Нет ничего опаснее человека, одержимого жаждой мести. Он медленно варится в своём безумии и перестаёт воспринимать действительность такой, какая она есть. Ли Виксен.
NA SANG JIN, PARK SE JUN — Dark Side Of Me
В дом его буквально швыряют, словно безвольную тряпичную куклу. К боли Чонгук привык — не обращает внимания на саднящую острую резь в лёгких. Единственное, что беспокоит, это то, как он отползает назад, а над ним нависает, рысьей поступью надвигаясь, его законный муж-тиран, скалясь, будто самый настоящий безумец. Но не будто — оно и пугает. Тэхён, двинутый на голову, — реальная машина для убийств, чувствующая над другими исключительно превосходство и власть, и он даже не боится последствий своих деяний — его действительно вырастили не человеком, а роботом лишь с парой функций, вот только если у робота есть кнопка вкл/выкл, то у альфы нет. По нему видно, что его уже не волнует ни интерпол, ни NIS и ни полиция уж тем более, а иначе бы на дно залёг и попытался из страны убраться как можно дальше отсюда, ведь путь за решётку ему уже заказан. Чонгук никого в жизни так не боялся, даже бешеных собак, что на него когда-то напали: Тэхён в разы хуже будет. Шаркая ягодицами по полу и, хоть понимая, что ползти некуда, омега всё же продолжает, пока не натыкается спиной на стену. Старший присаживается перед ним на корточки, продолжая скалиться, опускает взгляд на его поджатые к груди колени, потом ниже и резко хватает парня за щиколотку ровно в том месте, где он получил ожог. Чонгук не кричит, только жмурится и зубы до боли в дёснах стискивает, не желая заливать тому, как бальзам в уши, свои страдания. Кажется, в то время, как Чонгук восстанавливал ментальное здоровье, пытался наладить свою жизнь, Тэхён иссякал. Тёмные круги под глазами, ещё больше делающие того безумнее, дикие глаза с расширенными после наркоты зрачками почти до самой радужки, осунувшееся усталое лицо, постоянно дрожащие непонятно из-за чего руки, но, тем не менее, уверенно совершающие действа; слегка сальные, отросшие до плеч тёмные волосы, длина которых когда-то была у самого Чонгука, а на смену костюмам-тройкам с дорогим пальто пришли джинсы-клёш, белая водолазка с еле заметным кофейным пятном на ней и большая косуха чёрного цвета поверх. Зашедшие в дом Сокджин и Намджун своему стилю особо сильно не изменили, разве что последний под бежевым пальто носит черную водолазку без горла, а первый вместо привычной чёрной рубашки под тем же верхним тёплым элементом белую толстовку… со свежими пятнами крови на ней. — Вы заставили нас изрядно побегать, молодцы, — усмехается Тэхён, — медаль вам в руки. Чонгук на это ничего не отвечает, его интересует другое: — Где дети? — сквозь зубы. — Наверху, под замком. Не бойся, твоих воплей они не услышат, поэтому ничего не испугаются. В этом доме хорошая звукоизоляция. Да, это Чонгук заметил, когда закрывал двери за сильно шумящими детьми и их смех заглушался, будто и не звучал вовсе. Вот только откуда об этом знает Тэхён? И, видимо, вслух интересующий вопрос задаёт, сам того не замечая, потому что тот отвечает: — А ты так и не догадался? Это не старый друг Чимина вас сюда пригласил. Я. Настолько был ослеплён мнимым счастьем, что не заметил вещей, явно намекающих на меня? — Тэхён встаёт в полный рост, подходя к кухонной гарнитуре, над печкой в которой висит картина, и снимает её с крючка, подходя к дёрнувшемуся омеге. Картина оказывается перед лицом, и альфа тычет указательным пальцем в нижний угол, где мелко-мелко указан её автор: Tae Dias — псевдоним Тэхёна, который тот использует, если пишет картины. Чонгук пока готовкой вчера занимался, красивыми масляными красками любовался долго, даже не соизволив посмотреть автора, и невнимательность создала эту ситуацию. Кажется, не одним Чимину и Соёну нужно ей поучиться. И ведь действительно: был ослеплён, вот только не мнимым счастьем, а настоящим, коего человеку напротив в жизни не почувствовать. — Все картины в этом доме написаны мной. Но есть одна твоя, которую, я, наверное, никогда не выкину, потому что получился на ней действительно очень шикарно. В спальне висит, но, как я понимаю, вы там не ночевали. Помнишь же, да? На мой день рождения. Хотя, как тут забудешь — весёлая была ночка. — Ублюдок, — голос дрожит. — Фу, как некрасиво. В следующий раз помою тебе рот с мылом за такие слова, заодно смою похождения чужого языка в нём. И явно не только языка. Фу, в натуре надо помыть тебе рот, — брезгливо бросает Тэхён и, убрав картину на место, наливает себе из фильтра воды, смачивая горло. — Как тебе домик, кстати? — осматривается, закусив нижнюю губу. — Для нашей семьи купил. Даже вон, на летке попросил сделать для тебя подоконник, чтобы на звёзды ночами любовался. Всё для любимого мужа. Я знаю, ты заценил — мне камеры всё показали. Камеры?.. Чонгук поднимает глаза на угол, куда смотрит альфа, и раздражённо прикрывает веки. Ну конечно, Тэхён и без камер? Ни в жизнь. Он следил за ними, слышал их, любовался, мразь. — И вино твоё любимое, и игрушки для детей. Скажи же — хорошо постарался? А чего стоит спальня, ммм. Но Чонгук молчит. Не то чтобы это обет молчания, просто ему бы съязвить, да только знает последствия от своего острого языка, а силы ему ещё нужны: он не станет терпеть и ждать у моря погоды. Больше нет. Нужны лишь подходящее время, ресурсы и Тэхён тет-а-тет, а зная своего мужа, уже скоро тот захочет остаться с ним наедине. Лишь бы его до этого времени не сломали окончательно… Намджун и Сокджин, о чём-то тихо переговариваясь, зовут того, и альфа отходит к остальным. Тем временем Чонгук незаметно, пристально за ними наблюдая, отводит руку за спину и нашаривает там какой-то продолговатый металлический предмет, похожий на щипцы для барбекю: одна сторона идёт лопаткой, другая же, двузубчатой вилкой. Он прячет их за джинсы, в надежде, что никто их с него снимать не станет, и аккуратно убирает руку обратно на пол. Тем временем Тэхён разворачивается к нему, просто подмигивая, хлопает улыбающегося Сокджина по плечу, и тот вместе с Намджуном уходит из дома. Казалось бы, хороший шанс, вот только после в дом заходят четверо человек, окружая его мужа, и тот поворачивается к нему всем корпусом, начав подходить ближе и одновременно вытаскивать что-то из заднего кармана. — Сначала хотел пустить тебя по кругу и понаблюдать. В конце концов, ты со своим хахалем испортил мне бизнес — негоже просто