Never Fade Away

      Гитарные рифы задорной и яростной панковской композиции из современного патефона звучат хорошо, передают каждый тщательно продуманный грязный небрежный переход. Видимо, сколько бы десятилетий ни прошло, но нет ничего лучше старого доброго винила.       Вчерашний алкоголь выходит с потом, пока Джонни озверело, хотя все же небрежно и неумело занимается, блять, уборкой. Ухмыляется криво в процессе, пытаясь вспомнить, когда в последний раз ему выпадала подобная сомнительная честь. Кажется, это было, когда они жили с Кером на съемной хате, и бабла на клининг у них еще нихуя не было. Ясное дело, чаще всего находились телки, желавшие их облагодетельствовать поутру в надежде на продолжение общения. Воистину благословенна эта женская тяга к порядку даже с похмела, даже в чужой хате. Особенно в отношении творческих, неприспособленных к банальным обывательским занятиям рокеров. Но изредка приходилось и самим разгребать бардак. Радовало, что они с Керри были не слишком требовательны к стандартам чистоты: смахнул все скопившееся говно по мешкам, да выкинул к хуям. Но и на эту тему они умудрялись сраться до хрипа, изощренно и упорно доебывая друг друга скрупулезными припоминаниями, кто отрабатывал повинность в прошлый раз.       Голова продолжает трещать так, словно ему вчера прилетело по затылку прикладом – очень похожее ощущение, его Сильверхенд знает прекрасно. Ему нужен кофе. Настоящий, натуральный, а не это синтетическое пойло, которое с вечной довольной улыбкой поглощал пацан…       Блять.       Он моментально, безо всякого перехода и труда, отвратительно легко оказывается на пассажирском сидении в Javelina на Площади Корпораций, и взгляд его сосредоточен на одноразовом стакане в руке Ви. В салоне полумрак, на пластиковой крышке – алая яркая кайма, повторяющая очертания узких губ, во рту - богатый вкус ядерного пойла и железа, разделенный на двоих, а в башке непоколебимая уверенность: еще немного, и пацан будет в полном порядке – живым, здоровым. И Ви смеется его шуткам свободно и неудержимо, кашляет, сплевывает кровь в окно, качает бритой башкой, но снова фыркает и хохочет... Осунувшееся, но счастливое лицо попеременно высвечивает то желтый, то синий неон мерно движущихся голограмм…       Блять!       Из гнетущего, болезненного провала Джонни резко и беспощадно выдергивает системное оповещение о доставленном заказе. Он оглушенно качает головой, все еще чувствуя горечь и металл на языке, слыша отзвуки родного хриплого смеха в ушах, слепо, наощупь вытягивает из пачки сигарету и прикуривает, хмурясь. Затягивается глубоко, судорожно выдыхает дым, насильно утверждая себя в настоящем крепче.       Высовываться наружу он себе позволить не может, так что, как порядочный скрывающийся террорист, заказывает все на дом с предварительной оплатой и пометкой «Оставить на пороге». Избегает даже перед курьерами светить ебалом.       Хороший Джонни. Послушный Джонни. Почти ручной. Загнанный в угол. Кувыркнись, Джонни. Дай лапу. Апорт! Живи!       Он не переваривает команд. Не терпит ошейников и поводков. Не выносит, сука, клеток и любых оков. Внутри него все кипит и лопается от желания послать нахер, выйти и дать бой, такой, чтоб Найт-Сити запомнил его навечно. Пусть сдохнуть, но сдохнуть свободным, с оружием в руках и победной ухмылкой во всю рожу.       Понимая, что его начинает неконтролируемо трясти снова от блядской клаустрофобии в четырех стенах, ярости и желания действий, Джонни опускает взгляд и пялится на простецкую татуировку на правом предплечье: сердце, прошитое стрелой, корявая надпись «Джонни + Ви». Тянется левой рукой и кладет ладонь на рисунок, стискивая зубы, напоминая себе, во имя чего это все. И тут же расплывается в кривой ухмылке. Злая, конечно, ирония. Он набил эту татуировку пацану в качестве шутки, чтобы тот помнил об их дружбе, и… ну ладно, в качестве мести после памятной истории с сексуальными, блять, экспериментами Ви. И как не прикончил тогда тупого еблана? Да как пацану такая хуйня вообще в башку пришла – оглушить его, Джонни, блокаторами и отправиться трахаться с каким-то сраным пиджаком, когда Ви принадлежал ему и только ему?! Тогда нет, не принадлежал, но… Да похуй, сука! До сих пор от бешенства в глазах темнеет при одном воспоминании! Пиздец! А теперь это изображение работает для него самого напоминанием, якорем, цепляющим его за реальность, за добровольный плен.       Ты должен попробовать жить снова, Джонни.       Не доебывай, Ви. Разуй глаза шире и удостоверься: стараюсь. С трудом обучаюсь новым трюкам, которые мне пиздецки поперек глотки, кстати. И ты об этом, блять, знаешь как никто другой. Так что завали ебало и молча наслаждайся черным делом рук своих. А я иду за своим кофе, пока он не заледенел нахер.       Из-за двери, когда он к ней приближается, захватив привычно со стола Малориан, доносится какая-то возня, и Джонни напрягается, рефлекторно мягко и беззвучно отступая вбок, прижимаясь спиной к косяку, замирая и чутко прислушиваясь. Мешает гремящее из патефона гитарное крещендо, и Сильверхенд уже начинает отсчитывать такты до краткого затишья после ритмической партии перед соляком, когда, морщась, с досадой вспоминает, что он забит современнейшим дорогущим боевым хромом просто под завязку – заветная мечта любого, блять, мусорщика-суицидника. Пока, сколько он ни пытается привыкнуть, он так и не научился использовать все импланты, как Ви, на автомате. Постоянно срывается действовать по старинке: напрягать уши и глаза, прилагать усилия. Хотя достаточно лишь активировать нужный апгрейд.       Прищурившись, Джонни сканирует коридор сквозь стену и дверь, считывает сигнатуры: там четверо, все гражданские, трое из них – какая-то гопота с отметками в базе полиции о мелком хулиганстве, без принадлежности к бандам или группировкам; последний – соседский мальчишка.       Как там его? Стэн? Его бухой папаша постоянно на говно исходит на пределе громкости, воспитывая паренька, душу и сердце, блять, не жалеет, в неблагодарного отпрыска вкладывая. Размазанному градусом уебану кажется, что воспитание именно в воплях и пиздюлях и заключается. Сильверхенд, сидя в заточении своей прокуренной камеры, слыша эти концерты, раз за разом сжимает челюсти до хруста, останавливая себя от того, чтобы встать, выйти решительно в коридор, чеканя шаги, и вышибить мудозвону рукоятью Малориана четыре передних зуба. И заодно сломать нос, добавив от души с модифицированного кулака. Только бы заткнул свой пьяный убогий хлебальник. Сам Джонни никогда не хотел детей – не любил, не понимал, не умел и ну ее в жопу такую ответственность. И охуевал, глядя, как их заводят те, кто не находит в этом удовольствия, а потом начинают калечить по своему нечеловеческому подобию, накачивая их до крайности ненавистью и ужасом, стесывая с них все выступающие неровности, максимально стреноживая перед тем, как выкинуть в огромный жестокий лживый мир, где и так каждый только и норовит влепить ближнему подсрачник или макнуть башкой в дерьмище. Мало на бедолагах отыграется жизнь, блять.       Он и сам этого говна в детстве нажрался – будь здоров. До сих пор при одном воспоминании плечи каменеют, а во рту разливается горький привкус желчи: куда пошел, щенок, мать не уважаешь, да ради твоего счастья кровь проливали, да, сэр, нет, мэм, опять ты за свое, хватит свой мусор бренчать, какая ж это музыка, тупица, ни слуха, ни таланта, ничего, мать, из него не выйдет, а ну пойди сюда, ублюдок, получи свое, будь мужиком. Нахуй пошел, уебище!       