Never Fade Away

      Девятая порция виски была, наверное, уже лишней. Но все равно недостаточной.       Ви вообще не был уверен, что даже если он вылакает весь алкоголь в этом баре, - да что уж там, во всем Найт-Сити, - то это позволит ему забыть кислоту и горечь этой одной простой фразы, брошенной безразличным и снисходительным тоном: «Ты вообще не в моем вкусе, знаешь ли». И еще отвратительнее было то, что он и так знал об этом, когда полез целоваться к Сильверхенду.       Ведь все мы помним, чумбы, Альт? Прекрасную, неземную, воздушную и изящную подругу рокербоя? Эмоции, желание и жар, с которыми Джонни пер ее в гримерке. Неотрывный и довольный взгляд, которым рокер сопровождал ее, когда она, красиво изгибаясь, поднимала с пола одежду. Вот она была достойна всепожирающего пламени. Куда посреди этой возбуждающей благодати можно было воткнуть заебанного, с запавшими глазами, небритого и дубово простецкого наемника двадцати пяти лет? Куда он, блять, полез со своими поцелуями, со своим восторгом, со своими мозолистыми грубыми лапами, со своей гопнической простецкой рожей? Сильверхенд же ебаный памятник, блядская икона стиля и вкуса, чертова вечная Легенда Найт-Сити… И желать он должен что-то ему под стать – такое же стильное и восхитительное.       Привкус желчи на языке усилился и наемник торопливо хлебнул из стакана, стараясь смыть гадкую горечь. Не забыть забить себе в глотку очередную порцию омега-блокаторов - только бы рокербой не услышал его отвратительных мыслей, только бы не снова этот ебаный позор…       Джонни намекнул ему раз - тактично, обходя острые углы; дал понять снова, уклоняясь от физического контакта – щадил, не разнес язвительно в пух и прах в своей манере, явно ради дружбы держался из последних сил, но Ви не унялся, продолжал с упорством доебывать и доебывать, думая своим хуем, а не головой… Попрал все границы приличий и дружбы, установившейся между ними. Блять! Лез, словно озабоченный кобель в гоне, которого раз за разом отодвигают аккуратно ногой с дороги. А теперь, когда его ткнули мордой откровенно – расклеился и разнылся, словно бы не он сам добивался этого с завидным тупым упорством.       В сотый раз за вечер вспыхнув от стыда, Ви с отвращением опрокинул в себя остатки вискаря, мотнул бритой головой и хлопнул стаканом о стойку.       - Повтори.       Этот бар соло выбрал специально, из чувства какого-то противоречия и протеста. Заведение было полно понтовых пиджаков и охуительных имплантированных телок, в которых оставалось уже мало от них самих. Острые усмешки, дорогой шмот, новомодная наркота, употребляемая чинно и чопорно в ослепительно надраенных сортирных кабинках, а ебля в тех же кабинках все такая же – обычная, грязная, человечья, животная. Как там сказал Джонни? Что ты без своего хрома? Все тот же кусок мяса.       Именно в этот бар, расположенный недалеко от площади Корпораций, Ви вперся в своем рокерском прикиде, смешно сказать: ботинки Сильверхенда, добытые в ходе идиотского заказа, связанного с сынком клавишницы SAMURAI, пресловутые кожаные штаны, спертые из заначки престарелого фаната группы – и нахуй они этому фану были нужны, коли он их не носил, майка Джонни, откопанная в номере отеля «Пистис София» - забыть и никогда не вспоминать. Наемник чувствовал себя здесь настолько инородным, что это приносило непередаваемое удовольствие: для полноты картины вмешательства грязного отброса в хромовый отпидоренный до блеска алкогольный рай корпоратов оставалось только влезть на стойку, пятная ее следами ботинок и заебенить на стене из баллончика огромное слово «ХУЙ» или «Смерть корпоблядям!». Вот это был бы перфоманс. Может быть, Ви и сделает это после еще пары стаканов.       Бармен поставил перед наемником очередную порцию, взглянув искоса, но заинтересованно – клиент был до пизды странным, лакал дорогущий алкоголь как обычную сивуху в придорожной забегаловке, но заоблачную цену платил исправно. Ви зыркнул злобно и осклабился в пьяноватой и сумасшедшей ухмылке. Солдатские жетоны рокера обожгли голую грудь над вырезом майки.       