Ничто так не усиливает любовь к человеку, как страх его лишиться.
— Précisément à partir de diamants! — Êtes-vous sûr? — спрашивает Соёна Чимин, когда они входят в лофт, и ловит заинтересованные взгляды друзей. Всё ещё пребывающий в состоянии шока омега входит следом. — Ainsi que le fait que la terre est ronde! — на чистом французском, задрав горделиво подбородок, отвечает ему мальчик, и Чимин, смеясь, верит. — Je saisis le mot. Ok, maintenant je veux en savoir plus. Счастливый Юнги, увидев друга, подбегает к нему и помогает снять пальто, пока Чимин раздевает ребёнка и продолжает с ним разговаривать на французском, а тем временем Хосок впервые видит своего лучшего друга таким… счастливым и просто стоит в ступоре, не понимая, что вообще происходит. Попросив Юнги позаботиться о Чонгуке и дать ему успокоительное, самый старший с Соёном подходит к другу и знакомит их. Хосок с большой охотой улыбается и пожимает младшенькому ладонь, замечая в нём большое сходство с его отцом, но начав с ним разговор, понимает, что Соён невероятно умный и находчивый ребёнок, с которым есть о чём поговорить, а так же добрый и безумно любящий всю свою семью, включая служащий дома персонал. Как у такого ирода, как Ким Тэхён, может быть такой прелестный сын… невероятно. — А о чём вы разговаривали, когда входили сюда? — спрашивает их Хосок. Минут двадцать назад им доставили суши, которые он с Юнги заказал минут тридцать назад, но тот отказался, уединившись с Чонгуком в их спальне, поэтому всю доставку сейчас в обе щёки лопают три альфы. — Ну давай, расскажи ему, — улыбается Чимин, закидывая в рот гунканмаки. — Я рассказывал хёну о том, что метеорологические данные NASA с Юпитера и Сатурна показали, что они содержат большие объёмы углерода в его кристаллической форме. Разряды молний во время бурь превращают метан в углерод, и во время падения тот твердеет, превращаясь в глыбы графита, а спустя тысячи километров полёта глыбы становятся алмазами. Разве это не круто? — на одном дыхании выпаливает Соён, а у Хосока чуть нигири из открытого рта не выпадает. — Ты откуда такой взялся? Но как только ребёнок с заумным видом открывает рот, словно решился рассказать ему о том, откуда берутся дети, Хосок останавливает его, прыснув со смеху. — Ладно-ладно, надо было по-другому спросить. Чёрт возьми, какой же ты умный… Ты французский учил здесь в Корее или в Нью-Йорке? — Нет, там я специализировался на английском языке, хотя его на момент прилёта в Америку я уже практически знал. А французскому меня отец научил, — у мальчика из палочек выпадает кусочек риса, и, взяв салфетку, он аккуратно собирает его со стола. — У твоего отца было время тебя учить? — Фактически, меня учила профессор Аннет, а с отцом я просто часто практиковался на языке. — Ясно, — кивает Хосок, посмотрев на Чимина, что, задумавшись, пьёт из банки пиво. — Ты спать не хочешь, Соён? — Немного устал, на самом деле. — Тогда давай отведём тебя в комнату Чимин-хёна. Там недавно ремонт был, и я по приколу попросил ему сделать потолок из светящихся в темноте звёзд. Уверен, тебе должно понравиться. — А хёну навряд ли понравилось, да? — приглушается за дверью, и Чимин усмехается. Да он Хосока чуть не порвал.Nathan Wagner — Innocence
Откинувшись на спинку дивана и вытаскивая языком рис между дёснами и щеками, он впадает в раздумья. Кому и насколько сильно так подсолил любимое блюдо Ким Тэхён, из-за чего ворвались в его дом, явно в надежде убить всю семью, ну или как минимум взять в заложники? И где был этот ублюдок в момент, когда Чонгук написал ему сообщение о людях с оружием в их доме? Сейчас, возможно, он там, возможно, пытается до мужа дозвониться, но у Чонгука по дороге процент батареи приблизился к нулю, и зарядить телефон не было возможности; сейчас же они договорились его не включать, потому что иначе Тэхён узнает их местоположение, чего ни в коем случае нельзя допустить, и омега, благо, это понимает. По записям видеокамер Чимина тоже не вычислят, ибо ворвавшиеся в дом люди снесли их везде сразу, позволив лишь на какую-то долю минуты запечатлеть только их лица и, отчасти, происходящее. За себя и друзей он спокоен, но из-за Чонгука и его сына он весь будто оголённый нерв. Кстати, о нём. Уже спокойный омега тихо выходит из комнаты без Юнги, но вдруг испуганно оглядывает гостиную, вероятно ища сына. Чимин успокаивает его тем, что Хосок сейчас рядом с ним в его комнате, ждёт, когда он заснёт. Понимающе кивнув и поджав обкусанные с солёным вкусом губы, Чонгук проходит к нему и садится напротив, голодными глазами уставившись на ещё не вскрытую банку пива, и сглатывает, дабы смочить пересохшее горло. Чимин достаёт из пакета апельсиновый сок, шедший в подарок к суши, и ставит его на стол перед младшим. — Лучше выпей это. Тебе нельзя алкоголь. Чонгук тяжело и заторможенно поднимает глаза. — Откуда?.. — Я стоял за Юнги, когда вы разговаривали по телефону. Когда я услышал, что ты пытался наложить на себя руки, места себе находил и после этого начал по вечерам подъезжать в нескольких сотнях метров от вашего дома и, кхм, просто приглядывать за тобой. Опустив взгляд в пол, Чонгук решает открыть сок и тянется за бутылочкой. — Я должен был быть убеждён в том, что ты ходишь по этой земле, а не мёрзнешь под ней. — Поэтому ты сегодня оказался в доме? — Вообще-то, я приехал довольно поздно, чем обычно. Я не увидел охраны, которая посуточно стоит у вашего дома, и это показалось мне слишком странным. Потом услышал выстрелы и даже не стал думать — сорвался и побежал внутрь. — Откуда ты знал, что там только я и Соён? Там мог быть и Тэхён… — Я был в аэропорту со знакомым и случайно увидел вас, когда ты встречал сына, и невольно подслушал твой разговор с водителем. — Понятно, — бесцветным голосом отвечает Чонгук, смачивая горло глотком сладкого напитка. У Чимина в момент, когда он услышал первый выстрел, так сильно сжалось сердце, что он подумал, будто умер: всё вмиг замерло, похолодело, перед глазами резко потемнело и реальность перестала восприниматься… Он с трудом сделал вдох и сорвался, не подумав о каких-либо последствиях — в голове набатом стоял образ Чонгука, тянущего к нему окровавленную руку помощи, а когда альфа вбежал в дом и увидел несколько трупов, с тупой давящей болью в груди с трудом начал бегло их осматривать, надеясь не увидеть среди них знакомое, всё ещё родное лицо. В тот момент думалось, что если он всё-таки увидит его с пулей в сердце, прямо тут же из своего пистолета пустит не одну в своё, чтобы наверняка, потому что без Чонгука, пусть они и не вместе, ему всё ещё нет жизни. Даже спустя время, сквозь боль, он принял то, что у омеги другая семья, но единственное, о чём он молил каждую ночь, это о том, чтобы тот был жив и счастлив, и только после той личной встречи в лофте понял, что Чонгук не то чтобы не счастлив, он и не живёт вовсе. Существует. Как и Чимин. Глупо сравнивать ситуации, да и внутреннее состояние обоих абсолютно не похоже, но… так или иначе, общего у них немало. Чимин, глупый, сам себе же больно сейчас делает, когда сидя перед омегой и мельком глядя на него, вспоминает прошедшее время: каждый его поцелуй, гуляющий по чужой шее, каждое нежное прикосновение, время, проведённое друг с другом, школу, самые мелкие ссоры по пустякам, а в памяти даже воспроизводятся запахи, которые когда-то их окружали. Каждое