Но, слушая за дверями квартиры эти мерзкие вопли, стиснув кулаки, Джонни сдерживался изо всех сил, зажмуривая глаза и постукивая пяткой об пол, потому что осознавал где-то в самой глубине: чужой озверелый мужик с перекошенным ебалом, разносящий в кровавую кашу лицо отцу на глазах сына, – это, наверное, самую малость может оказаться для мальчонки травмирующим зрелищем. А потом начнутся проблемы с психикой, флэшбеки, комплексы и прочий бедлам… Ничего, ясен хуй, хорошего. Так что он скрипел зубами, рисовал в башке жестокие картины расправы, курил, откинувшись на спинку дивана, и ни черта не делал, заходясь от ярости до красного тумана под прикрытыми веками.       Фигуры в коридоре, выцепленные сканом, двигаются лениво, перекрещиваются. Слышатся шакальи смешки из разряда тех, что очень быстро в любом закоулке сменяются угрозами и пиздюлями. Мелким движением век, как, Джонни помнит, делал Ви, он подкручивает зум, подрубается усиление звука.       - Э, уеба, этот, охуевший… Батя твой где? – тот, что повыше, ухватывает мальчишку за ворот.       - Он Крохе вчера в табло засветил, это, нам поговорить с ним надо, - занудно, с делано дебильными интонациями тянет низкорослый. Вздергивая одну бровь, Джонни недоумевает, нахуя, казалось бы, кому-то корчить из себя идиота? Но явление поразительно распространенное среди низших эшелонов мамкиных бандитов.       - Да я в душе не ебу, где он! – хочет вывернуться парнишка. – Он засветил, его и ищите!       И тут же, конечно, огребает прямиком в нос от низкорослого поддельного имбецила.       Борьба где-то внутри Джонни развязывается нешуточная, искрящая, но короткая, словно вспышка: на кону - его маскировка и его убежище. Хуй знает, кому эти дворовые бандосы могут слить инфу про странного мужика, какие у них там случайные связи, с кем эти ебучие отбросы могут поделиться своим удивлением, и до каких уровней эта, казалось бы, банальная история может дойти… Но стерпеть Сильверхенд просто не может, что-то внутри буквально вынуждает его хлопнуть по сенсорной панели. Дверь отъезжает в сторону. Может быть, это проклятый Ви со своими жалостливыми заебами настойчиво толкает его в голую спину.       - Салют, детки, - приваливаясь небрежно плечом к косяку, Джонни спокойно рассматривает прыщавых гангстеров через темные стекла авиаторов и щедро добавляет в голос иронии и насмешки. – Че за шум? И драка, как погляжу, есть.       Те разворачиваются к нему. Мальчишка остается стоять у стены – гитара за худой спиной, окровавленный нос зажат пальцами. Напуганный, но, судя по всему, нихера не сломленный. Будет так продолжать дальше – может быть, и выживет в этом городе.       - Ты бы, пацан, скрылся нахуй в свое логово, - лающе и понтово выплевывает молчавший до этого момента третий, самый неприметный из шайки. Был бы самым неприметным, если бы не у него единственного на бедре висела кобура с простецким, стареньким, дешевым Нуэ, к которой он и потянул свою грязную потную ладошку. – Исчезни, чумба, пока не огреб.       Охуительно. Дожили. К сорока трем годам теперь Джонни еще и «пацан». Ну да, точно. За мужика теперь он не сойдет, в теле-то Ви. Кажущиеся ему сущими подростками уебки всего на пару-тройку лет его младше. Почти ровесники его мелкого наемника. И ничего им, тупицам, не говорят ни многочисленные страшные шрамы, покрывающие его голый торс, ни линии дорогущих имплантов Кироши, расчерчивающие скулы, ни матовые проблески на гориллах последнего поколения.       - У меня встречное предложение, жертвы эволюции, - не меняя изящной расслабленной позы, Джонни расплывается в кривом ебанутом оскале, а пальцы на привычной рукояти Малориана сжимаются крепче. – Вы сваливаете красочными скачками, пока головная боль от вашей трескотни меня не доконала, и я не проделал в каждом дыру размером с Техас. Зайдешь, Стив?       Не Стэн. Стив. Мальчишку зовут Стив.       Парнишка колеблется с пару секунд, посматривая поверх ладони, зажимающей нос, то на троицу, то на Джонни и, правильно просчитав варианты, бочком двигается к Сильверхенду, отираясь матерчатым гитарным чехлом по стенке. Добирается и ныряет мимо рокербоя в недра его квартиры.       Один из гопоты пытается рыпнуться вперед, и рука Джонни с зажатым в ней верным стволом даже успевает дрогнуть, получая рефлекторный импульс от мозга, но тот, что у разбойничков, видимо, за старшего, останавливает чумбу, цепляя за полу куртки и взглядом указывая, наконец-то, на имплантированные предплечья и кулаки Сильверхенда. Дошло до шушеры.       Не дожидаясь, пока отщепенцы раздуплятся, Джонни снисходительно и свысока им кивает, словно отпуская с аудиенции, забирает кофе и закрывает дверь.       - Спасибо, - мальчишка нерешительно мнется в двух шагах от него у стола и смотрит исподлобья. Молча закуривая, Джонни кладет Малориан на стол и лениво машет в сторону ванной комнаты, испытывая удовлетворение, смешанное с глухим раздражением. С одной стороны, он бесится, что пришлось светануть еблищем, с другой – доволен, что блядским шакалам не перепало их убогого шакальего веселья.       Когда Сильверхенд отпивает кофе, тот уже нихуя не горячий. Приходится сунуть его в микроволновку.       - Это ты ночью играл? – отмытый от кровищи парнишка, блестя влажной рожей, стоит в дверях ванной и пялится на него внимательно и с интересом. Джонни, делая глоток, глядит поверх стакана и неопределенно пожимает плечами. Он ли ночью играл? Да, пожалуй что. Да и пел еще. Орал. Зло, пьяно. Начал с SAMURAI, потом на какое-то время завис на Never Fade Away, а закончил New Dawn Fades, после чего с музыкой у него как-то захлебнулось. – Клево играл. А покажи как?       - Сам покажи, - хмыкает Джонни, затягивается, откидывается назад, выпускает облако дыма и кладет руку на спинку дивана.       - Да я так не умею, - смущается Стив, но с готовностью вжикает молнией на чехле и вытряхивает из него старенький инструмент, плюхается без стеснения рядом с Сильверхендом, скрючиваясь, взирая на лады. Гитара – древнее дребезжащее чудовище. Да еще и лажающее безбожно. Внимать этому пиздецу – одно мучение, и Джонни не выдерживает после шести несмелых, хуево поставленных аккордов, выдирает молча инструмент у парнишки из рук, озверело и мстительно выкручивает колки, настраивая звучание. Падла сопротивляется как может, сварливо, совсем по-стариковски ворчит и поскрипывает, грозится хлестануть по ебальнику порвавшейся струной. Но куда ей, блять, деваться от Джонни, мать его, Сильверхенда? В его руках гитар перебывало немногим меньше, чем девок. И непокорившихся среди них – сущие единицы.       И анкер, сука, не отрегулирован, струны от грифа отстоят так, что играть на ней – пытка. Зажав в зубах сигарету и щурясь от дыма, норовящего попасть в глаза, рокер сгребает со стола анкерный ключ. Все это, конечно, поможет допотопному монстру на считанные дни, но извлекаемые ноты хотя бы будут отдаленно напоминать музыку.       Мальчишка смотрит на него круглыми глазами, как на чудо, блять, господне, явленное небесами. Даром, что только пасть не раскрыл. Джонни толкает небрежно в сторону пацана банку Ни-колы и коробку с пиццей, предвидя, что визит, похоже, сука, затянется. Это бесит Джонни – потому что мешает думать о Ви. Это радует Джонни – потому что мешает думать о Ви.       - Вот бы научиться играть так же здорово, как ты! - делится с ним спустя час Стив, сияя, как отполированный хром. Впервые нашел, видимо, того, кто слушает его без посылов нахуй.       - Тогда начни с того, чтобы не упираться локтем в бедро, когда берешь аккорды. Так кажется проще - вроде меньше усилий, но ты теряешь подвижность кисти, - Джонни отставляет свою гитару в угол дивана, усмехаясь. Встает, натягивая толстовку, - в теле Ви он постоянно мерзнет. Температура у пацана вечно понижена – то ли личная особенность, то ли из-за ебанутых гормонов. Неудивительно, что тот с таким наслаждением жался к нему: Джонни даже в своем посмертии, очевидно, казался ему горячим, как радиатор. И вот почему он норовил спать в футболке и пижамных штанах, да только при рокере редко ему это удавалось… Блять. Хватит. Качнув головой, Сильверхенд не сразу, но все же вспоминает, о чем они с мальчишкой разговаривают. – Потом натренируешь пальцы, они станут сильнее. Дойдет, что упор не нужен.       – Ты играешь совсем как Сильверхенд. Знаешь про Джонни Сильверхенда же? Я хочу стать рокером, таким, как он, - Стива аж распирает поделиться своей заветной мечтой с кем-то, кто поймет. Он даже не подозревает, насколько он, блять, сейчас не по адресу.       - Если хочешь быть рокером, то придется быть собой, - мрачнеет еще сильнее Джонни и трет висок. Ви тоже поначалу страдал этим заебом: думал, что быть Сильверхендом охренеть как круто. Но жизнь быстро и мастерски из него выбила эти иллюзии. И пацан, умница, скоро допер, что нет ничего более ценного, чем быть собой. И это было прекрасно, потому что он нравился Джонни именно таким. - А не похожим на кого-то.       Следующие две недели заточения Сильверхенда скрашены общением с соседским мальчишкой, который заявляется к нему по-свойски, занимает время и пространство, но не доебывает и не напрягает, как будто чутко улавливает, как именно себя нужно вести. Не переступает никаких граней, не топчется по мозолям, уходит всегда четко вовремя. Прикинув, Джонни понимает, что никаких «как будто» тут нет. Парень, растущий в постоянной атмосфере стресса, ненависти и страха, с детства все знает о пределах, краях и границах. Тех самых, которые с таким упорством и радостью ломал сам Джонни, с наслаждением круша все, что было в нем воспитано насильно. Эти визиты не дают ему ебануться, сползти в вязкое безумие окончательно.       Хуже всего Сильверхенду ночами. Спит он либо очень мало, либо очень хуево.       Стоит только начать проваливаться в сон, в темноту, как он четко ощущает родное прикосновение обхватывающих его со спины прохладных крепких рук, слышит в самое ухо хриплое и сонное «Джонни…», полубессознательно раздраженно рыкает «ну еб твою мать, Ви…», поворачивается, чтобы сгрести, вжаться, знакомо сплестись в единое целое, но натыкается на пустоту. Движение срывается, и он вываливается из начинающейся было дремоты в реальность, покрываясь холодным потом, ловя на оптике отблески рассыпающихся красных пикселей. А после еще пару часов курит в постели, сперва матерясь сквозь зубы, потом впадая в молчаливую смурную кататонию, и пялится безотрывно в еле поскрипывающий старый вентилятор. И думает. Бесконечно и упрямо размышляет и прикидывает.       В памяти рисуются узкие коридоры нижних уровней Арасака-Тауэр, под завязку забитые оборудованием и аппаратурой. Тонущие в полумраке полупустые лаборатории, освещаемые многочисленными мигающими индикаторами мощных компьютеров – казалось бы, нахуя такие обширные помещения? Все их содержимое можно было бы укомплектовать куда более компактно. Замершие современные хитроумные биороботы; аккуратные, хищно свернувшиеся связки кабелей; стелы центральных серверов Микоши и точка подключения посреди мерцающего озера охладителя. Тщась хотя бы примерно представить, сколько может стоить все это дерьмище, Джонни охуевает. Бюджет месячного прокорма обитателей минимум одной мегабашни. Пиздец.       Если ему удается уснуть, четко осознавая себя в постели в одиночестве, то во сне его доебывает либо исходящая маревом жара над раскаленным песком, либо голубой мерцающий мост и бесконечное сияние алых мелких осколков, осыпающихся в пустоту. И чувство долга – вытащить, спасти умирающего друга, пораженного терминальной стадией разъедающей его изнутри гребаной хвори. Дотянуть, дотащить, себя не жалея. Но под конец он всегда оказывается один. С пустыми руками. И засевшими глубоко в сердце невосполнимой утратой и виной. Просыпается, судорожно пытаясь нащупать в своей башке пацана, его еще сонное, теплое, мыслящее, живое начало, но худшая мечта о свободе сбывается: он один в этом теле, сам себе хозяин. Под веками проступает засранный, освещаемый вечерним золотым солнцем пляж Пасифики и мерно накатывающие на берег волны. Он все ищет, но Ви больше нет. Сука, пиздец…       Спать помалу ему не привыкать. Ночные кошмары – его давний спутник. Долгий сон вообще переоценен, хули.       И через две недели после знакомства с мальчишкой, прикуривая первую утреннюю сигарету и слушая новости, он понимает, что пора. Императорский сынок наконец-то поджал хвост и съебал в родные отеческие пенаты в Токио.       Теперь арасакские опездолы поутихнут и перестанут так уж упорно рыть землю носом в его поисках. Джонни искренне надеется, что Милитех уже успел напихать японцам за обе щеки славных, привычных им корпоратских штатовских хуев. Жаль, что он не присутствовал при сем хотя бы мичманом, потому что с радостью присоединился бы к этой потрясающей оргии и тоже присунул бы уебкам.       Пора обеспечить по возможности тылы и валить отсюда, как он и запланировал.       Стоит Джонни подключиться к сети, как сообщения – и текстовые, и видео, - и звонки валятся просто в катастрофическом объеме, как будто всех прорвало, сука. Все, блять, переживают за Ви, все хотят ответа, возмущаются, беспокоятся, требуют – друзья, знакомые, фиксеры, потенциальные заказчики. Это выносит ему мозг, вгрызается в нутро и разъяряет. Потому что не зря они волнуются. Ви нужен всем. Джонни ебал их волнение - в первую очередь Ви нужен ему. Если честно, на остальных ему насрать.       За все это время он заходил в сеть один единственный раз: кое-как, невнятно и кратко сообщил Бестии о произошедшем, уверенный в том, что она по старой дружбе максимально саботирует развернувшуюся охоту. А после вновь ушел в глухой оффлайн. Как-то не было у Джонни настроя пускаться в объяснения и разбор полетов.       Но Бестия уже достаточно промариновалась в ожидании и в попытках с ним связаться. Любопытство, раздражение и недоумение наверняка порядком ее доконали. Она и в панковской юности-то не отличалась терпением и уравновешенностью, а уж когда корона главного фиксера Найт-Сити заставляет ее задирать нос еще выше, властность диктует свое – если она чего-то желает, вынь ей да положь, желательно – еще вчера.       «Опять не в сети? Хорошо, плевать. И не вздумай объявляться с объяснениями». И отличный заголовок последнего сообщения: «Ты трус, Джонни». В своем привычном репертуаре. Колючая, ершистая. Обычная, понятная. Лучшая.       Ухмыльнувшись и закуривая, Джонни разваливается на диване, устроив ноги на журнальном столике. Разминает левую кисть, сжимает и разжимает кулак: длинный шрам между большим и указательным пальцем сформировался неплохо, но кожу стягивает – будь здоров.       - Сказала бы, что удивлена, но уже нет, - изображение при звонке проступает через пару секунд после вызова. Ровно столько, сколько по его расчетам нужно Бестии, чтобы справиться с первыми эмоциями и скроить суровое лицо. – Что тебе надо? Звонишь объясниться по поводу своего исчезновения?       - Какой смысл, если ты сама писала, чтобы и не вздумал? – обозначает усмешку одним уголком губ Джонни и выдыхает белесые клубы дыма. – Хотел узнать, как ты в целом. Как прошла адаптация к новым условиям? Перестановка сил все-таки глобальная. Полегчало немного?       - Серьезно, хули тебе надо, Джонни? Признаю, на Ви ты произвел, видимо, неизгладимое впечатление, чтобы он согласился на такую херню. Поздравляю, отлично сработано. Кто-то опять пожертвовал собой ради тебя, - красивое лицо Бестии искажается от раздражения, брови сходятся на переносице, оптика отблескивает красным. Бьет, сука, по больному и точно знает, куда метит. Не стесняется ни разу. Насрать ей на Ви, пацан для нее никто. Максимальное сожаление по поводу его смерти для Бестии – то, что между пальцев утек отличный талантливый наемник. Так что единственная цель проникновенного монолога – пнуть по яйцам его, Джонни. – Любопытно, как ты себя чувствуешь после этого? Три недели праздновал, не трезвея?       - Ты всерьез хочешь побеседовать о предательствах, Бестия? – лениво затянувшись, отбривает Джонни, усмехается шире, кривовато, приподнимает одну бровь, запрокидывая голову. Бестия знает его вечность, но до сих пор не привыкла к тому, что задеть Джонни ей никогда не удается. Она для этого слишком груба, прямолинейна и эмоциональна. Этими эскападами она больше подставляет себя, нежели задевает его. – Не думаю. Планировал перекинуться парой слов о делах.       - О каких делах, Джонни? – споткнувшись лишь на миг и почти не поменявшись в лице, Бестия явно перешагивает щекотливую тему и в удивлении и неверии распахивает ресницы. – Какие теперь у тебя дела могут быть в Найт-Сити? Еринобу, конечно, отчалил в Токио, да и Арасака несколько пошатнулась, но если твоя небритая рожа случайно и неосмотрительно засветится на виду в ближайшее время, то по твоим следам моментально пустят парочку спецов. На большее, конечно, они сейчас вряд ли смогут позволить себе разориться, но все же.       - Сомневаюсь, что парочка спецов станет для меня сильной помехой, но… нахуй Найт-Сити. Планирую поездку в Стейтлайн, - пренебрежительно передергивает плечами Джонни. И забрасывает крючок. Ему необходимы надежные тылы и связи в Найт-Сити. Нужно упрочить свое положение, обзавестись поддержкой. И, хотя на счетах Ви эдди дохуя, лишние в его ситуации никогда не помешают. - Если у тебя есть там интересы, то мы можем договориться.       - Стейтлайн? – с удовлетворением он ловит на бледном веснушчатом лице Бестии заинтригованность. Тусклую, хорошо скрываемую, но ему все же отчетливо заметную. Стейтлайн – лакомый кусок: никогда не смолкающий, яркий, шумный город контрабандистов, куда со всех концов мира стекается товар разной ценности и совершенно однозначной нелегальности и расползается через обе Калифорнии по НСША. Сколько бы туда ни совались корпы со своими подкатами, официально пока что их липкие щупальца стараются рубить еще на подходах. Независимый Найт-Сити во многом замкнут на себе, сюда из Стейтлайна если что и доезжает, то только посредством кочевников. Наладить прямые связи и необходимые поставки – дело бесспорно полезное и охуеть какое заманчивое для королевы фиксеров. А уж возможность возложить эту задачу на Джонни, с его умением заводить знакомства и привлекать к себе нужных людей – просто песня, блять. От такого расклада Бестия до потолка должна прыгать от радости. И он просто расслабленно ждет. – Это может быть забавным. Я скину тебе пару контактов. А что тебе в Стейтлайне?       - Валяй, скидывай, - вопрос Бестии Джонни игнорирует – это совершенно не ее дело. Делает глоток кофе, растягивая молчание, явно подбешивая Бестию этим сильнее. Ей полезно. – У меня есть для тебя заказ. Организуешь?       - Смотря что, - с опаской и сомнением Бестия щурится на него, пытаясь предугадать и просчитать, что ему в текущей ситуации может от нее понадобиться. На красивом ее хищном лице одновременно любопытство и нежелание вписываться. Но при завязывающихся между ними взаимовыгодных деловых отношениях отказать сходу не решается. Хотя, Джонни это видит, послать его нахуй для нее очень заманчиво, сдерживается, бедняжка, из последних, сука, сил.       - Мне нужна пара толковых наемников, чтобы организовать круглосуточную слежку за Андерсом Хелльманом – уверен, милая, ты помнишь этого ссыкливого арасакского пиджака, - вальяжно и изящно поводит рукой Джонни, разгоняя сигаретный дым, а после скалится шире. Угрожающе и сосредоточенно. Неосознанно трет пальцами левой руки татуировку на предплечье правой. - Уебок нужен мне там, где могу ухватить его за рудиментарные яйца в любую секунду.       - Бля-я-ять, Джонни!.. – подрывает Бестию ожидаемо ярко, горячо и в клочья. Она только что не оформляет звучный фейспалм. Вся подбирается на своем диване, стискивает кулаки. – Скажи мне, ты окончательно пизданутый?! Ты жив и снова молод! Хули тебе еще надо? Не думаешь, что пришло время разжать свои ебанутые клыкастые челюсти, отцепиться от Арасаки и переключиться, раз уж тебе не живется спокойно, на новую идею фикс? Или ты собрался обнулить каждого, кто был причастен к проекту?       - Хелльман. Двадцать четыре на семь. Иначе отпуск в Стейтлайне отменяется, и остаюсь отжигать, как в старые добрые, в славном городе Найт-Сити всем, блять, на радость. Уверен, что все обоссутся от счастья. Видишь ли, без твоей помощи мне придется заняться этим самому, - припечатывает категорично Джонни, хмуря раздраженно брови над авиаторами, узкие его губы – не его, губы Ви, его – сходятся в почти прямую упрямую жесткую линию. Джонни продолжает, перебивая какие-то яростные возражения, не дает Бестии и шанса скатиться в споры. Рубит кратко и отрывисто. – Отчеты ежедневно. Сумма оплаты – сообщением. Не забудь скинуть контакты подвязок в Стейтлайне.       - Ты, блять, безнадежен и ебанут без меры, Сильверхенд! – откидываясь на спинку дивана, Бестия резко поднимает ладони, открещиваясь от него. Прикинула моментально, умница: ей надо укреплять позиции, срочно и чутко приспосабливаться к изменившейся расстановке сил, заключать новые союзы, продумывать стратегию и тактику выживания и роста. Джонни ей тут под боком со своими заебами нахуй не сдался. Выгоднее его услать хотя бы на время, само собой.       - Всегда был таким, милая. За это ты меня и любишь, - широко, криво и оглушительно очаровательно лыбится Джонни, смягчая недавнее категоричное давление. Почти с нежностью вспоминает, какой она была: дикой, бешеной, нетерпимой. С возрастом Бестия сильно изменилась: пообтесалась, приобрела вальяжность и властность. Но сейчас, в своей звенящей злости она почти та же, что пятьдесят лет назад, не тронутая всеми этими блядскими игрищами: искренняя, обжигающая, ураган неистовых эмоций. Хороша в обеих ипостасях. Опасна. Но до сих пор ясна и понятна ему. Словно и не прошло этого ебанутого срока, который он пропустил, будто во сне, оставшись тем же, что и был. Вывалился из чистилища, блять. Джонни позволяет себе полюбоваться ее чертами.       - Иди ты нахуй, Джонни, - выдыхает Бестия сердито и знакомо машет рукой. Сколько раз он видел этот жест смирения, говорящий о том, насколько он ее заебал своим безумием и упертостью. - Уебывай из Найт-Сити, будет тебе твой Хелльман. Хочешь снова обнулиться об Арасаку – флаг тебе в руки. Молись, чтобы нашелся еще один такой же впечатлительный мальчишка, чтобы подставиться вместо тебя.       - Ты лучше всех, Бестия. Как и всегда, - скалится обаятельно, стиснув зубы, чтобы не послать ее нахуй, Джонни. Ностальгия сразу переплавляется в еле контролируемый гнев, бросается жаром в лицо. В этот раз, как ни странно, просто поразительно и необъяснимо, хлестко брошенная язвительность почему-то достает его цепким укусом до самых печенок. Она, блять, заебала трепать имя пацана. Но он дышит, терпит и щерится – все по заветам Ви. Только почему-то нихуя не помогает. Пацана, правда, тоже не всегда выручало.       Знаешь че, Ви? Нахуй эти твои медитации, мантры и буддистские приблуды. Только бесит еще больше.       Качнув яростно головой, так, что серебристые волосы на миг падают на глаза, Бестия прерывает связь, а Джонни наконец-то перестает улыбаться, как блаженный ебанат, чувствуя, что сводит челюсти, тушит окурок в переполненной пепельнице - тот почти обжигает ему пальцы. Тут же тянет новую сигарету из пачки и щелкает зажигалкой, задумчиво вперясь в потолок и покачивая носком казака.       Звонки и сообщения низвергаются потоком – Мисти, мама Уэллс, Виктор, Джуди, Сол, честь-мундира-Уорд, черт знает кто еще. С силой смяв и с ненавистью отбросив опустевший пластиковый стакан из-под кофе в угол, Джонни вырубает доебывающие оповещения и на секунду сгибается, спрятав лицо в ладонях. Трет щетинистые колючие щеки, глядя в грязный пол, стараясь без всяких пизданутых медитаций просто глубоко дышать – дается нелегко. Эта гребаная лавина заставляет сердце сжаться, на момент Джонни осознает Ви сумасшедше, реалистично живым. На какую-то плывущую совершенно неадекватную секунду появляется даже знакомое побуждение окликнуть пацана в их общей башке, сказать, что тут его хотят неимоверно, затрахали уже, пусть перестанет ебланить и ответит.       