейчас предлагаю позавтракать. Что думаешь? — М, — хмыкнула она, принимая за правду его слова, и согласилась: — Давай, я только умоюсь. Кровать чуть скрипнула, когда Кимико, поёрзав, выпуталась из одеяла и направилась в ванную. Вид у неё был, мягко сказать, потрёпанный: запутанные волосы, чуть опухшее от слез лицо, все ещё красные глаза и помятая одежда, дополняющая весь ее образ. Тёплый душ обещал привести ее в более или менее аккуратный вид. Ее жизненный ориентир резко сместился в сторону нахождения убийцы и последующего наказания, оттесняя в сторону вчерашнее безумие и попытки смириться с осознанием потери родителей. Кимико, как и любому другому человеку, была необходима цель, на достижение которой она бросала все силы и ресурсы, имеющиеся в арсенале за спиной. Иначе жизнь казалась ей никчемной пустышкой. — Чай в нижней полке, — услышав шуршание и недовольное бормотание, произнесла Кими, на что Шисуи виновато улыбнулся — он постоянно забывал местонахождение чая, из раза в раз обыскивая все шкафчики. Разлив кипяток по кружкам, он окунул пакетики и поставил чашки на накрытый стол. Ему никогда не нравилось готовить себе, но когда речь заходила о Кимико, многие вещи становились для него приятными. Когда из его рук выскользнула тарелка, с характерным грохотом разбиваясь о пол, идея с завтраком показалась Шисуи не такой удачной: он был слишком взволнован, чтобы вести себя как обычно. — Я уберу, — сказал Учиха и принялся собирать крупные осколки в мусорное ведро. Так он был чем-то занят и ему не приходилось вымученно смотреть ей в глаза, каждую секунду ощущая облачко лжи, которое давило ему на горло. — Аккуратнее! — она присела рядом, схватив того за руку, на которой возник неглубокий порез. Возникло чувство дежавю, но Кимико быстро отогнала назойливые мысли о Саске. — Нужно промыть. — Все в порядке, — но Кими уже тянула его за руку в сторону раковины, попутно включая холодную воду. Она подставила его руку под струю воды и позволила себе повернуться в сторону, заглядывая ему в глаза: Шисуи нервно покусывал губы и выглядел так, словно быть здесь ему совсем не хотелось. От этого наблюдения в ее груди что-то сжалось, и в голове появились назойливые мысли, что ее откровения пришлись ему не по вкусу. — Можем обработать перекисью, — выключив воду, произнесла Кими. — И так пройдет. Повисла неловкая пауза, и Шисуи, чтобы как-то залатать брешь, принялся суетливо искать приборы и сладости к чаю, открывая то один ящик, то другой. Он понимал, что вел себя крайне странно и выдавал себя со всеми потрохами, но поделать ничего не мог. Лгать становилось все сложнее. — Ты странно себя ведешь, — обеспокоенно сказала Кимико. Ему хотелось ответить, что она вела себя не менее странно, причем более продолжительное время, но он промолчал, виновато садясь за стол. — Просто... столько всего случилось. Думаю, ты сама не менее потрясена. На самом деле, Шисуи вел себя так, словно был вовсе не удивлен, словно догадывался раньше, а сейчас просто получил подтверждение. Эти сомнения больно въедались в голову девушки, заполняя все вокруг. — Да, я сама еще толком не оправилась... — на автомате ответила Кимико и принялась судорожно щелкать костяшками пальцев. — Ты ведь раньше не думал, что... со мной что-то не так? — Нет, — слишком быстро ответил брюнет, — я помнил тебя только совсем ребенком, поэтому твое поведение показалось мне вполне нормальным. Если бы я что-то знал, — Шисуи взял ее за руку, — я бы сказал тебе. Ты ведь... — неуверенно продолжил он, поджимая губы, — не думаешь, что я могу лгать тебе? — Нет, что ты! — запротестовала девушка и виновато заулыбалась. — Прости, я уже настолько запуталась... Учиха ласково сжал ее ладошку своими пальцами и, приняв доверчивый взгляд Кими, уверенно произнес: — Мы с тобой все распутаем. Я помогу тебе во всем разобраться. Рассказывай теперь мне все, хорошо? Мы все решим. И когда она утвердительно кивнула, Шисуи с облегчением выдохнул, наконец вновь ощущая над ней власть. Брюнету было важно, чтобы она отдавалась ему без остатка — так же, как и он. Мысль, что в ее чудной головке была хоть капля сомнения в его словах, ему претила. Он был уверен, что рано или поздно она прочувствует силу их связи и станет всецело принадлежать ему и только ему. Иначе быть не могло. — Как Саске узнал о... — Я не знаю, — перебила Кимико, — он просто привел меня в отдел допроса. Думаю, он все понял, когда у меня случилась... — она сглотнула и, прочистив горло, продолжила: — ... истерика. Я тогда несла полную чушь. Да, думаю, тогда он и догадался обо всем. — Истерика? — переспросил он, хмурясь и чувствуя очередной укол ревности. — Ты не говорила мне. — Я не очень хочу это вспоминать. Мне просто повезло, что он все понял раньше меня и попытался