Never Fade Away

      Первое, что почувствовал Ви, еще находясь в плотной и, казалось, безопасной темноте, – это острый и соленый запах океана с извечным привкусом гниющей растительности, выброшенной на берег. Следом пришел звук – шелест волн в отдалении, людской гомон на периферии, глухие выстрелы где-то почти за границей восприятия.       Размыкать отекшие больные веки было сложно, голова трещала оглушающе, но наемник совершил этот подвиг, чтобы просто убедиться, что он еще жив. И только слабый предательский голосок в голове на одну секунду попытался вякнуть, что, возможно, было бы неплохо, если бы это был финиш. Да, Ви не сдержал бы свое слово, но Сильверхенд при этом исходе получил бы его тело и, тут уж соло был уверен, с Микоши он справился бы прекрасно и сам.       Ви лежал на боку, взгляд его упирался в исписанную граффити грязную стену, в угол обзора попадала собственная рука, в ладони была зажата баночка с псевдоэндотрезином. Тело, помимо головы, не болело. Судя по всему, рокербой аккуратно добуксировал его в полной сохранности туда, куда смог, и осторожно уложил перед тем, как потерял контроль окончательно.       Принимал ли Джонни псевдоэндотрезин, укорачивая и без того жалкие огрызки, оставшиеся от срока жизни Ви? На это наемнику было откровенно плевать. Если рокер поступил так, значит, другого выбора у него не было.       - Джонни… - Ви разлепил пересохшие губы и тяжело сглотнул, переворачиваясь с трудом на другой бок, собственное тело было непередаваемо… заржавевшим, неподчиняющимся своему законному хозяину. Может быть, оно уже считало истинным хозяином Сильверхенда, и теперь с неохотой возвращалось под контроль соло. Ви чувствовал присутствие рокербоя за своей спиной настолько ярко, словно бы Джонни был неотъемлемой частью его самого. Но разве дело именно так и не обстояло?       Тошнотворно мелькнули перед глазами очертания балкона, в проем между следующим этажом и перилами на миг ворвалось раннее утреннее ослепительно яркое небо. Затем перед глазами оказалось грязное серое ограждение балкона, куча пустых жестяных банок из-под газировки, обертки от гондонов, какой-то прочий мусор… и паническая россыпь капсул псевдоэндотрезина. Наемник не мог, конечно, в точности нарисовать схему происходившего, но предположил два варианта: либо Джонни не успел принять капсулу, но в это верилось слабо, либо же он хотел принять ее, но не стал, понимая, что это укоротит жизнь Ви.       - Так пахнет морской бриз, - голос рокербоя был на удивление спокойным, даже где-то мечтательным. Сильверхенд стоял чуть поодаль, сжав ладонями перила, взгляд его глаз, скрытых извечными авиаторами, был устремлен вдаль, на бескрайние просторы океана, на охранные башни, что торчали из воды, мелькая и плавясь на самом горизонте, там, где зеркальная гладь незаметно сливалась с небом. Куда только подевались обычно присущие рокербою энергия, нерв и огонь? Соло ощущал какую-то смесь мертвого удовлетворения, печали, решительности, тепла и даже поэтического трагизма, исходившие от Джонни. Нет, пламя все же было, но сейчас дремало, приглушенное в углях. - Вставай. В Пасифике в это время красиво.       Собрав волю и крохи оставшихся сил в кулак, Ви сделал над собой усилие и, кряхтя, поднялся. Странного импульса дрожащему организму придавало торжественное состояние, владевшее рокером. Видимо, это было одним из врожденных скиллов Сильверхенда - поднимать на баррикады не только манифестами, огнем и песнями, но и просто своим уместным в тот или иной момент состоянием.       - Этот приступ меня чуть не обнулил, - зачем-то сообщил Ви, хватаясь за перила и утверждаясь на ногах рядом с рокером, - словно Джонни был не в курсе.       - Почти, - рокербой отозвался все так же спокойно и размеренно, даже как будто безучастно, не отрывая взгляда от горизонта. Что-то происходило, наемник это чувствовал всем нутром, - и не был уверен, что ему это нравится, - но, прошиваемый насквозь волнами спокойствия и мертвого торжества, владевшими Сильверхендом, устремил взгляд на океан.       Водная гладь развернулась перед Ви – переливающаяся, отблескивающая серебром, свободная и бесконечная. Утренний туман еще не оставил прибрежных вод, солнце лишь недавно выбралось из океана и только разогревалось, лаская по-утреннему глубоким, почти неестественным, светом.       Ви слабо врубался в поэзию, в картины и в искусство, его ремеслом были кровь, проблемы и грязь, но даже он смог сейчас оценить щемящую и величественную красоту представшего пейзажа. Возможно, это было восприятием рокербоя, транслировавшимся напрямую в мозг наемника.       - Ты прав, - ощутив, что от происходящего как-то неестественно посасывает под ложечкой, соло скосил глаза на Джонни: тот стоял все в той же позе - руки расставлены широко, ладони впиваются в балконное ограждение, мышцы груди под майкой с принтом SAMURAI, живых плеча и руки напряжены, мускулы перекатываются под кожей, на красивом гордом лице отсутствующее выражение, черные пряди волос падают на лоб, путаются в щетине у челюсти, уголки губ чуть опущены вниз. - Просто глаз не оторвать.       В ответ на эту фразу уголок узких чувственных губ рокера в присущей ему манере чуть дернулся вверх, обозначив еле заметную улыбку.       - Мы в Пасифике? – вопрос этот был ненужным, геолокация была ясна без сомнений, но в голове еще шумело, и Ви безбожно тупил, - Что это за место?       - Бывший отель «Пистис София». Сейчас мы – единственные гости, - в первый раз Сильверхенд оторвал взгляд от горизонта и взглянул на наемника. Улыбка на губах обозначилась ярче, но выражение лица было все таким же непривычным. – Хочу тебе кое-что показать. Идем.       - Почему… - Ви все пытался тщетно угадать, что же происходит, и почему все кажется таким пугающим при своей умиротворенности, – почему ты привел меня сюда?       - Погоди минуту, щас узнаешь, - рокербой изящным движением отпустил поручни и, чуть покачивая узкими бедрами, опоясанными ремнем, украшенным гильзами, - и в этом не было никакой низкой пошлости, лишь природная завидная грация, - двинулся по балкону влево, туда, где был поворот, ведущий к коридору с дверями номеров. Неестественно желтое утреннее солнце высвечивало удаляющуюся от Ви фигуру, обрамляло ее словно божественный ореол. Джонни был невыразимо прекрасен в этом свете. Непередаваемо красив, величественен до слез и… давно мертв. Это острое осознание на миг уничтожило Ви и разметало его в радиоактивную пыль. Он отчаянно хотел, чтобы Джонни был жив, чтобы это солнце могло ласкать его живое тело, его живую душу. Чтобы эта красота и это величие никогда не исчезали.       Но все, что оставалось наемнику, это двинуться следом за этим ярким божеством развалин, ожесточенных битв и пустых грязных мотелей.       - Ты взял на себя тело? – Ви не знал, зачем спросил об этом, но, видимо, для него все еще продолжалось утро ненужных тупых вопросов. Возможно, сознание все еще продолжало бастовать.       - Не мог же я тебя там просто бросить, - рокер остановился в отдалении, привалившись спиной и опершись локтями на перила, и пожал плечами, терпеливо дожидаясь, пока наемник разберется с собственными еще дрожащими ногами и нагонит его.       - Ну и как оно, одному в теле? – Ви не хотел залупаться, - всяко уж не сейчас, среди потустороннего окружавшего их великолепия, - он реально хотел узнать, каково было Джонни в кои-то веки одному, без своего вынужденного близнеца-спутника, но прозвучало не очень. – Забытые ощущения?       - Просто офигенно, - сияющее божество немного потеряло свою жутковатую непривычную божественность и, к радости Ви, стало более привычным и родным, приземленным, источая сарказм. – Лучший, блять, день в моей жизни.       С трудом Ви добрался до угла, но тут его накрыл новый приступ слабости, свалив с ног, и пришлось несколько секунд передохнуть, опустившись на грязный пол, усеянный осколками стекла. Как ни странно, рокер не сделал и попытки, как бывало раньше, помочь соло подняться, оставшись стоять у перил в той же расслабленной позе, освещаемый со спины райскими яркими лучами. В этот момент Ви уверился в том, что Сильверхенд не принимал псевдоэндотрезин. Судя по всему, рокербой выбрал досуха всю свою возможность по управлению, пока тащил Ви с парковки сюда, в отель, и теперь не мог воздействовать на их тело даже в мелочах. Наемник не возражал бы, если бы Джонни и закинулся капсулами, но эта мимолетная забота все равно согрела сердце. Доверие Ви оказалось совершенно оправданным.       - Спасибо, что помог, - сказанные слова шли от самого сердца.       - Для этого и нужны воображаемые друзья, - хмыкнул иронично рокер, дождался, пока Ви снова сможет подняться на ноги, и двинулся дальше по коридору, иногда перемещаясь в голубых сполохах помех.       Короткий путь шагов в десять оказался почти непреодолимым, у лестницы наемник снова рухнул на колени от очередного сбоя системы, ошалело тряхнул головой, словно оглушенное тяжелым ударом отупевшее животное, и намертво уцепился побелевшими пальцами в ограждение.       - Думаю, мне недолго осталось, - Ви пересилил дурноту каким-то запредельным усилием и упрямо, как умели только те, кто привыкли падать и вставать раз за разом, поднялся.       - Да, похоже на то… - Сильверхенд оказался рядом в одно перемещение, взглянул соло в глаза сквозь стекла авиаторов, но тон его остался таким же жутковато безразличным, немного горьким, сосредоточенным на чем-то недоступном Ви. После рокербой отвернулся, попытался пнуть носком ботинка какую-то смятую банку, - само собой ботинок прошел сквозь жесть, не потревожив предмета, - хмыкнул раздраженно, и снова перенесся к окну в конце коридора.       Сжав зубы до хруста, Ви преодолел оставшееся расстояние, уже на месте осознав, что дверь номера, у которого Джонни привалился к стене плечом, скрестив руки на груди, забаррикадирована какими-то досками и коробками. В любой другой ситуации наемник справился бы с этой преградой шутя, но сейчас он был не в силах даже долго держаться на собственных предательских ногах.       - Полезай через окно, - в первый раз за все это время в голосе рокера проскользнул какой-то отзвук сочувствия, впрочем, достаточно блеклый. Сильверхенд все еще был преисполнен какой-то сосредоточенности, не дававшей места другим эмоциям. – Думаю, с этим-то ты справишься.       Ви оперся на подоконник, собираясь миновать легким привычным прыжком преграду, но в итоге свалился на другую сторону как аморфный мешок, и даже остался ненадолго полежать на полу, отупело глядя в искореженный темный потолок номера.       - Ты хотел знать, зачем я тебя сюда привел, - рокербой оставался безжалостным, словно бы специально не позволяя себе дать даже малейшей слабины, отвлечься на что-то извне. Голос был безразличным, глухим, мягким и серьезным. – Вот тут, где я стою, есть тайник. Открой его и посмотри, что там.       