так оставлять это в стороне. Я хочу мести. Поэтому буду медленно и сладко с тобой играть. В чужих руках Чонгук видит пистолет, невольно распахивая в ужасе глаза. — Подумал, буду отстреливать тебе по пальцу? О нет, это будут делать с твоим выблядком Намджун и Сокджин, а тебя я буду унижать — это моё любимое дело. Насмехающаяся улыбка с лица слезает, сменяясь равнодушием, и с губ слетает строгое, не терпящее возражений «на колени». Чонгук смотрит снизу вверх, сжав зубы и губы, краем глаза видит чужие довольные рожи четырёх альф, но видимо забыл, что неповиновение делает лишь хуже. Тэхён его со злости за горло лишь одной рукой перехватывает, длинными пальцами с силой давя на артерии, и с пола поднимает, ногами пиная под его, чтобы встал на колени, и омега подчиняется против воли, сжав запястье чужой руки и пытаясь оттолкнуть, ослабить давление, из-за которого начинает задыхаться. Хватка пропадает, и Тэхён хлопает его по губам металлическим чёрным стволом, приказывая открыть рот, и когда Чонгук вновь мотает головой, тяжело дыша, тот лишь усмехается, внезапно отвешивая ему острую пощёчину тыльной стороной ладони, из-за чего он падает на бок, отхаркиваясь кровью из разбитой десны. В прежнее положение возвращают его моментально, и в приоткрытый от сильной боли рот протискивается дуло пистолета, заставляя дрожать от страха. Тэхён больной, он и выстрелить может — Чонгук это понимает, отныне не сопротивляясь и захлёбываясь реальным унижением. — Ну же, малыш, соси. Если не хочешь этот ствол, у тебя есть четыре других варианта, — свободной правой рукой указывает на своих псин. Чонгук подавляет всхлип, топчет недавно слегка восстановленную гордость и выбирает пистолет, нежели чем чьи-то плоти, от которых рвать начнёт похлеще, чем от чего-либо и когда-либо. Расслабив рот, он шмыгает носом и начинает медленно двигать головой, при каждом движении передёргиваясь, когда зубы со скрежетом задевают противный металлический корпус опасного дула. Кровь во рту перемешивается со слюной, по ощущениям неприятно стекая с уголков по подбородку, и вскоре к этой мерзкой смеси присоединяются слёзы, невольно вырвавшиеся из глаз. Он слышит чужой смех, уже не разбирает, где чей, а Тэхёну того, что он делает, видимо, мало, ибо прислоняет пистолет рукояткой к своей ширинке и за затылок буквально впечатывает омегу в себя, вгоняя дуло глубже, из-за чего Чонгук сильно давится, опираясь руками о чужие бока, и всё-таки всхлипывает. Унизительную пытку Тэхён не останавливает, будто вечность продолжает, и омега уже не чувствует ничего, как и не видит, как полюбовно тот оглаживает указательным пальцем спусковой крючок. Ненавидит. Чонгук ненавидит этого человека всем сердцем, и даже не знает, можно ли ненавидеть сильнее, однако, в отличие от него, он не стал бы из-за своей испорченной жизни портить её другим, ни в чём неповинным. — Ох, малыш, так усердно сосёшь, боюсь, что я не удержусь и спущу, — двусмысленно, учитывая то, что в один момент он действительно может спустить, вот только не в штаны, а просто нажать на крючок. И он нажимает. Вот так просто: нажимает на спусковой крючок и даже не дёргается от прозвучавшего выстрела, в отличие от Чонгука, что выпустил дуло изо рта и от опустившегося на дно желудка страха, дабы тот хорошо поместился, будто вывернул тот орган наружу, шлакая кровью и желудочной желчью. Тэхён взрывается хохотом наравне с другими, присвистывая. — Воу! Как вовремя Намджун выстрелил! Эффектно, очень эффектно вышло! — гиенится, смотря на бледного, как полотно бумаги, омегу, которого мучают рвотные позывы. — Кажется, твой ненаглядный проснулся. Я специально попросил Джуна выстрелить, дать мне знак. Испугался, малыш? Но в ответ молчание, сопровождающееся лишь неприятными звуками рвоты. — Совсем не хочешь мне ничего отвечать, братик? — бьёт последним в самое сердце, из-за чего даже перехватывает дыхание. — Ну ничего, достаточно того, что ты будешь кричать. Это я у тебя заберу, — Тэхен вытаскивает из-за пояса его джинсов те самые щипцы, кинув куда-то в сторону, раздаёт каждому альфе приказы и хватает Чонгука за воротник кардигана, даже не поднимает с пола, а тащит за собой наверх, в спальню, где прячутся его самые страшные страхи, от которых бежал как от огня. Только вот единственный способ избавиться от них — это перестать бегать.***
KIM JI AE, PARK SE JUN — Bead
Чимин просыпается с тяжёлой головой и знакомым чувством под названием «дежавю». С него так же стекает ледяная морская вода, только не чистая, а буквально вычерпанная с водоёма со всем его составляющим: грязь, длинные вьющиеся водоросли, песок и мелкие камни, теряющиеся за его толстовкой и за шиворотом. Приемлемый запах на сей раз заставляет сморщиться. Он всё так же привязанный на стуле, только уже скотчем, по ощущениям, не совсем крепким, что даёт хоть и слепую, в каком-то смысле, но надежду, и снова не сразу понятно в каком месте, но тут уже не позволяет понять размытое зрение и будто песком засыпанные глаза. Оглушительный выстрел сотрясает не только стены, но и альфу, который даже уши не смог бы закрыть. Зажмурившись, он вжимает голову в плечи, и вскоре встряхивает ею влево-вправо, пытаясь избавиться от заложения ушей: не взирая на то, что Чимин уже не первый год пользуется оружием, не подготовившись и не ожидая выстрела, тело реагирует так, будто носитель в этом новичок. Проругавшись себе под нос, он разлепляет глаза с большим трудом, и теперь примерно может понять, где находится. На вид помещение похоже на хорошо обустроенный гараж, отделанный изнутри, покрашенный в тёмный, кирпичом: несколько шкафов с разными материалами и инструментами для починки машин, много видов клея, стоящего в ряд, масла и бензин, справа от сидящего Чимина в углу стоит заваленный барахлом на полках компьютерный стол, на удивление, с наличием самого компьютера далеко не старой модели, а очень даже новой, недалеко от него в ряд стоят зимние шины и летние покрышки, в дальнем углу находится верстак с расширением и гаражный откатанный в сторону стул, на котором только сейчас Чимин видит того, кто выстрелил и облил его водой. Снова та же песня. Намджун выглядит слегка измученным, что особо не удивляет и вызывает жалость наравне с радостью, потому что пусть. Побег от органов явно не позволял сходить в парикмахерскую, о чём говорят отросшие каскадом до середины шеи волосы; зато лицо, на удивление, чистое от щетины. Сидит