воспоминание сейчас как лезвие ножа по всё ещё открытой ране проходится, но Чимин упрямо в них падает с головой с такой скоростью, что вот-вот разобьётся. И разбивается. О правду, о реальность, где они отныне другие, поломанные и чужие друг другу люди. Где альфа забывается в сигаретах со вкусом ментола и алкоголе, а Чонгук читает молитвы по вечерам, терпит унижения и нескончаемую боль, находясь в руках тирана, и лишь дети не позволяют ему конкретно сойти с ума. Такова реальность, и в груди от неё стремительно расходится настоящий пожар, крушащий построенные ещё давным-давно все надежды. Чимину хочется всё исправить, собрать своё разбитое сердце воедино, а Чонгука починить, поставить на ноги, но сможет ли? И надо ли оно омеге? Вдруг тот его разлюбил, а Пак всё ещё наивный и верит в свои надежды, на которые полагаться нельзя. Мысль об этом задевает его в разы сильнее, и это отдаётся физической ноющей болью где-то под сердцем, которого она так же бессовестно касается и мучает. В голове от тяжёлых раздумий начинает стучать, будто назревает мигрень, и вместо того, чтобы встать, пойти к аптечке и взять оттуда таблетки от головной боли, альфа сидит на месте и просто тянется к не начатой банке пива. Он покидать омегу боится, будто тот простой мираж и исчезнет, стоит ему поднять свой зад с дивана и ненамного отойти. Желудок от поступающей в него терпкой газированной жидкости вдруг сжимается. Или не от этого вовсе? Спазмы стягивают его ровно в тот момент, когда Чонгук поднимает на альфу свой нечитаемый взгляд. — Я хочу сделать аборт, — вдруг заявляет тот, и Чимин никак не ожидаемо давится пивом, чудом удержав всю жидкость во рту и мгновенно сглатывая её, но заходится хриплым сильным кашлем. Он наклоняется вперёд, опёршись локтями в колени и даёт себе время откашляться, прежде чем задать младшему очевидный вопрос: — Ты уверен? — Я не готов рисковать своей жизнью ради кого-то, потому что мне есть ради кого жить. Проблема состоит лишь в том, что Тэхён с завтрашнего дня, стоит мне вернуться в дом, ни на минуту от себя не отпустит. Мне ни в больницу съездить одному, чтобы записаться на аборт, ни таблетки какие-либо купить, прерывающую беременность. И я не знаю, как мне поступить, поэтому я прошу помощи у тебя. Придумай что-нибудь, пожалуйста… Я в отчаянии, и меня бросает от одной мысли к другой, начиная от суицидальных. Моё состояние абсолютно нестабильно: в один момент я живу ради детей и родителей, а в другой тянусь к лезвию и подношу к венам. Этот ребёнок мне не нужен. Избавься я от него, это, конечно, не гарантия того, что из моей головы сразу исчезнут и посторонние мысли, но так я хотя бы буду жить. Я не нужен мёртвым своим детям и родителям. «Мне, вообще-то, тоже», — думает Чимин. Чонгук своими словами буквально щекочет его нервы. — Откуда ты знаешь, что это тебе не навредит? — Ниоткуда. Но то, что роди я его, с вероятностью в девяносто процентов я могу погибнуть — это факт. Лучше попробовать, чем не попробовать и умереть. — Я сделаю всё, что в моих силах… — Был бы очень благодарен. На несколько минут повисает неловкая тишина. Чимин решает нарушить её, потому что в ней слишком дискомфортно сидеть им вдвоём. Десять лет, всё-таки, не год, и многое изменилось. — Вы сегодня останетесь или уедете? — Нельзя оставаться. Тэхён весь город перероет, но найдёт нас любым способом, и ты сам сказал, что нельзя нам быть обнаруженными здесь. — Да… — Спасибо. Чимин поднимает растерянный взгляд. — За что? — Что оказался в нужное время и в нужном месте. Меня бы точно обнаружили, и одному Богу известен итог. — За такое не благодарят. Чимину многое хочется узнать: почему и как Чонгук так сильно уверовал настолько, что молитвы по вечерам читает, что у Тэхёна есть на отца Чонгука, из-за чего последний так же от него не уходит, и как они вообще так близко с ним сдружились, что Чонгук особо не думая поехал к нему на день рождения в ту ужасную ночь. На первый вопрос, конечно, альфа и сам вполне способен найти ответ — в связи с такой жизнью не только в Бога верить начнёшь. Но он не спрашивает, потому что считает это лишним — они давно не пара и даже не друзья. Чимину интересно, что будет после того, как он поможет засадить всех этих моральных уродов за решётку. Куда подастся омега? Аукнется ли на нём всё это дерьмо? А если судить по сегодняшнему вечеру, да. Стоит Ким Тэхёну сесть, как его недоброжелатели как подснежники весной сразу вылезут, и защиты у его семьи в его лице больше не будет. Конечно, от него самого спасать надо, но его присутствие хотя бы гарант безопасности тех же детей. Чимин очень надеется, что Чонгук позволит ему помогать и после всего этого дерьма. К пяти часам утра Чонгук уезжает. Хосок снова довозит их с сыном на своей машине до центра, где омега заселяется в недорогой отель и заряжает телефон, после включения на котором сотни пропущенных от Тэхёна, включая родителей и даже Ыну. Вероятно, альфа искал их у него. Дождавшись, когда Соён запьёт таблетки водой и уложив его в постель, Чонгук целует сына в лоб, накрывая одеялом, и выходит на имеющийся в номере балкон, плотно закрывая за собой дверь. Шум машин и гул людей в столице не стихает, кажется, двадцать четыре часа в сутки буквально ежедневно, и Гук помнит, как приехав сюдаZack Hemsey — See What I've Become
Чонгук быстро засыпает, ибо за последние сутки ему точно было не до сна, и полностью расслабляется, даже не поинтересовавшись заранее, куда муж его отвезёт. Во сне его постоянно что-то тревожит, спится абсолютно неспокойно. Омега видит в нём языки пламени, кровь на своих руках, чьи-то разговоры и крики, смешавшиеся в одном котле, чувствует усталость ног, отбитые от бега пятки и до боли знакомое лицо где-то слева. Как вдруг он будто погружается в воду. В этот же момент сон будто рукой снимает, и тяжело дыша, Чонгук просыпается в машине, наблюдая перед собой знакомую дорогу, ведущую в их особняк. Это заставляет его нахмуриться, ибо зачем им возвращаться туда, откуда наверняка даже трупы ещё не убрали, но лицо Тэхёна, сидящего по левую руку безмятежно, будто ничего и не происходило. Возможно он привёз его сюда, чтобы свои вещи забрать, и, скорее всего, так оно и есть, но под ложечкой неприятно сосёт, а в груди давит предчувствие нехорошего. Они заезжают в пустой двор, отчего-то вмиг ставший чужим и словно заброшенным. Ни детского смеха, ни привычной охраны, ни кого-либо из персонала, даже Лили не носится под ногами, и тут у Чонгука возникает очевидный вопрос: а где собака? Когда Чимин их выводил — она ни разу не попалась им на глаза, и от мысли, что убили и её — невинное животное, парню становится плохо. Ему и так не особо хорошо, а тут ещё и это. Тишина бессовестно давит на и так больную голову. Тэхён останавливается у крыльца, прямо заезжая на газон и не парясь, и молча выходит из машины, следуя в дом. Чонгук сидит на месте, но стоит старшему подойти к явно открытой двери и кивнуть ему, чтобы шёл следом, он, ни о чём не думая, выходит наружу, осторожно направляясь за ним в дом. Пусто. Только лужи крови на ковре и лестнице, и ни одного трупа, об которые омега боялся запнуться, когда они вчера спускались вниз. Предположив, что нужно действительно собрать необходимые на первое время вещи, Чонгук поднимается в свою комнату, пока альфа всё так же подозрительно молча что-то делает в гостиной. Много