На черта он вырядился в шмотки Сильверхенда? Это было хорошим вопросом. Наверное, стоило признать, что таким образом он чувствовал сопричастность к предмету своей любви.       Любви, блять… В первый раз для самого себя Ви произнес это слово и оно резануло как-то смертельно, воткнулось в живот, провернулось остро отточенным лезвием длиннющей катаны. Повреждения были критическими, Ви истекал кровью насмерть, подбитым истребителем с воем несся в дыму и пламени прямиком к приближающейся земле. Так вот оно как, оказывается? Совсем не то, что он испытывал к паре своих подруг, с которыми и до этапа совместного проживания не доходил. Оказывается, любовь - это пиздецки больно, невыносимо удушающе и слишком много для одного. В этой безумной солянке слишком много переменных, с избытком всяких «если», границ, запретов, заботы, стыда и вожделения.       Это ж как он так умудрился, а? Или это упорный принцип «воровать - так миллион, ебать - так королеву»? Короля, то есть. Нет, все понятно – не любить Джонни невозможно, он ебаное рокерское божество с загадочными ацтекскими глазами. Сколько народу пало жертвами этой искренности, этого пламени, этого животного изящества и силы – не сосчитать. Вот и Ви влип по самые уши. Закономерно, наверное. Сильверхенда, братья и сестры, на всех не хватит.       И вот тут Ви приходил к основной мучающей его проблеме, которая так не стыковалась с доебывающим его ежечасно возбуждением – несоответствие желаний тела и устремлений души.       Душой наемник хотел одного, безусловного: чтобы Джонни жил. Не для него, Ви. Для самого Сильверхенда, для всего мира. Соло принимал рокера таким, каким тот был, со всеми недостатками – язвительного, сломанного, заебанного, хрипящего от переполняющей ненависти, пламенеющего для борьбы, вечно обдолбанного, эмоционально холодного, эгоцентричного, со всеми его грехами и ошибками. В чем-то был не согласен, но был уверен в том, что Джонни достаточно умен, чтобы дойти до всего в итоге сам. После того, как Сильверхенд вынес наемнику мозги сообщением о своем желании пожертвовать собой ради другого, пусть сдохнет в корчах тот, кто сказал бы, что он неспособен меняться; все те, кто считали его бесчувственным уебаном. И Ви хотел бы дать рокербою одно – свою помощь, всю свою силу, всю поддержку и тепло истекающего кровью сердца.       - Повтори! – хлопок стаканом по стойке. Немного вело, но Ви упрямо собирался додумать эти мысли до конца, наконец-то разобраться в этом блядском домике, устаканить ситуацию.       Заебись. Если он был таким самоотверженным красавцем, рубахой-парнем, влюбленным в Джонни настолько, чтобы самоотрекаться до самопожертвования, то почему же с таким упорством доебывал рокера, пытаясь выбить из него… что?       Чего хотел Ви от Джонни? Это был отличный вопрос. И ответа Ви, если сказать честно, не знал. Он никогда не трахался с мужиками. Все, что он знал об этом, было почерпнуто из порнухи и брейндансов, да и тех было не так уж и много, ибо и не интересовался он этим вопросом. Так чего же он хотел? Жарких невинных поцелуев? Взаимной дрочки? Просто нежной ласки? Отменной ебли?       Разбирать этот вопрос по составляющим было сложно, потому что в голове Ви моментально начинала мелькать красная лампочка, свидетельствующая о перегрузке, и вся его суть как-то истерично и восторженно начинала вопить о потребности отдаться и принадлежать, сплавиться намертво и навсегда. Наемник попытался заткнуть заполошный сигнал одним логичным вопросом – как? Практически – как ты хочешь, блять, ему принадлежать? Хотел ли Ви, чтобы Джонни его выебал? Вот прям по-взрослому? Хотел бы ему отсосать, опустившись на колени? «О даааааааа…» восторженно задохнулся в голове ебанутый голос, но Ви неподъемным усилием заткнул его простыми аргументами – «Тебя ебали хоть раз? Может быть, ты знаешь что-то о минетах по другую сторону члена?».       Отлично, в отсутствие Сильверхенда Ви, кажется, начинал общаться сам с собой в двух лицах – ебанько и логика. Наемник полагал, что ебанько – это его обычная натура, а логика выступала сейчас за крепко спящего где-то внутри его сознания Джонни.       