вальяжно, подперев подбородок рукой, а другой вертит пистолет. — Давно не виделись. — Ещё б столько же, умноженное на тысячу, — бурчит под нос Чимин, разминая затёкшую шею. — Не рад? Досадно. А вот мы скучали. — А по жене своей не скучаешь? Бедная-наивная на дерьмо извелась, тебя всё ждёт, вину твою отрицает. Неплохо ты ей мозги промыл. Намджун вдруг смеётся басисто, качая головой. — Наивные тут вы, а моя жена умнее вас в несколько раз. Она всегда знала, чем я занимаюсь, и о своём прошлом я ей говорил, раскаявшись исключительно перед ней и никем больше, и видимся мы с ней на постоянной основе, как и с детьми. — Вот же… — Чимин угрюмо усмехается: ну действительно, чего было ещё ожидать от бывшей актрисы? А он и не подумал, на женские слёзы, как и другие агенты, купился. Омеги действительно имеют власть над многими альфами. — Умно, даже поспорить трудно. Где Чонгук и дети? — Знаешь, вот уважаю я тебя за то, что ты в такие моменты не о себе переживаешь — это правильно. Но бесишь тем не менее куда больше. Какой смысл спрашивать, если ты прекрасно знаешь ответ на свой вопрос? Дети в своей комнате, там с ними врач, так что за Соёном присматривают, а Тэхён с Чонгуком развлекается: в конце концов, они друг другу законные мужья. Сцепив зубы, Чимин рычит не своим голосом, опустив голову, чужой смех слышит и Намджуну лицо в мясо готов превратить, сняв кожу наживую. Агрессия накрывает. Чимин представляет, каким образом тот ублюдок может с Чонгуком развлекаться, и это будит в нём зверя. — Как ты — человек, у которого есть жена с детьми, можешь позволять своему другу издеваться над его мужем, у которого тоже есть дети? Что в вас вообще есть человечное? — Я в чужой монастырь со своим уставом не лезу, — Намджун серьёзно качает головой, упирается локтями в разведённые колени и, не сводя с поднявшего голову Чимина глаз, продолжает: — Если бы я был воспитан в таких же условиях, что и Тэхён, вряд ли из меня вышло бы что-то человечное, а сейчас оно во мне есть, просто лишь для ближних. То, как он обращается с Чонгуком — не моя забота. — Чонгук ни в чём неповинный мальчик, который даже не знал, что у него есть брат. — Не буди во мне совесть и жалость — они мне не знакомы, — отрезает Намджун, и в это время поворачивается на звук открывающейся двери, через которую в гараж входит, уже неудивительно, Джоншин, мимолётно посмотревший в сторону Чимина. — Ты вовремя. Посиди пока с ним, но если будет много болтать — ты знаешь, что делать. Пистолет громко приземляется на стол, а его обладатель скрывается за дверью, оставив двух бывших друзей наедине. — Доверчивости мне, конечно, не занимать, — с ядом плюёт Чимин, наблюдая за тем, как на тот же стул присаживается Джо. — Дважды на те же грабли, это ж надо… — Поздновато ты понял. — До меня хоть и не с первого раза, но доходит. Джо. Названный усмехается уголком губ, но как-то грустно, с неким сожалением, чего Чимин уже не замечает, ослеплённый яростью. — Поведай же мне, как ты в этом дерьме оказался. — Даже не попытаешься освободиться? Своего омегу спасти? — Я логически хорошо построен: привязанный к стулу скотчем без оружия против пушки рядом с тобой не попру, тут же слягу с пулей. Так что лишние телодвижения сделают мне на будущее только хуже, — с намёком на то, что он в любом случае освободится, и Джо, слава богу, этого не понимает, либо просто решает не переспрашивать. — А Чонгук за себя сможет постоять, я уверен. Не уверен. Не уверен, и это распирает его изнутри. Но накликав на себя беду, он точно не сможет ему помочь, знает, что церемониться с ним не станут — ногу или руку точно отстрелят, поэтому, остаётся лишь надеяться, что Тэхён не настолько лишённое человечности нечто. Просто лишь бы не убил… — Ну, твоя правда. Я ведь, в конце концов, с твоим омегой так близко не знаком, хотя, что-то мне подсказывает, что с Тэхёном он не справится, раз даже я, будучи альфой, не смог. Джо смотрит куда-то в сторону и встаёт на ноги, подходя к висящему на стене напротив верстака зеркалу. Чимин замечает, что пистолет тот не берёт и аккуратно растягивает за спиной запястья, нашаривая ладонями на стуле, на котором сидит, какой-нибудь выступ или гвоздь. Тем временем стоящий альфа достаёт из кармана резинку для волос и начинает медленно собирать на макушке хвост. Словно тянет время… — Джу связался с ним из-за наркоты. Не многие знают, но модели, чтобы потерять вес, довольно часто приседают на наркоту. Голубая лагуна позволяла не питаться до недели и при этом не чувствовать голод вообще, да ещё и быть при силах, и Джу это заинтересовало. Он тогда сильно набрал и директор негодовал по этому поводу, потому что через месяц должен был состояться важный показ новой линейки нарастающего по популярности бренда, и он должен был его представлять. На Джу была вся надежда, и тут он наткнулся на клуб «Нагвон» на улице «Сомён Иль Бонга» в Пусане, когда отдыхал с ребятами. Оттуда и понеслось. Показ через месяц прошёл удачно, а я всё понять не мог, каким образом брат сбросил вес, — Джо разворачивается, но на Чимина не смотрит и под ноги глядит, из-за чего короткая русая прядка спадает на глаза. — Потом я узнал. В подробности вдаваться не стану — это неважно и неинтересно. В итоге, Джу чем-то Тэхёну насолил, о чём я даже по сей день не знаю, и это что-то стоило ему огромных денег, которые Тэхён вкинул за него. Не знаю подробностей, но Джу хотел сдать его копам, за что поплатился своей жизнью, а ещё он не говорил ему, что у него есть брат-близнец, поэтому, мне тогда пришлось кардинально поменяться, разве что, без операций на лицо. Но Тэхён нашёл меня год назад. Забавно даже получилось, — он невесело усмехается, — в торговом центре столкнулись. Я-то понятия не имел, как выглядел человек, убивший моего брата не своими руками, но я знал о большом шраме на шее, — тот самый, о котором говорил тогда Чонгук, — вспоминает Чимин, — и чёрт меня дернул побежать… Я убежал, но Тэхён нашёл меня через два дня в моём новом агентстве. И о сыне он узнал. — Он угрожает тебе сыном Джу, — даже не спрашивая, просто утверждает Чимин, начав понимать. Джоншин кивает. — Он узнал всё о нашей жизни вплоть до дружбы с тобой. Даже про тот случай узнал каким-то образом, и решил, что в будущем обернёт это против тебя. Он будто предсказатель какой-то, потому что знал, что я ему пригожусь. Дальше, думаю, ты обо всём догадался, — Джоншин резко срывается с места и подходит к