На краю

      Вообще, Марии сразу не понравилась мысль об индивидуальных занятиях. Что ещё за новость? Третьякова и без того редко на уступки идёт, а они с Лукиной возненавидели друг друга с первого дня. Да что там? С первой секунды. Как только столкнулись лбами. По крайней мере, Мария напряжение точно чувствовала. Или это такое своеобразное проявление любви со стороны Лауры? Теории были самыми разными: от абсурдных до вполне вероятных, да и возникали примерно в тот момент, когда Третьякова сидела дома на кухне, то и дело поглядывая на часы. Лукина пунктуальностью не блещет и не славится, но извиняться явно не будет, предпочитая отпустить ещё одну едкую шуточку в адрес ученицы. Хотя, относительно того, что было, женщина глобально потеплела.       Часы пробили семь тридцать вечера. Лаура задерживалась уже на сорок минут. С каждой минутой становилось не по себе: мало ли, что могло произойти? И стоит Марии довести себя до этой мысли, как слышится громкий стук в дверь. Третьякова без особого энтузиазма плетётся открывать, умудряясь ещё сопровождать это все фирменным молчанием. Распахнув дверь, девушка ужаснулась: Лукина в мокром насквозь чёрном плаще и кровью на губах. Уголки уст опущены, а взгляд по неведомой причине пуст, и Мария тут же спешит впустить преподавательницу, сопровождая ее на кухню.       Оказавшись в обители дивных запахов и вкусных блюд, Лаура опускается на стул без особой помощи, в которой, к слову, и не нуждается, попутно вытаскивая из сумки книги по высшей математике. Однако Третьякову, кажется, сейчас предмет не волнует совершенно. Девушка, выудив из ящика маленькую аптечку, достаёт перекись и вату, приближаясь к Лукиной.       — Кто это вас так? — обеспокоено спрашивает Мария, аккуратно прикладывая намоченную перекисью вату к месту ранения. Лаура недовольно шипит, отшатываясь, но Третьякова настойчиво хватает женщину за затылок, прижимая кусочек ваты вновь. Лукина оставляет попытки бегства, но остаётся напряженной, словно натянутая гитарная струна.       — Тебя это не касается, — отчеканивает Лаура, закатывая от злости глаза и прожигая девушку взглядом. Однако Мария, заглядывая в небесно-голубые очи, совершенно отказывается принимать тот факт, что перед ней деспот и тиран. В глазах по-прежнему хочется тонуть, и девушка с неким ужасом ловит себя на этой мысли, осознавая, что думы совершенно глупы, а мечты – вовсе несбыточны. Все это сказки, не иначе. — Доставай тетради, будем заниматься, — продолжила Лукина, буквально выхватывая из рук девушки вату. Третьякова, тяжело выдохнув, переборола непреодолимое желание поцеловать женщину в макушку, словно пожалев, и направилась в другую комнату, ненадолго покидая кухню. — Нашлась тут… Мать Тереза, — не унималась Лаура, бросая колкие фразы ученице вслед. Благо Мария не слушала и вернулась спустя пару минут, когда на кухонном столе были разложены все учебники и методички, задачи из которых преподавательница чрезвычайно любила. Особенно на четвертных контрольных.       — Чай, кофе? — предложила Третьякова, попутно садясь за стол и переводя взгляд на женщину. Лукина вновь закатила глаза, поправляя очки и весьма громко проворчала:       — Ты мне ещё потанцевать предложи. Усядься уже наконец, — с привычной грубостью проговорила Лаура, листая учебник и пробегаясь глазами по страницам. Мария, ухмыльнувшись, кивнула, и дамы наконец смогли приступить к предмету.       Индивидуальное занятие продлилось около полутора часов, и всё это время Третьякова не сводила взгляд с губ Лукиной, будто пытаясь выискать причину ранения. Юный следователь. В любом случае, каким бы характером женщина не обладала, желание помочь и проникнуться не пропадало. С другой стороны: если взрослый человек не может помочь себе сам – чем сможет Мария? Эта мысль была словно контрольным выстрелом в самое уязвимое место. Лаура, тяжело вздохнув, подперла голову рукой и заметно поникла, пока Третьякова, уперевшись взглядом в тетрадь, решала пример средней сложности. Уловив вздох, девушка медленно подняла взгляд на Лукину.       — Все в порядке? Вы можете сказать, что произошло? — проговорила Мария, чуть подаваясь вперёд, и аккуратно положила ладонь на руку женщины. Лаура проследила за жестом, отчего девушка медленно убрала ладонь, с неким стыдом опуская глаза в пол. — Простите, Лаура Альбертовна, я…       — Ты фантастическая, Маша, — проговорила Лукина слабо улыбаясь, отчего Третьякова подняла взгляд и ухмыльнулась. Однако женщина вмиг оскалилась, продолжая: — Фантастическая дура. Неужели ты думаешь, что я буду отчитываться перед школьницей? Знаешь больше меня, как жить.       — Нет, не знаю. Но хочу и могу помочь, — уверенно парировала Мария, хмыкая и поднимаясь со стула. Тот с грохотом отлетел в стену, и Лаура сощурилась, сжимая ладонь в кулак с такой силой, что костяшки побелели, словно ствол березы. Третьякова, обернувшись к женщине спиной и уперевшись руками в подоконник, сжала челюсть, стараясь умерить пыл, который, увы, очень хотелось выместить не только словесно, но и физически. За окном все тихо и безмолвно: тусклый, серый город, привычный дворик, освещённый лишь приветливо моргающим фонарем, причём едва ли не одним на весь квартал.       — Чем? Советом? — подливает масла в огонь Лукина, не оборачиваясь и не питая страсти вновь увидеть девушку. Обе озлоблены, не столько друг на друга, сколько на собственный гнев и неумение его сдерживать. Казалось бы: абсолютно чужие люди, не имеющие никакого отношения к проблемам друг друга. Но почему-то хотелось проникнуться и узнать: что же там, за маской? У Марии – натянутой сквозь сковывающую боль, кровь и пот улыбку; у Лауры – банальная ненависть ко всему ее окружающему, словно защитная реакция. Что там – внутри? Великие чувства и запылённая полка несбывшихся, но бережно хранимых мечт? Или иглы, едва ли не проросшие насквозь? — Маша, не глупи. Не трать единственную молодость попусту, — продолжает Лукина, выдержав короткую паузу. — Нам уже никто не поможет.       — Нам? — переспрашивает Третьякова, наконец оборачиваясь к женщине и задумчиво сводя брови к переносице. Лаура взгляд не поднимает, прикусывая язык и явно жалея о том, что сболтнула лишнего. Сейчас начнутся выяснения и очередная головная боль, которой и без Марии весьма предостаточно. — Лаура Альбертовна, не молчите. Я ведь не отстану.       — Я поняла уже, — произнесла Лукина на выдохе и таки подняла глаза на девушку, будто взвешивая все "за" и "против". Действительно ли нужно ей знать всю правду? Знать то, что Лаура так старательно и тщательно скрывает, умалчивая о самом важном? С другой стороны, банальная боль и желание выговориться уже льются через край, заполняя собой все окружающее. Теперь она гораздо чаще срывается на ни в чем неповинных учеников, что просто пытаются узнать домашнюю работу. Даже коллеги, перешептываясь на большой перемене, стали отмечать, что раньше Лукина была совершенно другой. Не такой чёрствой, как засохшая буханка тёмного хлеба. Только Третьякову, очевидно, не волновало мнение окружающих. Всю информацию, что крутилась вокруг, Мария успешно пропускала мимо ушей, предпочитая разгребать свои проблемы, попутно суясь в чужие. А что? Люди без поддержки остаться не могут, какую бы ересь не сотворили – таков закон девушки. Лаура уже очень долго сверлит ученицу взглядом, отчего та с неким испугом поглядывает на преподавательницу. Очнувшись, Лукина продолжила: — Нет. Забудь. У меня все хорошо, поняла? — проговаривала Лаура, попутно поднимаясь со стула и бездумно кидая учебники по собственному предмету в сумку. Мария, недовольно цокнув, резво подошла женщине, препятствуя действу, и спросила:       — Вы торопитесь?       Лукина, пробежавшись по девушке взглядом сверху-вниз, вновь закатила глаза, отвечая:       — Смотря что ты хочешь.       — А давайте по чашке чая? М? Мать недавно из Индии привезла такой… С ума сойдёте! — убедила Третьякова, улыбаясь и ныряя в шкафчик за коробочкой с рассыпным чаем. Лаура села обратно и, поставив сумку на соседний стул, стянула с себя очки, проговаривая:       — Да, Маша, с тобой я точно сойду с ума. Только ты мне врешь. Не была твоя мама ни в какой Индии. Максимум – у подруги за МКАДом, — парировала Лукина буквально на одном дыхании. Мария обернулась и едва ли не выронила коробочку чая из рук. Значит, разговаривали они вчера не только об успеваемости Третьяковой… Значит ли это, что теперь перед Лаурой раскрыты все тайны Марии? Загадка. Лукина то свои таит. — Впрочем, не важно, — продолжает женщина. — Давай уже свой чай, и мёртвого уломаешь…