времени это не занимает: он заполняет только спортивную сумку, одновременно пытаясь унять встревоженное чем-то сердце, и решает выпить успокоительное. Он понимает, что это, вероятно, снова предчувствие, которое упорно старается игнорировать, но ничего с собой поделать не может: бежать в любом случае некуда, муж ему одновременно защитник и погибель, а к его сюрпризам омега давно привык, так что нисколько не удивится, если тому приспичит найти причину для очередных издёвок. Но Тэхён на удивление спокоен и ничего ему не говорит. Затишье перед бурей? Очевидно. Повесив ремень сумки на плечо, парень спускается вниз, стараясь обходить стороной хоть уже и подсохшие, но всё же пятна крови, и не смотреть на них, дабы не шлакануть. На пороге гостиной он останавливается, нахмурившись, и смотрит на стоящего у окна мужа. Услышав его, тот поворачивается, и Чонгук только сейчас понимает, в чём на самом деле дело. Тэхён под чем-то. Признаки налицо: бледная, как полотно бумаги, немного одутловатая кожа, даже на приличном расстоянии видны чересчур расширенные зрачки, глаза красные, а состояние вялое и заторможенное. Альфа сейчас больше на психопата похож, хотя… сколько Чонгук его знает — всегда был. Только сейчас он замечает и то, как Тэхён похудел. Если вспомнить то, о чём ему вечером поведал Юнги, можно с уверенностью сказать: альфа принимает свои же разработанные препараты. Чонгуку становится не по себе. Он и раньше замечал у мужа подобное состояние, но никогда бы не подумал о какой-либо наркоте в принципе. — Куда-то собрался? — неожиданно спрашивает тот. — Ты хочешь остаться в этом доме? — а Чонгук не понимает. Что-то внутри остро подсказывает ему бежать, но он как вкопанный стоит на месте и следит за тем, как подходит к нему альфа. — Я — нет. А вот ты останешься. — Почему?.. — Кто забрал тебя вчера из этого дома? — останавливается Тэхён в шаге от него. Взгляд нечитаемый. — Мы сами сбежали… Выстрелы прекратились, я вышел проверить, а когда увидел, что все мертвы, схватил Соёна и побежал на задний двор. Мы поймали машину и уехали в центр… — Думаешь, я дурак? Джихёку сколько угодно лапши на уши вешай, а мне лучше правду сказать. — Я правду говорю… — голова кружится от такого давления, но Чонгук стойко держится на ногах, стараясь не впадать в панику. Тэхён хрустит шеей, раздражённо прикрывая глаза. — Знаешь, если бы Соён случайно не проболтался, я бы может даже не стал по дороге сюда смотреть на камеры на заднем дворе. Знает. Он знает о Чимине.Dr. Dre feat. Eminem, Skylar Grey — I Need A Doctor (Edited Version)
— Да, знаю, — будто мысли чужие прочитав, скалится альфа. — На самом деле, я узнал о твоём бывшем ещё неделю назад, когда он стал тереться на своей тачке не так далеко отсюда. Я всё верил и надеялся, что ты не в курсе, и ты виду никак не показывал, возможно, даже не знал об этом, но вы точно встречались до этого, я уверен, — Тэхён шаг вперёд делает — Чонгук назад. — Ты, кажется, забываешь, что я всегда на десять шагов впереди кого-либо. Хочешь знать, почему я вчера не приехал вовремя? Или почему эти люди не убили вас, хотя они профессионалы своего дела и точно бы нашли каждого? С каждым шагом, с каждым пронзительным сумасшедшим взглядом Чонгуку становится всё страшнее. Старший не иначе как на психопата похож, на хищника, загнавшего свою жертву и постепенно вводя её в тупик, что и происходит: парень сталкивается со стеной позади, гулко ударившись об неё спиной, а глаза пощипывают от приступа страха и становятся влажными. Ощущение, что Тэхён если не убьёт его сейчас, то точно сломает пару конечностей. — Ты их нанял. — Молодец, думать умеешь. Это была проверка. Не для тебя, я устраивал её для своей охраны, и, увы, они завалили экзамен. — Ты псих, — ошарашенно тихо срывается с губ. — Убит весь невинный рабочий персонал… Что, чёрт возьми, у тебя на уме? — Отнюдь только ваша и моя безопасность. Они вовсе не невинные люди, но я, пожалуй, не буду тебе всего говорить, а то у тебя итак психика пошатанная. — Явно не настолько, как у тебя. Да и чья это вина?! — не выдерживает, срывается омега на крик. — Забываешься, — а Тэхён глаза не к добру щурит. — Лучше скажи мне, где живёт твой ненаглядный? Наверняка уже дома у него побывал, да? Я бы с ним переговорил, научил уму-разуму. — Не смей его трогать. — А то что? Просто интересно, что ты сделаешь? Чонгук молчит, но уж он-то знает, что быть этому монстру на свободе осталось не так долго, и он поможет ребятам чем угодно, лишь бы Тэхён сел быстро и надолго. — Ничего. Ничего не сделаешь. А теперь снова спрошу: где живёт Пак Чимин? — Даже если б знал — не сказал бы, — вздёргивает омега подбородком. Даже под пытками ни слова не скажет. — Да я и не надеялся, на самом деле, но точно знаю, что способно развязать тебе язык. Тэхён хватает его за предплечье, но сколько бы Чонгук ни упирался и ни вырывался с криками отпустить — всё тщетно, хотя, по-другому бы и быть не могло, потому что его никогда не слушают. Он же всего лишь кукла. Его тащат в холодный сырой подвал, где находится винный погреб, но Тэхён идёт мимо него, подходя к какой-то железной двери, которую Чонгук даже при желании не нашёл бы, так как по отодвинутому шкафу видно, что она была прикрыта им. Предплечье дико болит; после такой хватки, которая перекрывает кровоток, явно будут немаленькие синяки. Когда альфа его отпускает, Чонгук порывается сбежать, пусть и знает, что бесполезно — ни в доме спрятаться, ни водить не умеет, но тот ловко хватает его за волосы и другой рукой открывает ключом замок. Стоит двери отпереться лишь на жалкую щель, Чонгуку впору задохнуться: ужасный смрад гнили сносит его с ног, в ноздри забивается мерзкое зловоние крови, будто там разделывали не одно животное и оставили всё на месте; безумно слезятся глаза. Внутри темно, ничего не видно, и стоит омеге поднять размытый взгляд на альфу, сдерживая порыв зарыдать от сильной хватки у корней, тот ухмыляется плотоядно и говорит: — Я знаю, насколько тебе омерзительна какая-либо мертвечина и запахи крови, которую ты не переносишь. Сегодня до вечера ты побудешь здесь, хорошо подумаешь и, надеюсь, после этого ты всё-таки расскажешь мне больше. Или ты всё же готов сейчас пооткровенничать? — Пошёл ты! — Чонгук смачно плюёт ему в лицо, но тот пусть и раздражён до ужаса, всё равно не брезгует и спокойно вытирает слюну с щеки рукавом пиджака. — Я-то пойду, а вот тебе отсюда идти некуда. Потянувшись к небольшому выключателю рядом с дверью, Тэхён быстро им щёлкает и помещение изнутри заливает очень тусклый жёлтый цвет, колющий глаза. Чонгук не сразу обращает внимание на то, что там находится, но стоит глазам метнуться вниз, как его тело охватывает волна неподдельного ужаса, а на лбу в тот же миг выступает испарина. Глаза раскрываются больше в два раза и наливаются слезами пуще прежнего. Его всего будто с ног до головы обливают ведром ледяной воды и щипцами пытаются вынуть зашедшееся в тахикардии сердце. Свыше десятка мёртвых, окровавленных разлагающихся тел, что валяются на полу и являются причиной ужасного зловония. Их лица искажены ужасом, мышцы напряжены под воздействием мощной энергии агонии. Среди них знакомый убитый вчерашним вечером рабочий персонал, нанятые Тэхёном люди, все охранники, что ещё вчера живые стояли, встречали Соёна как родного человека и Чонгуку улыбались, и несколько незнакомых ему