Чимину, наклонившись и упершись ладонями в колени, шепчет: — Я пытался, ой как пытался донести до тебя то, что я не тот, кем представляюсь. Я давал намёки. На мне всегда была прослушка, Чимин. Я действительно раскаялся за свой поступок в далёком прошлом и извинялся тогда в кафе искренне, не от балды и не тебя задобрить. Я бы не предал тебя во второй раз, если бы знал, как найти выход из этой ситуации. Тэхён до сих пор держит где-то моего сына, но он всегда под присмотром человека, что держит пушку на затылке играющего в игрушки ребёнка. Не смей судить меня за это, — он распахивает в стороны руки, намекая на данную ситуацию, — ты бы на моём месте сделал тоже самое. Он прав. Но это только в том случае, если бы Чимин не смог найти другой выход из этой ситуации, а он бы очень сильно постарался. Проблема только в том, что он — не Джо, который даже в прятки никогда не умел играть и чуть что — сразу бросался в слёзы, будучи маленьким. Поэтому Чимин понимает его, и он впервые не судит даже в своих тяжёлых мыслях. Джо возвращается обратно на стул медленной поступью, а Пак тем временем нашаривает под стулом в допустимой близости выпирающий согнутый гвоздь, который, если постараться, даже можно выкрутить, что он начинает делать. — Я обустраивал этот дом на протяжении полугода по его наставлениям, и это было чертовски тяжело — покупать недвижимость втихушку от агентства. Повезло, что у меня был отдельный личный счёт, который не просматривался моим менеджером. Тэхён, блять, даже это знал. Этот ублюдок на десять шагов впереди каждого. Не знаю, чем вы с Чонгуком так ему насолили, но что-то мне подсказывает, что он уничтожит вас. — Ты очень удивишься, если я скажу, что изначально ни он, ни я ему ни грамма плохого не сделали. Тэхён сильно зол лишь на наших родителей, хотя конкретно сейчас он мстит нам за его прикрытый навсегда бизнес, — Чимин мысленно проговаривает «бинго!», ликуя, когда гвоздь оказывается в его ладони, и аккуратно начинает царапать остриём скотч на запястьях, но чтобы этого не было слышно, продолжает говорить: — Знаешь, а ведь я могу умереть скоро. Типа, не от руки Тэхёна даже. Он, наверное, будет негодовать по этому поводу, хотя тут, скорее, с какой стороны посмотреть, ведь в данный момент любое движение доставляет мне мучения. — Что с тобой? — Джо отвлекается, совсем не следит за тем, что делает Пак, и это последнему лишь на руку в буквальном смысле. — Опухоль. Забавно, да? Мне осталось не так много, на самом деле. Технически, я уже овощ, а фактически пока всё ещё двигаюсь, — на руку и то, что Джо не шарит в медицине, как и сам Чимин, конечно, но он хотя бы осведомлён, на какой стадии ангиосаркомы человек действительно становится овощем, поэтому, в данный момент, запудрить альфе мозг — легче простого, как и навешать лапшу на уши о том, что он всё равно ничего не сможет сделать. — Поэтому, вряд ли сегодня и в ближайшее время я кому-то противник, ведь лишними движениями я делаю себе только хуже. — Мне жаль. Но ты ведь хотя бы можешь попытаться спасти своего любимого человека и его детей, разве нет? — Могу. И попытаюсь. Но что я могу сделать, когда привязан? Ничего. Джо над чем-то раздумывает, опустив взгляд в пол, что позволяет Чимину незаметно разорвать на запястьях скотч, и через минуту слышит: — Тогда я не стану мешать, когда ты всё-таки сделаешь это.***
MISSIO — Animal Stripped
— Знаешь, а ведь у тебя есть выбор, — Тэхён затаскивает омегу в комнату, захлопывая за собой дверь и закрывая её на ключ, который вскоре под пристальным взглядом пытающегося вырваться Чонгука кладёт в карман. — Точнее, я могу предоставить тебе выбор. Чонгук брыкается в чужих руках, что твёрдо ставят его на ноги в полный рост, и, окончательно психанув, выплёвывает язвительное: — Вертел я твой выбор! — За такую дерзость сейчас я тебя вертеть начну. Но для начала промоем твой рот с мылом, как я и хотел, — а Тэхён, как правило, слов на ветер не бросает и ведёт Чонгука в ванную, через которую можно пройти в комнату детей, вот только дверь закрыта, и явно не только внутри, но и снаружи, что омеге вовсе не на руку, хотя, дети вряд ли чем-то ему бы помогли — только испугаются пуще прежнего. — Какое выбираешь? Твёрдое с щёточкой или жидким с клубничкой будешь полоскать? — Себе рот прополощи, ублюдок! — Неверный ответ. Выберу на свой вкус, — и, конечно же, берёт жидкое. Чонгук противится, даже умудряется наступить со всей силы альфе на ногу, но тому хоть бы хны, он даже не морщится, лишь стиснув зубы со злости, и принимает тяжёлую артиллерию: одной ладонью с силой хватает его за и так ноющее от боли горло и придавливает к стене, второй, поставив мыло на бортик раковины, дотягивается до висящего на батарее пояска от халата. Скрутив ему руки, он садит омегу на рядом стоящий стул и привязывает к нему запястья за спинкой, нахально кривя губы в насмешке. Чонгук кроет его всеми возможными матами, даже не представляя, насколько сильно делает себе только хуже, но это старшего лишь забавляет, и тот, левой рукой с силой стиснув ему подбородок так, чтобы рот был открыт, хватает выбранное мыло и на пробу капает его на язык, заставляя глотать. Тэхён прекрасно знает последствия — от лёгкого отравления до ожога слизистой рта, но ему плевать, ибо за мучениями наблюдать приятнее. Чувствуя, как к горлу подступает тошнота, омега собирает во рту мыло со слюной и, дёрнувшись от руки, сплёвывает смесь на пол, хотя и хотелось бы в рожу этому мерзкому человеку. — Что — не нравится? Зато знать будешь, как ругаться. Надо было ещё раньше воспользоваться таким способом, потому что тяжёлая рука явно не преподала тебе урок. Пока омега отхаркивается от мыла, Тэхён закрывает в ванной слив, включает воду на всю мощность и, откупорив на бутылке дозатор, ухмыляясь, садится сопротивляющемуся парню на бёдра, тем самым блокируя попытки вырваться. И у Чонгука действительно не получается, ведь сам он весит едва ли шестьдесят, в то время как Тэхён под девяносто, благодаря накачанным в зале мышцам. — Я не гордый, знаешь ли, и перед каждой пыткой буду предлагать тебе выбор, потому что, поверь, оно того стоит. Либо ты смотришь, как я убиваю всех твоих родных, включая Чимина с родителями и даже беременного Ыну с Сонхва, либо, так как я не могу оставить детей без второго родителя, в отличие от тебя, который пытается запихнуть меня за решётку, я предлагаю тебе покинуть Корею вместе со мной. Твой лимит