Но Ви нет. Он один.       Блять. Хватит.       Первый этап прошел как по нотам, увенчался успехом. Джонни уверен, если бы он ничего не предложил Бестии, она послала бы его нахуй с огромным удовольствием, даже несмотря на старые грешки, историю с Атлантидой и его роль в освобождении ее изящной шеи от блядского шипованного смэшерного ошейника. Свой поводок он отстегнул от нее сам, когда готовился уйти за Заслон и подбивал долги. Теперь приходится работать с тем, что имеется по итогам.       Как бы Бестия ни выебывалась, но они снова связаны. Надо просто дать ей немного выдохнуть и прийти в себя.       Друзей и знакомых в дивном новом мире у Джонни не то, чтобы толпа. Да че уж там, ровнехонько можно подсчитать по двум свежепротезированным пальцам левой руки. Бестия и Керри – вот и все его связи.       В этом городе, если ты один - тебе пизда. Джонни когда-то так сказал Ви, и это самая что ни на есть правда.       Звонить Керри Джонни и хочется, блять, и колется. С одной стороны – Кер ему бывалый лучший друг. Пожалуй, он единственный, по кому Джонни даже скучал. С другой стороны – охренительные новости о том, что Керри, оказывается, исстрадался, мучаясь в его, сука, тени… Ну что за подростковый пиздец, серьезно? И в мыслях не было никогда соревноваться с идиотом или как-то задвигать его в угол… Их цели были абсолютно разными: Джонни посредством слов и музыки хотел наебнуть гнилой мировой порядок, заставить всех наконец-то очухаться от своего сладкого, блять, сна и посмотреть реальности в глаза, начать хотя бы немного шевелить мозгами; Керу же была важна музыка сама по себе, как самоцель, как самовыражение… Блять… Ну да, окей, наверное, стоило признать, что в рамках одной группы с такими глобальными идеями им было тесновато.       Но теперь-то делить им нечего, разве не так? Кер хапнул все свои охуительные необходимые ему вершины – звезда, блять, мировой величины, один в свете софитов, все ссутся от восторга и требуют автографов, а Джонни… Джонни в полной заднице. Пока. Ненадолго.       Он зло ухмыляется и набирает номер. Ничего, как-нибудь звезданутый чумба сдюжит новости. Уж на своих-то витках… Кер мужик, конечно, ебанутый, но стойкий.       - О, здаров, Ви! – голос Керри бодрый, довольный, энергичный. Звонку он явно рад, частит словами, как под неофеном, как с ним обычно и бывает, когда ему приятен собеседник. Весь прям искрит, разрывается, блять, от желания поделиться, вывалить все, что накипело. Ничуть не тяготится событиями последней встречи. Да и с хуя ли бы? Подкатил на адреналине, не выгорело, да и похуй, общаемся дальше. – Я тут как раз…       - Это я, Керри, - вкрадчиво и спокойно обрывает чумбу Джонни. К Керу по поводу поцелуя с Ви у него никаких счетов нет, не вина Керри, что пацан у Джонни траченый и с заебами. Забыли. Они забыли об этом происшествии. Он сам сказал об этом Ви.       - О как, бля… - озадачивается и даже как бы огорчается его чум. – Ну привет, Джонни.       - Гляжу, от радости прям воссиял, - язвительно ухмыляется Джонни. – Трогательно до слез.       - Слышь, мне дохлые друзья не каждый день звонят. Так уж, блять, повелось, что ежели кто обнулился, то лежит себе спокойно и не выебывается, - не остается в долгу Керри, щуря подведенные яркие голубые глаза. Трет переносицу так, словно у него башка болеть начинает. – Но тебя общепринятые правила никогда не касались, Джонни, ага.       - Эт точно. Я такой один, - соглашается Джонни. Предъява такая себе, потому что он не просил, чтобы его записывали на биочип энграммой, чтобы Ви пихал себе в разъем что ни попадя. Не вызывался убивать пацана, перекраивать мозг, занимать его место. Не по своей воле он вылез из ебаного чистилища. Но вышло так, как вышло. Пиздец.       - Ты че хотел-то? И когда Ви будет на связи? – забавно, но судя по интересу его старого чумбы, Ви и ему умудрился запасть в душу, хотя Керри, вечно окруженный тесной пестрой толпой знакомых, в выборе друзей требователен и осмотрителен. А тут, поглядите-ка…       Ох, блять, Ви…       Хватит.       - Не будет его на связи, - роняет Джонни, затягиваясь и сжимая челюсти, которые от постоянной нагрузки уже начинают ныть, серьезно. – Тут теперь только я.       - Че? – срываясь в глобальный ахуй, Кер распахивает темные ресницы и склоняется неверяще вперед. Переварить инфу разом не может, хмурится и качает головой. Не понимает. Джонни тоже до сих пор не понимает, ага. – Эт как, блять, так?       - Ушел за Заслон, - через силу Джонни сглатывает. Возвращается мигом в палящий пустынный жар, во рту пересыхает, на зубах скрипит песок, пот проявляется на висках. Все внутри сворачивается узлом и обваливается куда-то вниз. Думать об этом тяжело. Озвучивать – просто непередаваемый пиздец. Внезапно заходясь в бешенстве от этих эмоциональных скачков, Джонни зло и упрямо выдыхает, мстительно и почти с наслаждением убивая себя вновь. Реально, ощущения – как от выстрела в башку. - Оставил тело мне.       - Ебануться… Ты, сука, шутишь или как?! – с силой втягивая воздух, Керри непроизвольно повышает голос, выпадает в осадок окончательно. Злится, не верит, не может осознать, концы с концами не сходятся, судя по всему. – Как так вышло?! Ты ж его…       А вот этого говнища Джонни слышать не хочет, не желает, в пизду такие разговоры, нахуй все это нужно. Успевает рубануть связь прежде, чем Кер озвучивает эту херню. Ловит, блять, вовремя по его ебанутым голубым глазам, по выражению искреннего лица, до того, как чум необдуманно открывает пасть. Никогда, никогда Керри, сука, не думает, прежде чем спиздануть. И полвека его, как горбатого, не исправили, не научили затыкаться до, а не после.       Тяжело дыша, с трудом втягивая ставший невыразимо густым воздух в легкие, Джонни откидывается на спинку дивана и, пробуя успокоить заходящееся в пизданутом ритме сердце, смотрит на мерно вращающиеся лопасти. Отчаяние и ярость нагнетаются внутри с каждым оборотом вентилятора, словно наматываются на катушку, заставляя подрагивать каждую мышцу, заполняют его, разрывают изнутри. В глазах темнеет и Джонни кажется, что вот-вот произойдет что-то страшное, если он не позволит этому ебаному безумию пролиться вовне, покинуть тело. Почти воочию он видит, как ходят ходуном стены, как потолок расчерчивают ломаные широкие трещины, сыпется бетонная пыль. Весь мир крошится на части и опадает в горячую жадную бездну.       Вскакивая, со всей дури он пинает с ноги журнальный столик, тот отлетает, опрокидываясь. С грохотом на пол валится все, что на нем громоздилось – стаканы, банки, еще какое-то говно. Что-то бьется. Звон отдается в мозгу успокаивающе, зверь внутри рычит радостно, но этого все равно пиздецки мало. Ему хочется взорвать что-нибудь, спалить к хуям, уничтожить, разорвать в клочья!       Глупо и бесполезно Джонни отвешивает поверженному пластиковому уебищу еще одного знатного пинка, отбрасывая в сторону кухни. Вонзает зубы в пересохшую губу, удовлетворенно слизывает и глотает кровь и снова падает на диван, против воли возвращаясь взглядом к проклятому ненавистному вентилятору.       Будь проклят Кер со своей искренней пизданутой манерой. Тупой уебок, блять… Сука!       Керри ожидаемо начинает перезванивать через пять минут, ровно через две выкуренных им сигареты. Продумался, наконец-то, видать. Джонни находит в себе силы ответить только через десять минут, когда во рту от никотина начинает вязать, а башка от вращающихся лопастей начинает кружиться, будто он в полное говнище.       - Как так вышло? – глядя исподлобья, Кер выдыхает дым, но продолжает разговор упрямо и серьезно, и кажется, что они не брали десятиминутный брейк на подышать.       - Биочип уничтожал нейросвязи пацана. Переписывал его личность на мою, - выплевывая фразы коротко, как выстрелы, Джонни пытается максимально эмоционально отстраниться от краткого содержания. Рассказывать так, точно говорит про кого-то чужого, незнакомого. Но это невозможно, как, блять, ни старайся. Реальность плывет. Как он ни тщится распихать по углам их личности, они все равно упорно, как магниты, притягиваются, сливаются в одно где-то глубоко в сознании. – Альт обещала разъединить нас, спасти Ви. Не наебала. Но было поздно. Пацану оставалось полгода. Он не захотел.       - Поэтому опять ебучая Арасака-Тауэр? Блять, Джонни… Ну еб твою мать, - пальцы Керри в золотых перстнях проходятся по модно стриженным обесцвеченным волосам. Джонни знает, о чем Кер думает, и благодарен, что тот не скатывается в какую-нибудь непродуктивную хуйню типа жалости или соболезнований. Слишком хорошо с ним знаком. – И че ты теперь? Блять, я сегодня улетаю на гастроли… Но когда я вернусь, заваливайся. Расскажешь нормально, че и как там вышло.       - Сам сваливаю сегодня, Керри, - надраться по старинке, устроить знакомый привычный отрыв, перемежающийся дикими пиздецами, охуеть как заманчиво. Никто не умеет просто быть так, как Керри. Пиздит чумба, конечно, много и не по делу, но это отвлекает. Всегда отвлекает. На миг Джонни даже жалеет, что не срастется, но желание действовать тащит его вперед, не дает оглядываться или задерживаться. – Может быть, когда вернусь.       - Слышь че, ты это, не вздумай опять проебаться, чум, - хмурясь в облаке сигаретного густого дыма, Кер тычет указательным пальцем в экран, явно беря Джонни на прицел. – Иначе я тебя в песне ославлю на весь ебучий мир, как самого неисправимого мудака на свете. Понял меня, тупой ты ублюдок? Не пропадай, сука.       - Напугал до усрачки. Как будто ты уже не опозорил меня навеки своей версией Chippin’ In, - ухмыляется Джонни, показывая фак. А у самого сердца впервые за эти три недели сворачивается что-то вроде призрачного тепла. - Заебатых тебе гастролей. Порви там всех нахуй.       - Все, давай. Наберу тебя, как вернусь в Найт-Сити, - махнув рукой, Кер кивает и отключается.       Очередной звонок настигает Джонни, когда тот закидывает в дорожную сумку свой нехитрый скарб. Он – не Ви. Он привык со старых времен путешествовать налегке. Ни дома, ни багажа, ни арсенала. Все, блять, нужное помещается в тачке. Да и того не то, чтобы с избытком. Только необходимое.       Глядя на иконку абонента, выведенную на оптику, Джонни задумчиво скребет щетину на подбородке. Панам Палмер – дикая девка из Альдекальдо, влюбленная в Ви. Может стать проблемой. Или еще одной полезной подвязкой в новом непередаваемо чудесном мире живых. Он не собирался пиздеть ни с кем, кроме Бестии и Керри, но тут его одолевают сомнения. Кочевники могут пригодиться, если правильно повести разговор. Где Панам, там и весь клан. Тем более что Ви они назвали своим, приняли в семью, значит, ради него пойдут на многое, почти на все. Размышляя, он крутит в пальцах сигарету, пока не отвечая. Телка упертая, что твой милитеховский боевой бот, поймавший жертву в прицел. Звонок прет за звонком. Прикурив, он еще раз взвешивает все про себя и отвечает.       - Ви, сука ты!.. – ярость на смуглом красивом лице девки просто восхитительная – эпицентр, блять, ядерного взрыва. Прекрасное необузданное дитя Пустошей, ядовитое и опасное. – Да ты там охуел что ли?!       - Это не Ви, - припечатывает Джонни, с неподдельным интересом гадая, каким образом Панам может щас разобрать еще сильнее. И не пизданет ли ее удар при этом.       - Так и знала! – кошкой шипит кочевница, вся аж подбираясь. Она скалится и, Джонни уверен, будь она сейчас рядом, оптику ему пришлось бы после ее когтей снова менять у рипера. – Сильверхенд, ебучий ты упырь! Тебе пизда, тварь! Жалкий, блядский, дохлый, убогий ты паразит! Если ты думаешь, что смерть Ви тебе сойдет с рук, ты охуеть как фатально ошибся, пизданутый ублюдок!       Никаких сомнений в том, что Ви мертв, у девки нет. Что же, она, кроме Вика и Мисти, единственная, с кем пацан делился своей ситуацией. Не всей, конечно, - об их странных отношениях с Джонни не распространялся, но об остальных подробностях Панам в курсе. И то, что Ви пропал на такой долгий срок после атаки на Арасака-Тауэр, говорит ей все.       - Слышь, уймись, ненормальная… - хочет вклиниться между захлебывающихся, гневных, льющихся нескончаемым потоком оскорблений и угроз Джонни. Куда там… Заткнуть Палмер – это все равно что торнадо голыми руками остановить.       - Знал, сраное ты говно, как Ви к тебе относится, да?! И воспользовался этим, мудила?! Я найду тебя и выпущу тебе кишки, ебаная ты скотина! Блять! Не жить тебе спокойно, сука! – и в глазах девки читается, что все это совсем не пустые слова. Эта найдет. И за Ви закопает любого живьем. После того, как лишит всех выступающих частей. Ебать, романтика. Только откуда ей знать, как Ви к нему относился? Джонни уверен, что эту информацию пацан упорно утаивал, он ведь не из тех, кто подобным делится. Ебучий панцер! Вот где она отловила эмоции наемника. Блять… Спасибо, что смолчала и не вывалила отрытое на голову Ви. Не факт, что пацану это понравилось бы.       - Ну-ка, блять, ебло на ноль! – рявкает Джонни оглушительно громко, внезапно, хрипло, командно, почти срывая голос, так, что его, наверное, и в Гранд Империал Молл слышно. Прервать Панам можно, только резко оглушив. Задыхаясь от нескончаемого потока слов, кочевница все же замирает от неожиданности всего на пару секунд, красивый рот ее снова кривится, распахивается, но рокер вклинивается быстрее, не давая ебанутой и шанса вновь пиздануть термоядером. Поток ее ругательств и проклятий доебал Джонни, ему и самому хочется взорваться свободно, очищающе, не сдерживаясь. Он не нанимался обмазываться всем этим дерьмом. Стараясь из последних сил унять беснующегося внутри монстра, чтобы просто не послать девку с ее дикими заебами нахуй, Джонни мгновенно прикидывает варианты в голове и выбирает оптимальный: грубо слить основную информацию и временно отморозиться, дав время ей поразмыслить. При всей своей горячности Панам не законченная идиотка. – Послушай меня, девочка, сократим этот тухлый пиздеж в разы: считай, что все это говно уже слышал. Завязывай, скоро начнешь повторяться, будет уже не так эпично. Собираюсь вернуть Ви. И прикончу любого, кто встанет у меня на пути и попробует мне помешать. Это тебе ясно?       - Че ты несешь, мудила? – сбивается с ритма и зависает фурия, хлопая недоуменно густыми длиннющими ресницами.       - Ниче, блять, - обрубает зло Джонни и, кратко моргнув, сбрасывает звонок. А вот теперь пусть подумает хорошенько в покое, без маячащего перед глазами раздражителя. Переварит информацию.       Возможных исхода у этой ситуации два. Оба его устроят.       Девка ему верит, разумно учитывая, что ему нет резона врать, уж если Джонни отвечает на звонок, – проще было бы не отсвечивать. Тогда все выгорает, и он обеспечивает себе поддержку клана.       Девке не хватает мозгов и она продолжает считать, что он спасает свою шкуру, скармливая ей какую-то хуйню. Тогда она объявляет на Джонни охоту. При этом варианте шансы его неплохи: где он сейчас, она не в курсе, куда он отправляется – тоже.       Оставшееся до вечера время Джонни мается от ожидания и бездеятельности. Ничего нет хуже, чем ждать и догонять. Он меряет грязную мелкую квартирку шагами, перекочевывая из комнаты в комнату. Маршрут прост: спальня – столовая – кухня – ванная. Курит без конца, буквально прикуривая одну от другой. Старается заставить себя сесть, взять книгу и погрузиться в повествование, но предвкушение дороги и долгожданных действий прет электрическим разрядом, подергивает мышцы, нервы, связки, не давая ему сосредоточиться ни страницы. В раздражении он отбрасывает книгу, метко попадая в распахнутый зев дорожной сумки. В пизду эти бесплодные попытки. Проще покориться разрывающей его энергии, подогретой тремя стаканами кофе, и продолжить протаптывать казаками тропки на потрепанном покрытии пола.       