***
Да-а… Храм был поистине огромен и располагался на самом краю скалы, где был сделан выступ, словно обволакивающий прекрасный дворец, удерживаемый корнями многовековых деревьев. Величие увиденного поражало. Однако мой спутник был вовсе не впечатлен увиденным и лишь продолжал указывать путь. К моему удивлению, на нашей дороги не встретилось ни одного монаха, которые, как сказал сам Ливенвар, в это время суток пребывали в усиленной медитации, ради которой они оставляли монастырь и уходили в тайное место, где никто не смог бы нарушить их покой. — Вот тут, — указал рукой Лив, — раньше находился Колодец Сути. Мои учителя считали, что если достойный ученик взглянет в него, то сможет увидеть истинный плод своего обучение. Только я никогда не верил в подобное, да и они тоже, по всей видимости, раз решили уничтожить его. Действительно, на месте куда указывал мой спутник была заметна вмятина, которую не очень аккуратно заделали. — Неужели монахи не верят в то, что сами говорят? — поинтересовалась я, чтобы поддержать беседу. — Мне кажется, им самим стоит больших усилий сохранять веру, в которую они обращают своих последователей. — Что еще ты можешь показать из наиболее весомых артефактов? — М-м… Тут есть Зал Истины. Учителя раньше говорили о том, что если осуществить в нем медитацию, то можно познать тайны, ранее сокрытые от глаз и даже подсознания. Заинтересовавшись таинственным залом, я сказала Ливенвару о своем желании помедитировать там, на что он охотно согласился, однако сказал, что перед залом есть несколько ступеней, которые необходимо пройти в качестве благословения высших сил на саму медитацию и право знать. Это не удивило меня, а показалось забавной традицией древних монахов, которые я не была склонна нарушать, а потому, согласилась со своим путником и через десять минут мы уже были внутри храма, который обдавал нас удивительной прохладой, с учетом того, что воздух на улице был сравним с адским пеклом. — А тут свежо. — потерла руки я, обращаясь к Ливенвару, который снисходительно улыбнулся. — Сколько себя помню, в храме всегда был такой холод. Порой приходилось чуть ли не танцевать на ритуалах, чтобы не замерзнуть. Преодолев большую часть храма, я видела на стенах множество древних фресок, на которых изображались события давно минувших дней: отважные воины и маги, вооруженные мечами и посохами выступали против неведомых мне сил. Где-то, в отдаленных уголках стен были описаны вселенские виды истинного мира, которого не касалась рука ни одного современного магического существа, так как по сути своей природы он не имел доступа в столь великие просторы Мироздания. Ливенвар привел меня в пустое и более холодное чем все остальные помещение, сказав. — Тут необходимо встать на колени и помолиться, сказав о своем желании, на которое вы просите позволения у Высших Сил, — стал объяснять парень, — а потом, когда оно будет произнесено в голове так отчетливо, что вы сможете уверовать в него со всей душевной чистотой… — взглянув на меня, он немного смутился и исправился, — со всей верой вашего сознания в его реальность, необходимо коснуться лбом пола в этой точке и так, семь раз. — Странные ритуалы. — хмыкнула я, опускаясь на колени в указанное место. — Зато, действенные, моя госпожа. — слегка улыбнулся он, вставая на колени тоже, чтобы продемонстрировать как надо исполнять сказанное, — только помните, что просить необходимо лишь о том, что истинно важно для вас, чтобы не оскорбить Высших, чей покой мы пришли тревожить. Просьба должна быть весомой, чтобы Они не были оскорблены. Кивнув в знак согласия, я стала перебирать в мыслях все, что могло бы иметь значение для меня. Больше всего мою душу влекло лишь возвращение Палладиума. Я желала чтобы он был жив, а еще, чтобы был жив Феникс. Моя душа горела в стремлении исправить те ошибки, которые были мной совершены из-за миссии, совершаемой для Уравнителя. «Вот то, чего я желаю…» — пронеслось в моей голове, а сердце трепетно отреагировало на мое жаление, значит, я не ошибаюсь. Касаясь лбом указанного места, я чувствую живительную прохладу. На несколько мгновений мне становится легче, но я словно страшное заклятье продолжаю твердить молитву к Высшим. Гулкими отголосками она раздается внутри моего разума и воспаленного желанием справедливости рассудка, что я совершенно теряю счет времени, продолжая твердить только одно: пусть вернется Даркар к жизни и пусть Палладиум вернется вновь.***