в пяти — на пятой отказываешься, и я выбираю оба варианта за тебя. Твой ответ? — Пошёл к черту, — сквозь зубы. — Неправильный ответ, — и, вновь сжав подбородок, вливает в открытый рот мыло прямо из бутылки, заставляя омегу давиться. Тот на стуле дёргается, из-за чего мыло, заполнив рот до краёв, выливается за пределы на лицо и на глаза, что начинают не по-детски щипать, словно это не мыло для рук, а разъедающая кислота. Чонгук жмурится, плачет, даже кричать не получается, потому что стоит попытаться, как мыло стекает по стенкам глотки, начиная жечь. Вырваться — вне его возможностей. Чонгук в безвыходной ситуации, а силы стремительно начинают его покидать. Вскоре Тэхёну надоедает, да и не убить он его пытается, а лишь преподать урок. Он швыряет бутылку в сторону и, проговорив, что омеге бы попить, буквально за секунду развязывает узел пояса, толкая отхаркивающегося парня к ванной, не нежно переворачивая его тело за бортики, до которых уже достала вода. Не притрагивается к нему, милосердно позволяя промыть глаза и горло, и пока наблюдает, вспоминает, как отец делал с ним всё то же самое из-за одной ошибки в написанном им диктанте по китайскому языку. Тэхёну было двенадцать. Разница была только в том, что отец не заставлял пить жидкое мыло — только вступивший в подростковую жизнь подросток лишь по одному строгому слову самостоятельно взял стакан с налитым туда мылом и начал пить, не зная последствий, ведь раз уж оно чистит руки от грязи, значит, и просто почистит желудок? Но как бы не так, и не знающий ничего альфа получил сильный ожог слизистой рта и аллергию, едва не умерев. То, что чувствует сейчас этот омега, — роскошные цветы. Когда Чонгук наконец промывает, по ощущениям, явно красные воспалённые глаза и боковым зрением, тяжело дыша, смотрит на севшего на стул альфу, его вдруг пробивает на смех, который того не трогает, никак не удивляет и не заставляет сжалиться. А омеге и плевать — он не может сдержаться, и только после пары минут, отсмеявшись, запрокидывает голову назад, зачёсывая мокрые волосы, и произносит в мгновение разозлившее Тэхёна «ты жалок». Его за шею грубо опускают в воду, заставляя давиться мыльной водой, и, хоть он вытащил пробку на сливе, вода из крана продолжает течь сильным порывом, не позволяя крупно убывать. Словно выкинутая на берег рыба барахтается, за скользкие и от воды, и от мыла бортики хватается, но не удерживается и едва не бьётся лбом о керамику, когда Тэхён окунает его всё глубже. Даже представлять не надо, какое довольное у того лицо от картины, представшей перед глазами, которую рисует сам, тем самым получая восторг. Чонгук не раз слышал о том, как тому нравится над ним издеваться, так что не трудно понять, что сейчас чувствует топящий его тиран, который, словно почувствовав, что парень начинает захлёбываться, поднимает из воды за волосы на затылке. — Допустим, это вторая пытка. Твой ответ всё тот же, я так понимаю? Но Чонгук даже вымолвить ответ не может, истерично хватая воздух и одновременно отплёвываясь от воды, и даже толком сказать ничего не успевает, как в воду его отпускают вновь. Он щипает за держащую его волосы руку, пытается ударить, вырваться, но всё тщетно. В горле появляются спазмы, вода кусает за лёгкие, сердце колотится, пульсацией отдаёт в ломящие виски, непередаваемый, по ощущениям, гул в ушах, щиплющие от мыльной воды глаза — всё внутри горит, становится тяжёлым. Чонгук на подкорке сознания понимает, что ещё пара глотков — и он отключится. Отключится навсегда. Тэхён не раз его топил. Во время каждого раза Чонгук всегда думал, что это конец, что он больше никогда не увидит своих детей, не услышит шум ветра и дождя; как Соён, будучи его защитником, никогда больше не обнимет сзади за шею и в ушко не шепнёт, что всегда будет рядом — он с лет трёх так делает; или как Изабель, которая никогда больше не накормит его конфетами и не попросит купить большой торт. У Чонгука в эти моменты море сожаления о потерянном времени, о том, что он не успел сделать и что сделал что-то не так — то, что привело его к этому самому моменту, когда он задыхается и даже не может себя спасти, заметно ослабевая. Но из-за того, что Тэхён не раз его топил, он знает, как вовремя его нужно вытащить, чтобы мозг не успел отключиться. И он вытаскивает. Дрожа от всего подряд, омега снова выворачивает из себя всю воду, одновременно подставляя ладони к текущему крану и набирая чистую воду, чтобы промыть глаза. Он даже не чувствует как таковой сильный страх, ведь привыкший и уже научен, и так же понимает, что очень много времени ему давать не станут, поэтому усердно моет глаза с явно лопнувшими капиллярами и снимает верхний отяжеляющий движения кардиган, оставаясь в футболке. — У тебя осталось всего три шанса, чтобы выбрать. Чонгук оттягивает время. Он знает, что Тэхён всё предусмотрел, и стоит ему согласиться на тот вариант, что подразумевает отсутствие каких-либо потерь, как тот сгребёт его с детьми в охапку и тут же увезёт по заранее составленному пути. Время нужно оттянуть максимально сильно, чтобы Чимин успел, а он чувствует, что успеет. Несмотря на то, что ему не ясна ситуация с его альфой и в каких условиях сейчас тот находится, омега впервые за долгое время верит и чувствует. Чонгук десять лет терпел издевательства и пытки, и уверен, что ещё три выдержит: и не такое было. Он видит, как альфа достаёт из куртки рацию и, зажав боковую кнопку, начинает говорить в неё: — Джин, всё готово? — В лучшем виде, — с лёгкими помехами слышится ответ. — Отлично, — Тэхён довольно лыбится, пристально смотря на омегу, и убирает рацию обратно. — Ну что, давай переоденемся и на немного запоздалый ужин? Вставай. — Чт- — Вставай! — рявкает, из-за чего Чонгук вздрагивает и на дрожащих ногах поднимается, ступая через бортик на скользкий от воды кафель. Тэхён выключает воду и ловит едва не упавшего из-за слабости омегу в свои колючие объятия, насмехаясь над тем, как упорно, несмотря на отсутствие сил, тот пытается вырваться. — Если не хочешь, чтобы я отстрелил тебе пальцы — прекращай дёргаться. Притихшего, на удивление, омегу Тэхён выводит из ванной и, посадив в кресло, подходит к шкафу. — Раз уж это ужин, тебе бы одеться поприличнее.Lana Del Rey — Body Electric