Виски терял вкус и пился уже как вода – верный признак того, что завтра будет плохо. Но от отвращения к себе было еще хуже. Может быть, оглушающее похмелье заставит Ви завтра позабыть хотя бы на время о незаживающей ране.       Нет, о мужской ебле соло не знал ни хуя, что бы ни повизгивал с придыханием в его голове Ви-ебанько. Брать наемник умел, как любой мужик, отдаваться – нет. Так что кроме этих поэтичных платонических желаний, рассуждать ему было не о чем. Недостаточность опыта, знаете ли. Оставался вопрос: логично ли желать того, сам не знаешь чего?       Возможно, пришло в голову Ви, это и не любовь вовсе? А просто охуительная дружба, восхищение Сильверхендом, помноженные на действие биочипа? Нет, Ви, с друзьями, блять, так не поступают… А, возможно, он таки бисексуал? А может быть, Ви и вовсе, в таком случае, не туда ходил в попытке сбросить сексуальное напряжение?       Сосредоточенно и пьяно, стараясь не растерять решительности, соло обвел взглядом покрасневших глаз бар. Найти себе партнера для перепихона в любой точке этого города никогда не было проблемой. Это же Найт-Сити, детка. Тут каждый находится ежесекундно в поисках удовлетворения всего нескольких базовых потребностей – денег, ебли и славы.       Нет, этот в позолоченном пиджачке, который пялится сально из-за углового столика, пусть идет нахуй, – больно прилизанный, словно только что вывалялся в солярке. Может быть, хромированный шатен за столиком у дверей? Ви просканировал мужика оптикой, но тут же скривился в отвращении, которое, кажется, навсегда перенял от Сильверхенда – «ебаная Арасака» (тм).       Вычленив наконец-то рационально и расчетливо подходящую жертву, Ви поднялся с барного стула и, покачиваясь, решительно двинулся вдоль стойки. Проходя мимо выбранного пиджака, несильно хлопнул того по плечу и проронил сквозь зубы: «Пошли». Тот ухмыльнулся, снова прошелся довольным взглядом по крепкой и подтянутой фигуре Ви, расплатился, кивнув бармену, и последовал за наемником.       Найт-Сити, где любые сделки, особенно те, в которых участвует тело, заключаются одним кивком, хлопком по плечу... Велика ли ценность? Каждый забивает свое воющее одиночество доступными ему способами: пылесося ли десятую за ночь дорожку синтококса; надрачивая ли на новый брейнданс с расчлененкой или малолетками; рассекая ли пылающие неоном дороги на спорткаре на полной скорости, рискуя въебаться в ограждение моста, а то и в незадачливого пешехода – не это ли наконец-то станет спасением от вечной гонки на износ? А можно и снять незнакомца в баре для парочки свежих экспериментов, особенно если душа пуста, как карманы последнего невезучего попрошайки в Арройо. Каждому из этих беглецов предстоит все равно проснуться утром на влажных простынях все с той же сосущей пустотой и отчаянием, зовущим пойти в душевую, приспособить там к кронштейну ремень и вздернуться нахуй, или же ощутить манящий зов высоты, стоя на ограждении балкона высотки.       Так хули бы нет?       - Я Майк, - попытался улыбнуться снятый наемником пиджак – черноволосый, загорелый, чуть выше Ви и совсем незначительно шире в плечах. Лет тридцати пяти.       Как Джонни.       Завали ебало, ебанько. Ничего общего.       - Мне похуй, Марк, - сообщил безразлично Ви, привалившись плечом к стенке лифта, и потер переносицу. Виски исполнял какую-то шаманскую пляску в голове, но обратно пока не просился. – Трахнешь меня, и разойдемся как в море корабли.       - Как скажешь, - ухмыльнулся корпо, продолжая довольно оглаживать обтянутый майкой торс Ви взглядом. - Мне подходит.       Да еще бы, блять.       Отель был выебистый, до пизды дорогой, не чета тем дырам, по которым они шлялись с Джонни – ни тебе мертвого наркомана, доедаемого крысами в углу, ни гор мусора, - одна стерильность, строгость и выебоны. У Ви руки чесались от непреодолимого, пьяного, наверное, желания разъебать этот звенящий вылизанный порядок. Можно было бы начать с голопроектора в номере, например. Ради этого можно было даже спуститься в тачку за битой. Но пиджак, наверное, его бы не понял.       Откуда эти панковские заебы? Разве Ви не хотел всегда комфорта и богатства? Разве не к этому стремился всем своим существом?       