Не знаю сколько прошло времени в мольбах, но когда поднимаю голову, то вижу что Ливенвар в ожидании смотрит на меня. Я даю ему знак, что уже закончила с молитвой и он кивает, подходя ближе. — Теперь нам надо пройти в Зал Благословений. Именно здесь Высшие, которые должны были услышать ваши мольбы, дадут знак о том, угодны ли они для свершения. — объяснял мой путник по дороге. — А если не угодны? — Они попросту не ответят или пошлют видение, в котором отразят свою волю в отказе. — Тогда, чего ожидать в случае их согласия? — Тоже видения, но они отличны от всего ранее виденного вами. Возможно, что кто-то из Высших почтит вас своим присутствием: я слышал что такое бывает. — рассказывал он, уводя меня все дальше от того места, где только что я обратилась за помощью к Древним силам в надежде восстановить справедливость. Раздумывая о том, как за все время моего служения Уравнителю, изменились мои мысли и я сама, не замечаю, что мы опустились достаточно далеко по ступеням в подобие подвала, на котором были выцарапаны странные зарубины и отметки. Внутри появляется странное ощущение сдавленности, которое я не знаю как описать, а потому, оборачиваюсь к Ливенвару, который, кажется мне намного старше того, что я видела ранее. Черты лица стали более взрослыми и жесткими, губы непривычно тонкими, а лицо заостренным в своих чертах. Некогда небесно-голубые глаза паренька теперь светились непонятным для меня, диким огнем, который пугал своей первородной безумностью. Все мое существо замерло в страхе от увиденного, ведь ранее я никогда не встречала столь схожего с животным человека. Жуткое преобразование моего путника повергло меня в шок, что я не могла вымолвить ни слова, совершенно позабыв о том, что я играю роль темной. — Что жж-е-е вы-ы… гос-с-по-о-жжа оста-но-вили-ссь? — змеиным шепотом растягивал слова Ливенвар или то, что им являлось, повергая меня в более дикий ужас. — Что ты… такое? — только и смогла выдавить из себя я, отходя назад. — Я? Ва-аш покорный слу-уга-а… Неуж-жели-и вы не узнае-ете ме-ее-няя? — Что тебе надо? — Вы приш-шли вознести моли-итвы? За каждую просьбу нуж-жно платить… — В тебя вселился кто-то из Высших? — бросаю предположение я, словно это будет спасением, но Ливенвар молчит и лишь медленно подходит ближе. Когда я оказываюсь окончательно прижатой к стене, он ухмыляется и облизывает губы. — Тепе-ерь, ты будешь мое-ей… — с этими словами он бросается на меня с животными поцелуями, которыми разрывает мою шею, выпуская обильные струи крови. Я кричу и пытаюсь отбиться от монстра, который все это время обводил меня вокруг пальца, но он не оставляет меня и жадно трогает тело, но я продолжаю сопротивляться ему. Через несколько минут я, полностью растрепанная и в частично разорванной одежде отскакиваю в угол, прижимаясь к стене. Внутри меня все трясется от ужаса и я с трудом зажимаю кровоточащую рану. В голове пульсирует только одна мысль, что я слаба и он может победить, потому что его силы в несколько раз превосходят мои. Но он не спешит нападать, растягивая миг удовольствия и упоения моей слабостью. Жадная ухмылка на тонких губах полностью меняет его облик, показывая истинную натуру, которую я не сумела почувствовать ранее. — Отпусти… меня… — в слабой надежде прошу его я, но в ответ он лишь сумасшедше смеется. — Нет! Я хочу получить тебя-я, так к чему мне выпускать то, что уже принадлежит мне-е? — Я не хочу этого… — Очень жа-аль. Оставлю тебя зде-есь и вернусь только когда одумае-ешшься. — с этими словами он поднимается вверх, плотно закрывая за собой дверь и оставляя меня в кромешной темноте.***