Когда старший открывает дверцы зеркального шкафа, Чонгук не смотрит на своё отражение — его внимание приковывает содержание внутри. Неприятный шок накрывает его с мокрой головой, когда он видит свои вещи. Не те, что он носит сейчас и которые лежат и висят в шкафу в их с Чимином и детьми квартире, и даже не те, что он привёз в чемодане на отдых, а именно те, которые он носил, когда жил с Тэхёном. Этот ублюдок забрал оттуда всё: вешалки с кардиганами и костюмами — спортивными и официальными, футболки и штаны, стопками сложенные в боковой части шкафа на полках, даже обувь, стоящую в самом низу под вешалками, и аксессуары, которые Чонгук особо-то и не носил. — Что наденешь? — обворожительно улыбаясь той же улыбкой, что и одиннадцать лет назад, спрашивает, повернувшись. Однако Чонгук молчит, сжавшись в кресле, что альфу сильно злит, и он тут же вытаскивает из-за пояса пистолет, стреляя в аккурат по стоящей на тумбочке вазе, из-за чего Чонгук вскрикивает, зажав уши. Ваза громко разваливается на сотни осколков. — Я задал вопрос и желаю получить на него ответ. Холодное оружие в руках этого человека — как раз то, что вызывает страх намного больше, чем какая-либо пытка чисто голыми руками. Парень знает, как тот способен им мучить, потому что уже удавалось наблюдать, как Тэхён медленно и мучительно отстреливал няне их сына пальцы один за одним, попадая ровно по фалангам. Та не уследила за трёхлетним Соёном на лестнице, и тот упал, в первый раз вывихнул себе руку, и это было при находящемся в доме Тэхёне. Соён не плакал, даже не понял, что случилось, а девушка зарыдала, когда поняла, что с ней будет, ведь её предупреждали, и кинулась к ребёнку, вот только альфа перехватил её и потащил во двор, даже не выясняя. Чонгук со слезами на глазах пытался его остановить, но охрана из трёх человек держала его на крыльце, не позволяя влезть. Девушку увезли на его глазах, та была живая, но от боли потеряла сознание. Тэхён пообещал, что оставит её в живых, но в дом она больше ни ногой. Вот только Чонгук не знает, что её прах развеян в лесу не так далеко от особняка, в котором они жили, а полиция по пропаже человека не приходила лишь потому, что Тэхён нанимает на работу исключительно сирот, не имеющих даже друзей — это удобно. — На т-твой вкус… — На мой вкус я бы пожелал, чтобы ты был голым. Могу обеспечить. Ещё больше Чонгук позориться не станет, поэтому под пристальным взглядом тёмных глаз встаёт с кресла и подходит к шкафу, слыша, чтобы он не забывал о том, что это будет ужин, пусть и запоздалый. Значит, что-то не повседневное. Дрожащими руками омега раздвигает вешалки с рубашками, понимая, что тут, впрочем, даже не все его вещи, и достаёт бардовую шёлковую, которую подарил ему Тэхён на день рождения, и его выбор явно того радует, потому как на талию одобряюще ложатся чужие ладони. Сглотнув и подавив желание скинуть их, Чонгук возвращает вешалку на специальный крючок и начинает выбирать низ, останавливаясь на кремовых укороченных брюках, которые альфа когда-то в приступе страсти со своей стороны срывал их с него, едва не разорвав, но всё же повредив замок, позже сделанный в швейной мастерской. Тогда Тэхён впервые не был дик и брал его не так жёстко, как это бывало обычно, а всё потому, что на работе случилось что-то очень хорошее. Под его одобрение Чонгук берёт выбранные вещи с некоторыми аксессуарами и прихваченным тёплым кардиганом до середины бёдер, и отходит к кровати, захватив и предлагаемое альфой полотенце, которым, раздеваясь, начинает обтираться. На облизывающий его тело взгляд внимания старается не обращать, спешно натягивая на себя вещи, но вскоре проблема возникает в рубашке, потому что у той пуговицы находятся на спине. Они есть и спереди, вот только не расстёгиваются, и Чонгук, смотря исключительно на лицевую сторону, совсем это не заметил, ибо ни разу эту рубашку так и не надевал. Тэхён, заметив его ступор, рысьей поступью подходит ближе со словами о том, что поможет, и младший уже не смеет отказаться от неё, поэтому надевает, поворачиваясь к тому спиной, в которую тот чисто от скуки вполне может вогнать нож, да так, что жизненно важных органов не заденет. Пуговицы альфа застёгивает так же медленно, и хоть Чонгук не видит, тот явно наслаждается шрамами, которые сам ставил, и не прогадывает, когда ощущает касание холодных пальцев на своей пояснице и вздрагивает от контраста. Тэхён разворачивает его за плечи к себе напряжённым лицом, когда заканчивает с пуговицами, и совершенно спокойно, будто в первый раз, исследует каждый сантиметр, сопровождая очередное ознакомление пальцами. Чонгук боится. Почти не показывает, но боится, что тот внезапно достанет нож и нарисует ему лезвием что-то из вон выходящее. Тэхён понимает, что одержим. Он одержим этим человеком напротив и хоть не любит, но одержим его присутствием, его чересчур детским природным запахом, который, на удивление, никогда не отталкивал, одержим чертами лица и родинками, которые сам имеет, как и их общий отец. Повзрослевший Чонгук — внешняя копия Тэхёна в подростковом возрасте. Ещё когда у дома увидел его, понял то, что в скором времени они станут очень похожими, и на подкорке сознания сразу захотел его себе не как брата, а как того, кем когда-то сам был в руках не биологического отца. Хотел его мучить, видеть все страдания, наслаждаться ими, словно вампир кровью; просто хотел себе игрушку в личное пользование. Как удачно вышло то, что этим ребёнком можно было манипулировать и дёргать ниточки как захочется. Любовь — это величайшее оружие, причём опаснейшее из всех. Тэхён никогда не любил и не полюбит, он на такие чувства не способен, и его передёргивает от того, на что готовы люди ради этой любви, ради тех, кого искренне любят всем сердцем. И он этим оружием воспользовался, получив то, что хотел. Даже заряженный у виска ствол не так страшен, как любовь. Он большим пальцем очерчивает чужую скулу, совсем небольшой шрам на ней, который заметил ещё при знакомстве, переходит к слегка подрагивающим губам, через которые проталкивает палец и за нижнюю челюсть, зацепившись за зубы, притягивает к себе рывком. Омега, явно не ожидав, едва не падает на него всем телом, но вовремя упирается ладонями в плечи. Цепляется не только пальцем, но и глазами за чужие, смотря пристально, словно безумец, потому что мысль о том, что этот человек — его брат, и бесит, и радует одновременно. Мешанина эмоций. Тэхён убирает палец, но заменяет его своими губами, перемещая руки на точёную талию младшего, впечатывая к себе вплотную. Тот хоть и не отвечает, но он