Осознание того, что ему не видать покоя в ближайшем обозримом будущем, лишь раззадоривает Джонни еще сильнее. Это просто охуенно. Еще совсем немного, и он сдвинется на пути к тому, чтобы начать реализовывать свой план. Сложности и проблемы всегда лучше безделья. Каждая препона все равно так или иначе приблизит его к цели, потому что весь мир может выебываться как строптивая шлюха, но Джонни все равно добьется, блять, взаимности и жаркого ответа.       Перезванивает Панам лишь к вечеру, времени на прикидки ей потребовалось немного больше, чем Джонни рассчитывал. Хрен ее знает – может быть, она моталась по Пустошам и задумчиво эпично глядела на пики гор на горизонте, стимулируя мышление. Что помогло ей принять решение – Джонни не особо ебет. Он хочет слышать результат.       - Говори адрес, упырь, - щурится кочевница. Ветер треплет вьющиеся пряди, бросая их Панам в лицо – и она раздраженно убирает их. Интонации все еще злые, но уже более разумные - Подъеду, поговорим.       - Наебать меня хочешь, сучара? Жизнь свою убогую выкупаешь? – скалится девка с порога бешено и ядовито, словно мифическая гарпия.       - Всегда можешь попробовать обнулить меня после того, как верну пацана, - криво и жестко ухмыляется Джонни, убирая Малориан, с которым в руках он открыл девке дверь, в кобуру. Панам одна. За ствол вроде бы не хватается. Значит, готова склониться к правильному, нужному Джонни решению, хотя, может быть, сама до этого еще и не доперла. Но, видимо, мысль о том, чтобы оживить Ви, для нее так же заманчива, как и для Сильверхенда. – Но учти, безропотно тебе не дамся. А пока предлагаю сотрудничество. Энграмма Ви за Заслоном. Конструкт цел и под защитой. Мне нужен биочип, собираюсь создать его.       - А телепорт ты создать не собираешься, ебанутый? – хохочет, запрокинув голову, кочевница и приваливается плечом к старенькому холодильнику. – Серьезно, упырь, ты пытаешься купить меня на эти сраные сказочки?       Вместо ответа Джонни достает из кармана заранее подготовленную щепку и бросает девке, та ловко ловит ее одной рукой и вопросительно вскидывает брови, но, слава яйцам, горячее любопытство и глухая, но пока что слабо оформленная надежда побеждают и она вставляет-таки чип в разъем. Умолкает на время, видимо, разглядывая содержимое. На щепке малая часть информации, спизженной Джонни из подсетей Арасаки при отступлении. Он смел все, что смог, относящееся к проекту «Сохрани свою душу»: технические спецификации лабораторий, необходимая аппаратура, параметры – столько, сколько уместилось в доступный объем памяти пацана и на опустошенный чип с демонами. Но на щепке только список оборудования. Большим с Панам Джонни делиться не намерен – слишком велики ставки и риски в этой игре. Для того, чтобы убедиться в его решимости, с кочевницы хватит и этого объема сведений.       - В Стейтлайне есть шансы заказать нужное оборудование. Как видишь, тут не рядовые милитеховские стволы - на улице из багажника не затаришься. Мне нужна помощь с тем, чтобы без лишней суеты покинуть Найт-Сити и добраться до Стейтлайна, - выдыхая дым, Джонни внимательно наблюдает за эмоциями на лице Панам: недоверие, надежда, злость, задумчивость. Снова надежда. Надежда по итогу остается. И он медленно расслабляется. Кажется, выгорело. Кочевники в его плане пока особо без надобности, но чем черт не шутит. Клан в запасе никогда не помешает.       - Лаба – одно. Создать в ней биочип – совсем другое. Ты же вроде банальный древний рокер, а не ученый? – все еще недоверчиво допытывается девка.       - Того, чем поделился, достаточно, чтоб удостовериться, что не ебу тебе мозги. Остальное, для нашей общей безопасности, тебе знать смысла нет. На этом этапе пора уже определиться: откладываешь ты свою вендетту или мешаешь мне, - заебавшись докладываться, Джонни хмурится нетерпеливо. Против воли нос его начинает морщиться, а верхняя губа подрагивает и ползет вверх, обнажая зубы. Какой толк сотрясать воздух, когда пока что все это всего лишь план? Чтобы план воплотился, необходимо двигаться, делать что-то, а пока эта психованная забалтывает его насмерть, Джонни только теряет время. – Так как насчет подбросить банального древнего рокера до Стейтлайна?       - Если ты не вернешь Ви, упырь, я тебе не завидую. Поверь, я достану тебя даже с того света. И отправлю туда снова, но уже гораздо мучительнее. И прослежу на этот раз, чтобы от тебя не осталось ни нуля, ни единицы, - резко рявкает Панам.       - «Ад пуст. Все бесы здесь», - ухмыляется Джонни.       - Че? – приподнимает бровь девка, и он понимает, почему эти два троглодита так славно сошлись. Бонни, блять, и Клайд от мира хуевого образования. Задорные подрыватели энергостанций и корпоратских ави. Один руками за оголенные провода цеплялся, вторая Бестию хотела наебать. Не сразу скажешь даже, кто из этой парочки больший суицидник. А потом смотрят недоуменно, и хором: «Че?». Очарование не омраченной мыслительным процессом бравой невинности. Сука, пиздец.       - Ниче, - привычно закатывая глаза, трет висок Джонни и усмехается, с удивлением отмечая, что по этой хуйне, оказывается, он тоже скучает. Хотя казалось бы…       - Ну и завали тогда. Жду в тачке. И давай резче, а то поползешь на своих двоих.       Джонни стоит у родного расколотого зеркала в ванной. Он зашел сюда забрать зубную щетку, но вместо этого сейчас изучает внимательно собственное лицо. Лицо Ви. С глухим неудовольствием и удивлением отмечает, что отросшие за три недели волосы стали явственно темнее. Ви был русым с легким отливом в рыжину. И щетина, и шевелюра уже темно-русые, рыжина пропала вовсе. Охуеть, но блядский биочип, и правда, по ходу, меняет ДНК, подстраивая тело под нового хозяина. Невообразимая хуйня, которая недоступна Джонни. Моментально в голову некстати заваливается мысль о том, что в последние дни он перестал мерзнуть. Ощущает себя вполне комфортно, как было раньше, когда он был жив… в своем теле. Интересно, насколько это пизданутое изобретение способно перекроить тело пацана, стереть его, размыть его образ? Так, словно Ви никогда и не было? Блядские уебаны.       Смотреть в отражение лица Ви невыносимо. И охуенно. Эмоциональный садо-мазохизм как он есть. Но Джонни еще нихуя не готов прекратить эту муку. Пока нет. И эта поебень с изменением тела – отличное дополнение к отвратительному противоестественному кощунству с заменой личности. Как, чумба, ты недостаточно проблевался от нашего основного циркового номера? Лови на посошок выступление блядских клоунов, чтоб ты уже точно в ближайший год не уснул.       Когда Джонни выходит на улицу и втягивает полной грудью воздух Пасифики, наполненный запахами соли, гниющих водорослей и мусора, солнце, поблескивая на мелких волнах глубокой желтизной, уже садится в океан, видный в просвете между домов.       Сумка за плечом, Малориан в кобуре на бедре – больше нихуя ему с собой не нужно. Раньше обычно при нем еще бывала гитара, но не в этот раз.       Неплохую акустику, патефон, книги и пластинки он оставил соседскому парнишке, скинув сообщение с паролем для доступа в квартиру и разрешением брать, что вздумается. Пусть порадуется хотя бы чему-то в этом блядском городе. Например, порядочному звучанию вместо дребезжащей какофонии.       Прощания никогда не были в стиле Джонни, если его только не ловили на пороге, как это удалось Керри тогда, перед вторым его крестовым походом на Арасаку. Жизнь его – сплошной хаос и пиздец. Не знаешь, когда вернешься, когда – нет. Так какой смысл сотрясать воздух? Кажется, за все время он умудрился проститься всего-то два раза: тогда с Кером и… с Ви в Микоши. Да только хуй пацану на рыло, а не прощание. Так запросто он от Джонни не отделается, прощалец, блять, убогий.       