В номере пиджак мягко притиснул наемника к шкафу, впился губами в кожу над ключицей, оставляя засос. Ви запрокинул голову и пьяно смотрел в потолок, силясь ощутить хотя бы что-нибудь – не то, чтобы жар, накрывавший его в номере «Пистис София», но хотя бы легкое возбуждение, шевеление в штанах. Словно услышав его мысли, мужик огладил его пах, потер ширинку, нащупывая член, выдохнул жадно и горячо в плечо Ви. Соло дышал носом и слушал себя. Запахи были не те – смесь изысканной парфюмной горечи с каким-то неуместным дорогим конфетным привкусом. Не пот. Не кожа. Не металл. Ну хоть никотином перло, это у нас от каждого первого в Найт-Сити…       Худо-бедно от настойчивой стимуляции член Ви все-таки ожил. Наемник выдохнул носом, оттолкнул пиджака, снял кобуру и решительно сорвал через голову майку, обнажая торс, затем повалился на кровать, размерами, чистотой и аккуратностью убранства напоминающую линкор, расстегивая пряжку ремня и с усилием стягивая проклятые обтягивающие кожаные штаны. Солдатские жетоны звякнули и холодом приникли обратно к телу. Ви остался обнаженным. Мускулистый, поджарый, мощный. Кожа – словно карта неблагополучных районов, расцвеченная разнообразными шрамами вдоль и поперек.       - Пиздатые импланты, дорогие, - заценил профессионально корпо, опустился рядом, оглаживая тело Ви ладонями и взглядом. – Ладони, предплечья, икры… Остальное свое, такое красивое? Спорт?       - Ебаться будем или ты на мусорщиков работаешь и меня на хром подумываешь разобрать? - охуенный спорт у Ви - ежедневно по двадцать подходов раздачи пиздячек и подъема тяжеленных стволов. Наемник решительно содрал с пиджака рубашку и потянул его на себя. – Хватит уже, блять, вежливых бесед.       Издав стон, мужик послушался и вжался в Ви, привалился всем телом, жадно шаря по плечам и бокам соло. Это не было похоже на Джонни. Ви не плавился от желания, горячая волна не перла оглушающе по телу, не было желания впиться в этого пиджака до боли, до стона. Это было похоже на такое себе сомнительное развлеченьице.       Когда ладонь мужика коснулась его члена, ухватила и начала надрачивать, соло испытал желание увернуться от этих прикосновений, но усилием заставил себя лежать ровно. Возбуждение, какое-то грязное, мутное и несильное потихоньку бултыхалось где-то внизу живота, вызывая больше желание проблеваться, нежели потрахаться.       Ви постарался сосредоточить взгляд на чем-нибудь за плечом корпо, чтобы унять зудящую тошноту, перевел взгляд на шкаф, и наткнулся взглядом на… Сильверхенда, в своей обычной позе привалившегося к стене. Скрестив руки на груди, тот с неясной кривой ухмылкой смотрел прямиком на Ви. И глаза его были – два дула пустоты и тьмы. Нос морщился как-то по-звериному от запредельной ярости – эту мимику Ви знал, она свидетельствовала о неописуемом бешенстве, верхняя губа ползла вверх в оскале, словно у пса, и, что было ужаснее всего, рот при этом все еще искажала безумная ухмылка.       Наемник попытался припомнить, когда же он принял последнюю дозу омега-блокаторов, но виски стерло всю память, смешав время. И Ви моментально покрылся потом.       - А вот, блять, и Джонни, - «ни с того, блять, ни с сего» успело мелькнуть в голове у соло, прежде чем рокербой расцепил руки на груди и в сполохе помех мелькнул, перемещаясь к постели, где мужик все еще что-то там делал с замороженным намертво ужасом телом наемника. Джонни рывком склонился над Ви, ладони впечатались в постель по обе стороны от головы. – Развлекаешься, Ви?       Знакомо содрогнуло и на секунду выгнуло всем телом, когда рокер рывком, без единого слова, вопроса или усилия перехватил контроль над телом – Ви словно гигантской волной отшвырнуло в сторону. И перекрыло каким-то запредельным бешенством, до темноты в глазах, до остановки сердца. Ви отстраненно, утопая в этой ярости, чувствовал, как сомкнулись пальцы его – сильверхендовской – левой кисти, он почти слышал щелчки хромированных пальцев металлической руки Сильверхенда, сжимающихся в кулак.       - Я, кажется…       Голос рвался из глотки незнакомым глухим, исходящим ненавистью хрипом.       