помочь. Не знаю, сколько бы я иначе пребывала в таком состоянии. Теплая волна воспоминаний прошлась по плечам, как делал это Саске, проводя горячими ладонями по ее щекам. Вчера он был так нежен и заботлив, что казалось, его подменили. Кто угодно мог быть таким же внимательным, но не Учиха Саске, который редко менял выражение своего лица, больше похожее на недовольный кирпич. Брюнетка помнила, как плакала у него на коленях, ощущая успокаивающую тяжесть руки на своем плече. Кажется, он пытался шептать что-то ласковое, заправляя ее волосы за ухо, но из-за собственных всхлипов она почти ничего не могла разобрать, а так хотелось. Ей даже не удалось поблагодарить его — так внезапно брюнет пропал из виду. — Да, тебе действительно повезло, — процедил Шисуи и с силой сжал палочки. Саске был в каждой бочке затычкой, думал он. Его метка пропала. Что еще ему нужно было от нее? — Я хочу сходить к своим родителям. Я ведь... должным образом не попрощалась с ними, — и, с шумом отложив палочки, внезапно встала. Учиха не пытался ее остановить, только встал следом, намереваясь составить ей компанию. Она была не против. Могилы родителей Кимико, как и других умерших Учиха, находились на кладбище Конохагакуре но Сато, где покоились тела погибших Конохи. Клану была выделена огороженная площадка, на которой, словно россыпь цветов, виднелись холмики надгробий. Царила полная тишина. Где-то покоились завядшие, жухлые букеты цветов, где-то — свежесрезанные и, она могла поклясться, ароматные бутоны. Шисуи и Кимико не забыли купить пышный букет ромашек, которыми всегда восхищалась ее мать, и белые каллы, своей скромностью полностью описывающие нрав отца. То, с какой тщательностью и щепетильностью она выбирала цветы, порадовало бы родителей, была уверена девушка, — те порой считали ее чересчур безалаберной. Брюнет осторожно положил цветы на могилу матери, Кими — на могилу отца. Шисуи отдал дань уважения погибшим, глубоко поклонившись, и перевел взгляд на девушку, на лице которой не читалось ничего, кроме сожаления. Она больше не могла плакать, и все, что ей оставалось, — смирение, путь к которому казался непреодолимо долгим. Не в силах сдержать мысль, что он ничего не мог поделать с разразившейся несправедливостью, Шисуи закусил губу и отвернулся. Ему сложно было поверить, что он грязно лгал любимому человеку, трусливо боясь открыть правду. Одна мысль, что его родственная душа могла отвернуться от него, панически пугала. Только это служило для него каким-то оправданием собственной лжи, в которой он боялся утонуть. Шисуи был уверен почти на все сто процентов, что обязательно расскажет ей все, но только не сейчас, конечно. Немного позже, когда все устаканится. Ведь он не мог ей врать постоянно? — Как думаешь, им было очень больно? — завороженно глядя на строчки с именами своих родителей, тихо спросила Кими. — Нет. Я уверен, что нет, — и слегка приобнял ее сзади, притягивая к себе. Она поддалась, как кукла, и спиной ощутила теплую грудь Шисуи. Находиться рядом с ним вдруг стало гораздо уютнее и... желаннее? Было это проделками соулмейт вселенной она не знала, но не могла отрицать, что чувствовала потребность быть рядом. Брюнет был бы счастлив, услышь он от нее, что она чувствует их связь на том же уровне, что и он сам. Но сейчас его больше беспокоила лживая игра, в которую он влез по самое не хочу, и наблюдавший за ними Саске. Шисуи казалось, что маниакально преследовавшая его ревность шла по пятам и от нее невозможно было избавиться. Это стало его вторым чувством после любви, которым он жил. То же самое мог сказать и Саске. Незаметно для себя он прошелся короткими ногтями по коре дерева, когда Шисуи притянул девушку за плечи, и она поддалась. Как просто все было, думал он. Кимико всегда находила того, кто мог ее утешить, и пользовалась этим. Она без разбору кидалась в объятия того, кто раскрывал перед ней руки, и плакала, показывала себя слабой... слабой, каких свет не видывал. Саске с трудом удалось сдержать злость, чтобы не ударить в ствол дерева и не привлечь к себе лишнее внимание, хотя был уверен, что для Шисуи его присутствие не было тайной. Тот словно специально делал так, чтобы уколоть больнее, показать, что она принадлежала только ему. Собственничество было у него в крови, как, впрочем, и у Саске, который держался из последний сил, чтобы не вступить в прямую конфронтацию. Сначала его сдерживала гордость, после — исчезновение метки. О как бы он был рад, если бы вместе с этой меткой насмешкой вселенной умерли бы и его чувства. Он был бы благодарен, он бы послал к черту все книги, разговоры и людей, верящих в соулмейт вселенную. Он бы... Но каждый раз, когда Шисуи поправлял ее развевающиеся на ветру волосы, воздух вокруг Саске наэлектризовывался.