людей, в лица которых он даже не всматривается, сразу взгляд отводит. Его охватывает паника, душащая истерика, всё внутри кипит, кричит, но снаружи он парализован, не в силах даже рта раскрыть, только дёргается слабо, пытаясь убежать. Лишь когда Тэхён, явно довольствуясь его состоянием, толкает внутрь этого самого настоящего кладбища, Чонгук начинает отбиваться и умолять этого не делать. Он на осколки разбиться об стену готов, лишь бы не ступать туда ногой, где даже нет свободного уголка — все четыре квадрата устланы телами. К горлу подкатывает тошнота от запахов и вида, что ему перед глазами буквально стелятся. Без ножа по сердцу режет радостная рожа альфы, что на его попытки сбежать только улыбается мерзко и, со всей силы толкнув внутрь прямо на тела, захлопывает дверь. Чонгук во всё горло хрипло кричит до срыва связок, задыхаясь от нехватки кислорода, ладонями чувствует, как на чьи-то лица попадает, коленями елозит по мёртвым окровавленным телам, по ощущениям будто раздавливая их вовсе. По лицу горькие солёные слёзы льются, нос забивается мерзким смрадом, в груди давит паника, горло дьявольски саднит. Омега истошно кричит выпустить, к двери по мертвецам подползает и по её поверхности кулаками стучит, к чертям собачьим их в кровь разбивая и буквально чувствуя, как лопается на них кожа. Свет вдруг гаснет, оставляя парня наедине со своими страхами. Слышны удалённые шаги. Но Чонгуку не кажется, что он один. До него будто все руки умерших тянутся и кричат «За что?!», а он и не знает, потому что, блять, не за что, и даже ушедший отсюда монстр не в силах ответить на этот вопрос. Чонгук видит тени чужих рук, хоть и знает, что это разыгравшаяся фантазия и банальный страх, издевающиеся над ним, и тут он понимает, что даже они — его составляющее, против него. Пугает, рвёт на части изнутри, пусть и казалось, что там ничего не осталось, кроме иссохшего Тэхёном моря, которым Чимин ещё тогда, очень давно при знакомстве, прозвал его душу. Потому что она такая же: таинственная, притягивающая, и в неё хочется окунуться, как в бездонное голубое море, напиться сполна. Тэхён как засуха явился в жизнь омеги: и море иссушил, оставив в глубокой яме кладбище надежд и мечтаний, и сам испил его до дна. Чонгук пустой. Он ошибался, когда думал, что альфа причинит ему физическую боль. Нет, тот из него душу выпотрошит и утопит его тело не в воде даже — в абсолютном бессилии и мыслях, что никуда он от него не денется. Даже если Чонгук выберется из этих оков, сможет ли жить дальше без кошмаров? Шатаясь вперёд-назад, он зарывается ладонями в волосы, сжимая у корней и собственноручно принося себе неприятные ощущения, до боли зажмуривает глаза и упорно старается игнорировать чьи-то нашёптывания прямо над ухом и фантомные касания к своему телу. Всё, что остаётся делать, — это биться об стену, крепко сцепив зубы, и не давать голосам завладеть разумом. Молитвами спасения не добиться. Его уже не спасти.***
Через неделю начинается осуществление плана. Всё идёт абсолютно ровно, без каких-либо осечек и нежданных сюрпризов. Чонсок на третий день по прибытии в морской порт в Осаке в южной части острова Хонсю сходит с лайнера и выслеживает подозрительных людей, которые так же с чемоданами сходят на землю. По три-четыре ровно двадцать трёх человек в порту встречают тонированные машины с японцами внутри, и, приготовив камеру, парень следует за ними на такси. Удивительным ему кажется то, насколько для других это не выглядело столь странным и никто на лайнере абсолютно не обратил внимание на то, что их гости с борта просто исчезли, не предупредив, и не стали дальше следовать по заданному курсу. Очевидно, капитан и другие в курсе нелегальных транзитов. Ким Тэхён настолько чисто делает свою работу и нанимает правильных людей, что японцы даже ни в какую не замечают слежку даже выходя из машин и абсолютно не озираясь по сторонам. Это, конечно, Чонсоку только на руку, но он в шоке: за три года работы в NIS он впервые подобное наблюдает, обычно такие люди сильно парятся о том, что могут быть слиты, и каждый всякий раз усиливают охрану, а тут все словно на прогулку вышли. Лаборатория по изъятию наркотиков вероятно находится на станции Осаки, в районе под названием «Умеда», о чём говорят красивые большие вывески под зелёным навесом, и останавливаются шесть внедорожников у бара «Umeda Samboa». Выйдя из такси и дождавшись, когда водитель стартанёт, парень начинает фотографировать из-за угла всех внутрь входящих людей, включая даже сопровождающую охрану. Ему хочется зайти внутрь и разведать обстановку там, но боится, что нарушит план и всё пойдёт по одному месту, чего ни в коем случае допускать нельзя. Его работа заключается лишь в доказательствах того, что все люди по списку действительно вот эти, что уже вошли в бар, остальное дело за другими. На всякий случай, зайдя в кафе напротив, он решает подождать — выйдет ли кто из них спустя некоторое время, чтобы точно убедиться в словах Чон Хосока о том, что эти люди действительно здесь для операции по изъятию пакетов с наркотой. Ни спустя два часа, ни спустя четыре, никто кроме охраны на перекур, не выходит. Чонсок понимает, что этого достаточно, и, зафиксировав в блокноте время, он ещё раз осторожно фотографирует дымящих сигаретами охранников и тянется за визовой картой, чтобы оплатить кофе. В это время к Samboa подъезжает красная феррари, и всё бы ничего, парень даже не обратил бы на это внимание, если бы не человек, вышедший наружу из этой красотки. Разинув от шока рот, Чонсок, позабыв о своей безопасности, достаёт камеру и делает несколько снимков, и ему чудом удаётся вовремя убрать телефон и повернуться к подошедшей официантке, когда тот самый человек у бара решает резко обернуться. Агент покрылся корочкой льда от нахлынувшего страха, и украдкой посмотрев, скрылся ли тот внутри, решает покинуть наконец это место. Он заснял больше, чем надо. По прилёту в Сеул на следующий день рано с утра, он является на порог лофта своего нынешнего и бывшего коллег и предоставляет им всё, что заснял. — Я не знаю, как Ким Тэхён это сделал, но, чёрт возьми, у него в покупателях самый известный на японском чёрном рынке наркодилер, который ещё шесть лет назад завязал со всем этим дерьмом из-за семьи. И он снова за это взялся из-за Кима, — заявляет Чонсок, когда ещё чересчур сонные парни туго соображают и медленно листают все фото. На часах едва пять. — Не слышал. Кто он? — не в курсе Хосок. — Тэкеши Сакаи, семьдесят семь лет, — вздыхает Чимин. — Сидел двадцать шесть лет из-за наркоты: изготовлял, продавал, принимал, на его руках немало крови погибших людей. Почему освободили раньше срока — непонятно, а вообще, ему дали тридцать пять лет строгача. Пошли слухи, что он полностью завязал, даже церковь построил, грехи там свои замаливал. У его внука вроде дочь родилась, так он из-за неё и бросил всё, потому что всю жизнь якобы мечтал о дочери, а тут хоть и правнучка, но всё же. На самом деле, его история довольно нашумевшая из-за немалого количества деталей, но об этом позже. Неужели мет Ким Тэхёна настолько хорош, что Сакаи решил стать его покупателем… — Вопрос даже не в этом, а в том, как он смог перетянуть Сакаи к себе, — взмахивает руками Чонсок. — Это ведь реально означает то, что Ким Тэхён не пешка, а король. Есть ли шанс за такое короткое время нарыть на его Дом больше? Японцы за Тэкеши то гонялись полтора года. Полтора! — Мы не японцы, и у нас есть главный козырь. В деле Сакаи же не было ничего подобного, да и его лаборатории будто скакали из одного места в другое, — раздражённо говорит Чимин. На самом деле он и сам не уверен в этом, потому что как ни крути, Тэхён в этом деле с изнасилованием по любому выйдет сухим из воды, но он не может опускать руки. Один раз он уже совершил ошибку и потерял часть себя, больше этого повторять не намерен. — Про козырь вы мне так ничего и не сказали, но ладно, наверное, ты прав. — Блять, время ещё пяти нет. Чон~а, пиздуй-ка ты отдыхать, — недовольно сморщившись, Хосок начинает выгонять его, буквально толкая в спину и не слушая возражения. — Завтра, ой, точнее сегодня принесёшь всё на работу и вали куда хочешь, а мы сейчас хотим спать! — и буквально перед чужим носом задвигает дверь. — Тебе же вставать уже через два часа? — Похуй. Я спать.***