Номер был засранным до невозможности. На чудом оставшемся целым каркасе кровати валялись грязные матрасы, стены покрывали постеры с голыми телками и неестественно мускулистыми мужиками, граффити расцвечивали стены от пола до потолка, мусор отвратительно трещал под подошвами, сломанные дверцы шкафов стояли сиротливо на полу, прислоненными к стене. Мертвый голопроектор свисал укором с потолка. Рядом с ним пластался в медленном размеренном движении каким-то чудом оставшийся в живых вентилятор с единственной лампой по центру, безразлично раскидывая в стороны свои крылья-лопасти. В воздухе висели тоска и безысходность.       Ви послушно снял указанную Джонни панель обогревателя и сунул руку в недра открывшейся полости, натыкаясь пальцами на какие-то обрывки, пыль и грязь. Пошарил хорошенько и нащупал холод металла, уцепил половчее и извлек наружу цепочку с нанизанными на нее солдатскими жетонами.       - Это твое? – обессиленно опустившись на задницу прямо у вскрытого обогревателя, соло привалился спиной к стене, подняв зажатую цепочку на уровень глаз и рассматривая жетоны.       - Было раньше, - рокер с присущей ему природной пластикой опустился напротив Ви на чудом уцелевший стул. – Теперь уже твое.       Сжав в кулаке цепочку с бирками, наемник поднял взгляд на Сильверхенда. Тот сидел на стуле верхом, широко расставив стройные ноги, обтянутые мягкой коричневой кожей; обе руки покоились на спинке, хромовая ладонь накрывала живую; на предплечье, покрытом татуировками, четко выделялись голубые вены; с запястья свисали концы тонкого черного кожаного шнурка. Лицо рокербоя, почти скрытое в тенях, - Ви все же улавливал, - было серьезным, брови над авиаторами сосредоточенно нахмуренными.       - Война в Мексике?       - Как я уже упоминал, я был молод и глуп, совсем как ты, и записался в корпоративную армию. В Мексике я понял, что какую войну ни возьми, побеждают всегда корпорации, а проигрывают обычные люди. Мы были окружены пропагандой. Нас кормили ею на завтрак, обед и ужин, иногда - на десерт, иногда - вместо главного блюда. Плакаты, речевки, радио, телевидение, речи с подмосток, пропагандистские наклейки на пачках сигарет, на нашивках на форме. Забивали в глотку под завязку, чтобы не могли задуматься о чем-то другом. Мы думали, что погибаем за безопасность нашей родины, что защищаем нашу страну от грязных делишек наркокартелей, но это было войной за влияние рынка сбыта наркоты. Ты сам уже видел, что вещества и сейчас, спустя пятьдесят лет, прячут на складах корпы «Олл фудс». Победа над одними мудилами принесла эдди в карманы других, но для обычных людей ничего не поменялось. Они все так же умирают от передозов на улицах Найт-Сити. И есть ли им разница, что теперь их убивают свои, а не чужие? Взрывом мне оторвало руку. Мне приделали новую и отправили обратно в окопы, но я уже не хотел воевать за эту грязь. И дело было не в потере руки, как ты, наверное, понимаешь.       - Понимаю. Это ты нес в своей музыке, - Ви понимал, Ви разделял эту тихую ярость, Ви сострадал всем сердцем тому молодому Джонни, который понял мир так рано, через такую ужасающую боль, который после всего пережитого не спрятался в глубокую нору, но нашел в себе силы собрать себя по кускам, чтобы выступить против творящегося дерьма, ввязаться от всей души в эту заварушку. Один со своей песней против ебаной системы.       - Перед этим я свалил из армии. Я и еще несколько парней дезертировали. Грязные, ободранные, голодные, искалеченные душой и телом, полные ненависти и опустошения, мы разбрелись по Найт-Сити, скрываясь от корпоратских патрулей. Я закрылся в этой комнате, лег на кровать и месяц практически не выходил, тупо смотрел на этот самый вентилятор.       - Очень хотелось бы сейчас лечь и смотреть на вентилятор до бесконечности, - собственная дурнота мешалась с обрывками воспоминаний Джонни. Ворочались где-то над головой массивные пласты почвы, сдвигаемые взрывами, ползли и летели над головой устрашающие боевые машины, лязгая, грохоча и исторгая вокруг себя запах топлива, тошнотворно пахло паленым мясом, от ужаса и воздействия стимуляторов скрипели зубы, невыносимая жара била в поддых и исходила потом на висках, тряслись руки, покрытые своей и чужой кровью, кажется, кто-то кричал или это был он сам.       - Вот я и привел тебя сюда, - голос рокера был непривычно простым, без всех свойственных ему изысков – иронии, выебонов и излишней эмоциональности. – Я не хочу, чтобы ты проводил недели и месяцы в бессмысленном ожидании, как делал это я.       - Зачем ты отдаешь мне жетоны? – внутренне напрягшись, Ви понял, что они подошли к основной повестке этого путешествия и разговора. И не был уверен, что хочет это слышать.       - Представь, что мы на войне, - металлическая рука Сильверхенда покинула спинку стула и опустилась на его же собственное колено, - сражаемся вместе, плечом к плечу. Скажи, ты закроешь меня от пули?       Ви чуть не хохотнул как-то истерично, но вовремя сдержался. Видимо, над ним довлела общая атмосфера этого места и всего происходящего. Окружение перепахивало его вдоль и поперек, как и воспоминания и слова рокербоя. Отдал ли бы наемник свою жизнь за Джонни? Ебать, бредовый вопрос. Риторический. Он давно готов был отдать Джонни всего себя, со всеми потрохами, со щетиной, дорогостоящими имплантами и горячим сердцем.       - Да, закрою, - практически без секундной задержки, от всей выпотрошенной души твердо сказал Ви. Несмотря ни на что, было видно, что для Сильверхенда этот момент был важен, почти священен – таким он моментально прочувствовался и для соло. Стало не до смешков, даже не до истеричных.       - Это жетоны человека, который в Мексике пожертвовал жизнью ради меня, - рокер склонился чуть вперед, лицо его выплыло из тени, приобретая более четкие очертания. – Я долго думал о нашей с тобой истории, Ви… Надеюсь, ты понимаешь, что я на твоей стороне? Когда придет время, я отдам за тебя жизнь, а сам исчезну. Жетоны напомнят о моем обещании.       Самое ужасное в происходящем было то, что Ви осознавал бесценность этого дара, хотя и не желал его до потери пульса. Все в нем орало: пусть Джонни заберет эти слова назад, пусть заберет этот свой чертов щедрый дар, столь нетипичный для него, пусть язвит, пусть говнится, пусть перестанет быть таким убийственно серьезным, Ви не нужна его жизнь в обмен на свою, пусть живет, пусть… Но дать всем этим эмоциям волю, бросить все, кипевшее в сознании, вовне означало бы нарушить данное наемником обещание, попрать священный момент, обесценить самый щедрый дар, который мог вручить в чьи либо руки Сильверхенд – самопожертвование, отказ от эгоцентризма, готовность оставить свою борьбу ради одной единственной жизни.       И Ви, ощущавшему словно бы больше никогда не собирающийся исчезать ком в горле, пришлось смирить себя, собрать последние лохмотья чести и сил, оставшихся в нем, стать достойным Джонни, и твердо произнести: «Я сделал бы для тебя то же самое».       И это было самой искренней правдой, какую когда либо произносил соло.       - Да? Спасибо, – в голос рокербоя закралась какая-то мрачность, нелогичная для подобного ответа Ви. – Теперь о делах. Скажи, неужели ты и правда думаешь работать с Ханако Арасакой?       - Нам необходимо добраться до Микоши, ты сам говорил. Если у тебя есть идеи получше, то, конечно же, не собираюсь, - при воспоминании о прокси у наемника до сих появлялось желание сунуться под душ и отдраивать себя мочалкой пару суток без перерывов на обед.       - Идей еще нет, но есть просьба.       - Какая? – да какая бы ни была, после дара Джонни Ви готов был исполнить любую его просьбу осознанием того, что вряд ли сможет совершить что-то настолько же значимое в ответ.       - Адам Смэшер, тот хуй, который меня убил… - как ни странно, даже при упоминании давнего заклятого врага рокер не сбился со спокойного и какого-то умиротворенного тона, хотя дыхалку от ненависти перехватило даже у соло. – Что бы со мной ни случилось, я хочу знать, что его конец будет мучительным и страшным.       - Обещаю тебе, - несмотря на ореол ужаса, окружавший киборга, Ви и не собирался прощать ему убийство Сильверхенда. Он собирался убить его с особым, обычно несвойственным ему удовольствием, со всей бравадой и уверенностью, присущими молодости. Но, оказывается, рокербой еще не закончил свою мысль.       - И я хочу, чтобы с тобой пошла Бестия, - Джонни перенесся к окну, уже без авиаторов, и привалился лениво к стене в своей извечной картиной манере, гордо запрокинув голову. – Для меня это так же важно, как и для нее.       - То есть мне рассказать Бестии… все как есть? – от таких внезапных раскладов Ви немного охуел, не понимая, чего хочет добиться этим тандемом рокер. Впрочем, соло до сих пор многого не знал о прошлых связях Сильверхенда.       - Лучше, если я сделаю это сам. Лично, - рокербой вновь переместился, заходил нервно вдоль стены, а после остановился на фоне яркого прямоугольника, повернувшись к Ви спиной. С непрекращающимися мурашками по загривку наемник осознал, что Джонни… стыдно от того, что он собирается сказать. – Просто прими таблетки Мисти, а я по-быстрому решу все вопросы.       Сложить в голове два и два было несложно. Это смог сделать быстро даже Ви, все еще заходившийся от сваливающихся со скоростью пулеметной очереди новостей в пароксизмах тупняка. Уж если рокер просил соло принять псевдоэндотрезин, даже при учете его состояния, то это означало одно: он заканчивал дела, собирался закрыть мучившие его долги перед тем, как уйти навсегда. Сильверхенд воспринял ошарашенное молчание по-своему, повернулся к Ви темной тенью в солнечном проеме окна.       - Я поговорю с Бестией насчет Смэшера, скажу ей правду, попрошу о помощи, и сразу отдам тебе тело. Обещаю.       Почти физическое ощущение начала конца выворачивало наемника наизнанку, он не хотел прощаться с Джонни, он не хотел всего, что обещало будущее. Его настолько переполняли горечь, сочувствие и боль, что он, кажется, перестал сдерживать себя, соблюдая глупые границы, что так стойко и тщательно выстраивал, эти тупые оковы страха и опасений.       Качнувшись вперед, Ви обхватил плечи рокера, вжался всем телом, вплел пальцы в мягкие длинные волосы – большие пальцы на челюсти, остальные на затылке, уткнулся лицом в стык плеча и шеи, вдыхая родные запахи пота, хрома и никотина, и горячечно прошептал: «Я сделаю это… ради тебя». Вновь накрыло непередаваемое ощущение правильности и целостности, до того переполняющее, что невозможно было сделать ни выдоха, ни вдоха. Сильверхенд замер в его объятьях недвижимо, опустив руки. Ви только ощущал биение его сердца и в рваном ритме поднимающуюся и опадающую грудь.       Прошла пара секунд, прежде чем рокербой покачнулся, поднял руки, болезненно и жестко впился в бока наемника, словно в грубой попытке оттолкнуть. Но Ви поднял голову от плеча Джонни, в темноте наощупь нашел губами его губы, оцарапываясь о щетину, и в первый раз поймал его дыхание, тут же, не раздумывая, вжался еще сильнее, и наконец-то поцеловал, ощущая какой-то дикий восторг. Темнота под прикрытыми веками расцвела яркими пятнами.       