наслаждается. Целует нежно, хотя хочется не то чтобы грубо, а просто сожрать парня целиком, ладонями сжимает тело несильно, хотя хочется до кровавых гематом, и на постель завалить хочет, прочувствовать жар этого тела изнутри, вот только их ждут. Уже хотел было отстраниться вновь с тем же вопросом на губах, но на поцелуй вдруг отвечают, и Тэхён скрывает своё удивление, вместо этого вталкивая в чужой рот проворный язык, начав очерчивать каждую неровность. Мысли на это мгновение пустеют, он даже не знает причины, с упоением вылизывая рот младшего и уже подталкивая его к постели, на которую вскоре кладёт спиной и нависает сверху. Чонгук и сам проявляет в поцелуе инициативу, всасывая его язык своими губами и слегка царапая зубами, и Тэхён забылся, сжимая его талию, и это вдруг играет против него, когда омега со всей дури кусает его за язык и нижнюю губу одновременно. Тэхён вовремя, чтобы не остаться без важного органа, отскакивает и наотмашь бьёт младшего по лицу, явно что-то ему разбивая, и едва не ноет от стрельнувшей боли, прижимая ладони к кровавому рту. Злость накрывает его с головой. Задушил бы, но вместо этого, чтобы не чувствовать боль, достаёт из кармана блистер с голубыми таблетками и, выдавив две на всякий случай, глотает с кровью вместо воды. Пока Чонгук прячет лицо в подушке, переворачиваясь на живот, Тэхён ходит по комнате и утробно рычит не своим голосом, сбивая с полок всё, что на них стоит. Тишина прерывается, и слышатся лишь звуки бьющегося стекла: под раздачу явно попадает и зеркальный шкаф, с громким грохотом падающий на пол. Чонгук плачет, в комок сжимается, осознав свою грубую ошибку, ведь изначально хотел потупить внимание, просто отвлечь альфу, но когда тот положил его на постель, и он почувствовал чужое выпирающее возбуждение — его накрыло. Он не мог этого допустить, больше нет. Вот только сейчас сделал только хуже, дав тигровой акуле тушу говядины, которую та разорвёт в мгновение ока. Комнату вдруг оглушает громкий смех, звук битья стекла же затихает. — Не каждый мог разбудить во мне истинного зверя, но, блять, ты это делаешь первоклассно. Мог бы, знаешь, и притвориться, потому что чем дальше, тем хуже, и если бы ты не сделал того, что сделал, я бы смягчился, уж поверь, — боль плавно отошла на самый последний план, и Тэхён её больше не чувствует, зато переполняет изнутри злость. Он хватает омегу за всё ещё влажные волосы, поднимая с кровати, смотрит в окровавленное из-за разбитого носа лицо, так же искривлённое болью, и, довольно улыбаясь, буквально по стеклам толкает к выходу, и немного жалея, что позволил надеть на ноги обувь: боится, что тот заболеет, что будет проблематично, когда они начнут покидать Корею, но при всём при этом, ещё кардиган на омегу накинуть успел. Открыв дверь, он спускает его вниз, мысленно желая столкнуть с этой лестницы через перила прямо на журнальный столик, и ведёт в кухню во флигель, где приятно пахнет ароматным мясом. Сокджин, колдуя там над ужином, сетует на то, что слишком долго они спускались, но получив в ответ сплошное ничего, уходит на улицу, оставляя их и двух находящихся здесь из охраны альф, в оба за всё глядящими; где остальные — Чонгук не знает, да и, честно говоря, не желает знать. Перед тем, как Тэхён сажает омегу за стол, он вновь задаёт интересующий его вопрос, но получив в ответ очередную отправку на три буквы, довольно хмыкает. — Понял тебя. Что ж, сначала поужинаем. Чонгук подозрительно осматривает два разных стейка, но потом вспоминает, что Тэхён любит миддл с кровью, в то время как сам он — хорошо прожаренный с хрустящей корочкой, кой и лежит на его тарелке, политый брусничным соусом. — Ты же помнишь, насколько Джин хорош именно в жарке стейков, вот я и попросил его приготовить, потому что не ел уже примерно часов пять. У нас впереди долгая дорога, так что ешь, — Тэхён берёт вилку с ножом и надрезает себе средний кусочек, сразу отправляя его в рот, и чуть ли не мычит от божественного вкуса. Отсутствие даже малейшего телодвижения напротив останавливает его от трапезы, и он задаёт вопрос: — Чего ждём? — Я не голоден, — лаконично отвечает Чонгук, хрустя под столом пальцами. — А мне плевать, ешь. Но младший не двигается. Тэхён резко достаёт пистолет, но выстрелить даже не успевает, потому что тот в сдающемся жесте резко поднимает ладони и лепечет о том, что он понял, и сразу берёт столовые приборы в руки. Оружие старший приземляет рядом по левую сторону, чтобы было на виду. Чонгук вытирает рядом лежащей влажной салфеткой кровь под носом и на рту, и принимается разрезать мясо на мелкие кусочки сразу, чтобы быстро отправить весь стейк в желудок и избавиться от назойливого поглощающего взгляда напротив, что сканирует каждое его движение. Когда уже за вторым кусочком следует третий, Тэхён строго просит не торопиться, потому что времени у них вполне себе достаточно, и радостно улыбается, когда Чонгук его слушает, медленно прожёвывая слегка волокнистое и немного жестковатое мясо свинины. Желудок сжимается из-за первого поступления еды, и омега понимает, что слишком голоден, поэтому есть не перестаёт, но и быстро это не делает: и чтобы альфу не злить, и чтобы насытиться одновременно. Он игнорирует горьковатый привкус, скорее, от маринада, и берёт в ладонь стакан с вишнёвым соком, на который указал Тэхён, дабы не подавиться. Сердце в груди непонятно от чего-то колотится как бешеное, и он смахивает это всё на страх. Не самые приятные эмоции вызывает и довольный оскал альфы, над чем-то веселящегося.Skeler — Tel Aviv