Чимин делает глубокие вдох-выдох и останавливается, упёршись ладонями в согнутые колени. В парке на пробежке он самый молодой, в основном здесь всегда бегают пожилые люди, вот и прямо сейчас мимо него легонько пробегает дама лет шестидесяти в тёплом зелёном костюмчике, пока он тут пытается отдышаться. В последнее время у него сердце частит без причин, повышенная усталость, нередкие боли беспокоят, и это его напрягает. Альфа решает сходить сегодня в больницу на ЭКГ, а сейчас лучше притормозить с тренировками, которыми он мучает себя ежедневно, и пойти домой. Любимый кофе, увы, стоит пока убрать на самую верхнюю полку. Он возвращается в лофт через пятнадцать минут ходьбы от парка и сразу идёт в прохладный душ, на ходу снимая с себя тёплый спортивный костюм. Стоя под несильным напором воды, его вновь начинает что-то беспокоить, и так на протяжении целой недели, будто он что-то упускает, будто что-то должен сделать сию же минуту, но не понимает, что именно. Из-за этого он рассеянный, не может ни на чём адекватно сконцентрироваться, голову заполняют навязчивые не самого хорошего содержания мысли. И всё о Чонгуке. Точнее, он так думает, что о нём, потому что больше не о ком. Всю неделю о нём ни слуху, ни духу, и Чимин не передать словами как переживает об этом. Они с Юнги нашли необходимые тому таблетки, те на днях должны прийти посылкой, а до младшего дозвониться невозможно, ведь чем раньше он их примет — тем лучше. С другой стороны, Чимина тревожит эта идея, он думает, что лучше бы как-нибудь в больницу записаться, чтобы не было каких-либо плачевных последствий, но также знает, что Чонгука не переубедить. Выходя из душа, он застаёт сидящего на диване Юнги, а пред ним на журнальном столике куча пакетов, пузырчатой плёнки и коробок от распаковки каких-то вещей. Чимин промакивает волосы полотенцем и подходит к нему сзади, мягко опёршись ладонями на спинку дивана по плечам от омеги, и наблюдает за тем, как тот рассматривает книгу под названием «Книга для родителей». На лицо просится улыбка. — Ты беременный? Юнги настолько увлёкся, что от неожиданности буквально подпрыгивает на месте, уронив вещь с рук на пол, и, нахмурившись, резко поворачивается к испугавшему его альфе. — Ты спятил — так подкрадываться?! — Это ты слишком увлёкся, здесь нет моей вины, — качает он головой, смотря на омегу сверху вниз. — Я вышел из душа достаточно шумно. Так что? Ты ушёл от вопроса. Тот тут же отворачивается, поднимая упавшую книгу с пола и убирая её в в коробку. — С чего ты взял? По-твоему, наличие такой книги сразу говорит о беременности? — Её наличие — нет, а вот смена природного запаха и твои частые походы в туалет по утрам по несколько раз, где ты надрываешь горло — да. Юнги поджимает губы, вновь нахмурившись и, пыхтя как паровоз, поворачивается к другу. — Всё-то ты знаешь, видишь и слышишь! — Как иначе. Я не работаю, в отличие от Хосока, который уже в половину восьмого как штык на работе, ты тоже и просыпаешься наравне со мной, очевидно, я с утра слышу всё, а ещё именно мне приходится выносить мусор, в который ты не так давно выкинул два положительных теста. — И ты так и не рассказал Хоби? — А зачем? — Чимин усмехается, обходя диван и садясь напротив. — Разве это я должен? Я ждал и жду до сих пор, когда ты скажешь ему об этом сам. Это же не я жду от него ребёнка. — Честно говоря, мне страшно… Он же постоянно говорит, что не готов к семейной жизни, да и я как бы тоже. — Если бы вы были не готовы — вы бы не позволили этому случиться, верно? Насколько я знаю, у вас всегда было эта тема под контролем. — Ты прав, но… на самом деле, это я перестал пить противозачаточные и Хосоку об этом не сказал… — Значит, ты хочешь ребёнка — это нормально. Очень сильно сомневаюсь, что ваши отношения после этого изменятся. — Думаешь? — щурится Юнги, нахмурив брови. — Знаю. — И всё же мне не даёт это покоя. — Что ж, тут я могу тебе посоветовать только одно: поговори с ним. Вместе придёте к верному решению. — Ладно… Тут, кстати, с моими вещами таблетки для Чонгука пришли, — Юнги ищет их среди пакетов, и когда находит, протягивает блистер альфе. — Тут всего две? — А ты думал там будет целая пачка? Типа «Принимать два раза в день после каждого залёта»? Странный ты. — Я просто не шарю в этом, — отмахивается старший. — Кстати, до Чонгука опять не дозвониться. — Неудивительно, этот тиран наверняка их в бункере запер подальше от зла. Ему не в тюрьму, а в психушку скорее надо. За решёткой, к слову, он всё равно долго не проживёт, а так хоть помучается. Сомневаюсь, что сокамерники, узнав, за что его посадили, встретят с распростёртыми объятиями. — Тут ты прав, но это уже не наши проблемы. — И то верно. Я вот думаю выйти на Чонгука через его друга — Чхве Ыну. — Как ты себе это представляешь? — Чимин выгибает бровь. — «Мы друзья Чонгука, но его ебанутому мужу мы не очень нравимся, поэтому он нас к нему не пустит. Поможешь?» — Ну блин, явно не так. Подумаю сегодня. Кстати, когда Хосок отправится в Нагвон? — Он тебе не говорил? Омега мотает головой. — Я же поздно проснулся. — А, ну, билет на поезд до Пусана у него в семь тридцать, приедет как раз к началу party-hard. Сегодня пятница, Ким Тэхён наверняка будет там. — Что ж, будем надеяться. Какие планы на сегодня? — В бо… эээ… в зал. В зал сгоняю, — Чимин решает промолчать о своём походе к кардиологу, потому что иначе Юнги начнёт сильно за него беспокоиться и опекать, как маленькое дитя, чего ему не надо. Лучше он сначала проверится и узнает причину беспокойного состояния. Тот прищурился, не особо в это поверив, но оно и понятно: они знают друг друга столько лет, и именно этот омега раскрывал каждый обман Пака, так же именно он был всегда тем, кто выслушивал вусмерть пьяного и только в такие моменты откровенного в беседе альфу, поэтому Юнги его как облупленного знает. Но сейчас решает промолчать, возможно, чтобы не давить, да и знает, что Чимин в любом случае расколется рано или поздно. — Ты и так там постоянный жилец, хоть бы чем-нибудь другим занялся. А что с работой? Ты же, вроде, хотел зимой вернуться? — Ну зима же ещё не наступила, верно? На самом деле, я думаю. Посмотрим, что выйдет из этого дела, потом уже решу, — Чимин встаёт с дивана и направляется в свою комнату. — Ты просто ждёшь, когда Ким Тэхёна посадят и у тебя появится возможность вернуть себе Чонгука, да? Решив промолчать, потому что альфа сам не знает ответа на этот вопрос, он уходит к себе.***