Болезненная хватка пальцев на боках пропала, и соло в какой-то момент показалось, что, возможно, сейчас рокер его ударит, но Сильверхенд что-то хрипло, дико и отчаянно прорычал в его губы, хромированная жесткая ладонь сжалась на загривке Ви и притиснула возможно ближе. И Ви накрыло ураганом, которым стал Джонни. Зубы стукнулись о зубы, когда рокербой уже сам впился ртом в рот наемника. На губы попали пряди, пахнущие порохом. И это уже не было поцелуем. Это было ебаным безумием, это было больно, жадно и оглушающе, но так необходимо.       Джонни второй рукой обхватил спину Ви, развернул его так, что теперь соло оказался с силой вжатым в стену, а сам Джонни нависал над ним, все так же удерживая металлической рукой за загривок. Зубы впились в нижнюю губу Ви, кажется до крови, затем язык вторгся в рот до самого неба, с напором прошелся по верхним зубам наемника и как-то по-звериному с жаждой облизал истерзанные губы.       Глухо и хрипло застонав, все с тем же безумным грудным рычанием, Сильверхенд наконец-то отпустил саднящий затылок Ви, словно оттолкнув, а потом резко снова притянув к себе. Обе ладони рокера прошлись грубо по лицу наемника, огладили с усилием лоб, скулы, челюсти, спустились ниже, сжали шею почти до удушения, затем прошлись по груди, бокам и рельефному прессу.       Словно сгорая от внезапного невыносимого жара, Ви с восторгом отдавался этому грубому сумасшествию, ощущая себя наконец-то желанным, нужным до крика – впивался в ответ в горячие плечи, в мускулистую спину, потащил вверх майку Сильверхенда, сорвал через голову рокербоя. Губы их на миг разъединились, но Джонни снова что-то совершенно нечленораздельно прорычал, отбрасывая ткань в сторону, с силой впечатал Ви обратно в стену и вновь жадно и настойчиво накрыл его рот своим, в этот раз с внезапной удушающей лаской. Где-то в голове Ви, казалось, звучал какой-то дикий безумный гитарный перебор, но, возможно, это было отзвуком происходящего в голове Джонни.       Ви готов был полностью раствориться в этом напоре, все его существо требовало подчиниться Джонни, с готовностью и эйфорией отдаться ему каждой клеткой своего тела. Пусть он будет груб, пусть будет таким, каким хочет быть, пусть покажет, что наемник принадлежит ему навсегда и целиком. Ви подчинится с восторгом, словно бы всегда существовал только ради этого.       Ладони соло прошлись в полутьме по обнаженному торсу Сильверхенда, пальцы ощутили страшные старые шрамы, исполосовавшие весь левый бок – жуткие широкие полосы неестественно гладкой кожи, словно бы Джонни собирали вновь по частям – и Ви опустился на колени, проходясь пальцами, а следом и губами по этим страшным отметинам. Ладонью нащупал и огладил сквозь штаны твердый, полностью вставший член Сильверхенда. Джонни запрокинул голову, задохнулся со стоном, опуская ладони на голову Ви, оглаживая выбритый затылок, затем знакомо крупно содрогнулся всем телом, вздернул наемника на ноги и толкнул на грязный матрас разъебанной кровати. Утвердился сверху, по-хозяйски нетерпеливо втискивая колено между ног Ви, продолжая жадно и хаотично грубо ласкать торс, бедра и бока соло, навис подавляюще и красиво в полутьме, мощный и гибкий, идеальный даже со своими страшными шрамами.       Ви потянулся пальцами к застежке ремня Джонни, справился с замком. Пальцы Сильверхенда в ответ потянулись к ширинке его, Ви, штанов.       