Не знаю как много времени прошло и могу ориентироваться только по невыносимым болям в животе от голода и мучающей меня жажде. Он больше не появлялся и не кормил меня. Очень мудрый ход, ведь когда я совершенно ослабну, он сможет без труда сделать то, что желает его гнилая душа. «Мне так страшно… Я давно не испытывала подобного ужаса и безысходности как сейчас… Все внутри сковывает лишь единый леденящий душу страх, который не адет возможности мыслить здраво и думать о чем-то, кроме неукротимо надвигающегося будущего… Вскоре он вернется вновь, а я буду так слаба, что не смогу ничего не сделать…» — проносится в моей голове, прежде чем я в очередной раз теряю сознание. Как только прихожу в себя, осматриваю тело, на сколько позволяет привыкшие к постоянной темноте глаза на возможность его прибытия, пока я была без сознания, но, ничего не обнаружив, я понимаю, что моя расплата за доверчивость еще впереди и я с силой сжимаю кулаки, чувствуя как ногти впиваются в ладони и вязкая кровь окропляет мои руки.***
Я почти уверена, что нахожусь в заточении целую вечность. Силы и вера на спасение давно покинули меня, а их место заняло лишь позорное ожидание неминуемой участи. «Как я могла допустить подобное? Почему решила молить о том, чтобы вновь обрести тех, кто оставил меня?.. Убив Феникса, я жестоко решила его судьбу, а сейчас, должно быть, расплачиваюсь за подобное дерзновение… Феникс… Мой дорогой…» — горячие слезы стекают по моим щекам, и, достигая уголков губ не успевают падать на каменный пол, потому что я жадно слизываю их языком в жалких попытках попить хоть немного. От подобной низменности, я начинаю плакать еще больше. Никогда бы не подумала, что мое прибытие в мир фей для учебы обернется тем, чем я являюсь сейчас: сидящая на полу на коленях, голодная, грязная и в разорванной одежде, в надежде выжить пьющая собственные слезы и вспоминающая о доброте темного господина, которого я столь жестоко и подло убила. Вспомнив о том, что нахожусь в храме, я стала страстно молиться о том, чтобы все оказалось лишь страшным сном и я проснулась дома или в Алфее, на собственной кровати, а рядом со мной были мои друзья, которые вовсе не предавали меня… Не знаю сколь долго я пребывала в молитвах, постоянно теряя сознание от истощения, но ничего не происходило. Я перестала молить о спасении и взывала лишь о том, чтобы Древние подарили мне долгожданный миг смерти, которого сейчас я жаждала больше всего за все свои прегрешения, но, к моему удивлению, он не наступал, несмотря на такое долгое время без еды и питья. Они словно продлевали мне жизнь, чтобы иметь возможность и дальше наслаждаться моими муками, боль от которых становилась невыносимой. Потом я стала думать о возможности обрести большую силу, которая позволила бы мне победить Ливенвара и выбраться из подземелья, стать полноценной темной и не опасаться того, что кто-либо сможет использовать меня в своих целях. На этом моменте я вспомнила Уравнителя, и меня словно током ударило. Я решила, что все события начали свой ход именно с него и его омерзительной мне воли… Только подумав об этом, внутри меня забурлил неподдельный и столь неожиданный гнев, что мне с трудом удавалось его унять. Это не было благодатное снисхождение озарения или милость тех самых Высших Сил о которых говорил Ливенвар перед началом своего безумия. Это ни что иное как ненависть, которая пронизывала мою душу, ведь мне по вине Уравнителя мне пришлось пережить так много унижений, боли и предательства, что лучше бы тогда мне было погибнуть на том поле безвозвратно! Уверена, он знал о том, что мои друзья предатели, а Скай уже давно не принадлежит мне сердцем и душой, как я ему, когда в секунду смерти думала лишь о том, насколько сильно люблю его… Власть Уравнителя и его желания стерли во мне все человеческое, все людское, что ранее поддерживало во мне свет. Теперь я была искалеченной и преданной всеми, лишенной крыльев, с