— Спасибо, док, до свидания! — Чимин выходит из кабинета, от белизны которого, как и всей больницы в целом, аж глаза режет, и вздыхает. Он настолько редко посещает это место, что абсолютно забыл о том, что ЭКГ никак не даст ему диагноз сразу. Да и вообще не даст, а способен это сделать только участковый врач. Таким глупым он себя ни разу ещё не чувствовал. Доктор объяснила ему, что да как, куда надо пойти, какие анализы сдать, какое УЗИ сделать, и сейчас после ЭКГ ему необходимо сдать общий анализ крови и на щитовидку, оттуда уже по записи на УЗИ сердца, суточное мониторирование ЭКГ, чреспищеводную эндоскопию по какой-то хрен, которую Чимин всем этим чёртовым больным сердцем ненавидит и презирает, и эндокардиальное ЭФИ. Он помнит, как в подростковом возрасте у него были подозрения на язвы, и врач тогда отправила его на эндоскопию, даже не объяснив, что это. Рвало не по-детски, как сейчас помнит. Даже будучи тридцати трёхлетним мужиком он не желает идти на эту процедуру, но, блять, надо. Тяжко вздохнув, он надевает чёрную маску на нос и разворачивается в ту сторону коридора, где находится кабинет по сдаче крови, и, вытащив необходимые направления из папки, идёт туда. Какое-то странное предчувствие заставляет его оторвать глаза от пола, и когда взгляд устремляется вперёд, его резко, будто по щелчку пальцев, наполняет необузданная злость. Настолько сильно его переполняет данная эмоция, что папка в его руках сгибается пополам и буквально трескается ровно посередине. Он видит выходящего из кабинета участкового педиатра Ким Намджуна с его беременной женой. Те останавливаются неподалёку, начиная о чём-то разговор, а Чимин изо всех сил сдерживает себя от совершения огромной ошибки. Ужасно тяжело видеть это мерзкое чудовище рядом и не иметь возможности пустить пулю в лоб. Альфа утешает себя мыслью, что скоро эти ублюдки сядут за своё, и, как Юнги и говорил, житья им не будет, когда сокамерники узнают причину столь большого срока. На зоне насильников не жалуют — это общепринятый и всем известный факт. Из таких верёвки вьют чуть ли не буквально и не упускают возможности проделать с ними тоже самое, и Чимин ой как ждёт не дождётся этого момента, хоть и сам увидеть не сможет, но он обязательно сделает всё, чтобы мрази страдали по полной, как страдал и до сих пор страдает Чонгук. И он так же добьётся того, чтобы прокурор натолкнул судью на самый ужасный приговор для Ким Тэхёна: пожизненное в одиночной камере без света и возможности хоть раз выйти наружу. Всем известно, как это сводит с ума: есть только четыре окружающие стены, жёсткая койка, маленькое решётчатое окошко в двери лишь для охраны и тишина. Нет даже возможности повеситься, порезаться и хоть как-то причинить себе вред, разве что биться головой об стену и грызть собственными зубами запястья до такой степени, чтобы пошло сильное кровотечение. Но за такими преступниками следят и не дают им этой возможности. Именно столь жестокий приговор необходим такой мрази как Ким Тэхён. Громко хрустнув шеей пару раз, Чимин решает пройти мимо как можно скорее, но он всё равно задевает подонка плечом, даже не извинившись. Тот лишь посылает ему в спину проклятия, даже не зная, что скоро будет проклят сам.***
Trans — 666 slowed
Хосок понимает, почему в Нагвоне так много народу. Первым делом, стоило ему войти сюда, его поразили размеры представившегося ему помещения, залитого отнюдь только всеми оттенками голубого цвета. Он явно любимый у создателя Пугун Па, ибо здесь даже мебель частично именно этого оттенка, а про коктейли он вообще молчит — самый главный и продаваемый напиток является как раз «Голубой лагуной», вот только Хосок не очень уверен, что в него входит только алкоголь двух видов и спрайт с долькой лимона. Его, он, конечно же, пропускает мимо и выбирает Кровавую Мэри, надеясь, что это никак его не выдаст, ибо каждый пришедший сюда потусить первым делом берёт исключительно только коктейль ночи. А ещё альфа за пару часов, что здесь находится и пытается пританцовывать на месте, сидя за барной стойкой, заметил, как почти каждому одной Голубой лагуны вполне хватает нажраться и моментально пуститься в пляс. На последующие два часа никто так и не идёт за добавкой — покупают только новички, и это уже наводит определённые вопросы: что же входит в состав этого коктейля, что одного для веселья хватает с головой? Но ответ очевиден. Эйфорию и опьянение на несколько часов явно даёт тот самый наркотик, который добавляют в напиток, и Хосок очень постарается избегать его как можно сильнее. Правда непонятно одно: прибыли от редкой продажи никакой, да и коктейль стоит не так дорого, тогда для чего его вообще продавать? Но и тут у альфы есть на этот счёт своё мнение: люди будут интересоваться, а интерес приводит к покупке товара или даже к заработку транзитом. Не его тема — эти клубы, танцы и пьяное веселье среди влажных полуобнажённых тел. Он любит собственной компанией из одногруппников, друзей или коллег посидеть в квартире с морем алкашки, забавными игры разного рода, а главное — со своим омегой у плеча. Только с Юнги у него есть настроение веселиться, поэтому сейчас Хосок выдавливает лёгкую улыбку на флирт омег рядом с собой, чтобы не казаться подозрительным, и заказывает себе «Маргариту», словив первый заинтересованный взгляд бармена, но не в каком-либо романтическом смысле, а именно из-за того, что альфа не заказывает Голубую лагуну. Во всяком случае, он очень надеется, что это не так. Пригубив напиток и поморщившись от соли на губах и языке, он решает отвести от себя постоянные вбросы взглядов татуированного бармена-беты и идёт на танцпол. Упорный труд в кружке танцев со школьных времён, однако, сейчас пригодился. Хосок змеёй увивается среди облепивших его со всех сторон омег и даже альф, танцует с ноткой эротики, сливаясь с музыкой в единое целое, и вовремя успевает достать телефон и включить камеру, когда видит входящего в клуб Ким Сокджина, очаровательно улыбающегося всем, кто на него смотрит. Что ж, в жизни это личико явно лучше чем в досье, жаль, что душа гнилая. Ким Тэхёна не видно. Хосок направляет камеру на себя, поворачиваясь в сторону идущего куда-то альфы, и снимает себя на его фоне, чётко запечатлев то, как Ким скрывается за чёрной массивной дверью, по бокам от которой стоят два амбала в деловых костюмах. Приблизившихся к ним, просто мимо проходящих людей они буквально отталкивают в стороны, а те, пьяные, даже не возражают, хихикая и уходя дальше. Не переставая танцевать и фальшиво улыбаться, Хосок убирает телефон и, ещё немного повертевшись в приставших к нему позади чьих-то руках, что обвивали бёдра, мысленно брезгуя, он уходит к бару. На мгновение обернувшись, он замечает вслед ему смотрящего альфу чуть выше его, который, видно, и лапал бедные бёдра, но решает внимания не обращать — быстрее переключится на другого. Хосок подзывает к себе бармена пальцами вниз и решает всё-таки спросить, как и советовал Чимин: — Слушай, эм, — прищурившись из-за ярких вспышек, он смотрит на бейджик, читая имя, — Люцифер… Вау, окей, это круто! — Спасибо! — перекрикивает тот музыку, протирая бокал, пока есть свободное время. — Что хотел спросить? — Можно тебе выговориться? — тот на удивление понимающе улыбается, кивая, и подходит ещё ближе к стойке, чтобы Хо не пришлось