Закуривая, Сильверхенд заваливается на переднее пассажирское сидение молча, только кивает пялящейся зло на него кочевнице. У него нет никакого желания начинать ебанутые препирательства, на которые Панам мастерица. Его мозг окончательно выебан, спасибо большое. Новая участница в этой оргии ему ни к чему, даже такая красавица. Симпатичное личико никогда для него не компенсировало страсть сношать в голову.       Тачка трогается с места, мелькают перед глазами покореженные многоэтажные недостроенные отели, опаленные следами взрывов, перемежающиеся убогими захламленными дворами кондо.       - Слыш, упырь, если тебе удастся закачать Ви на биочип, ты вернешь его в это тело? – все-таки нарушает блаженную тишину девка. Надежды на приятную дорогу идут прахом. Ну еб твою мать, только собрался музыку врубить… – А сам куда денешься? Обратно в ад отползешь, где тебе и место?       Перед тем, как ответить, Джонни тяжело вздыхает. Если эта баба планирует трещать прямиком до Стейтлайна, то он, возможно, совершил величайшую ошибку, сделав ставку на нее, а не обратившись за помощью к Бестии. Та, глядишь, прислала бы какого-нибудь сурового кочевника, не склонного к круглосуточному пиздежу.       - Это тело Ви больше не подходит. Биочип его перекроил под меня, - выплевывает кратко Джонни, опуская стекло. Ловит ветер и закатные лучи вечернего солнца на лицо. – Так что вынужден тебя разочаровать, я остаюсь. Не обнулись от горя.       - Пиздец. Ебануться, - крепче стискивая пальцы на руле, Панам еще какое-то время матерится тихо, почти неразборчиво себе под нос. Сживается, осмысливает. На какой-то миг в салоне воцаряется почти что тишина, прерываемая яростным бормотанием. – А Ви тогда куда? Не на биочипе ж ты его оставишь.       - Нейронно нейтральное тело, - как ни удивительно, но это наиболее уязвимое место в его плане. Варианты есть. И даже разные, но не все они Джонни по душе. И не все они будут по нраву пацану. При полном отсутствии других решений Джонни, корежа себя, готов запихать Ви в какого-нибудь свежего обнуленного мудня, которому все равно так или иначе помирать. Но это – крайний случай, насильственный, потому что Ви к тому времени уже долгое время проведет в киберпространстве и будет хуй его знает в каком психическом состоянии, плюс, пацан охуенно знает по себе, каково это, когда тебя переписывает какой-то левый уебок. Нельзя предсказать, как это подействует на Ви, каким он выйдет по итогу из этой ситуации, даже если его кормить блокаторами с утра до вечера, ускоряя процесс и не давая личности носителя поднимать голову. Ломать пацана круче, чем это необходимо – идея говно, Джонни не хочет сильно ранить Ви. Да и перешагивать через свои принципы не так уж просто, как кажется иногда ночами, когда тоска вгрызается почти невыносимо и начинает глупо и отвратительно мниться, что Джонни готов на все, только бы вернуть пацана. Охуеть, но он как предает Ви, когда осознает, что нет, не все пороги он сможет переступить в погоне за этой непередаваемо желанной, необходимой целью. И уверенность, что Ви бы его жарко поддержал, ощущения измены все равно не умаляет.       - То есть любой свежий трупак? – выгибает бровь Панам, а на лице читается облегчение от того, как все легко и просто. Чистая радость, словно Ви - вот он, уже тут, живой и невредимый. Если бы, блять, все было так очевидно.       - В любом очухается носитель, - отвечает Джонни, смутно подозревая, что кочевнице поебать. Она запихнула бы Ви в любого недавнего покойничка и похуй ей было бы на все нюансы. Девка – блядский торнадо, прущий к своей цели с изяществом разъяренного бегемота, сначала делает, потом разгребает последствия. Она не знает, каково это – быть у кого-то в башке, проникаться этим человеком, сливаться с ним, полностью осознавать, как убиваешь его с каждым мигом, пожираешь, будто ебучий рак. Проснувшись в голове Ви, Джонни в первые секунды чуть не ебанулся напрочь, когда понял ярко и горько, воспринял всем своим существом, как буквально жрет мозг пацана, сжигает связь за связью. И дело вовсе не в близости. Срать ему в тот момент было на какого-то чужого пацана, казавшегося врагом. Дело в самом процессе. Всякого говна в своей жизни Джонни повидал, но отвратнее этой хуйни не припоминает. Такого и недругу не пожелаешь, не то, что близкому человеку. Нет, это самый последний вариант. Крайний. Максимально нежелательный. – Нужен жмур с уничтоженной личностью.       - Ви очухался. Тебе это не помешало дохарчить его, урча от восторга, - зло скалится Панам, косясь на Джонни, - хули б понимала, идиотка. Казалось бы, ведь не так сложно разыграть ситуацию на пару шагов вперед, но нет…       - Хуй с ним, со мной. Я-то известный мудила, террорист и пожиратель детей и недалеких наемников, - хмыкает он жестко и поворачивается к девке, глядя на нее сурово через темные стекла авиаторов, хмурится, заебавшись терпеть эту тупость. Серьезно, любит ли она Ви вообще? Или ее чувств не хватает даже на то, чтобы чутка поднапрячь ту кашу, что у нее вместо мозгов за этим красивым, блять, фасадом? – А теперь представь себе Ви на моем месте. Как думаешь, долго он протянет? Или он охуеет от несправедливости процесса и сожрет сам себя с говном? Представила? Есть еще вопросы и ценные замечания?       - Блять… - наконец-то в хорошенькой голове девки начинают со скрипом ворочаться ржавые шестеренки. Всегда приятно наблюдать, как подключается мыслительный процесс. Джонни ухмыляется, смотря, как кочевница кусает губы, соображая. Что же, сойдет, Рим тоже не сразу строился. Только Панам могло показаться, что ситуация решается влегкую, с наскока. Признаться, так Джонни нихуя не знал, что он будет делать, когда, проводив красные искры, обвалившиеся во мрак, опасно качаясь на самом краю нормальности, окликнул Альт и предложил этот договор. Договором, конечно, это можно было назвать с натяжкой. Блять, до сих пор от воспоминаний горчит на языке от отвращения и бессилия. «Сбереги энграмму пацана, Альт. Верну его. Что хочешь за это?» И она хотела. Конечно же, хотела. Как иначе? Но одно Джонни знал уже тогда точно – Ви он вернет, НСША на уши поставит, все штаты перепахает и насмерть доебет, и никто не встанет на его пути. Как – хуй знает. Но вернет. Потому что Ви ему нужен. А все несогласные могут разом вереницей отправляться в крематорий.       - Нам понадобится нетраннер, выжженный корпоративным льдом. В этом случае почти не остается нейронных связей, что гарантирует пустое тело. Пацану не придется бороться за него с владельцем, - этот штрих плана пришел к Джонни не так уж давно. Тут будет дохуя мороки, но, как говаривал Ви: хочешь быть принципиальным – готовься к пиздецу. К чему, к чему, а к пиздецу Джонни завсегда готов. Он вообще предчувствует, что ближайшие месяцы будут наполнены им до краев. Но, по крайней мере, скука его явно с ума не сведет. Хорошо, если найдется время на сон среди всех дел: работа на двух своих бывших девок – в Стейтлайне на Бестию; там, куда зашлют – на Альт, в оплату за сохранение конструкта Ви в целостности и безопасности; осуществление планов по возвращению пацана. Ебануться, веселенькие ждут деньки. Но Джонни не в претензии – сейчас он гораздо живее, чем бывал в последнее время. Пальцы левой руки уже привычно сжимают предплечье правой, накрывая татуировку. Все, блять, у него выгорит. Он вытащит Ви. Иначе и быть не может.       И когда Джонни выволочет тупого мелкого наемника из-за Заслона, то от души съездит ему по ебальнику за нарушение клятвы, и за недельку минимум втрахает в него хотя бы немного мозгов. А потом он всего себя отдаст ему, небритого, заебанного, надежного как скала. Целиком. Какого есть.       Потому что Джонни, мать его, Сильверхенд – рокер, который никогда, блять, не сдается.