позорными шрамами. Так чего я могу хотеть в эту секунду? Знать, почему именно я была избрана стать главной жертвой совершенного! Знать, почему Уравнитель ничего не сказал мне о ближних моих! Знать, каким образом обрести мне силу, чтобы больше никогда не оказаться под его влиянием. Да! Именно этого жаждет мое сердце! Чувствую, как внутри меня закипает кровь и огненный шторм, так давно не ощущаемый мной, вновь возносит свои силы к самым отдаленным уголкам моего существа, которое требует познания. Я вновь чувствую всепоглощающую Тьму, которая вселяет в меня из ниоткуда взявшиеся силы и стремление молиться. Молиться, во чтобы то ни стало. В голове сами собой складываются пылкие фразы, намного более сильные, чем любая темная клятва, чем первое признание в любви. Чем все, что я знала раньше… Отныне, я молю невиданные мной силы об обретении знаний, силы духа, истины и магического превосходства. Я говорю о том, что готова отдать свою душу и все, что принадлежит мне сейчас, чтобы удовлетворить жгучую жажду, которая кипит в моих жилах, открывая то, что я не смела никогда спрашивать, ведь являлась всего лишь орудием. «Больше я не орудие. Я свободна в своих желаниях и да пребудет со мной сила Древних, которым я дарую все принадлежащее мне только чтобы обрести желаемое… Как горячо я молю о том…» Чувствую, что вот-вот потеряю сознание, но продолжаю молиться. Темнота накрывает меня своим покрывалом, снимая с уст последнюю брошенную в мольбе фразу.***
Я оказываюсь в непонятном помещении, которое очень походит на тот храм, которому я теперь являюсь узницей. Только… теперь я вижу свет, а мое тело свободно и не закрыто в темном, ужасном подземелье. «Быть может, я все же умерла?» — проносится в моей голове мысль, и, на несколько мгновений я желаю, чтобы она оказалось истиной. Однако, вдалеке я вижу фигуру, которая, как мне кажется, является Ливенваром. — К чему тогда столь страстные мольбы, раз обретя, желаешь нападать? — раздался глубокий мужской голос, вовсе не похожий на мальчишеский голос Ливенвара или на его змеиное шипение, которое я слышала последним. — Кто вы? — с долей испуга спрашиваю я, всматриваясь в темноту, однако, остаюсь способной видеть только очертания фигуры, но не лицо. — Тот, кому ты взывала мольбы. Я готов дать то, что ты просишь. — Вы один из Древних? — спрашиваю я, но мой вопрос остается без ответа. Вместо этого я вспоминаю слова Ливенвара, который говорил о возможности явления одного из Высших в видении лично. Немного подумав, я добавляю с опаской, — Вы действительно можете исполнить мою просьбу о познании произошедшего? — Да. — Ведь не просто так… — Конечно. — усмехается тень. — Что я должна отдать за то, чтобы обрести желанное? — с некоторой опаской спрашиваю я, но мой собеседник продолжает молчать. Это длится несколько минут, прежде чем я вновь слышу его голос. — Твое желание очень велико, я чувствую это… Обрести задуманное — большая награда, ведь ты просишь об открытии великой тайны, которая не должна быть известно существам, подобным тебе… — на этой фразе он многозначительно замолкает, но я тоже не прерываю тишины, а терпеливо жду, что он скажет дальше. Действительно, выждав паузу он продолжает: — Я открою тебе желанную информацию, но только в том случае, если ты в храме этом готова будешь отдать мне то, что более всего ценишь… Когда ты сделаешь это, я исполню свою часть обещанного. — с этими словами, перед глазами все начинает плыть и я прихожу в себя в том же грязном и мокром подвале, в собственной крови и рваной одежде. «Что я имею сейчас такого важного, что могу отдать ему?!» — в панике начинаю думать я, совершенно позабыв о голоде и ранах.***