кричать. — Эх… В один день меня бросил омега, и я узнал, что моему отцу требуется операция, которая стоит немалых денег, а ещё с работы грозятся выкинуть, — он старается звучать искренне. — Я только недавно похоронил родного мне человека, блять, а тут ещё всё это дерьмо… По-моему, я в полном отчаянии, раз решил ещё и высказаться левому бармену, да? — Есть такое. Но я тебе так скажу: за чёрной полосой следует белая, а за закатом наступает рассвет, но это мгновение длится недолго, поэтому не раскисай! Могу подсказать вариант быстрого заработка, только это секрет. Хосок включает в себе актёра пуще прежнего: становится чересчур заинтересованным, с молящими глазами полными надежды. — Я — могила! Тот, наверное, подумал «будешь, если рот раскроешь», но ближе к уху наклонился. — На всё готов для приятного заработка? — Ну, в пределах разумного, наверное? Если предложишь эскорт для альф-извращенцев, то я пас, — Хосок сразу вздёргивает ладонями в сдающемся жесте, на что бармен с ослепительной улыбкой хихикает и мотает головой. А ещё тот чёртов омега, скрывший свой природный запах блокаторами, который из-за явной симпатии к Хосоку немного проскальзывает сквозь таблетки, и он чувствует чужие феромоны. Миндаль. — Не кипишуй, я бы такому красавчику не стал это предлагать даже если б знал такой способ подработки. Всё в пределах разумного, но саму работу объяснять не мне, а моему боссу, поэтому, если решишься, я тотчас отведу тебя к нему. Хосок будто задумывается над данным предложением и, нашарив в кармане телефон, нажимает боковую кнопку быстрого включения какой-либо функции, до прихода сюда он вместо камеры переключил на диктофон, который сразу же включается и записывает. Настоящий рабочий диктофон брать было бы слишком палевно. — Окей, я согласен. — Тогда вперёд за мной, — улыбается Люцифер. Хосок идёт вдоль барной стойки, за которой паренёк движется к выходу, и направляется вслед за ним, когда тот кивает головой в сторону той самой двери, у которой стоят два амбала. Честно признаться, Хосок не думал, что он всё-таки зайдёт туда, и тут только два выбора, что же там находится: либо кабинет основателей Пугун Па, то бишь сам Дом, либо лаборатория. Вряд ли, конечно, последнее, но кто знает. Бармен что-то говорит охране о том, что он привёл новенького к боссу, и те, внимательно взглядом его осмотрев, кивают, но сразу не впускают. — Сейчас тебя проверят на наличие запрещённых вещей, а потом впустят, если ничего не обнаружат. Как зайдёшь, там будет коридор, и тебе нужно пройти в самый конец, дверь справа, — склонив голову вбок, улыбается омега. Кивнув и только хотев поблагодарить, Хосок неожиданно чувствует чужие горячие губы на своих и вовремя одёргивает самого себя от желания ёбнуть этого пацана головой об стену. Впору проблеваться. Он неохотно отвечает на влажный поцелуй, притянув омегу за талию, и благодарит всевышнего за то, что этот парень сам отодвигается довольно быстро и, подмигнув, убегает делать свою работу. И Хосок думает, что вряд ли она единственная, судя по тем засосам, которые он успел на нём приметить. Он поворачивается к охране, что, видать, привыкла к подобным зрелищам, и мужики начинают его обыскивать, но ничего не обнаружив, открывают ему дверь. Яркий голубой свет вновь слепит глаза, но альфа быстро к нему привыкает и проходит внутрь, слыша, как глухо закрылась за ним дверь. Поразительно то, что даже стены в некоторых местах неоновые, голубые, а в каких-то просто чёрные. Вздохнув, Хосок бредёт в самый конец, примечая по пути ещё несколько дверей, и доходит до самой последней. Занеся над ней кулак, он стучится три раза, но уже после первого слышится «войдите». Он открывает тяжёлую дверь и входит в просторный, на вид довольно деловой кабинет, дизайн и интерьер которого выполнены в минимализме и со вкусом. У большого закрытого жалюзи окна за столом сидит никто иной как Ким Сокджин, чем-то сильно увлечённый, и, не глядя, лишь рукой указавший на кресло перед столом. Хосок якобы неловко присаживается, обводя взглядом кабинет, но на деле примечает что-то нужное, и когда заостряет всё внимание на большом аквариуме с… пираньями, Ким подаёт голос: — Тяжёлая жизнь? — Что? — встрепенувшись, поворачивается Хосок к нему. Сокджин на мгновение переводит взгляд на аквариум, на который он смотрел, и усмехается ему. — Красивые, да? — Увы, но не разделяю Ваше восхищение к ним. Жуткие создания. — Не хуже, чем люди. На самом деле, в фильмах показывают совсем не то, но именно из-за них и боятся этих рыбок. — Ну, с этим согласен. Что Вы спросили изначально? — Можно на «ты». Тяжёлая жизнь, спрашиваю? — С чего ты взял? — Люций отправляет ко мне только отчаянных. Значит, контракты заключает именно он. — Ну, есть в этом доля правды. Не считая мелких проблем, самой большой является дорогостоящая операция больному отцу, — поджав губы, говорит Хосок. — Значит, ты готов подзаработать? — кивок. — Ладно. Ты вроде человек взрослый, хоть и помладше меня, значит, тебе можно рассказать детали. Но, для начала, перед тем, как я начну, ты должен поставить вот тут подпись о неразглашении информации, — Сокджин протягивает листок и ручку. — В случае утечки, врать не буду, это будет стоить тебе жизни, а не штрафа. Даю время внимательно всё изучить, а потом… Альфа замолкает, стоит Хосоку сразу поставить подпись в нужном месте. — О как, — и дёргает бровями. — Окей, это правда крайняя степень отчаяния. Что ж, ладно. Но теперь ты не имеешь права отказаться, и там об этом прописано. — Да говори уже, что нужно делать? — Для начала, ты сдашь некоторые анализы, чтобы не было потом проблем с твоим же здоровьем, потом тебе придётся лечь под нож, грубо говоря. В подробности, что, да как, вдаваться не буду, но твоя основная задача состоит в том, чтобы в нужное время перевезти в себе через границу несколько пакетов. — В себе? Это как? Что за пакеты? — Всё-таки прочти то, что я тебе дал. Там на обратной стороне правила транзита, одним из которых «не задавать лишних вопросов». — Ладно, пардон. — В себе — это буквально в себе. Для этого ты и ляжешь под нож. Угроз для жизни нет, пакеты могут порваться лишь в случае если в них выстрелят или, очевидно, проткнут ножом. Но этого можно не бояться, так как тебя и других людей будет сопровождать охрана. — Ого, как всё серьёзно, — фальшиво удивляется Хосок. Хотя, если бы он ни о чём не знал, наверняка бы был в неподдельном шоке. — Ещё бы. Через четыре дня, когда будут готовы анализы, ты сразу с другими ляжешь в нашу лабораторию на операцию, после чего будешь ждать перелёта в другую страну. Мы подготовим тебе визу, купим билеты, и в нужный день ты полетишь утренним или, скорее всего, вечерним рейсом в Америку. Половину твоего заработка мы вручим сразу после операции, другую, когда ты прилетишь в Нью-Йорк. Когда из тебя достанут пакеты — ты свободен. За перелёт обратно в Корею уже отвечаешь сам. Вопросы? — Одно из правил — не задавать лишних вопросов, так? — Молодец, сообразительный. А теперь, если ты не возражаешь, я возьму у тебя отпечатки пальцев и проверю по базе, кто ты такой. Безопасность, сам понимаешь. Хосок спокойно кивает, а самого будто в чан с холодной водой окунули. Как хорошо, что в агентстве это всё предусмотрели и сделали ему на пальцах специальные накладки. По базе данных он пробьётся как Ли Чжихён — продавец круглосуточного 7eleven на окраине