Первый удар в лицо смел пиджака куда-то вбок. Рокербой, и не думая отпускать свою жертву, пружинисто перекатился, вскочил и навис над корпо.       - … не заказывал… - следующий удар крепкого и безжалостного кулака выбил первую кровь. Ви хотел что-то сказать, но стоило ему попытаться, как его закрутило в водовороте ярости и ударом зашвырнуло еще глубже в сознание.       - … чтобы тебя… блять, меня!.. – кулак сжался вновь, обрушился вниз на лицо пиджака и, кажется, выбил корпо первый зуб.       - … выебал какой-то пиджак! – прохрипев конец фразы, Джонни в последний раз опустил кулак в злом коротком, особенно сильном ударе, и гибко и пластично откинулся назад, присел на пятки и потянулся, одним движением выхватывая из кобуры ствол.       - Джонни, блять! – Ви продрался с трудом откуда-то из ярко-красной яростной глубины.       - Завали, нахуй, ебало, Ви, - голос Сильверхенда был холодным и злобным, а дуло тем временем уперлось пиджаку под челюсть, и наемник только сейчас, глядя своими глазами, увидел, что окровавленный мужик пытается отправить сообщение о преступлении. – Только попробуй, мудила, и твои мозги с пола не соберет никакая Траума-Тим. Это я тебе обещаю. Лежи, отдыхай, жди команду по спасению. Можешь додрочить.       С этой фразой Джонни таким же рывком отделился, покинув тело и оставив Ви, как мудака, восседающим голым над пиджаком со стволом, направленным тому в шею.       - Ты охуел, Джонни?! – кажется, дикий хрип, который выдавал Сильверхенд, повредил голосовые связки наемника, и теперь Ви посипывал.       - Я бы на твоем месте натянул хотя бы штаны, казанова ты, блять, педрильный, - рокербой переместился обратно к стене и теперь подпирал ее, сложив руки на пряжке своего ремня и притопывая ногой. Глаза колючие, злые, с издевкой. Тонкие ноздри раздуваются яростно. – До прибытия Траума-Тим три минуты. Но ты можешь и их, впрочем, порадовать своим стоящим хером. Они, я уверен, впечатлятся.       - Ты охуел, блять, окончательно! Ты должен понять, Джонни, что это пока что еще мое тело! - пока лифт нес Ви вниз, он все пытался оттереть свой левый, непривычный для драки, кулак от крови пиджака. С левой бил Джонни, металлическая рука, что логично, была у него ударной. - И ебаться я буду с тем, с кем захочу!       - Нет, Ви. Пока оно еще мое… блять, наше, - Джонни, привалившийся к стене лифта спиной, курил и рассматривал потолок, не удостаивая Ви взглядом. Он снова вернул себе скучающий и презрительный вид, губы кривились как будто от отвращения, - И неужели я так многого хочу, когда прошу тебя отложить свои пидорские эксперименты на то время, когда я окончательно кану в небытие? Тебе, блять, настолько невтерпеж отдаться какому-то левому мужику, что ты хуй в штанах не можешь удержать? Так погоди немного, скоро я отчалю – и ты сможешь переебать хоть весь Найт-Сити. Даже с пригородом в нагрузку.       - Мне, может, и вовсе теперь не ебаться? Как ты на это, блять, смотришь?! Ты энграмма, тебе легко рассуждать! – Ви трясло от стыда и ярости.       - Да что ты, блять, говоришь? Быть энграммой в твоей извращенной голове, знаешь ли, такое себе удовольствие, - Сильверхенд насмешливо опустил взгляд, глядя на Ви из-под прикрытых век. От язвительности, пропитавшей его слова, Ви хотелось въебать Джонни от всей души, - Я не понимаю, что за хуйня лезет тебе в голову? Не успеешь глаз сомкнуть, как чувствуешь, что тебя уже ебут в прямом смысле этого слова. Не мог бы ты переключиться, по старинке, на симпатичных девок?       О, Ви мог бы сказать, что за хуйня лезет ему в голову и что за имя у этой хуйни!       И теперь Ви знал одну истину, которая точно не понравилась бы этой хуйне: отдаться и принадлежать он хотел, кажется, одному мужику – Джонни Сильверхенду. Но мужик этот давным-давно был мертв – это раз. Не хотел его – это два. И, кажется, между ними теперь все сломалось окончательно – это три.       - Иди на хуй, Джонни, - шагнув из лифта, наемник, склонив голову, прикурил, и в этот раз слова эти не были их устоявшейся дружеской привычной традицией. Ви вложил в эти слова всю свою измотанную душу.