Наемнику казалось, что неимоверный шквал эмоций разорвет его на части, не оставив и следа. Голова плыла, мысли мешались в горячке. Ви не понимал – на черта ему вся эта суета, когда по итогу он лишится Джонни? К чему это все? Он хотел одного – быть вместе, неразделимо близкими, слившись так, чтобы между ними не оставалось ничего, чтобы ничто извне не могло их коснуться. Принадлежать безраздельно, существовать только для Джонни.       Словно сквозь туман Ви видел, как одновременно с потоком его горячечных мыслей длинные жесткие пальцы Сильверхенда касаются застежки его, Ви, штанов раз – проходят сквозь ткань, но Джонни, кажется оглушенный животной страстью, не осознает происходящего, промахиваются второй раз…       Ви мог бы принадлежать Джонни навсегда, отдать ему свою жизнь с той же готовностью, с которой Сильверхенд собирался пожертвовать своей…       - Блять! Блять!! – с ужасом Ви видел, как рокер отшатнулся назад, изогнулся ломано, оседая на пятки, зарылся с силой пальцами в собственные растрепанные влажные волосы и зажмурился с силой. Такое восхитительное и желанное выражение страсти на его красивом лице плавилось, перетекая в раскаленную ярость и болезненное безумие. – Блять!!!       Ви приподнялся с грязного матраса на одном локте, второй рукой потянувшись к Сильверхенду, все еще оглушенно не понимая, что происходит.       - Не трогай меня! - рокербой с силой грубо толкнул Ви обратно назад, а после пропал в холодном сиянии помех, проявившись уже одетым в дальней части комнаты, метаясь как загнанное животное из угла в угол. Взгляд его был сумасшедшим, болезненным и диким. – Что ты хочешь от меня, Ви?! Чего ты добиваешься?! Ты хочешь умереть?! Ты не понимаешь, тупой ты еблан, что все это биочип? Что все, к чему ты стремишься с этим, блять, непередаваемым щенячьим восторгом, это смерть?!       Сказать, что наемник охуел – это значило не сказать практически ничего. Ви хотелось встать и приблизиться к Джонни, возбуждение еще гуляло пьяным потоком по крови, сердце разрывалось на части, но рокер, словно прочтя его мысли, в отвращающем жесте вытянул в сторону соло руку с предупреждающе поднятым указательным пальцем.       - Джонни…       - Не смей, блять, ко мне приближаться. Не вздумай ко мне прикасаться, ты понял меня?! – узкие губы Сильверхенда изогнулись мучительно, а лицо исказила страшная гримаса ярости, горя и бессилия, глаза горели и выжигали Ви душу. – Если ты так хочешь умереть, Ви, то просто сунь себе ствол в рот и покончи со всем этим говном, но не заставляй меня убивать тебя! А если у тебя осталось немного смелости, то собери свои яйца в кулак, перестань рефлексировать и займись делом! Сделай то, что обещал мне!       Каждое слово рокербоя падало тяжелым камнем в душу соло. Ему было одновременно стыдно, ужасающе больно и невыносимо отвратительно от самого себя. Ви не знал куда себя деть, поэтому уже привычно потянул из пачки сигарету и закурил, глядя в пол и иногда украдкой исподлобья взглядывая на Джонни. Тот, вроде бы, успокоился, взял себя в руки и все там же, в отдалении, привалился к стене плечом.       - Но ты хотел меня… - Ви понимал, что ляпнул неуместно и не к делу, и успел заметить, как внезапно глаза Джонни блеснули в темноте еще сильнее, лоб нахмурился, а лицо побелело, но тут же моментально разгладилось, словно прибой смыл все, что происходило только что.       - Пятьдесят лет в Микоши, пацан. Ни ебли, ни жалкой шлюхи, ни даже передернуть. Остынь, Ви, это всего лишь проклятый недоеб. Ты вообще не в моем вкусе, знаешь ли.       Наемник еле слышно зашипел, обжигая пальцы сломанной сигаретой.       В глазах было сухо, но сам Ви ощущал себя, кажется, тоже сломанным.