Мне неизвестно, сколько еще времени проходит, но я понимаю, что Уравнитель за все время моего заточения ни разу не появился и не осведомился о том, как я и что со мной. Это еще раз позволяет мне утвердиться в мысли, что я права в желании узнать истинную сущность происходящего, а потому, начинаю лихорадочнее вспоминать, что могу отдать за эту тайну, ведь не имею больше ничего. Воспаленный рассудок путает мои мысли и я начинаю думать, что готова отдать их, лишь бы только поскорее узнать желаемое. «Это глупость… Это все бред…» — думаю я, вновь и вновь погружаясь во все более новые раздумия, пока неожиданно, не вхожу в трансовое состояние, в котором мне открываются поистине новые грани данной ситуации. Я начинаю размышлять. «Древним необходимо отдать дар прямо здесь, в этом храме, но я не имею здесь ничего важного… Кроме того, за что борюсь вот уже целую вечность… Ливенвар тоже здесь и он ждет моего решения, а кроме собственных чувств к Фениксу и Палладиуму я не чувствую ничего более важного чем они и моя, все еще хранимая в сердце любовь и нежность, которую я так не желала предавать… Это и есть тот дар, который необходимо отдать — Любовь» — вспыхивает в моей голове мысль и я начинаю звать Ливенвара. — Лив! Ливенвар! Ли-ив! — кричу я так громко, как могу. К моему удивлению, он не заставляет себя ждать и дверь с гулким ударом открывается, а на меня падает долгожданный дневной свет. — Чего кричишь? — с ухмылкой спрашивает меня он, внимательно осматривая. — Мне… очень одиноко… — выдавливаю я, ловя его удивленный взгляд. — Что-о? — Ты не слышал? Мне. Очень. Одиноко. — более четко проговариваю я и он спускается вниз. На несколько мгновений я вижу, что его лицо сейчас имеет совершенно обыкновенное выражение, а вовсе не то, что я видела ранее. Мне даже кажется, не приснился ли мне его дикий вид, но место, где я нахожусь, вернуло все на круги своя. — Для чего ты меня пригласила? Все еще рассчитываешь сбежать? — с интересом спрашивает он, подходя ближе. Я из последних сил поднимаюсь с пола и подхожу к нему. Положив руки на его плечи, я касаюсь его губ в легком поцелуе и ловлю его недоуменный взгляд. — Ты чего-о?.. Я был уверен, что ты никогда не согла… — но не дав ему договорить, я целую его более страстно, прислоняя его к стене и проводя по волосам так, как некогда Фениксу, гладя его спину так, как некогда гладила Палладиума. Он неожиданно нежно отвечает на поцелуй и я чувствую, что он заботлив в своей «любви» ко мне. — Не бойся… — шепчет он и обнимает меня, сильно, но одновременно ласково, прижимая к себе. — Не боюсь… — к собственному удивлению, честно отвечаю я, принимая его ласки. Посмотрев в его глаза, я вижу в них страсть, нежность, дикость, которая уже не пугает, а пленит. Он красив. Красив как никогда. Поцелуи становятся более жаркими и я совершенно забываю о том, что могу сбежать. Этот дар — Любовь. Я дарю ему ее. Не боюсь и не жалею. Внутри разгорается животная тьма, которая поглощает меня с головой и я царапаю его спину. Сидя рядом со мной, он всматривается в мое лицо, словно пытаясь осознать, что же на меня нашло и что произошло с моей натурой. — Блум? — спрашивает меня он, словно пытаясь пробудить от трансового сна, пока я смотрю в его глаза. — Что? — как ни в чем не бывало спрашиваю его я. — Спасибо. — Да не за что. — отвечаю я, сама удивляясь тому, что же произошло с моим мироощущением в эти моменты. Быть может, я сошла с ума, что сотворила подобное? Почему я решила, что Древним нужен именно такой дар? Ощущение, что это я его… Того… Более всего мне сейчас хочется закурить. Ранее никогда не было подобных желаний. Новая грань сумасшествия или порочность темной жизни? Желание жить или лишь притворство, которым я сейчас оправдываю совершенные грехи? — Все так же отчаянна… — произносит он, задумчиво всматриваясь в потолок, а потом вновь переводя улыбчивый взгляд на меня. — Что? Не ответив, он накидывается со страстными поцелуями на меня, жарко шепча в губы: — Как я тосковал… Неожиданно, я проваливаюсь в новое, бессознательное состояние, которого совершенно не ожидаю, силясь последними нитями рассудка осознать сказанную им фразу, которая, отдаляясь, кажется лишь бредом моего воспаленного разума, в то время как ощущение крепко держащих меня рук не покидает до самого момента наступления Тьмы моего сознания.