Когда больше половины стейка оказывается съедено, Тэхён вдруг заговаривает: — Вкусно? — Если я скажу «нет» — мне что-то будет? — Нет? Печально. Она бы расстроилась. Здесь есть женщины?.. — Кто — она? — поперёк горла вдруг встаёт ком. — Как — кто? Ты много женщин в своём кругу знаешь? До Дасом — твой психолог, — отправляя очередной кусок говядины в рот, отвечает он, а у Чонгука волосы дыбом встают. Он не удивлен, что муж знает о психологе, но… — Ты притащил сюда моего психолога? — Да. Правда, она долго брыкалась — упёртая оказалась. А теперь медленно сползает в твой желудок, уже не такая смелая. Флигель сотрясает заливистым смехом троих человек, в то время как Гук от осознания, что съел человеческое мясо, соскакивает со стула и, схватив мусорный контейнер для пластика, выворачивает желудок наизнанку, смешивая рвоту со слезами и соплями, одновременно чувствуя, как подступает истерика. Потому и мясо было свинина — не свинина, ибо горьковатое и слишком волокнистое, не совсем похожее на неё. Его трясёт, рвёт не по-детски, впервые в жизни настолько сильно, из-за чего хочется выплюнуть все свои органы. Он содрогается в рыданиях, стоя на коленях и склоняясь над контейнером, в которое периодически его всё ещё опустошает, и сквозь затуманенные пеленой слёз глаза видит пакет с вещами рядом с другим контейнером для отходов, из которого отчетливо чувствует запах знакомых духов Дасом. Он снова заливается слезами, по новой надрывая горло в очередном рвотным позыве и мысленно перед девушкой извиняется, хотя ей его извинения уже явно не сдались. Тэхён действительно забирает всех, кто ему не нравится, и всех, кто каким-либо образом пытается Чонгуку помочь, но единственного, кого он всё ещё не отправил на тот свет — это Чимина, и он понимает, почему: потому что муж хочет, чтобы он видел это своими глазами. Чонгук отказал, сделал больно, тем самым подписав его любимому человеку смертный приговор, а ведь могло всё обойтись без этого и даже без нынешнего момента, ведь старший сам сказал, что хотел было смягчиться, если бы не эта глупая ошибка. Он мог бы сохранить жизнь своему альфе, а теперь, как ни умоляй и на коленях ни ползай, сдирая кожу в кровь, не получится, хотя омега всё-таки готов попытаться. Он встаёт на дрожащих ногах, с трудом дотягиваясь до стакана в шкафчике, наливает из-под крана воды, даже не поворачиваясь в сторону фильтра, что стоит на столе за Тэхёном, и, по ощущениям, довольно долго полощет себе рот, периодически выпивая и снова склоняясь над контейнером. И только когда блевать становится уже нечем, он просто выпивает воду, чтобы заполнить желудок, и чувствует, как позади, нависая огромной чёрной тучей, встаёт его персональный ад. Тэхён носом впечатывается в его затылок, втягивая явный запах страха, привычно кладёт на любимую талию ладони, по-собственнически сжимая и не контролируя силу, из-за чего омега болезненно стонет, пытаясь его руки скинуть, да только не выходит. — За что?.. — единственное, что всхлипом гнусаво произносит Чонгук, прикрывая глаза и уже не чувствуя стекающих слез, что до этого щекотали щёки. — Потому что ты — мой, — в самое ухо шёпотом с последующим укусом. — Мой брат. Мой муж. Мой омега. Моя собственность. Моя одержимость. — Ты одержим не мной… ты одержим лишь насилием и властью… Ты болен, Тэхён. — И от этого больного ты имеешь двух детей, не забывай об этом. Дети без отца не смогут, Чонгук~и. Детям нужен отец. А тебе нужен я. Чонгук снова в ловушке. Быть может, птенцу никогда не вырваться на свободу?..***
Steven Higbee — Never Forgive Me, Never Forget Me
Намджун спускается в гараж и видит, как оттуда выходит Джоншин, которому он абсолютно не доверяет, но против Тэхёна не попрёшь — на месте Пака окажешься. Тот прикрывает дверь и в упор смотрит ему в глаза. — Я его вырубил, он слишком много говорил. — Отлично, меньше шума от него, — для достоверности Намджун заглядывает в застеклённое окошко, сделанное в двери, и видит бессознательно откинувшегося на спинку стула всё так же привязанного альфу. — Я свою часть договора выполнил. Не пора ли вам выполнить свою? — Это к Тэхёну. — Нет, я знаю, что к тебе, да и вряд ли он найдёт сейчас для этого время, развлекаясь с этой шлюхой. — Охохо, видно, и ты с этим малышом забавлялся. — Было дело. Неважно. Выполняй часть договора. Намджун толкает язык за щеку чисто по инерции и, наблюдая за Паком в окошко, достаёт свой телефон, набирая чей-то номер. Приложив динамик к уху, осматривает альфу напротив слегка непонятным взглядом и, пока слышит гудки, решает всё же высказаться: — Не похож ты на альфу, вот честно. Будь ты омегой, возможно, даже заинтересовал бы меня. — Но я не омега, и слава богу, тебя не интересую, как и ты меня, — не пальцем деланный, Джоншин всегда может ответить и сейчас даже не боится получить от этого человека по морде, хоть тот и может — видно. Тот усмехается, и в следующую секунду в динамике слышится чей-то голос. — Ого, ты знаешь, как с первого раза брать трубку. Я удивлён. — Как бросать тоже. Чё надо? — Ну и острый же у тебя язык, До. Оставляй мальчонку в номере и дуй к себе. За ним приедут. Нельзя, чтобы тебя видели. — Принято. Убрав телефон в карман брюк, Намджун кивает в сторону, мол, уматывайся, но прежде, чем Джо делает шаг, повторяет тоже самое, что говорит всегда Тэхён: — Если кто-нибудь из ментов или агентов о нас узнает с твоих уст, поверь мне — сына будешь находить по частям. — И без тебя догадался, — альфа выхватывает из чужой ладони ключи от своей тачки и набегу скрывается из этого места. Он сделал всё, что было в его силах, теперь нужно спасать сына и самого себя. Намджун шмыгает носом и открывает дверь в старый гараж, отныне сделанный просто под мастерскую, ибо ворота для въезда с парковки здесь заблокированы, и без руки мастера вновь не откроются. Сидящего на стуле с разбитым носом он окидывает мимолетным взглядом и обходит стоящий посреди помещения ящик неизвестного происхождения, оставшийся здесь после старых владельцев коттеджа, и на котором явно часто что-то делали, и подходит к стене, с висящими на ней инструментами — прям его мечта, ибо Намджун любитель покопаться в тачках и измазаться машинным маслом. Он осматривает в руках каждый инструмент чисто от скуки: угловая шлифовальная машина, шуруповерт, сварочный аппарат на столе оглядывает со стороны на новизну, крутит в руках гайковерт и подбрасывает несколько гаек, ловя их налету. И вскоре ему на телефон приходит сообщение от Джина, которое он открывает, прежде посмотрев в сторону стула, где всё так же ничего не изменилось. «Этого нужно будет минут через десять поднять наверх» — гласит оно, и альфа отправляет в ответ «Ок», свернув вкладку с чатом. Положив телефон на стол, он поворачивается всем корпусом к Паку и застывает, увидев стул пустым с обрывками скотча и испачканный кровью валяющийся гвоздь. Рука тянется к пистолету, находящемуся за поясом джинс, но не обнаруживает, и стоит ему обернуться на шорох позади, как по виску прилетает чем-то тяжёлым, а свет перед глазами сгущается тьмой. Тело грузным мешком валится на пыльный бетон, и последнее, что видит Намджун — это нависающего над ним Пак Чимина с одной единственной на полных губах фразой. «Игра началась».Ни один удар, кроме солнечного, не должен оставаться без ответа. Мохаммед Али.