Пусана. И вскоре Сокджин действительно находит лишь его: лицо с фото человека, что сидит напротив, совпадает, информация достоверная. — Прекрасно. Сейчас ставь подпись ещё вот здесь, — альфа указывает на нижний правый уголок страницы и подаёт какие-то небольшие листочки, — и езжай домой, выводи весь алкоголь из своей крови. Вечером сходишь в больницу неподалёку отсюда по этим направлениям, сдашь необходимые анализы, а уже их мне отправят сюда. Номер у меня твой есть, вся информация тоже, так что теперь жди от меня сообщения. Я подпишусь как Джин, либо как Токио — это мой друг, который тоже всем этим занимается. После операции начнём подготовку визы. — Окей, — Хосок ставит подпись и забирает направления. Напоследок улыбнувшись, он прощается до встречи с этим человеком, и с облегчением выдыхает лишь тогда, когда выходит на улицу на свежий воздух. Диктофон отключает, сохранив запись. Сидеть перед ним было нереально тяжело, Хосок на всю жизнь запомнит эту давящую атмосферу в кабинете. Он более чем уверен, что именно Ким Сокджин делает её таковой, а не известная о нём Хосоку информация. Этот альфа сам по себе такой: с режущим взглядом, красивой, но мерзкой ухмылочкой, и какой-то пустотой внутри себя. Он реально пуст, без чувств, лишь с фальшивыми эмоциями, которые просто ну надо показывать людям, дабы не казаться глыбой льда. Такие люди нередко попадаются в жизни: они холодны, расчётливы, стратегичны, думают только головой, манипулятивны, и это довольно неплохие качества для строгого лидера, начальника. Отсюда неудивительно, что Сокджин не рассматривает отношения на постоянную основу, не говоря уже о семье, как Хосоку изъяснил информатор. Правда, никто так и не узнал у него, с какой стати тот решил их всех сдать, и Чимин, наверное, прав — и того надо бы тоже чекнуть. Хосок решает уехать сейчас, благо, ночные билеты на поезд тоже есть, хоть и немного дороже, а к вечеру приехать уже на своей машине.***
Через четыре дня альфа сидит в кабинете начальника, и они начинают выстраивать план по захвату клуба и лаборатории в целом, вот только из набранного материала они понимают одно: на самого Ким Тэхёна нет ни одного доказательства того, что именно он является основателем Пугун Па. Точнее быть, есть взломанная платформа, но NIS этого мало. Они думали, что наоборот накроют первым делом именно его, а уже потом его подельников, но получилось наоборот. Возможно, Ким Тэхён чересчур умён и заранее подстраховался, ибо Нагвоном владеют только Намджун и Сокджин, а возможно, это банальное распределение обязанностей, что, скорее всего, так и есть, но и первый вариант тоже вполне можно учитывать. Есть стопроцентная возможность взять Тэхёна с поличным, но тогда Хосоку действительно придётся лечь под нож, ибо тот, судя по его расписанию, лично будет присутствовать на следующей операции, но о времени там ни слова: либо тот приедет перед началом, либо уже после — удостовериться в том, что всё прошло по плану. На самом деле, Хосок предложил попробовать — как вариант, но начальство запрещает, ибо не факт, что Ким явится, и не факт, что врачи не устроят какую-нибудь подлянку, если что-то заподозрят. В итоге решают, что как только операция по внедрению инородных веществ назначается и Хосок получит сообщение о времени и дне от Джина или Токио, как тот сказал, они начнут захват: полиция с подкреплением охватит весь клуб со всех сторон, а сами агенты NIS сразу проникнут внутрь с ордерами на арест. Будет явно масштабно, ибо помимо рабочего персонала клуба также есть лаборатория, а им пока неизвестно, сколько там работает врачей и самих изготовителей наркотического вещества. Судя по карте местности, под клубом тянется сеть туннелей ещё со времен войны, что-то типа бункеров, вероятно, там и находится лаборатория. Хосок примерно знает, как туда пройти. Когда он был в клубе, он также заметил, как персонал в свободное время в кухню таскали полимерные контейнеры для транспортировки консервированных анализов по типу крови, но вряд ли там была она, так как не нужна им в принципе. Возможно, там были в ампулах составы для создания порошка. И, судя по карте, вход в лабораторию как раз кроется в кухне. Держа этот план в своей голове, Хосок идёт домой, где подробно рассказывает всё Юнги и Чимину. — Вполне сносно, — изрекает последний. — Но как ты — идиота кусок, — вообще посмел предложить вариант реально лечь под нож? Я, конечно, знаю твою страсть к работе, но камон, чувак, у тебя родители и омега вообще-то есть. Как можно так рисковать? Юнги после услышанного сидит и смотрит в одну точку, но стоит заговорить Чимину о риске, как он поднимает поплывший от слёз взгляд на своего альфу, что уже говорит о многом. А ещё из-за беременности он стал чересчур сентиментальным, и Хосок знает, что ранее он таким не был, потому хмурится. — Ты чего, котёнок? — альфа кладёт ладонь на колено сидящего на подлокотнике дивана парня и мягко сжимает. — Мы же передумали, всё нормально, под нож я не лягу. — Да это начальство не одобрило данной идеи! Если бы не они — ты бы это сделал всё равно! — Не кипишуй, Юн. Я действую только во благо. — Катись ты к чёрту, — Юнги резко сбрасывает чужую ладонь и идёт в свою комнату, порываясь хлопнуть дверью, что не получается, от чего он психует ещё больше и что-то разбивает. Чимин кивает головой, мол, иди, успокаивай. И пока друг разбирается со своим омегой, он идёт на балкон прикурить, захватив с собой телефон, дабы ещё раз попытаться дозвониться до Чонгука. Чиркнув зажигалкой и поднеся огонь к кончику сигареты, он глубоко затягивается, одновременно ища среди контактов ему необходимый, и нажимает на зелёную кнопку. И вновь те же долгие гудки и засевший в голове женский голос о просьбе перезвонить позже. Предчувствие подсказывает попробовать ещё раз, и он нажимает на вызов повторно, начав считать гудки. И когда доходит до седьмого, трубку снимают. — Ну наконец-то, — облегчённо на выдохе произносит, но от ответа его покрывает корочкой льда: — А ты настырный. Голос явно не омеги, и пусть Чимин ни разу не слышал, как звучит баритон Ким Тэхёна, сейчас он более чем уверен, что слышит именно его. — Где Чонгук? — А кто ты такой, чтобы интересоваться им? — Тот, у кого ты его забрал, — холодно, с ненавистью в голосе цедит сквозь зубы парень. — Да это уж я понял, но имеется в виду, кто ты ему сейчас? — Всё ещё важный человек в его жизни, а тебе такого статуса вовек не добиться. — Я и не стараюсь. — Где он? — Там, где тебе явно не рады. — Это ты за себя говоришь. Чонгук всегда будет рад меня видеть. — Очень сильно в этом сомневаюсь, — тот начинает безумно смеяться, и Чимин теперь точно убеждается в том, что Ким Тэхён просто на голову больной человек. — Ну, раз уж ты так уверен в своей правоте, давай проверим? Адрес Чунг-гу, Ханганг-деро 416, завтра после полудня. О твоём приходе будет известно. Тэхён кладёт трубку, а у Чимина сердце в пятки падает и земля под ногами вдруг мягкая становится. Это психиатрическая лечебница Намго.Мы видим лишь то, что хотим видеть. И верим в то, во что хотим верить. И это действует. Мы так часто врем себе, что через какое-то время сами начинаем верить. Мы так часто все отрицаем, что иногда не можем распознать правду, даже когда она у нас перед носом. Иногда реальность незаметно подкрадывается и кусает нас очень больно. Мередит Грей, «Анатомия страсти».